Тут же поспешу заметить, что творцом доктрины (по определению младороссов) столь привлекательного для них по многим чертам "Третьего Рейха" был А. Меллер ван ден Брук, личность, почти незнакомую современным историкам. Но именно он был создателем государственной идеологии НСДАП, хотя, как ни парадоксально, никогда не имел никакого отношения к основателям партии. Меллер ван ден Брук вновь начал рассматривать государство как сложный феномен, бытие которого определяется не только логикой становления и развития, но и иррационализмом событийности. Либерализму с его упрощенным видением мира он противопоставлял консервативное восприятие государства. Настоящий консерватизм, по его мысли, может и должен быть охарактеризован и представлен как "новое творчество, укорененное в истории". При этом философ утверждал внутреннее родство консерватизма с революционностью, которая "разбивает самодовольную рациональность либерализма, и, творя историю, двигает вперед, хотя бы даже вопреки собственному намерению, все тот же единый поток жизни, который в конечном итоге неизбежно историчен, "консервативен^".
В сущности, здесь консервативный революционер говорил, как представляется, об органической демократии, в которой народ рассматривается как качественная и органическая общность, укорененная в истории и обладающая своими духовными, культурными, национальными и политическими характеристиками-константами и участвующая в строительстве своей судьбы, своего будущего.
В сущности, для понимания темы следует привести слова Константина Николаевича Леонтьева, для которого идея государственности связывалась с феноменами развития и охранительства. Размышляя на эту тему, он писал, что развитие любого государства "сопровождается постоянно выяснением, обособлением свойственной ему политической формы; падение выражается расстройством этой формы, большей общностью с окружающим… Форма есть деспотизм внутренней идеи, не дающей материи разбегаться". Смена форм, начавшаяся в XVIII–XX вв. вследствие эгалитарно-либерального процесса, по Леонтьеву, возможно, и полезна для вселенной, но не для длительного сохранения самих отдельно взятых государств. Исходя из своей теории трехэтапного исторического процесса – эпической простоты и патриархальности, сложного цветения, вторичного смешивания и упрощения с последующим разложением и гибелью – Леонтьев подчеркивал, что в начале третьего этапа "в смысле государственного блага все прогрессисты становятся неправы в теории, хотя и торжествуют на практике… Все охранители и друзья реакции правы, напротив, в теории… ибо они хотят лечить и укреплять организм… Они все-таки делают свой долг и, сколько могут, замедляют разложение, возвращая нацию, иногда насильственно, к культу создавшей ее государственности. До дня цветения лучше быть парусом или паровым котлом; после этого невозвратного дня достойнее быть якорем или тормозом для народов, стремящихся вниз под крутую гору, стремящихся нередко наивно, добросовестно, при кликах торжества и с распущенными знаменами надежд".
Эта диалектическая формула придает совершенно иное звучание и оттенок трагизма штампованным характеристикам сложнейших понятий бытия. Рассуждения же по известной проблеме органической демократии представляются несколько надуманными, в чем-то утопичными, может быть даже банальными в своей простоте и известности. Столь широкий спектр не согласующихся определений вызван у меня, прежде всего, "чувством" игры в понятия, чем так часто "грешат" философы. Причем доказать спорность их положений достаточно трудно: все остается будущему. Если же обращаться к опыту прошедшего времени, замечу, что история человечества дает мало шансов говорить о некоей органической демократии. И чтобы поставить точку, прошу вспомнить гегелевское определение действительности. И все же русская молодежь, младороссы, прежде всего, думали о будущем. Сама величественная история России утверждала их в вере в ее великое будущее, в ее предназначение сыграть спасительную роль для всего человечества. Будучи русскими до мозга костей, они считали, что любовь к Родине или русский национализм, проявляется в характере, чувстве долга, в пренебрежении личным, в подчинении личности государству, обществу, его интересам.
Вдумываясь в мысли творцов и сторонников революционного консерватизма и органической демократии, можно заметить, что они весьма талантливо и удачно "схватили" суть исторического процесса. Те же самые принципы органической демократии нашли свое воплощение в программных установках младороссов, обозначавших Россию в форме монархии трудящихся. Тем не менее… Если задуматься над теорией революционного консерватизма, то она, в сущности, представляет собой настолько широкое поле для мысли и истории, что может быть использована для доказательства своей правоты людьми самых различных взглядов и положений в обществе. Здесь могу сказать одно – сторонники революционного консерватизма будут всегда настаивать на примате ценностей прошлого, испорченных или забытых настоящим.
"Возвращаясь в фашизм" скажу, что для младороссов можно было с соответствующими поправками иметь свой "символ веры". Но прилагательное "фашистский" уже было неприемлемо: установки гитлеровской Германии "испортили чистую идею". Кирилл Елита-Вильчковский, отвечавший за политическую подготовку младороссов, в своей лекции, опубликованной в 1935 г. писал: "… национал-социализм в теперешней его форме идейно противоречит фашизму: универсальную идею фашизма он подменяет идеей расовой, разделяющей человечество. Он возвел физический признак крови в высшую ценность, расовые свойства – в мерило этики, морали, даже религиозной жизни. Христианскому идеализму и всем исканиям социальной справедливости фашизма и коммунизма он противопоставляет расовый эгоизм. Итальянские фашисты не даром называют его "сатанинским фашизмом", "фашизмом наизнанку"… Как бы то ни было, фашизм в его нынешнем виде далек от того, который мы в свое время так горячо приветствовали. Нынешний фашизм не только не противопоставляет себя германскому национал-социализму, но, наоборот, подчеркивает свою идейную с ним родственность. С фашизмом отождествляют национал-социализм уже не противники фашизма… а наоборот его сторонники. От национал-социализма фашизм перенял его расовую доктрину, и даже культ голубоглазых блондинок". "Эта доктрина, научно совершенно беспомощная, не только снижает самый уровень фашистского мышления, но и лишает фашистскую идею ее духовности и ее универсальности… Национально-расовый эгоизм, возведенный в принцип, оказывается в резком противоречии с христианским учением и христианской моралью. По примеру национал-социализма фашизм склоняется к отрицанию этой морали, как морали слабых, незаметно подменяя ее культом силы и ненависти, укрепляющей национальную сопротивляемость. Благо государства объявляется высшим благом, и польза государства оправдывает все средства. Соображениям целесообразности подчиняются все другие соображения… В союзе с фашизмом, прикрытые фашистской поддержкой, оказываются пораженцы и мракобесы. Наоборот, движения и группы, близкие прежнему фашизму, и ему дружественные, подвергаются не только травле, но иногда и преследованиям".
Например, Жорж Валуа, создавший в середине 20-х гг. первую французскую фашистскую организацию "Фасции", умер в концлагере °.
В конце своей "защитительной речи", главный политрук утверждал: "…младороссы приветствовали фашизм, пока видели в нем, если еще и не совершенный синтез между духовным наследием старой Европы и требованиями нашего времени, то, во всяком случае, попытку такого синтеза, попытку переоценки ценностей, позволяющей, сохранив подлинно ценное, отбросить ложное, устаревшее или загнившее, попытку взглянуть на мир менее предвзято, более реально, с большей высоты… Так называемые фашистские державы оказываются с точки зрения младороссов враждебными, лишь, поскольку они поддерживают анти-русскую политику, прикрытую идеологией анти-коминтерна. В своей внешней политике младороссы не знают никаких предвзятых "фильств" или "фобий" и руководствуются лишь интересами РОССИИ… в плане идеологическом: ни фашизм, ни антифашизм, а младоросскость, а в плане внешнеполитическом: одно мерило – интересы России".
Со своей стороны, хотел бы подчеркнуть следующее: во первых, идея, теория и практика, почти никогда не представляют собой органическую триаду, во вторых, наличие множественных толкований "универсальных" учений вело к их поляризации.
Революция, эволюция, революция
Свободно фланирующим по улицам европейских городов молодым людям, вероятно, было по сердцу читать строки Герберта Уэллса из его выступления в Лондонской школе политической экономии, как будто обращенные к ним и заставляющие сладко замирать от гибельного восторга: "Мы живем в цивилизации, которая очень быстро распадается. Судьба, ожидающая многих из вас, молодые люди, быть может, ужасна. Вы, может быть, будете убиты, изувечены, избиваемы, обречены на голод, но одно, несомненно: вам некогда будет скучать. Мир, такой, каким мы его знаем, разваливается на глазах. Каждую неделю что-нибудь низвергается или сокрушается, и нет возможности сказать, до какого предела дойдет это крушение". "Как во времена Ноя вам надо строить ковчег". Для младороссов, видимо, было ясно, что этим кораблем может быть только пересозданная по новым революционным принципам советская Россия, монархия трудящихся.
"Революция 1917 года, – писала "Младоросская искра", – уравняла все слои русской нации НА ОДНОМ ПРОЛЕТАРСКОМ УРОВНЕ. Этого результата она достигла ценой гражданской войны, террора, принуждения и ликвидации целых классов. В итоге, к 1930 году РУССКАЯ НАЦИЯ ФАКТИЧЕСКИ СТАЛА НАЦИЕЙ ПРОЛЕТАРСКОЙ.
Пролетаризированная русская нация стремится всеми своими силами к лучшей жизни, к духовному просветлению и к материальному благополучию. Из этого стремления нарождается РУССКАЯ НАЦИОНАЛЬНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ.
РУССКАЯ НАЦИОНАЛЬНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ БУДЕТ СОВЕРШЕНА ВО ИМЯ СОЦИАЛЬНОЙ СПРАВЕДЛИВОСТИ. Новое расслоение русской нации неизбежно, но новые социальные слои образуются не сразу. Русская нация не сразу утратит свой пролетарский облик. БУДУЩЕЕ РУССКОЕ ГОСУДАРСТВО В СИЛУ ЭТОГО НЕ МОЖЕТ НЕ БЫТЬ НЕ ПРОЛЕТАРСКИМ.
Русская национальная революция даст русскому пролетарскому государству монархическое возглавление. БУДУЩАЯ МОНАРХИЯ МОЖЕТ БЫТЬ ТОЛЬКО МОНАРХИЕЙ ПРОЛЕТАРСКОЙ, так как только пролетариат может быть для нее социальной базой".
Конечно, при чтении этих своеобразных тезисов отчетливо чувствуется желание построить "новый дом", но… служение нескольким господам-идеям обычно заканчивается фиаско. Но с младороссам этого печально-насмешливого исхода удалось счастливо избежать уже по причине их способности делать выбор, идти на компромисс, даже на отвержение прошлых задач – делать все, но только не застывать в догме, а двигаться к Родине.
Да, у них, как, впрочем, у всех революционеров и их критиков, есть осознание пробудившейся мощи пролетариата. Они отдают ему должное, но "забывают" упомянуть о том, что пролетарская база государства, даже в форме монархии, плохо и трудно может сочетаться с принципами консерватизма, иерархичности, органичности. Их крик о пролетариате или гимн ему следует воспринимать не только как своеобразную дань уважения новой России, но и через призму причастности их самих к этому социальному феномену – многие работали на заводах и фабриках, трудились в мастерских и пр. Поэтому им была понятна формула ниспровергателей старого мира, нашедшая, кстати, свое отражение в надписи на одной из стен московского "Метрополя". Прочтите. Весьма поучительна.
Но мне все же не ясна духовная составляющая "новых небес". Монархия? Слишком вульгарно. Религия? Зачем она нужна тому, кто осознал себя силой? Беда младороссов в том, что при всей ясности излагаемых мыслей, они как-то не находят нужным довести свое видение той или ной задачи, проблемы до логического завершения, что чрезвычайно утяжеляет задачу исследователя. Короче говоря, дым декламаций скрывает зачастую пламя мысли.
В 1934 г. Казем-Бек в статье с символическим названием "На переломе" (Бедная Россия: все ее бытие связано с бесчисленными "переломами". А толку?! Но может быть, поэтому и нет? – В. К.) низал слова: "Русская революция обусловила возникновение фашизма в Европе (скорее, Версаль. – В. К.)… Совершенная во имя интернационала, октябрьская революция подняла огромную волну национализма (а революций? Нет? Не было ни в Германии, ни в Венгрии? – В. К.), совершенно так же как февральская революция, опиравшаяся на принцип либерализма, оказалась прелюдией к упразднению свободы. Русская революция на первых своих этапах ознаменовала лишь предсмертные судороги старого мира. И лишь в дальнейшем развитии своем подошла она к порогу нового мира. Новый мир уже родился. Он уже создал новую психику, новые идеи, новую породу людей. Фашизм есть первая успешная попытка оформления нового мира. В этом корень и причина универсальности фашизма (в чем конкретно? Искать ответ у Мора или у Кампанеллы? А может быть у Платона или
Макиавелли? Может быть, это усредненность, даже героическая усредненность, готова поглотить все! – В. К.). Русская революция, благодаря опыту которой стал возможным в Европе фашизм, сама еще не завершила своего развития. Она не создала еще того социально-политического строя, который соответствует ее сущности. Она дошла до своего перелома, являющегося переломом судьбы всего человечества. Весь мир подошел к развязке. Начавшаяся в международной жизни неразбериха, когда все поставлено под вопрос… не случайное явление. Эта неразбериха есть внешнее проявление кризиса, вызванного в мире кризисом русской революции (что не сумела взять Европу штурмом? – В. К.). "Русская история имеет значение мировой исповеди", сказал Хомяков. Кризис русского сознания и русской совести есть предельно актуализированный, доведенный до крайнего напряжения кризис общечеловеческого сознания и общечеловеческой совести (??? – В. К.). От исхода русской революции зависит судьба человечества (от Великой французской тоже зависела, и что же?! И слава Богу, что судьба человечества определяется и не Робеспьером, и не Наполеоном Бонапартом – В. К.). Русская революция будет продолжена и завершена русской нацией… Продолжение революции означает изживание первоначальных ошибок и увлечений, за которые наша нация заплатила дорогой ценой. Завершение революции означает восприятие новых идей, соответствующих огромному сдвигу и исполинским силам величайшей нации земного шара".
Продолжая тему революции, А. Л. Казем-Бек заявлял, что "для националистов вопрос становится не о борьбе с новым человеком, а о замене возглавления". Соответственно "создание базы мировой революции" неотделимо от "народного строительства", а "всемирность русской души" от интернационализма. При этом, конечно, определяющая роль принадлежит ленинскому "барометру нации" – молодежи, о которой лидер младороссов в 1931 г. писал: "Милитаризм, государственничество, преклонение перед твердой властью – таковы основные черты политического сознания советского молодняка. Никакая сентиментальность, никакой "гуманизм", никакое вегетарианство им не приемлются. Пока в коммунизме она видит "твердую власть", советская молодежь будет прощать ему то, что ей в нем претит. И, в случае нужды, она будет за него голосовать… за окончание пятилетки, за успех социалистического строительства, за существующую власть, которая постепенно становится властью их сверстников".
Все верно, за исключением слов "прощать" и "претит": партия всегда права, а с теми, кто был недоволен – а им мог быть только враг – поступали согласно революционному принципу – "если враг не сдается, его уничтожают".
Пожалуй, самым трудным для младороссов было со сроками "изживания коммунизма" и соответственно с началом мирной национальной революции. Любые срывы, промахи, неудачи в пятилетках воспринимались ими как знак приближения желанных изменений. Так, в 1931 г. Информационный центр Союза младороссов в "Младоросской искре" заявлял: "Поскольку изживание коммунизма идет быстрыми шагами, и нарождаются преемники коммунистической партии – национальная революция уже начинает совершаться и дни национального переворота близятся".
В сущности, эта тема горизонта, бесконечного приближения, позволяла поддерживать, даже горячить надежду на скорейшее возвращение домой. Однако само время рассматривалось как некий неопределенный феномен, весьма растяжимый и неконкретный, но позволявший революцию перевести на рельсы эволюции. Даже тоталитарность большевистской власти, после спада надежд на революцию, была поставлена на службу эволюции.
Так, Казем-Бек писал в 1935 г.: "Современные тоталитарные режимы во избежание революций, которые могут уничтожить их достижения, должны стать на путь политической эволюции. В частности, тоталитарный строй, созданный вокруг коммунистической партии в России, вынужден постоянно приспосабливаться к изменяющейся обстановке, эволюция которой независима от него, и которая определяет его собственную эволюцию… одно из поучений, вытекающих из опыта тоталитарных режимов как коммунистический, фашистский или национал-социалистический, заключается в том, что эти режимы сами в себе несут зерно будущих дифференциаций… задача политики в том, чтобы эти будущие неизбежные дифференциации не обернулись распадами, чтобы неизбежные изменения не разрушили политического единства, а лишь видоизменили бы его формы и характер, чтобы сами эти изменения совершились под контролем ответственных представителей государства, а не совершались против них, одним словом, чтобы спуск произошел на тормозах, а не превратился в прыжок в бездну".
В общем, здесь пересказ многих известных мыслей, в том числе и К. Н. Леонтьева, о сути задач настоящего государственника и охранителя. Одно только продолжает быть непонятным: дифференциацию /эволюцию будет определять в нашем случае Сталин? А небольшие изменения сведутся к провозглашению вождя всех народов царем? Безусловно, все это выглядит довольно топорно. Однако сама незавершенность, даже некоторая алогичность построений в конкретике происходившего рождает много вопросов, хотя основная мысль автора ясна. Именно она довольно давно занимала умы младороссов. А Сталин? Что Сталин! Еще в 1932 г. "Младоросская искра" в подтверждение своих идей о "временности" Сталина поместила любопытную выдержку из "Социалистического вестника", чей московский корреспондент, передавая обывательские слухи и разговоры о скорой смене Сталина "мужицким царем" Ворошиловым, который "и родом… свой… не то что "жидюга" Троцкий или "капказец" Сталин", утверждал, что, в конечном итоге, все свидетельствует только об одном – возврате к царю или к "хозяину", который сможет навести должный порядок.