"Мои стихи летят, мятутся, блещут…"
Мои стихи летят, мятутся, блещут -
Подобно сердцу моему… Отраден
Поток неспешный, по долине гладкой
Среди растений луговых скользящий -
Да! – но поток, свергающийся в долы
С вершины горной – по ущельям диким
Несется, и дробится, и грохочет
О жаждущие глыбы, и о грубый
Подводный корень бьется и кружит;
Истерзанный – ужели он возможет
Юлить, подобно ласковой левретке,
Не то баюкать рыбку золотую
На загляденье благовонной даме?
Нет! – он затопит гордые чертоги,
И осквернит их, и ворвется, буйный,
В пределы тихих комнат, где поэты -
Надменны, как аббаты – вышивают
Четверостишья сладостных романсов
Серебряной иглой на шелке белом.
И на диваны пышные в испуге,
Ажурные чулки оберегая,
Метнутся дамы – а поток безумный,
Трепещущий в предчувствии кончины,
Отброшенную туфлю поцелует -
И, возблистав, умолкнет и умрет.
Поэтическое
Порфиры жаждет истина… Мой стих
Пажом влюбленным следовать умеет
По светлым, пышным, благовонным залам -
И краской нежной заливаться, – в свите
Блистательной принцессы; или сласти
Придворным дамам подносить; о шпагах
Он повествует, о камзолах синих,
О розовых чепцах, о поединках;
Он повествует о вине, о страсти, -
Бесхитростный мой стих; но тишину
Любви заветной, и лесную чащу
Безмолвную – всему предпочитает…
Кому щегол милей, кому – орел!
Из черновиков и набросков
Омагно дерзкий
Омагно дерзкий, утомленный жизнью,
С душой испепеленной – умирает.
И над висками впалыми свисают
Устало пряди белые; и руки
Роняет он бесильно на сухие
Колени; губы в царственном презренье
К ужасному вселенскому народу -
Злосчастной своре Мидасов зловонных, -
Смыкает, как отрекшийся; и в ясных
Очах его – желанное виденье
Счастливой смерти радостно блистает:
Так смотрит бог, которого снедают
На смертном ложе муравьи.
Молящий,
У ног Омагно Юноша прекрасный
Простерся и рыдает; и в очах
Отчаяние жгучее блистает.
Они с Омагно черных облачений
Теперешних не носят: в эти [нрзб.]
Как будто в листья пышные, рядятся
Глупцы да женщины – безблаговонны
Такие розы! Розовый жилет,
[Жемчужный шелк?] просторного наряда
Одели [нрзб.] юный
Изящный стан: "Поведай же, Омагно,
О том чертоге, что покинешь ныне;
Скажи, каким заклятьем исторгают
Из гроздий сладкий мед? каким ключом
Отверзну двери дивного блаженства,
Живительного, светлого? – поведай,
Омагно благородный, чужеземцу!"
_______
И жалость высочайшая отверзла
Уста Омагно:– Утомленный жизнью,
Омагно, духом сильный – умираю…Юноша:
Скажи, скажи…
О где же тайна скрыта, где же ключ?– Любовь, обитель света и покоя;
Любовь, светило жизни…Хор из кафе:
– Друзья, любовь скорее подайте – кофе духа!
"Не боги, не волшебные напитки…"
Не боги, не волшебные напитки
Меня чудесной силой наделили!
Я жил – а суть божественная – в жизни.
Не веришь? Погляди на лики старцев!О стисни руку мне! О нет, не требуй,
Чтоб я простер ее навстречу! Прежде
Я руку подавал изящным жестом,
Любовью осеняя мирозданье!
А ныне руку не отнять от камня,
На коем я покоюсь; ныне сердце
Раскинет крылья птицей перелетной;
Но в мире этом дух людской – бессмертен!..
Уже витками каменными пряди
Последние на черепе свернулись;
В груди же… О, в груди моей звенит
Волшебное, живительное пламя,
Что землю держит!
Подойди, возьми
Страдавшую, измученную руку! -
И ты увидишь то, что я видал.
О стисни руку мне, покрепче стисни!
Отрадна смерть с пожатьем пясти юной!
Из тени к свету жизнь всегда стремится!
Я брежу: я брожу. Скиталец разум
Подобен тучам – матерям земли.Приди же, юный! Руку мне пожми!
Взгляни: перед тобою вереницей -
Как изваянья, – холодны, бесстрастны,
Любимые тобою девы встали:
Подделки, – не ключи к вратам небесным!
Отверзнуть их возможно только, если
Владеньем нашим почитать; однако
Окровавлeнная земли достигнет
Седая борода – и все ж не встретишь
Ключа живого от небесных врат!
Воззри вокруг меня: земля доселе
Усеяна разбитыми ключами:
Я к небесам их подбирал, – и в этом -
Весь мир грядущий, что сулят подонки!..
Приидет после благовонье роз,
Престол меж облаками, и паренье,
И воздух сотканный из поцелуев!
И предстает кончина – буйством света!
Потрогай! Лишь представлю смерть – согреты,
Ухожены, как накануне свадьбы,
Проворны, словно крылья, ненасытны,
Как отрок накупавшийся – витки
Последних прядей! Ты же ропщешь, ропщешь
На старость…
Но возлюбленные девы -
Все до одной! – подделки, не ключи:
Ты не отверзнешь ими врат небесных.
Волшебник-опыт женщину как есть
Являет мне: пустая оболочка!
Жемчужная, как нежный луч Авроры,
И бронзовая, и слоновой кости,
Эбеновая, мраморная, или
Подобная расписанной искусно
Игрушке итальянской… Но помилуй…
Тебе сравнялось тридцать? Но помилуй,
Любил ты – и тебе не меньше сотни!
Возводятся легко, стоят недолго
Кумиры глиняные… Ропщешь, ропщешь
На старость…
А давай-ка поглядим:
Что в оболочках? Вот передо мной
Жемчужная! О ласковая прелесть
Плечей точеных, несравненных бедер!
Волны морской опаловая пена!
Благоуханьем переполнен воздух!
Воспламеняет плоть мою, мутит
Рассудок мой, трудами закаленный…
Направо поверни ее, налево,
К луне ли, к солнцу – пустота внутри!А в бронзовой? Найдешь ли то, что ищешь
Так исступленно? Все еще дымятся
Останки бронзовой: ты с омерзеньем
Ее отринул. Что же в ней таилось?
– Скакун бесовский, черная свинья!– А в этой? – Коготь! – В этой? – Камень хладный,
Волос моих потверже; всех страшнее -
Ты, каменная! Ну, а ты, игрушка
Цветная, расписная? Поглядим-ка…
Не сердце здесь – убогая каморка,
Где модные разбросаны журналы…А в этой? – Пусто! – В этой? – Тоже пусто!
А в этой? – Зубы острые, и каждый
Омочен кровью! О убей, убей
Сию гадюку беспощадным когтем!
А в этой? – Ложе. – Ну, а в той, последней
Из тысячи – о, что же в ней сыскалось,
Чтоб ноги ей лобзать, и пресмыкаться,
И заново лепить ее, укрыв
Ее же волосами, защищая
Своим же телом? Стоя на коленях, -
Что к небесам ты медленно подъемлешь,
Как сладостное жертвоприношенье?
Всего лишь лоно женское? Не втуне
Блистают небеса предвечным светом!
Здесь арфа, солнце здесь! [. .]
Из тысяч – у одной сыскалось лоно!
Лобзай! И похищай! – поскольку с нею
Ты царствуешь и властвуешь повсюду!
Леса пересекай – и даже волки
Тебе добычу теплую уступят;
Моря пересекай – подставят волны
Тебе хребет покорный; даже люди
Тебя не искусают, – а они
Воистину кусают все, что видят!А ежели увидят красоту -
Кусают насмерть, ядом поливают!
Ты перестал мужчиной быть, сыскав
Любимую… О нет! Ты стал мужчиной!
"И как любить меня? Как любит зверь…"
И как любить меня? Как любит зверь,
Детеныша несущий;
Как фимиам, объемлющий святого,
Как солнце, омывающее землю.
Не можешь? Знаю. Белые светила
Уже мою невесту созидают;
И в собственной груди скрываю розу -
И, словно в серебро, в нее оправлю
Мое истосковавшееся сердце.
Паду к ее стопам, покорный, словно
Свирепый лев у ног невинной девы;
Собой укрою нежное растенье,
Как мощный вяз, питая, укрывает
Плюща побеги… А росток людской,
Благая роза, звездная невеста, -
Меня возложит на святые листья,
И вознесет, и, словно труп индейца,
Подставит солнцу… На ее руках
Взлечу – и потону в лазури неба!
Так я умру, когда меня полюбят!
Простые стихи
Мануэлю Меркадо,
мексиканцу
_______
Энрике Эстрасуласу,
уругвайцу
I
Я, воспитанный на воле,
Живший в пальмовом краю,
Не покину мир, доколе
Стих из сердца не пролью.Прилетаю отовсюду,
Всюду мчусь во весь опор;
Средь искусств – искусством буду,
И горою – между гор.Знаю имена растений,
Тайны тверди и зыбей,
И смертельных заблуждений,
И возвышенных скорбей.Видел я во мраке ночи
Свет, чудесно пролитой,
Напитавший эти очи
Неземною красотой.Знаю: у любимых были
Два крыла – не две руки;
Помню, как из горстки пыли
Вылетали мотыльки.Видел я: сражен кинжалом,
Жил убитый человек, -
И в намеке даже малом
Имя злобной не изрек.Дважды лишь душа блистала,
Дважды лишь была видна:
В час, когда отца не стало,
В час, когда ушла Она.Сил не плакать не достало
Только раз: когда пчела
Хищное вонзила жало
В кожу милого чела.Только раз один, поверьте,
Ликовать достало сил:
В час, когда, рыдая, к смерти
Суд меня приговорил.Если внемлю вздох за кромкой
Волн морских, земных равнин -
Если внемлю вздох негромкий, -
Это мой проснулся сын.И поделкам ювелира
Не увлечь мою мечту:
Друга всем богатствам мира -
И любимой – предпочту.Я с бессмертным солнцем рядом
Зрел подбитого орла;
А змея, своим же ядом
Отравившись – умерла.Знаю: скрытый спящей чащей,
В сонном воздухе ночей,
Мчится по земле молчащей
Несмолкающий ручей.
Да! рука моя застыла,
Я восторженно утих,
Тронув хладное светило,
Павшее у ног моих.Все тяжеле, год от года,
На душу ложится гнет;
Сын согбенного народа
Умолкает – и умрет.Все, являемое глазу -
Только музыка светил;
Все вокруг – сродни алмазу,
Что когда-то углем был.Пусть глупец ложится в землю,
Повергая в скорбь народ!
Я же слову свыше внемлю:
Плод кладбища – лучший плод.Пусть умолкнет песня эта!
Черный докторский сюртук -
Облачение поэта, -
На сухой повешу сук.
II
Знаю Крит, и знаю Трою,
И Эпир, и Саламин;
Но милей дышать, не скрою,
Свежим воздухом вершин.Знаю древние баллады,
Все легенды я прочел;
Но милее нет услады,
Чем цветы и пенье пчел.Знаю: мчит с победной песней
Ветер на простор полей;
Песни этой нет чудесней,
Песни этой нет милей.Знаю страх плененной лани:
Гибнет лань, оцепенев.
Сгинет сердце – и заране
Присмирев, отринет гнев.
III
Ненавижу гул отелей,
Шумный холл и коридор -
Я стремлюсь во мрак ущелий,
В лавровые рощи гор.Краю, скрытому от ока, -
Помыслы мои верны:
Струи горного потока
Мне милей морской волны.Тиглем зачарован скряга,
Где златой кипит расплав…
Сколь милей златая влага
На стеблях цветов и трав!А расплав померкший корка
Осквернит наверняка…
Сколь милей следить с пригорка
За полетом голубка!Пусть испанскому прелату
Взор ласкает строй колонн!
Горную мою палату
Стройный украшает клен;Здесь ковры – из мягкой хвои,
А стенами служит лес;
Божий свет в мои покои
Льется с купола небес.И епископ в этом храме
Длит не проповедь, но трель;
Он подъемлется ночами
Не на кафедру – на ель.Впереди его повозки -
Пара голубых пичуг!
Подпевают им березки,
Подпевает горный луг.Сладко спать на камне голом!
А пока в объятьях грез
Я лежал, внимая пчелам, -
Целый мир во мне возрос.Разноцветны занавески
Дымки утренней: кармин,
Охра, киноварь… Нерезки
Очертания вершин.Но уже лугам и чащам
Утро возвестил рожок,
Новый день лучом палящим
Разом занавески сжег!А заморскому попу,
А испанскому прелату
Я не укажу тропу
В горную мою палату!
IV
Я опять исполнен жажды
Зреть укромный водоем,
Где с любимой мы однажды
Шли по берегу вдвоем.Шли вдвоем. Вблизи подруги
Я блаженствовал. И вот
Две проворные пичуги
Пролетели в темный грот;И глаза ее следили
За полетом легких птах,
И букет пунцовых лилий
Поникал в ее руках…Так тиха, и так невинна,
Жимолость и резеду
Сорвала, – и цвет жасмина,
Походивший на звезду.Чтоб отвесть слепящий свет,
Зонтик я раскрыл над ней;
А она сказала: – "Нет,
Светит пусть еще сильней!Что за бук! Подобной мощи
Я не знала до сих пор.
Бог нисходит в эти рощи,
Ибо здесь Его собор.К первому причастью дочь
Приведу сюда свою:
В белом платьице, точь-в-точь
Как у ангела в раю".Зноя восходили струи;
Шли неспешно мы назад, -
И звучали поцелуи
Переливам птичьим в лад…Приплыву, подобен тени!
Брег безмолвен, бук высок…
И склоню в челне колени,
И воткну весло в песок.
V
Стих мой звонкий пенным валом
Вам является порой,
И высокою горой,
И пушистым опахалом.Стих мой нежный – что кинжал,
Превратившийся в цветок;
Он блистает, как поток,
Пламенеет, как коралл.Стих мой родствен георгинам,
И походит на сирень;
Словно раненный олень,
Стих уносится к вершинам.Стих мой дорог смельчаку:
Он правдив и чужд печали,
Крепостью подобен стали,
А надежностью – клинку.
VI
Коль дозволят за могилой
Взять былого знак один,
Я возьму, отец мой милый,
Серебро твоих седин.Коль окажутся добры,
Я возьму еще портрет
Обожаемой сестры, -
Той, которой больше нет.Коль дозволят, чтоб из мира
Я сокровище унес,
Я возьму во свет эфира
Золото любимых кос!
VII
Арагон! Ему по праву
В сердце угол отведен:
Там блистает Арагон,
Доблестно стяжавший славу.Повторяю вновь и вновь:
В дни, когда мне было туго,
Там себе нашел я друга,
Там сыскал свою любовь.Там, средь ласковых долин,
Бой кипел в былые годы:
В битву именем свободы
Все стремились, как один.Коль правитель и судья
Притесняют арагонца, -
Сын полуденного солнца
Гибнет, сжав приклад ружья.Край, укрытый желтой пылью!
Я люблю сию страну:
Эбро темную волну,
И Ланузу, и Падилью.Чту кубинца, если он
Восстает на властелина;
Чту мятежный Арагон -
Власть одна, и месть едина.Я люблю прохладный двор,
И замшелые ступени;
Старого погоста тени,
И таинственный собор.Да! – страны прекрасней нет!
Край испанца, земли мавра…
Там расцвел под сенью лавра
Дней моих недолгий цвет.
VIII
Друг является умерший:
Сядет – и поет; и столь
Песня тягостна, что пенье
Другу причиняет боль."– Я на птице двоекрылой
В небе, чистом, как стекло,
Мчу; и справа – золотое,
Слева – черное крыло.– Потеряло сердце разум,
Сердцу чужд единый цвет.
Оба цвета любит разом,
Но любви – к обоим нет.– Сердца бедного безумней -
Та, что кровь его пила,
И хотела сжечь со смехом
Сердце скорбное дотла.– Потеряло сердце якорь!
От родного очага
Мчится прочь – и разобьется
О чужие берега!"И тоскует друг умерший,
И клянет свою беду;
Глажу череп охладелый,
Спать умершего кладу.
IX
Расцвети, о небывалый,
Искупительный мотив!
Девушка из Гватемалы,
Ты погибла, полюбив!Принесли букеты лилий,
Возложили резеду…
Мы тебя похоронили,
Мы оплакали беду.…Он пленился ароматом,
Гладя локонов извив…
Он вернулся – но женатым!
Ты погибла, полюбив.Шли за мрачным катафалком
И епископ, и посол;
И с цветами, в плаче жалком,
Люд простой за гробом шел.…Ты стояла у окна, -
Он вернулся, здрав и жив;
С ним приехала жена!
Ты погибла, полюбив.И внесли в часовню гроб…
Как расплавленный металл,
Этот лоб – любимый лоб -
Губы мне испепелял!…Искупалась ты украдкой,
В холод, вечером, в отлив…
Ты убита лихорадкой?
Нет, погибла, полюбив!И, сдержать не в силах муки,
Перед взорами толпы,
Я лобзал несчастной руки,
Я лобзал ее стопы.Гробовщик, меня позвав,
Скорби оборвал наплыв…
Над тобою – корни трав.
Ты погибла, полюбив.
X
А душа моя пустынна,
И больна по вечерам!
Нынче бал. Предстанет нам
Андалузка-балерина.Тротуар, подъезд, порог.
Флаг – убрать почли за благо.
И прекрасно: возле флага
Пребывать бы я не смог.Вот она! Явилась ныне
Недоступна и бледна.
Андалузка ли она?
Нет, она сродни богине!И, подобно матадору,
Зыблет алый плащ рукой;
И похожа на левкой,
Коему сомбреро – впору.В ней – полуденная нега,
В ней – капризная любовь;
И чернее смоли бровь,
И чело белее снега.Струны стонут, меркнет свет,
И она колеблет руку
В лад лихому перестуку
Андалузских кастаньет.Вызов на ее челе!
И, вздымая то и дело
Юбки, мчит плясунья смело,
И кружится в полумгле.Каблучками без конца
Бьет, колотит о подмостки -
Словно под ногой не доски,
А влюбленные сердца.И ресницы, трепеща,
Бешеным полны призывом,
И манит она извивом
Матадорского плаща.Выгибается всем телом,
И возносится в прыжке,
И стремится налегке,
Сбросив плащ движеньем смелым.Тело выгнуто, как лук;
Губы, алые, как розы,
Ласковой полны угрозы;
Медленно стучит каблук.Прервалось мельканье ног,
Алые погасли блестки;
И покинула подмостки,
И растаяла, как вздох.Отплясала балерина,
Незабвенно хороша…
Поспешим домой, душа!
А душа моя – пустынна.
XI
Паж мой верный – молодец:
И уложит, и разбудит;
Будет услужать, и будет
Чистить лавровый венец.Он – лакей и мажордом,
Он – и помощь, и опора;
Он печалится, коль скоро
Я печален за трудом.Выхожу – а он, дразня,
Объявляется в кармане;
Возвращаюсь – уж заране
Чашка пепла ждет меня.Я лежу – а он вошел,
И садится наготове;
Я пишу – и лужу крови
Проливает паж на стол.Что за паж! Надежней нет!
Угождает, холит, нежит.
А шагнет – внимаю скрежет,
Ибо этот паж – скелет.
XII
Я в челне, вздымая весла,
По озерной плыл волне;
Солнце в вышине блистало,
И в душевной глубине.И у ног узрел внезапно
Омерзительную мне
Рыбу мертвую, гнилую,
Позабытую в челне.
XIII
Цвел просвирник луговой,
Изобильно возрастая…
Шла головка золотая
Рядом с лысой головой.Скрылись обе, наконец,
Меж каштанов темных канув.
Лысина среди каштанов
Заблистала, как венец.