А какова была позиция и теория младороссов? В январе 1939 г. А. Казем-Бек писал в статье "Решаем украинский вопрос", что возникновение украинского вопроса следует отнести ко временам походов Батыя на Русь, когда в 1240 г. им был разорен стольный Киев. С тех пор юго-западная Русь стала "превращаться в многострадальную "украйну"… Судьба нашей "окраины", бывшей в свое время колыбелью и оплотом нашей государственности и нашей культуры, заслуживала не только большего внимания. Она заслуживала и преклонения… От имени русского национализма мы обязаны признать за украинским народом право на культурную и государственную самостоятельность в общих пределах нашей общей же Империи… Задача русского национализма не только в том, чтобы препираться и торговаться с национализмом украинским, а в том, чтобы оказать этому последнему решительную поддержку. Выступая от имени имперского единства, русский народ должен принять на себя все требования украинского народа и братски разделить с ним борьбу за осуществление его стремлений. Именно в этом и ни в чем другом смысл нашего утверждения, что украинский вопрос будет решен только народами нашей Союзной Империи в соответствии с геополитическими нуждами и духовно-политическими целями их великого собрата, украинского народа. В существовании Союзной Империи, раскинувшейся на востоке Европы и на севере Азии, заключен источник таких необозримых ценностей, такого неограниченного богатства и такой неизмеримой силы, что покушение на целость этого в прямом и лучшем смысле Евразийского мира должно признать величайшим преступлением против каждого в отдельности и всех вместе взятых народов, составляющих этот мир… Из… отрицания сепаратизма не может проистечь отрицание прав на самостоятельность народов нашей имперской семьи, нашей Восточной "Лиги наций", – единственного органического, естественного и целостного союза народов… Отрицая сепаратизм, мы отрицаем и все виды централизма в нашей гигантской стране. Централизм может только истощать и связывать силы таких гигантов. Огромность территориального тела становится источником не силы, а слабости, если это тело не организовано во всех своих частях, проявлениях и, если угодно, измерениях. Самостоятельные государства с нормально развитым национальным сознанием, организованные в наднациональной Империи, – такова "формула" великой державы завтрашнего дня". Умение красиво излагать свои мысли у А. Л. Казем-Бека здесь сочетается с некоторой недоговоренностью, неконкретностью. Тем не менее, предлагаемое им "римское" решение не допускало "раздела имущества".
Именно этим зачастую занимались в эмиграции: само русское общество с его различными организациями и структурами делилось на два ярко выраженных крупных лагеря – "пораженцев" и "оборонцев". Первые видели возможность свержения большевизма и, соответственно, освобождения страны в интервенции. Вторые защищали тезис о том, что какая бы ни была власть, но Родину необходимо защищать. Наиболее последовательными сторонниками лозунга "Ни пяди русской земли" выступали младороссы. Политическая программа "Союза младороссов" с их коронным лозунгом "ни белые, ни красные, но русские" представляла собой смесь монархизма с социализмом, круто замешанном на итальянском фашизме. С именем И. И. Толстого – активного деятеля в "Союзе младороссов", где он был политруком, что страшно шокировало многих эмигрантов – связана обошедшая страницы многих зарубежных изданий жесткая полемика с "пораженцами". Диспут был связан с событиями на КВЖД и угрозами СССР ("Красный Рим") со стороны Японии ("Желтый Рим") Собрание происходило 5 марта 1934 г. в Русском доме.
Основной доклад "От Карамзина до младороссов" читал И. Б. Струве, призывавший эмиграцию в современной ситуации быть вместе с Японией, которая может помочь стране освободиться от большевизма.
(Несколько позже в своей вотчине – газете "Россия и славянство" – Струве очень по философски заметит: "Я ставлю вопрос: как относиться русским к борьбе, происходящей на Дальнем Востоке? и отвечаю, прежде всего, формально и так: во всяком случае, с русской точки зрения" Правда, несколько раньше он заявлял, что "русской точки зрения вообще не может быть". Если полагать, что твердокаменность есть порок для философа, то Струве выказал себя достойным продолжателем непредрешенства. Тогда же, в 1934 г., он писал, что не следует пугаться неких захватов японцами, так как, дескать, всем известно, что "колонизация не то что Сибири, но и самой Маньчжурии… нашего Дальнего Востока… по климатическим условиям – совершенно недоступна японцам".)
Его оппонент И. И. Толстой тогда заявлял, что эмиграция, во всяком случае, молодая, не будет на стороне врагов России. Главное внимание в своем выступлении, в котором оспорил мысль Струве о том, что у "национальной России есть только один враг – большевизм и советская власть", он уделил личности докладчика, его политическому прошлому При этом он "назвал позором для дома, носящего имя императора Николая II, появление в активной роли П. Б. Струве". После этого зал настоял на удалении Толстого из зала.
Позже сторонники Толстого устроили обструкцию Струве в Белградском университете, где он как новый профессор должен был прочесть вступительную лекцию. К провалу лекции приложили свои старания и приверженцы сербских коммунистов. В итоге его забросали гнилыми яйцами, скандируя "долой ренегатов", "вон", "живела (Да здравствует – В. К.) Советская Россия".
Известный В. В. Шульгин предлагал залу поразмыслить о возможности ассимиляции немцев русскими, проводя параллель с норманнами. Фактически диспут получился с элементами скандала. Тогдашняя атмосфера в зале была передана в стихотворении, которое здесь воспроизводится, благодаря памяти присутствовавшего там Н. И. Толстого.
…К развлечению Белграда -
Было сразу два доклада -
В одном, тряхнувши бородой,
Явился Струве пред толпой.
Он говорил, что русским надо
Лизать и пятки у микадо!..
И на него, как Божий бич,
Свалился граф Илья Ильич…
Толстого Льва последний внук -
и младоросский "политрук"…
И в политическом угаре
Он возражал, как на базаре…
Такой поднялся кавардак:
Звонил Даватц и так и сяк…
И даже Знаменский жандарм
кричал с галерки: "все aux armes".
Вопили старцы и юнцы
А национальные мальцы -
Как исступленные иудеи
Ревели дико с галереи:
Убей его, распни, распни!
Но Струве, Боже сохрани!..
Ушла вся группа младороссов,
Ушел и Петя Абрикосов…
(Некоторые комментарии: В. X. Даватц – математик, журналист, автор книг об эмиграции; Знаменский – жандармский полковник; "национальные мальцы" – члены Национально-трудового союза нового поколения, избравшие методом борьбы с большевиками террор; Петя Абрикосов – собирательный образ русского студента в Белграде. Второе собрание состоялось в 1936 г. На нем опять выступал И. И. Толстой, но уже без Струве. Обильно цитируя "Мейн Кампф", "младоросский политрук" предупреждал уже об агрессивности Германии относительно России. И несколько слов об этом удивительном человеке с трудной судьбой и русским характером. Выпускник Морского корпуса. Участник Гражданской войны. Выжил в ледовом походе Владимира Оскаровича Каппеля. По характеру был ровным человеком, но не без вспышек. Религиозным человеком он, скорее всего, не был, хотя своего сына Никиту – будущего академика РАН – воспитывал в вере. В Югославии граф кормил семью тем, что развозил фильмы по "городам и весям" приютившей его страны, делал игрушечную мебель, сапожничал и пр. После освобождения Белграда получил благодарность советского командования за помощь в организации госпиталя. Отправил сына в Красную армию. Вернулся после войны на Родину, в Москву, на Арбат. Практически вся его дальнейшая жизнь была связана с Московским университетом, с филологическим факультетом, с сербскохорватским языком. Власть КПСС считал преходящей, которая закончится где-то в конце века.)
В своей полемике с "пораженцами" младороссы охотно использовали имена авторитетных лиц, например, выдержки из заветов Виктории Феодоровны:
"Если мы – великая нация, мы поднимемся сами.
Если же мы обречены на гибель, не иностранцы нас поднимут.
Иностранцы нас не только не поднимут, а просто прикончат".
Тактика и стратегия младороссов имели успех не только у молодежи, но и у людей, успевших повоевать, среди офицеров и генералов. Более того, их взгляды на Россию разделял Кирилл. В его новогоднем обращении, опубликованном в 1932 г. на страницах "Младоросской искры", были следующие строки: "Я от всего сердца желаю успеха в творчестве окрепшему и познавшему любовь к Родине Русскому человеку… приветствую нарождение новой жизни, как зарю величия Моей Родины и будущего счастья человечества. Каждый успех в строительстве есть победа русского народа. Допустимо ли мешать ему в достижении полного торжества? Каждый Русский человек должен всеми силами помогать возрождению могущества своего Отечества. Особенно важно это сознавать нам, выкинутым за пределы России. Только помогая воссозданию Русской мощи, мы опять сольемся со своим народом и вернемся на родную землю".
Для Р. П. Рончевского и некоторых легитимистов это приветствие и призывы к помощи в то время, когда шла коллективизация со всеми ее, мягко говоря, перегибами, звучали дико, вызывая возмущение в среде русской эмиграции. Сами же младороссы, вдохновленные поддержкой своего государя шли дальше. В том же 1932 г. А. Л. Казем-Бек в своем докладе говорил следующее: "Мы должны придерживаться тактики путей наименьшего сопротивления и наибольшей целесообразности. Когда у нас есть, например, возможность войти в открытую дверь, мы не должны в нее ломиться и тем менее карабкаться по водосточной трубе, чтобы проникнуть в дом через окно второго этажа".
Такое определение политической работы вызывало вполне законное возмущение у тех, кто отстаивал принцип ведения действительной, результативной борьбы, сопротивления не эфемерного, а реального. Для них "наименьшее сопротивление" означало его максимальное свертывание, а "открытая дверь" ассоциировалась с советской разведкой, где ярким примером служила известная операция "Трест".
Бравируя своей независимостью и правотой установок, сторонники Казем-Бека в своей прессе печатали антимладоросские выступления. Даже в ругательствах и критике в свой адрес они видели еще одно доказательство своей жизненности, еще одно средство выставить своих оппонентов демагогами, людьми, равнодушными к судьбам своей родины – "непредрешенцами", даже материал для учебных занятий по политпросвещению. Ярким образчиком могут служить следующие слова И. А. Ильина: "Ясно уже, к кому приспособляются и подделываются "младороссы", делая ставку на "человека революционного стиля". Они идут совсем не к русскому крестьянину… и не к русскому рабочему, впервые постигшему весь ужас государственно-коммунистической монополии в области работодательства; и не к замученной и униженной русской интеллигенции, – а к коммунистам. Они сближаются с угнетателями России; они принимают именно их за русских, за Россию, с ними они братаются и ассимилируются; в этих религиозно-нравственных и умственно-искалеченных болтунах они видят "нового русского человека". Они братаются с отбросом коммунистической революции".
Именно подобная велеречивость, не позволяющая автору спуститься с небес на землю, позволяла младороссам, кстати, тоже не особенно жалующих "почву", легко парировать обвинения философа и переходить в наступление.
Весьма остроумно младороссы отражали иные атаки на свое Движение: сама история давала им для этого обширный материал. Так, в 1936 г. в журнале "Кавказ" (издавался в Париже с 1934 по 1939 гг. "Орган независимой национальной мысли". Редактором был Гайдар Баммат – бывший министр иностранных дел Республики горцев Северного Кавказа) был опубликован антимладоросский материал некоего Вахтанга Карелели (В. Цицишвили), писавшего следующие строки: "Проникая вглубь в смысле событий, отчетливо вырисовывается лишь столкновение двух идей, двух сил – это: старая как мир, никому никогда не удававшаяся попытка делать историю, и противоположное ей – нормальное течение естественного хода исторических событий… Когда Муссолини стремится в духовном отношении вернуться к истокам итальянской истории, возвести в культ почитание старого Рима или Шарль Моррас призывает вернуть трон потомку сорока королей, создавших Францию – это понятно, но какой историей, и какой Россией вдохновляются "русские"? Что за культ она думают восстановить? Культ Москвы Иоанна Грозного или Архарова? Если Муссолини, эволюционируя, воскресил в себе римлянина, А. Л. Казем-Бек логично должен был бы воскресить в себе, если не перса Назыр Магомет-хана, то хотя бы хаджи Казем-Бека и стремиться в духовном отношении вернуться к истокам истории славного сопротивления его предков России, а не возглавлять безголовых, тех, кто вторично хочет наложить свои лапы на Кавказ". Реакция последовала незамедлительно в виде письма С. Хатаева в редакцию "Бодрости". Защитник младороссов ядовито подчеркивал, что если, по мнению В. Карелели, "не существует" общероссийской истории, то, следовательно, нельзя говорить и об общегрузинской истории, а лишь – об отдельных ветвях грузинского народа. "Если Муссолини, эволюционируя, воскресил в себе римлянина, то Вахтанг Карел ели, эволюционируя, должен был бы "воскресить в себе" грузина, веками доблестно боровшегося против персов и турок, которые помешали ему создать Грузию, обессилившего в этой борьбе и обращавшегося в Москву с просьбами о помощи, целовавшего крест на службу России "навеки и нерушимо"". Со своей стороны могу лишь здесь назвать имя одного из моих любимых поэтов – Николоза Бараташвили, утверждавшего иной образ России. В поэме "Судьба Грузии" были и такие строки:
Только у России под крылом Можно будет с персами сквитаться.
Лишь под покровительством у ней Кончатся гоненья и обиды И за упокой родных теней Будут совершаться панихиды.
С "отцами" у младороссов, как уже понятно, были старые счеты. Неоднократно, в различных вариациях, в младоросской печати высказывались суждения о том, что ошибочность староэмигрантской тактики заключается в некоем психологическом изломе, мешающем "трезвой" оценке русской революции и в незнании ими современных процессов в мире. "В 1917 году, – горячился Кирилл Елита-Вильчковский, – Октябрьская революция была воспринята ими как феномен, выходящий из рамок истории. Коммунизм был абсолютизирован, т. е. воспринят как неизбежное зло. При наличии таких предпосылок мистического характера все дальнейшие подходы к революционной России оказались искаженными и в оценке русских событий весь исторический опыт и все исторические знания, которыми справедливо гордились староэмигранты, оказались поневоле неприменимыми. Действительно, если принять революцию за явление апокалиптическое, если как догмат утверждать неподчиненность советского мира историческим законам, то никакая рациональная политика в отношении России невозможна… Те, кто эволюцию советской России объявили а’ priori невозможной, не могли противопоставить коммунизму ничего более реального, чем "непредрешение" и ставку на механическое вправление России при помощи штыков назад в историю, из которой она как бы выпала".
Не менее интересно дальнейшее продолжение списка грехов по "правдолюбу" Елите-Вильчковскому. Итак, "официальное возглавление эмиграции приняло в отношении рядовой эмиграции, так и в отношении иностранцев, особый тон: всякое беспристрастное освещение событий рассматривается как тактическая ошибка, как "игра" на руку большевизму. Этой страшной формулой закрывались рты. Все внутри-русское решили подавать как нелепое, карикатурное, обреченное на провал. С иностранцами говорили как с детьми. Их пытались запугать. Результат получился обратный: сгущение красок привело к тому, что действительно ужасные стороны революционной действительности стали вызывать улыбки снисходительного недоверия ("бедные люди, они столько перенесли../) и за самыми редкими исключениями с эмигрантскими источниками вообще перестали считаться… Твердя о людоедстве, торжествующем на просторах России, о рабстве и невежестве, староэмигранты только укрепляли давнишние западные предрассудки… Освобождать такую страну у иностранцев было мало желания. Тогда народилось желание купить помощь иностранцев, торговаться с ними, и на этой торговле староэмигранты потеряли не только доверие, но и уважение иностранцев… они все без исключения, открыто или в душе презирают эмигрантов, предлагающих за проблематичную помощь иностранных штыков, не только пяди земли, но и целые территории".
Предложить можно все для спасения России, но с выкупом всегда обстоит дело значительно труднее. И наиболее дальновидные эмигрантские политики понимали, что, пойдя на определенные уступки, при одновременной ставке на сепаратизм, можно потерять всю Россию. Хотя некоторые были готовы примириться с расчленением России, ее "балканизацией", лишь бы ликвидировать сталинский режим. Другие же целостность родины ставили превыше всего и готовы были примириться с "временным сохранением Сталина, если этим кладется предел домогательствам наших сепаратистов и иностранных друзей".
Тем более, что речь шла о спасении родины, которая для патриотически настроенной российской эмиграции не была ни Совдепией, ни Триэссерией, а Россией, той Россией, чья политика была направлена, в частности, на возвращение ранее отторгнутых земель – например, Западной Украины и Западной Белоруссии.
Иными словами, определенная часть эмиграции воспринимала курс Кремля в русле русской национальной политики.
Практически, отношения между "отцами" и "детьми" выяснялись по многим направлениям. Весьма примечательным может служить здесь "полемика" с П. Б. Струве по вопросу "великой депрессии", захватившей Запад в конце 20-х – начале 30-х гг. "Младоросская искра" в 1931 г. экспрессивно писала: "Весь мир сотрясается от конвульсий капиталистической системы, миллионы честных и работоспособных людей обречены на нужду, голод, самоубийства и преступления из-за чудовищной безработицы. Крупнейшие тресты, банки, фирмы вылетают в трубу… Академик же… смеет писать, что "все любительские толки о "конце капитализма"" ни что иное, как "ограниченность и тупоумие", которые "находят себе поддержку в неврастении и истерии, изливающихся в историческом импрессионизме и сочетающихся с дилетантизмом и даже верхоглядством"… Мы обращаем внимание "политика и экономиста", что его соотечественники десятками тысяч загоняются в многомиллионную толпу жертв того самого капитализма, в честь которого он столь несвоевременно курит фимиам. Промотавшимся "политикам и экономистам" пора перестать измываться над людьми, потерявшими самое элементарное, первичное право человека – право на труд".