Пятилетка не приняла во внимание самого главного – человека, человеческих сил, человеческих знаний… Власть решила, что энтузиазмом можно заменит все… Теперь предел человеческого усилия достигнут… Вслед за промышленными прорывами угрожают прорывы сельскохозяйственные. Может быть близок голод. Русские люди героями сражаются на фронте пятилетки: но это опять война без снарядов. Национальное строительство должно быть спасено. Руководство, объявлявшее сегодня ересью то, что было законом вчера, должно быть сброшено. Неисполнимый план должен быть заменен исполнимым. Долой Сталина. Да здравствует национальное строительство!"
Хорошо было и безопасно кричать "Долой Сталина" вне пределов России. Но следует помнить и его роль в той же индустриализации, пусть уродливой во многом, но все же позволявшей строить не только промышленные предприятия, но и рабочий класс.
В том же 1932 г. в "Младоросской искре" появилась прелюбопытная статья, связанная с личностью "контрреволюционера" Рютина и борьбой внутри партии. В ней С. В. Дмитревский писал, что Сталин "явно сомкнулся с новой фалангой тех же противорусских и противонародных элементов, какие в свое время стояли за Троцким, Каменевым, Зиновьевым. В то время, как часть этих элементов, заранее распределив роли, сражались на стороне Троцкого, другая часть либо отсиживалась в нейтралитете, либо, подчиняясь необходимости, вела с Троцким показную борьбу. Когда кулаки рабочей и русской части партии оказались крепче, и Троцкий был безнадежно разбит, – все скрытые троцкисты, выплюнув в Эгейскую лужу неудачного вождя, стали ярыми "сталинцами", стали заползать все глубже и выше в душу Сталина, в его кабинет, в партийное руководство… В то время, как русские революционеры смутно уже начинали сознавать, что роль партии сыграна, как сыграна и роль Сталина, – эта новая фаланга ортодоксальных марксистов крепко держалась за систему партийной диктатуры, ибо только эта система обеспечивала им власть и сытую жизнь. В той же системе был залог и власти Сталина. Интересы сошлись. Сталин стал все больше опираться на новых троцкистов. Вскоре они добились амнистии старым… объединились – и так создалась новая мощная группировка: "семья" Кагановича – Кагановичи. Когда русские сталинцы заметили эту новую опасность, было уже поздно… Кагановичи его именем (Сталина – В. К.) захватили большинство командных постов партийного аппарата, проползли в государственный, профсоюзный, народно-хозяйственный аппараты; стали в партии, в государстве, в России, как у себя дома… Именно они, правдами и неправдами, проводя в жизнь свою платформу, привели страну к тому состоянию, в каком она находится сейчас: политикой разорения крестьянства создали голод в стране; сознательной бесплановостью строительства и руководства обратили промышленность из блага страны в ее бич… добились того, что страна стала раздетой, разутой, холодной (все как всегда – во всем виноваты одни евреи! – В. К.). Рютины (не только тот конкретный Рютин, который еще в 30-е г. стал на путь борьбы с Кагановичами, но миллионы русских рютиных, составляющих подавляющее большинство партии и комсомола) стали задумываться, шептаться, роптать… Историческая заслуга Рютина, как и Сырцова в том, что они еще в 30 г. осознали, что такой момент настал, и начали борьбу… Надо сказать ясно: рютинская борьба, рютинская группа – это один из отрезков общего фронта наступления русских сталинцев (!!! Во всяком случае, сами младороссы такого термина не принимали. – В. К.) на изменивших им и окружавшего себя Кагановичами Сталин… Никогда Рютины, никогда русские народные революционеры… не пожелают для родной страны реставрации капитализма (одно из обвинений группе Рютина – В. К.). Ибо не для этого, действительно, отдавали от себя все, вплоть до жизни… погибали на фронтах миллионы русских рабочих и крестьян… О политической программе Рютина Кагановичи пока что молчат. Но за границей промелькнуло сообщение, что Рютин де предлагал созвать чрезвычайный съезд советов для упразднения однопартийной диктатуры. Возможно. Но из этого вовсе не следует, что Рютины хотели бы возродить многопартийность, "демократическую олигархию". Скорее всего, они хотят упразднить партии вообще, заменив их – "великой партией русского народа"… Русские большевики – ленинцы и сталинцы… никогда… не станут напяливать на тело России уродливый и грязный костюм капиталистической, антинациональной "демократии". Они дадут формам революционной диктатуры окончательную – не партийную уже, а государственную отделку; заменят все противорусское и противонародное русским и народным. И создадут, в конце концов, подлинно народное надклассовое единодержавие, сочетающееся с идущей снизу волной советского народоправства. Таково будет политическое завершение русской революции!.. Рютины, конечно, не говорят этого еще с такой ясностью. Но время ведь идет. Люди зреют. Сознание проясняется… Пусть конкретный Рютин сегодня побежден. Русских Рютиных миллионы. Сегодня они еще в полусвязанном состоянии. Но они начали освобождаться – и освободятся. Рано или поздно будет отдана на слом изменившая русскому народному делу партия. История перешагнет через Кагановичей. И Россия будет жить и рости!.. То, что Рютин сегодня якобы чем-то связан с Зиновьевым и Каменевым – это ерунда. Это сознательно подкинуто Рютину, чтобы спутать карты, чтобы скомпрометировать его и его дело двумя ненавистными всей России именами. Зиновьева и Каменева не жалко: отработанный продукт; шлак (автор отлично усвоил большевистский метод работы с людьми. – В. К.); выбрасывая, ничего не теряешь".
Только эта одна публикация позволяет понять тех, кто называл сторонников А. Л. Казем-Бека младоболыпевиками. Хотя, надо сказать, что сам Дмитревский, насколько я знаю, не акцентировал свою принадлежность к младороссам. Это не извинение, а только констатация того, какой, по выражению самих младороссов, царил "бардак" в эмигрантских головах.
Да и сами младороссы свою оценку внутриполитической ситуации в России строили, как и все, в основном, на материалах советской и иностранной печати и на непроверенных источниках информации. Так, К. Елита-Вильчковский в 1933 г. писал, что к новой ситуации готовятся все, прежде всего Лазарь Каганович – "почти бесконтрольный руководитель русского хозяйства… Поддерживать Сталина значит сейчас готовить путь Кагановичу. Больной, износившийся диктатор уже игрушка в руках безответственных выскочек. Восхождение Кагановича знаменует конец коммунистической идейности. Сейчас ходит по Москве шутка Радека "Строили социализм – построили японский феодализм. Сталин – Микадо. Каганович – великий шогун". Дальше может быть еще хуже: не старая Япония, а новый Китай. Каганович во главе власти – значит, колонизация России; взрыв анархии – значит распад государства, война всех против всех. Опасность сознают все, в ком социализм не убил русского духа. Для националистов уже ясно, что больше идти со Сталиным нельзя…. Отсюда отход от правящей верхушки всех национальных сил, концентрация их вокруг других центров, уже начавшееся противопоставление национального лагеря сталинскому политбюро (политические игры "советских декабристов^ еще не дают оснований причислять их к некоему национальному лагерю, разве только к русским ленинцам или к русским троцкистам! – В. К.)".
Пройдет немного времени: Сталин окажется здоров и власть его не будет поколеблена. Соответственно, сменится и камертон в прессе. Младороссы станут писать (1935 г.), что Сталина поддерживают "лучшие силы", для которых падение вождя "означало бы прорыв того хаотического, кипящего начала, которое уже в первые годы режима так трудно было ввести в берега". Считая Сталина государственником, младороссы полагали, что им следует придерживаться очень осторожной линии поведения и избегать всего того, что могло бы "показаться в России контрреволюционным". И дальше младороссы пишут в излюбленном будущем времени: "Когда нам удастся завоевать доверие новых людей в России, когда нам в силу наших передовых идей встать как бы впереди процесса национализации революции, когда аппарат революционного штаба будет создан и наша работа здесь поставлена на прочные рельсы, тогда наше прямое и непосредственное вмешательство в ход событий будет уже только техническим вопросом. Самое главное сейчас – работать конкретно".
Вероятно, молодежь завораживали такие речи. Последний же призыв для них означал, вероятно, только одно – бороться и обличать староэмигрантов, что они делали с большим вкусом. Правда, и младороссов "кусали" много, соответственно, и Казем-Бека травили порядочно. Можно указать на генерала Скоблина, которого в "Возрождении" и в "голосах России" называли "рыцарем белой идеи", а главу младороссов "изменником, продавшимся большевикам". Потом оказалось, что "агентом Москвы" все же оказался пресловутый рыцарь, выдавший своего шефа руководителя РОВС генерала Е. К. Миллера большевикам. Пожалуй, самое значительное место отводилось полемике с непредрешенцами. "Дети" (лагерь Казем-Бека) спорили с "отцами" (лагерь П. Б. Струве). В газете Струве "Россия и славянство" можно было прочесть, что "непредрешенцем внутренним, – в точном смысле этого слова, – может быть человек аполитичный, т. е. безразличный к судьбам своей родины, шкурник и мещанин по своему духовному укладу". Весьма неполитичная характеристика аполитичности. Теперь понятно, кто "сгубил Россию" – отнюдь не традиционные для патриотов жидомасоны, а свои, родные, обыватели. Но в данном случае эти слова могли быть отнесены, хотя и с очень большой натяжкой, на счет младороссов с их увлечением "успехами советского строительства".
В свою очередь "дети" задорно утверждали, что "непредрешенство есть попросту ликвидация обывателем в самом себе национального долга", втолковывая ему и заодно себе, что в случае "мировой раскачки" опять будет "стенка", "эвакуация", "регистрация в отделениях ГПУ", размещенных на Курфюрстендамм и Елисейских полях.
И, конечно, можно понять Казем-Бека, который говорил, что "в нашей русской политической жизни отказ от последовательности и плановости в борьбе с коммунизмом успел за последние годы выкристаллизоваться в форму так называемого "непредрешенства", в котором мы с полным основанием видим главное препятствие к успешности всякой борьбы… это – результат растерянности русских умов, которая не могла не возникнуть в итоге великого национального разгрома… "непредрешенство" – типичный продукт нашего безвременья, который постепенно устраняется с оздоровлением мышления и с восстановлением духовного равновесия в русской среде… В настоящее время нашей целью является Русская Национальная Революция… мы должны придерживаться тактики путей наименьшего сопротивления и наибольшей целесообразности".
Мысли, безусловно, почтенные, не лишенные философских оснований: главное – сохранять веру в Россию, где "куются кадры" для будущей революции, а также верить и готовить себя к "спасению Отечества". Рефреном звучали слова: "режимы уходят, нации остаются. Ставка делалась на время как на главного союзника: "Сталин стар не только в абсолютных цифрах, – писала "Бодрость" в 1935 г., – сколько стар своим прошлым".
Считая, что каждая революция или иное мощное потрясение и ниспровержение основ связаны с прохождением "полосы бонапартизма", младороссы полагали, что на Родине она связана с именем Сталина. Более того: "Драма Сталина – драма бонапартизма. Уже у всех на устах имена его возможных преемников. Все ошибки, все грехи режима уже возложены на его ответственность. Его смерть, естественная или насильственная, грозит потрясением той системе, которую он пытался создать. То же будет и с его преемником, будь он Молотовым, Ворошиловым, Ивановым, Петровым или Сидоровым" °. Спасение в одном – в естественном возвращении, но на новом уровне, к монархии.
Но тот же бонапартизм видели и в младороссах их противники. В частности, Р. П. Рончевский писал: "Сталин стар. Может быть, умрет. Сталин отягощен грузом своей жизни – может быть, уйдет на покой. Младоросские кадры решат все, и на месте "вождя" окажется "глава". Но можно предполагать, что развитие общего плана произойдет в ускоренном порядке и в несколько измененном виде. Сталин становится и станет Бонапартом. С Бонапартом – все патриоты, и со Сталиным должны быть все младороссы. Вопрос сведется к отказу от программы максимум /по аналогии от поддержки современного Людовика XVIII/ – к предрешенной измене. К психологическому кризису для свято веривших "главе/ Для остальных – служба Сталину, Бонапарту с красным флагом".
Конечно, здесь смещены акценты. Младороссы всегда подчеркивали, что они служат и будут верны только России, но отнюдь не "вождю всех народов". Хотя и здесь все было непросто.
В середине 30-х гг. младороссы писали в "Бодрости" следующие строки, перепечатанные затем Троцким в 1936 г. в "Бюллетене оппозиции": "Мы не отрицаем, что сталинская власть еще формально руководствуется идеями коммунизма… Но мы знаем также, что она подчинила интересы иностранных компартий интересам русского государства, от теории мировой революции перешла к теории социализма в одной стране, и от нее к советскому патриотизму, что идейные интернационалисты находятся в опале или ссылке, а у власти находятся люди, которые или стали патриотами, или вынуждены в них перекрашиваться".
Троцкий соглашался с младороссами, что Сталин, желая удержать власть, "плывет по течению национализирующейся революции". В закрытии Общества старых большевиков троцкисты и младороссы видели пример борьбы со "старой гвардией". Сторонники Казем-Бека и Троцкого были единого мнения о том, что Сталин из лидера компартии стремится стать народным, национальным вождем – и именно в этом "весь смысл происходящего в России".
Младороссы полагали, что если акцент ставится не на гордость строительством, не на гордость режимом, как прежде, а на любовь к родной земле, то это свидетельствует о пробуждении в народе национализма. "Нравится это Сталину или нет, он уже защищает не только "страну социализма/ но именно Русскую землю". Именно поэтому они полемизировали со староэмигрантами, утверждавшими, что "большевики упразднили само понятие о России, т. е. о националы ном государстве, существование которого связано с территорией".
Более того, в головах эмигрантов бродили "фантастические планы об избрании вместе со всем русским народом Сталина царем. И "разговоры в этом смысле приходилось слышать все чаще" в эмигрантской среде".
Такое вот удивительное соединение монархизма с большевизмом, почти такое же, как синтез социализма с демократией.
В чем же причина столь удивительного явления? Вероятно, ответ следует искать в застарелом комплексе вины интеллигенции перед народом, равно как в иных настроениях части молодежи, взращенной вне отечества, но испытывающей гордость за свою родину, ее успехи, связываемые с именем Сталина.
В 1931 г. Казем-Бек в своей программной речи "К Советской Европе или к Молодой России", говоря о коммунизме, утверждал: "Это учение и строй, им созданный, не могут не считаться утвердившимися, пока господство их ограничивается рамками одного, хотя и огромного государства. Все усилия последователей этого учения, все ресурсы, основанного на нем государственного строя, направлены поэтому к одной цели… утверждению во все мире "диктатуры пролетариата"… Построение социализма в одной стране… оказывается для Сталина только средством для подготовки базы и кадров для генерального штурма… Пятилетний план индустриализации России, как и сплошная военизация русской молодежи обоего пола, как и создание чудовищных технических средств для воздушной и газовой войны (история финской кампании продемонстрировала обратное – В. К.) – все это составные и необходимые части одного общего, всепокрывающего плана – плана мировой революции… Для противников коммунизма, в частности для русских эмигрантов, самым опасным заблуждением явилось бы предположение, что коммунизм может хоть на время сложить оружие. Коммунизм будет бороться за победу до своей победы или до своего поражения. Остановиться коммунизму невозможно именно потому, что остановка это уже поражение. Все социалистическое строительство, социалистическое соревнование, ударничество – только средство для победы… если сорвется или будет срываться их русская (!!! – Почему не коммунистическая!? Здесь опять явная подмена. – В. К.) авантюра, они, не колеблясь, пойдут на авантюру мировую". В итоге следовало следующее заключение: "Итак, для нас, зарубежных националистов, вопрос идет не о борьбе с национальными общерусскими силами, а о борьбе со сталинской верхушкой, ради возглавления той России, которую Ленин и Сталин против своей воли вывели из многолетнего сна (выводить ее начали те же предшественники младороссов еще в 18 веке. Да и сам народ не был той девкой, которую насильно выдают замуж. – В. К.). Мы заодно с теми, кто в России, хотя бы пока под коммунистическим флагом, делает национальное дело. Общий фронт всех русских против Сталина – вот основной лозунг".
Поверхностное чтение этих слов может, как Р. П. Рончевского, привести к выводу о демагогии автора. Впрочем, она и должна присутствовать в любых материалах программного характера. Дело здесь не в дозе, а в двух чрезвычайно важных положениях, продекларированных А. Л. Казем-Беком. Первое: "национальные общерусские силы" – это сам народ. Второе: "национальное дело" можно строить и под "коммунистическим флагом". Такая трактовка, разумеется, не могла быть воспринята теми, кто отрицал всякую возможность сосуществования, некоего симбиоза советского строительства и национальных идеалов. Можно пойти и дальше, утверждая, что все содержание XX века есть борьба за социализм во всемирном масштабе. Вопрос и беда только в том, что существовали и сейчас бытуют, живут различные представления об этом удивительном феномене, сопровождающем человека на протяжении его истории.
Проблема чрезвычайно трудная и деликатная в своем историческом контексте. Однако если принять в качестве одного из идеалов сильное государство, то большевики делали национальное дело. Здесь можно возразить, что в этом процессе убивали народ, вытравляли его дух, искореняли религию. Было и первое, и второе, и третье. Но… это движение с его заветной мыслью – виноваты все, только не я – началось еще до революции. Бессмысленно также отрицать роль и значение иррационального, а если говорить понятным языком, то божественного провидения. Не следует забывать и о том, что в России, вступившей на историческую авансцену сравнительно поздно, на первом месте всегда стояли интересы государства, но отнюдь не личности и ее права, на чем отлично сыграли борцы с самодержавием в 1917 г.
К этой теме я еще вернусь несколько позже.
Сам А. Л. Казем-Бек в феврале 1938 г. в статье "Предательство вождя" писал: "Культ силы естественно не может быть сопряжен с цветением культуры. Он развивается на развалах прошлого, разрушенного и опустошенного великой бойней народов. Право силы не имеет ничего общего с утонченностью и изощренностью культуры. Природный здравый смысл оказывается достаточным, чтобы обеспечить господство за сильными людьми.