Недаром в "Веселых ребятах", как отмечали младороссы, звучала песня, где были такие слова:
"Мы можем петь и смеяться как дети,
Среди упорной борьбы и труда.
Ведь мы такими родились на свете,
Что не сдаемся нигде и никогда".
"Мы все добудем, поймем и откроем -
Холодный полюс и свод голубой,
Когда страна быть прикажет героем
У нас героем становится любой".
Весьма любопытны и размышления младоросса А. Р. Мордвинова в связи с выходом знаменитой "Зависти" Ю. Олеши. Завершая свою рецензию, он писал: "Есть в юности каждого торопливо и неровно растущего человека период какой-то преждевременной усталости и болезненной обращенности на себя. Этот возраст… жизни сопровождается различными признаками внешней и внутренней дряхлости, сложной смесью мечты и порока, тяжелой тоской, ведущей к неприуроченным безжизненным действиям. Не так ли проходит и молодость России, лихорадочно быстрая, болезненная молодость? Наш деспотизм и наши утопии – все это от юных и смутных брожений, от безвольной тоски и порочной мечтательности. Но разве в самой этой смутной тяжести не таится возможность и преодоления – проблеск нового и желанного времени?".
При этом в отличие от "красных профессоров" младороссы имели свою трактовку феноменов человеческого жития и бытия. По их утверждению, "национализм есть сознательная приверженность к нации, обязывающее к служению ей… Нация есть объединение личностей, связанных общностью исторической судьбы. Это есть духовный организм, образующийся в силу общности, как духовной направленности, так и внешних условий жизни (органичность и природность). С младоросской точки зрения нация отличается от народа тем, что в ней признак происхождения (крови) играет второстепенную роль. Нация может быть сплавом многих народов, но обладает единой синтезирующей культурой. Нация зарождается в момент осознания ее членами этой культуры и умирает, когда оказывается неспособной служить своему идеалу".
Не нужно быть большим мудрецом, чтобы увидеть в младоросской "нации" прототип российской и прообраз новой исторической общности – "советского народа", и далее…
В определенной степени взгляды младороссов были близки мировоззрению евразийцев. Но… Одно из основных различий обусловливалось несхожестью трактовок российской истории, прежде всего неприятием глобального влияния азиатского фактора на становление российской государственности. Тем не менее, приверженцы Казем-Бека не теряли надежды, что "евразийцы сумеют преодолеть в себе те "уклоны", которые могли бы лишить их национальных корней и, что в будущем они разглядят за наследием Чингиз-хана и наследие Киева, Москвы и даже Петровой столицы. Надо думать, что самое понятие "евразийство" не будет больше искажаться пан-азиатскими устремлениями, что центр тяжести не будет переноситься с некоторой искусственностью на наши туранские истоки и что десять трудных веков необходимой и славной русской истории не будет отрицаться огулом".
Представляет интерес и младоросская трактовка революции 1917 г., которая не привела к выявлению лица настоящей России только потому, что была "использована не русскими патриотами, а интернациональной кликой, ничего общего с Россией не имеющей, исказившей революцию в антинациональные формы кровавого антирусского режима".
Итак, у нас в стране были у власти русские большевики, что неоднократно подчеркивал и сам Сталин в своем докладе на XVI съезде ВКП (б).
В 1933 г. бывший управделами Наркоминдела С. В. Дмитревский, сбежавший на Запад, выступая по Русскому вопросу на страницах родственной ему "Младоросской искры", утверждал: "Именно из гонений на все русское вырос сейчас и крепнет в русских душах самый острый, самый яркий национализм. Русские, наконец то, ощутили себя нацией. Это ощущение – начало всего. Из него рождается национальная связанность и сплоченность. Каждый начинает смотреть поверх партий и классов – и во главу угла ставить интересы расы, кровного братства. Отсюда – национальная гордость… Отсюда – энергия и героизм русских в строительстве наших дней. Отсюда же – стремление к собственному освобождению, к отвоеванию своих прав первородства (среди других народов?! – В. К.). Пробуждается великодержавный инстинкт, углубляемый и проясняемый изучением истории, который говорит: – Вы, русские, и только вы – это раса и кровь основателей, создателей русского государства, охватившего шестую часть земли; создателей великой культуры, завоевавшей все эти огромные пространства. Земля это ваша, государство это ваше – и в нем вы должны играть роль не униженных рабов, не рабочего скота только, но владык. В этом ваше обязательство перед кровью всех прошлых поколений нашей расы. В этом ваш долг перед будущими поколениями русских. Голос жизни и истории проникает всюду – даже в души самых заскорузлых коммунистов, если только они русские по крови (все так старательно прятали свой "инстинкт^, что о нем можно было говорить только вне пределов Советской России. – В. К.) И он повелительно диктует основную задачу момента, которой покрывается все: за восстановление гегемонии Русской нации в государстве Российском… требование гегемонии русских это есть требование только равноправия – соответственно удельному весу и исторической роли отдельных национальностей России… Нелепо думать, что гегемония Русской нации должна привести к порабощению, или хотя бы даже умалению прав других национальностей России (почему же обязательно "нелепо", опыт был по отношению к тем же полякам. – В. К.). В этом нет надобности, ни формально, ни по существу, поскольку Русская нация и сама по себе, и тем более с родственными ей по крови народами, составляет подавляющее большинство населения России (большинство отнюдь не означает единство. – В. К.). Что за кровь создала русскую нацию? – Кровь славяно-германских племен, смешанная с монголо-тюркской. Следовательно, везде и всюду в нашей стране подавляющая масса ее населения в большей или меньшей степени близка нам и кровью своей и культурой. Вместе с тем не надо забывать, что процесс образования Русской нации… начатый тысячелетие назад, не кончился еще сегодня. Русская нация не есть еще нечто окончательно кристаллизировавшееся, застывшее: она продолжает расти. Процесс роста облегчат процессы ассимиляции родственных нам народов. Подчеркнем еще: нацией насильников русские никогда не были. За это достаточно говорит вся история русской народной колонизации… Теперь о частном вопросе, еврейском. Еврейская нация в пределах России была до сих пор на особом положении. Она не участвовала, подобно большинству других, даже чужеродных нам народов, в исторической работе по созданию нашего государства (с каких пор экономика исключена из сферы государственного строительства? – В. К.). Наоборот: эта нация в значительной части способствовала разрушению государства русских в его исторических формах, как способствует сейчас в значительной мере и осуществляет порабощение Русской нации. Всему этому были причины. В прошлом у еврейства было мало оснований любить Русское государство. Вместе с тем, будучи исторически чужды ему, как и русской нации и ее культуре, они не могли по должному ни понимать, ни ценить их – и их разрушение было им не жалко. Все это было. Все это есть. Но вовсе не значит, что в наших планах о будущем мы должны настраиваться враждебно по отношению к еврейству… Наша общая задача в отношении еврейской нации должна быть та же, что в отношении прочих чужеродных русских национальных меньшинств: создание для нее таких условий жизни, в которых она могла бы вести на территории нашей страны спокойное, обеспеченное, ничем не стесненное существование – и могла бы оказаться полезным сотрудником в осуществляемом русскими дальнейшем строительстве их государства и их культуры. Этим сказано все… Не антисемитизм, но русскость, открытая русскость, – вот в чем суть, вот к чему я зову".
Смена коммунистических лозунгов – от ставки на мировую революцию на строительство социализма в одной стране – воспринималась младороссами как эволюция в сторону национализма. Те, кто недавно мыслил в категориях "чистого коммунизма" и интернационализма, теперь утверждали: "Мы строим социализм в своей стране. Мы одни в мире. Только у нас верная идея и воля к построению нового мира. Мы построим. Мы покажем. Мы догоним и перегоним. А тогда уже держись Европа!" "В таких настроениях, – утверждала "Младоросская искра" в 1934 г., – налицо все признаки национализма, утверждение своей культурной и качественной обособленности с явной тенденцией к империализму".
Отступление от идеи "мирового пожара", от лозунга "Даешь мировой Октябрь" младороссы видели в многочисленных переговорах – от дипломатических до финансовых (по вопросам разоружения, ненападения, товарообмена, кредита).
В Советской России интеллигенция при власти воспевала СССР, в то время как за ее границами младороссы составляли проекты "Союзной Империи" – новейшей формы государственного объединения российских народов, объединенных "под скипетром общих Императоров ("всероссийских", по старой формуле, – "всесоюзных", по новой формуле)". Лидер младороссов подчеркивал, что будущее за многонациональными государствами, своеобразными наднациональными империями. Соответственно сама имперская идея – "общее достояние народов Союзной Империи". При этом цель и суть русского национализма в том, чтобы "оградить имперскую идею и дать ей очиститься и вырасти в новую, подлинно вселенскую силу. На этой базе и должна строиться Империя Союзных Народов (по сути этим занимались и большевики! – В. К.). Их сознание и их совесть – их национализм – должны жить и дышать круговой порукой под сенью… империи. Военный и таможенный союз самостоятельных национальных государств уже достаточен, чтобы Союз Народов был не эфемерной Лигой Наций, а мощным и сложным органическим целым". Новой имперской элитой будет тот отбор людей дела и воли (т. е. младороссы. – В. К.)… которые в будущем послужат социальной и национальной (конечно, многонациональной) базой для новой Имперской Монархии".
Правоту своих утверждений об эволюции большевизма младороссы усматривали в призывах ЦК комсомола обогнать Рур, Силезию, Пенсильванию, Канаду, Данию, Аргентину, то есть превращения социалистического соревнования в национальное. Конечно, это была чистейшая демагогия, но она хорошо укладывалась в их теорию.
В то же время если понимать суть "национализма" так, как его воспринимали младороссы, то здесь нет никаких поводов для усмешек. Нет причин для иронии над их восторгами от фильма "Александр Невский", от слов князя отпускаемым на волю немецким кнехтам: "Идите и скажите всем в чужих краях, что Русь жива. Пусть без страха жалуют нам в гости. Но если кто с мечом к нам пойдет – от меча и погибнет". Члены второй советской партии верили, что эти прекрасные слова "проникают в сердце советского человека, горячо любящего свою социалистическую родину".
Здесь только не следует забывать, что для младороссов слова "социализм", "национализм", "советы" – из одного ряда. Хотя и здесь есть, над чем подумать, если знать советскую практику: "Вы ведь советский человек, не правда ли?" – примерно так спрашивали следователи, стараясь добиться желательных сведений. Иными словами, патриотизм имел и чекистскую, охранительную форму и должен был восприниматься как помощь органам внутренних дел. Обо всем этом напоминала и сама "Бодрость".
Но в то же время в СССР торжественно отмечали очередную годовщину "Слова о полку Игореве", воспринимаемого как гимн русскому народу, русской государственности.
И безусловную правоту своих утверждений младороссы видели в свидетельствах тех, кто бежал от большевиков, например С. Дмитревского. В своей книге "Сталин", – отрывки из которой охотно публиковались в младоросской прессе, – он писал: "Наверх поднимаются все в большем количестве люди народа. Они несут с собой большой – у одних еще не осознанный, у других уже осознанный – национализм. Национализмом является окончательно победившая там идея "социализма в одной стране^. Национализм – индустриализация, национализм – все чаще звучащее утверждение: у нас есть отечество – и мы будем его защищать. Национализм – все чаще появляющееся именно там сравнение нашей эпохи с эпохой Петра Великого… с той только разницей, что масштабы нашей эпохи больше, и в деле революционного преобразования России принимают участие более широкие, чем тогда, народные слои. Пусть много уродливого в том национализме, что там сейчас проявляется. Он и не может быть иным, люди полностью еще себя там не осознали – и многие и не в состоянии пойти до конца на путь чистого, великодержавного национализма, но то, что мы сейчас имеем там, есть не только полная материальная подготовка здания будущей национальной империи. Там идет подготовка ее идеологии, там идет и подготовка ее людей" . "Трагедия коммунизма в том, – продолжал Дмитревский, – что, восторжествовав лишь в одной стране, он вынужден был вести по отношению к остальным странам оборонительную политику (разве Дмитревский не знал о Коминтерне и деятельности Иностранного отдела НКВД? – В. К.) и, тем самым, принимать целый ряд мер, противоречащих его учению, но соответствующих нуждам России. Обслуживая эти нужды, коммунизм рассчитывал на выправление своей линии после всемирной революции, которая одна лишь могла бы освободить его от той зависимости от Русской Нации, в которую он попал, придя к власти в России. Однако всемирная революция медлила, и каждый год промедления углублял все более противоречие между коммунистической теорией и русской практикой".
И что же в итоге?
Первое – русский национализм не следует трактовать в узконациональных рамках. Даже в рядах националистов-младороссов было немало представителей самых различных "племен" – от ассирийцев до якутов. Что же служило критерием для младоросского определения "русского национализма"? Тезис о ведущей роли русского народа? Верно, но не совсем. Думается, что здесь надо говорить несколько шире, а именно, о естественном и органическом мировосприятии жизни в России всеми населяющими ее людьми. Причем государствообразующим в силу историко-культурного бытия является русское "племя", свободное от расовых предубеждений.
Второе – судя по всему, младороссами были и Чкалов и Рихтер, Стаханов и братья Старостины, Ботвинник и Карацупа. Более того, идя к (абсурдному!?) абсолюту, самым славным младороссом можно назвать Сталина. Отсюда еще один вывод: не национальность, а заслуги перед Отечеством – критерий для приобщения к младороссам.
Рассуждения и размышления в этой сфере были весьма популярны не только в младоросской среде, но и пользовались успехом в различных странах, прежде всего тех, где национализм был востребован властями и правящей идеологией. Прежде всего, это государства балканского региона. Так, 26 апреля 1933 г. в Софии был организован партией антикоммуниста А. Цанкова доклад в переполненном зале члена Главного Совета Союза Младороссов И. А. Стоянова на тему "Национализм в сегодняшней России".
Сама тема русского национализма, подаваемого на фоне общей эволюции страны, была неразрывно связана с идеей революции. Живой пример: на сталинский призыв "догнать и перегнать Америку" младороссы в 1933 г. отвечали лозунгом Русской национальной революции "догнать и перегнать Германию", встававшей на путь революционного обновления страны.
По их мнению, сама внутренняя нестабильная ситуация в руководстве вела к смене власти в России. Воюя за молодежь, младороссы старались убедить ее, что она не одинока: в Советском Союзе подрастает новое поколение, сама жизнь на родине "вбивает клин между властью и нацией". Цитируя частные критические выступления "Спутника агитатора", "Комсомольской правды" и других органов советско-партийной печати, они рисовали общую картину катастрофы агитации и пропаганды в среде их советских сверстников.
В сентябре 1931 г. "Младоросская искра" с увлечением писала: "Руководители комсомола отмечают массовый выход ударников из комсомола. Ударники разочарованы в партийцах, видя в них не передовой элемент, не возбудителей и поборников строительства, а "консерваторов коммунизма", уже отстающих от новой жизни, тормозящих строительство. С каждым днем обостряется противоречие между паразитарным "социалистическим строительством" и подлинным строительством, ради которого ударники и "энтузиасты пятилетки" жертвуют силами и здоровьем…. Десятки тысяч ударников, которые уже порвали с партией и комсомолом, составляют авангард русской национальной революции. Эмиграция их недооценивает, так как она еще не отличает нового национального начала от начала коммунистического. Эмиграция не видит возможности национального строительства в рамках коммунистического государства. Порвав с красными, ударники не могут столковаться с белыми. Кто эти ударники? Чьи они? Это советские младороссы, которым младороссы зарубежные шлют свой братский привет. Да здравствуют ударники русской национальной революции!"
Как хорошо, что они не знали об этом, в противном случае им пришлось бы ударным трудом заниматься на Беломорканале и других стройках века, куда поставляло рабочую силу Главное управление лагерей, т. е. известный ГУЛАГ.
Текучесть в комсомоле, политическая пассивность – все это, по мнению сторонников Казем-Бека, свидетельствовало о кризисе коммунизма. "В пятилетке сочетаются расчеты власти и усилие населения: антинациональное с национальным… Власть предприняла пятилетку для своего усиления, для торжества своей доктрины. Население поняло пятилетку как национальное строительство. Власть выдвигает гигантские проекты, ослепляет масштабами, цифрами, сроками только для того, чтобы увлечь за собой население. Население гордится русской мощью, русским богатством, верит в русское будущее… Пятилетка была задумана теоретически. Те, кто возражал против ее исполнимости, объявлялись вредителями. План был разработай лишь в общих чертах: населению предоставлялось учиться на ходу, исполнять, как умеют, заданное. Отсюда колоссальные перебои в плане. Отсюда всеобщая разруха в третий, решающий год пятилетки.