Западные историки и публицисты предпочитают не помнить о том, что в 1941-м тогдашние их коллеги не верили в то, что население России будет способно сопротивляться агрессии, считая, во-первых, что народ не поддержит сталинский режим, а во-вторых, что в силу своей технической и культурной отсталости русские просто не смогут сопротивляться германской военной машине.
Вот только некоторые факты того времени. За две недели до германского вторжения, а именно 7 июня 1941 года, посольство США в Москве уведомило свой Государственный департамент: в случае нападения Германии (а посольство было уверено, что нападение неизбежно в ближайшие дни) "значительная часть сельского населения встретит иностранную армию как освободителей". А поскольку личный состав РККА набирался в основном из крестьян, то "очень возможно, – считали американские эксперты по России, – что сталинский режим не переживет любое вторжение" .
20 июня 1941 года, то есть за день до вторжения вермахта, европейский отдел Госдепа США порекомендовал президенту Ф. Д. Рузвельту не определяться с дальнейшими отношениями с СССР.
В специальном меморандуме Госдепа "О позиции США в отношении СССР в случае войны между Советским Союзом и Германией" президенту США была высказана рекомендация "отказаться признать советское правительство в изгнании или прекратить признавать советского посла в Вашингтоне в качестве дипломатического представителя России, если Советский Союз будет разбит и советскому правительству придется покинуть страну".
Ледяным холодом веет от этих бесстрастных слов сотрудников американского Госдепа, абсолютно уверенных в том, что у сталинского режима нет никаких шансов выжить под ударами гитлеровской армии.
Но такова была действительность тех дней. 15 июля 1941 года английская разведка доносила в Лондон из Москвы, что советское правительство, скорее всего, "может быть захвачено в плен", и оценивала продолжительность советского сопротивления в 1,5–3 месяца.
Более того, Лондон сильно опасался вероятности заключения сепаратного мира между СССР и Германией, некоего подобия ленинского Брестского мира, или создания в России "марионеточного прогерманского правительства", наподобие французского коллаборационистского правительства маршала Петена во Франции, в результате разгрома СССР.
Военный атташе Великобритании в Москве И. Итон сообщал в Лондон, что, скорее всего, советское правительство "может быть захвачено в плен" и потому британскому правительству следует думать о выстраивании в скором будущем своих отношений не с Москвой, а с Берлином.
Фактически, США и Англия с началом германского вторжения списали СССР с политической карты мира.
Аппарат военного атташе в Москве за несколько дней до начала войны в оценке боеспособности РККА акцентировал ее слабости – обескровленный "чистками" командный состав, неграмотные, "безынициативные солдаты", "возможное массовое дезертирство в Прибалтике и на Кавказе".
Но главный порок РККА американские специалисты усматривали в "нехватке современного оснащения, вооружений и техники. Советская армия… не сможет противостоять мобильной армии большой огневой мощи, оснащенной современной техникой и вооружением… Трудно представить боеспособную Красную армию в стране, до сих пор практически неграмотной и технически отсталой". Основным препятствием для "армии вторжения", предсказывали военные разведчики, могут стать лишь "плохие дороги и огромность территории страны".
В силу констатации этой технической отсталости английские военачальники резко возражали против военно-технической помощи России.
"Русские механики, – говорилось в докладе британского маршала авиации А. Гарриса, – не способны к эффективной эксплуатации и ремонту даже знакомой им техники" ( Печатнов В. О. Указ. соч. С. 27).
Как и немцы перед войной, американские и английские эксперты глубоко заблуждались в оценке профессионального уровня русских технарей. Судя по всему, от них ускользнула деятельность Сталина в 1930-х годах по преодолению отсталости советских технических кадров.
Западные эксперты в своем высокомерии в этом плане мало чем отличались от гитлеровских, которые тоже недооценили СССР. Вспоминаю, в связи с этим, одну из моих многочисленных бесед с директором Института народнохозяйственного прогнозирования РАН академиком Виктором Ивантером (приводится по магнитофонной записи). "Перед Второй мировой войной педантичные немецкие специалисты, ученые экономисты, – заметил он, – на основе произведенных ими расчетов убедили Гитлера, что русские не смогут произвести требуемого количества боевой техники, чтобы противостоять германской армии. И действительно, по всем теоретическим выкладкам к концу 1944 года наша промышленность не могла выпустить такого количества танков, боевых самолетов, артиллерийских стволов, сколько на самом деле выпустила, учитывая, что к этому моменту СССР потерял южную промышленную базу, рабочую силу и т. д. Однако мы это сделали. И во многом это был результат проведенной в 1930-х годах индустриализации".
Но в отличие от "педантичных немецких специалистов" американские специалисты прозрели быстрее.
Первые же контакты советских техников с американскими специалистами привели тех в изумление.
Проверка хода работ по сборке первых истребителей "Томагавк", доставлявшихся в Архангельск, показала удивительные для американцев результаты. За три с половиной недели сентября 1941 года 50 техников собрали 47 самолетов. Военный атташат американского посольства в Москве докладывал в Вашингтон: "Наши дежурные офицеры в Архангельске ставят их (советских техников) выше армейских техников США по мастерству, смекалке и моральному духу. Они работают под открытым небом, в грязи на ветру и под дождем по 14 часов в сутки… не имея штатного инструмента и технических инструкций… Советская сторона способна очень эффективно использовать и ремонтировать американскую летную технику. Советскому Союзу следует поставлять только лучшие американские самолеты".
Специальный посланник американского президента Аверелл Гарриман в своем радиообращении к соотечественникам из Лондона так подытожит это прозрение западных союзников России: "Нам не нужно беспокоиться о посылаемом нами оборудовании, самолетах и танках. Русские знают, как содержать и эффективно использовать их… Неуклюжий русский мужик стал искусным механиком".
Но в целом ситуация в начале войны из-за просчетов вождя в определении сроков нападения Гитлера на СССР, которые (просчеты) он так никогда и не признал, была настолько тяжелой и в психологическом плане так потрясла Сталина, что 30 июля 1941 года, во время беседы с прибывшим в Москву специальным посланником Рузвельта Гопкинсом, он уведомил последнего, что согласен пригласить на советско-германский фронт войска США "целиком под американским командованием".
Опубликованная в советское время запись этой беседы этих слов не содержит. Неудивительно: за все время правления Сталина никогда, ни на один день, на территории СССР не было иностранных войск под иностранным командованием. Это была редкая для вождя минута слабости, которая всего лишь показывает, насколько действительно трагическим было в тот момент положение страны.
Почему это произошло? Ответ на этот вопрос сегодня уже не является секретом – вследствие репрессий, учиненных вождем против собственной армии во второй половине 1930-х годов.
Часть вторая. Загадка репрессий
Глава 1. До 37-го "От тайги до британских морей Красная армия была всех сильней"
Ошибок своих, совершенных в 1930-х годах, нанесших огромный вред армии и во многом определивших военную катастрофу 1941 года, генсек не признал никогда, скрывшись за пословицей "лес рубят – щепки летят". Однако в действительности, как мы теперь знаем достоверно, эти ошибки были.
В исторической литературе принято считать, что вплотную за строительство новой армии Сталин принялся после Финской кампании, которая продемонстрировала всему миру, но прежде всего руководству гитлеровской Германии, высокую степень непрофессионализма как высшего командования РККА, так и всего офицерского корпуса в целом. Но на деле все началось много раньше. И очень успешно.
Работу по строительству вооруженных сил страны генсек начал почти сразу после смерти Ленина и снятия Троцкого с поста председателя Реввоенсовета. Историческая литература справедливо отмечает, что генсек и индустриализацию-то начал ради технического оснащения армии.
Большую роль в этом деле Сталин отводил вначале Фрунзе, а после его смерти – Тухачевскому.
Диктовалась эта необходимость тем, что после Версальского мирного договора 1919 года, завершившего Первую мировую войну, международная обстановка в Европе выстраивалась таким образом, что к концу 1920-х годов Германия стала неумолимо двигаться к восстановлению своего, разоренного Антантой в 1914–1918 годах, экономического и военного потенциала и нашла себе союзника в лице фашистского режима Б. Муссолини в Италии. Наблюдая за этим неумолимым движением, европейские демократии (Англия и Франция), в желании отвести от себя угрозу военного столкновения с набиравшим силу европейским фашизмом, стремились канализировать эту угрозу на Восток, в сторону, как им казалось, слабой и разоренной Гражданской войной Советской России (СССР).
Однако эту угрозу углядело для себя и политическое руководство СССР. Едва заняв должность генерального секретаря ЦК РКП(б), И. Сталин сразу же обратил свой взор на состояние дел в РККА.
Картина, которая предстала перед его глазами, оказалась просто катастрофичной: вооруженные силы страны к иноземному нашествию не были готовы.
Чтобы убедиться в этом, генсек инициировал создание специальной комиссии по изучению боеспособности армии. В январе 1924 года комиссия ЦК РКП(б) доложила партийному ареопагу: "Красной армии как организованной, обученной, политически воспитанной и обеспеченной мобилизационными запасами силы у нас в настоящее время нет. В настоящем виде Красная армия небоеспособна" . Это был сокрушающий удар по авторитету создателя РККА – Льва Троцкого. Генсек начал готовить ему замену.
Выбор пал на талантливого самоучку М. В. Фрунзе, который во время Гражданской войны успешно командовал несколькими фронтами, а после создал несколько военно-теоретических трудов, на основе которых еще в должности начальника Военной академии РККА приступил к реформированию вооруженных сил республики. В марте 1924 года он был назначен заместителем председателя Реввоенсовета СССР и наркомвоенмора, в апреле – начальником штаба РККА, а в январе 1925-го полностью заменил Троцкого на всех военных постах.
Но Фрунзе (1885–1925) за год работы во главе Красной армии исправить положение не успел. Да можно сказать, и не сумел, так как в реформировании вооруженных сил делал упор не на создание кадровой армии, а на территориально-милицейский принцип и на особую роль политотделов и комиссаров.
После смерти Фрунзе, в конце декабря 1926 года, Сталин вновь ставит вопрос о состоянии подготовки СССР к возможной войне, и политбюро ЦК РКП(б) поручает начальнику штаба РККА М. Тухачевскому провести исследование состояния Красной армии на предмет возможности отпора внешнему агрессору.
В начале 1927 года Тухачевский представил на заседание политбюро ЦК ВКП(б) доклад "Оборона Союза Советских Социалистических Республик", в тексте которого констатировал, что за два прошедших года, когда в 1924 году комиссия ЦК признала, что боеспособной армии у СССР нет и не предвидится, положение только ухудшилось. "Ни Красная армия, ни страна, – категорически заявил он, – к войне не готовы. Наших скудных материальных боевых мобилизационных ресурсов едва хватит на первый период войны" .
Вот этот момент и можно считать началом настоящего строительства новых Вооруженных сил СССР.
Предвидение генсека было верным. Уже к середине 1930-х стало окончательно ясно, что западные демократии двигают войну в направлении СССР. А в 1938 году произошло Мюнхенское соглашение Англии, Франции, Германии и Италии о наглом разделе Чехословакии. Эту первую после Первой мировой войны агрессию активно поддержало польское правительство, введя, как и гитлеровская Германия, свои войска на территорию Чехословакии, отхватив под сурдинку целую Тешинскую область. По завершении этого сговора, покидая Мюнхен, британский премьер-министр Чемберлен сказал Гитлеру: "Для нападения на Советский Союз у вас достаточно самолетов, тем более что уже нет опасности базирования советских самолетов на чехословацких аэродромах" .
М. Тухачевский задачу, сформулированную Сталиным, понял правильно и еще в 1931 году в своей книге "Памятка красноармейцу на маневрах" активно поддерживал развитие тяжелой промышленности, отмечая, что "в связи с успехами индустриализации СССР неуклонно растет и военная техника в РККА". 4 февраля 1934 года в выступлении на XVII съезде ВКП(б) маршал остановился на этом аспекте подробно. "Победоносное осуществление задачи, поставленной товарищем Сталиным, – говорил маршал, – задачи превращения нашей страны из аграрной в индустриальную, позволило нам не только производить все средства производства, но и позволило нам производить и все необходимые орудия обороны". А дальше разъяснял: "…Я бы хотел на этом вопросе остановиться. Если посмотреть, как протекало снабжение армий во время империалистической войны в наиболее передовых индустриальных странах, то увидите, что военные кадровые заводы играли в этом деле очень небольшую роль. Основная масса производства падала на гражданские заводы, которые кооперировались с военными и давали основную массу производства. Для примера: в Германии производство орудий до войны имело 4 кадровых завода. Во время войны работало на производство орудий 586 частных заводов. Пулеметы: до войны работало 3 кадровых завода, во время войны – 60 частных заводов. Самолеты: до войны работало 16 кадровых заводов, во время войны – 124 завода и т. д. …Сейчас весь капиталистический мир, все капиталистические страны на основе опыта империалистической войны стараются в мирное время проделать всю ту подготовительную работу, на которую они тратили так много времени во время войны, и сейчас мобилизационное развертывание промышленности произойдет в очень короткий срок" .
Фактически генсек и маршал пели в унисон. Сталин еще 5 июня 1931 года инициировал постановление ЦК ВКП(б) "О командном и политическом составе РККА", где отмечалось: "ЦК считает основной решающей сейчас задачей в деле дальнейшего повышения боеспособности армии решительное повышение военно-технических знаний начсостава, овладение им в совершенстве боевой техникой и сложными формами современного боя" .
Но отношения вождя с талантливым военачальником складывались сложно.
С. Минаков пишет, что 11 января 1930 года М. Тухачевский, командующий войсками Ленинградского военного округа, направляет наркому обороны К. Ворошилову докладную записку с детально проработанными предложениями о необходимости модернизации РККА. Суть этой записки сводилась к предложению резко увеличить численность Вооруженных сил СССР до 260 стрелковых и кавалерийских дивизий, 50 дивизий артиллерии и минометов.
Однако речь в записке командующего округом шла не только об увеличении численности армии. Начальник кафедры оперативного искусства Военной академии Генерального штаба РККА в 1930-х годах Георгий Самойлович Иссерсон так характеризовал этот документ: "В записке Тухачевский говорил, что наша армия в техническом оснащении и развитии авиации отстала от европейских армий. Необходимо, писал он, немедленно приступить к ее полному техническому перевооружению, создать сильную авиацию с большим радиусом действия и бронетанковые силы из быстроходных танков, вооруженных пушкой, и перевооружить пехоту и артиллерию, дать армии новые средства связи (главным образом радиосредства и новые переправочные имущества). Для решения этих задач развивать нашу военную промышленность и построить ряд новых заводов".
На деле в этой записке Тухачевский фактически предлагал альтернативный правительственному (ворошиловскому) оборонный проект. Он предлагал программу, которая смещала военно-экономическую доминанту в оборонную сферу. Это была уже особая концепция развития страны и государства.
Ворошилов тогда всполошился: эта записка показывала полную несостоятельность его как наркома обороны. Два месяца понадобилось ему, чтобы уговорить начальника штаба РККА Б. М. Шапошникова (1882–1945) раскритиковать содержание и основную цель записки командующего ЛВО. Хитрый лис Шапошников был профессиональным военным и прекрасно понимал значимость идей, содержащихся в записке, но к Тухачевскому испытывал сильную неприязнь и потому принял сторону Ворошилова. Это позволило наркому обороны 5 марта 1930 года (два месяца ушло на подготовку) направить генсеку не саму записку Тухачевского, а ее резюме от своего имени и имени Шапошникова, в котором Ворошилов писал: "…Направляю для ознакомления копию письма Тухачевского и справку штаба по этому поводу. Тухачевский хочет быть оригинальным и радикальным. Плохо, что в КА (Красной армии. – Вл. К .) есть порода людей, которая этот радикализм принимает за чистую монету".
Сталин ответил своему наркому через 18 дней (23 марта), но этого времени, судя по ответу, ему недостало, чтобы разобраться в деле по существу. "Я думаю, – отвечает он Ворошилову, – что "план" т. Тухачевского является результатом увлечения "левой" фразой, результатом увле чения бумажным, канцелярским максимализмом. Поэтому-то анализ заменен в нем "игрой в цифири", а марксистская перспектива роста Красной армии – фантастикой. Осуществить "такой план" – значит наверняка загубить и хозяйство страны, и армию. Это было бы хуже всякой контрреволюции…"