Церковь либерально относится к нарушениям поста (болящим - дозволяется; путешествующим - дозволяется; голодным, не имеющим постной пищи, - дозволяется; даже тем, кто в гостях не хочет обидеть неверующего хозяина отказом от скоромной пищи, - дозволяется тоже). Церковь признает гражданский брак. Церковь в лице своих высших иерархов говорит, что времена, когда Христос изгонял торгующих из храма, миновали безвозвратно. Появились какие-то люди, называющие себя "православными предпринимателями", что с православной точки зрения полнейший абсурд и подкоп под устои, однако никто их не отлучает. Налицо просто какое-то кальвинистское перерождение русского православия!
Наконец, церковь не очень рьяно следит за тем, чтобы прихожане регулярно ходили к обедне, исповедовались и причащались. О приходах с фиксированным членством и речи не идет. Церковь, похоже, готова считать православным христианином всякого, кто сам себя так называет.
Вот в численности-то православных и заключена вся проблема. Вряд ли у нас действительно в районе 70 процентов верующих православных, как говорят соцопросы. В данном случае происходит идентификация от противного. Не мусульманин, не иудей, не буддист уж точно. Тогда кто? Конечно, православный.
По оценкам иностранных аналитиков (со стороны, говорят, виднее!), практикующих православных в России 15–20 процентов (приблизительно от 20 до 30 миллионов). Практикующих мусульман 10–15 (примерно 15–20 миллионов). Мне кажется, что обе цифры несколько завышены. Однако дело не в этом, а в том, что мусульманское сообщество России, равно как и "исторически мусульманское" население страны, растет значительно быстрее христианского. Думаю, скоро цифры как минимум сравняются. Это разные процессы - рост числа верующих мусульман и рост населения "исторически мусульманских" народов. Но они подпитывают друг друга.
Поэтому нельзя исключить, что в недалеком будущем все институты государственно-церковного сотрудничества (включая школьные программы), которые создавались во имя торжества православия, наполнятся иным конфессиональным содержанием. Ну, или станут полем конкуренции религий. А в глобальной и региональной конкуренции с исламом христианство проигрывает. Это ни хорошо, ни плохо. Это реальность.
Возможен, впрочем, совсем другой поворот. В России возникнет совсем новая религия. Молодая и сильная. Единобожная. Но при этом совершенно языческая.
Вывод один. Дорогие сограждане! А особенно - руководящие товарищи! Соблюдайте конституционный принцип отделения церкви от государства. А то бог его знает, как все повернется…
ОНИ - ЭТО МЫ
Шестьдесят лет назад, а именно 8 июня 1949 года, вышел в свет роман Джорджа Оруэлла "1984". Автор умер от чахотки буквально через полгода, в январе 1950 года. Он не успел узнать, что написал великую книгу. Не просто блестящий художественный памфлет, переживший время (таких было немало: "Гулливер", например), но книгу, которая рассказала людям, что такое общество и что такое они.
Современные критики назвали книгу однодневкой и именно что памфлетом, попыткой рассчитаться с самим собой за левые увлечения молодости. Спорили, что именно Оруэлл имел в виду: советский сталинизм, германский нацизм или все-таки кошмары родного капиталистического строя (очерки Оруэлла о жизни английских шахтеров дают основания для такого предположения). Да и социализм-то все-таки английский: не немцы и не русские превратили Британские острова в Третью посадочную полосу государства Океания. Русские и немцы там, в Евразии, а китайцы в Истазии, которая всегда была нашим исконным врагом, а Евразия нашим верным союзником, с которым мы воюем беспощадно и не щадя сил, в союзе с братской Истазией…
Но дело не в политико-географических привязках. "1984" - это роман о всегдашней двойственности человеческой души и о двойственных функциях общества. Роман Оруэлла стал возможен не столько после и вследствие современных ему диктаторов (Гитлера, Сталина и помельче), сколько после Маркса и Фрейда. Человек не может выжить без общества, он общественное существо, еще более общественное, чем термит и муравей, чем птичка ткачик или обезьяна павиан. Но, в отличие от термита и павиана, человек страдает от своей общественной природы. Общество давит его, ломает и крутит его душу. Но и душа человека - это не просто несчастный и хрупкий цветок, застывший в стеклянном сувенире, который Уинстон Смит купил в антикварной лавке. Который хрустнул под каблуком агента "полиции мысли". Душа человека - это не только нежное прошлое и туманное будущее, это еще и алчное "здесь и сейчас", это постоянно страстное желание убивать и быть убитым, лгать и быть обманутым, давить человеческое лицо сапогом и самому оказываться в таком положении, вылизывая гвозди на подметках палача. Общество жестко и непреклонно формирует человека по своим шаблонам, но эти шаблоны (коварно? легкомысленно?) выточил сам человек.
Человек, разумеется, мыслит. Но не так, как думали великие мыслители прошлого. Логика столь же двойственна, а то и многомерна, как эмоциональное переживание. Игра смыслами (мир - это война; свобода - это рабство) столь обаятельна именно потому, что отражает двоякость любого чувства. Двоемыслие - это прежде всего двоечувствие, диалектика любви и смерти, жертвенности и желания заслониться от опасности чужим телом.
Мыслепреступление - это почти психоаналитический концепт. Нет существенной разницы между "захотел", "подумал" и "сделал". Тайные желания терзают сильнее, чем реальные проступки. Аналитик на кушетке помогает избавиться именно от желаний и воспоминаний о неких грехах прошлого, подчас ложных, если рассматривать их как пресловутые "реальные факты", - но куда как реальных, коли они способны так исковеркать жизнь в настоящем и лишить ее будущего. Кто командует будущим? Правильно! Тот, кто овладел прошлым. Для этого нужна самая малость - верно распорядиться настоящим. Уложить публику на пиаровскую кушетку. О’Брайен, мучитель Уинстона Смита, - это и следователь, и воспитатель, и аналитик, и политтехнолог. Он открывает своему подопечному самую главную тайну, которую знают все, но страшатся сознаться. "Почему мы, члены внутренней партии, так стремимся к власти, так держимся за власть?" - спрашивает О’Брайен. "Ради нас, слабых и несмышленых простых людей, ради блага народа", - отвечает Уинстон Смит. И получает удар током. Неправильно. Власть нужна ради власти. В самой власти ее смысл и цель, в древнем желании доминировать. Рациональность состоит в том, чтобы поймать иррациональное и умело отдаться ему. Получив удовольствие и некоторый заработок.
"Незнание - сила". Но это отнюдь не парафраз знаменитой максимы Фрэнсиса Бэкона, которая стала советским журнальным брэндом. Бэкон писал: "Knowledge itself is power". Или по-латыни - "Ipsa scientia potentia est". Что в переводе значит "Само по себе знание есть власть". Ай да Бэкон, просто чистый Мишель Фуко с опережением на 400 лет! Но нет. Оруэлл пишет: "Ignorance is strength". Невежество - это мощь. Здесь вспоминаются слова Эрнста Юнгера, написанные в 1920-х годах: нужно много неграмотных и решительных людей.
Но неграмотные решительные люди, как выяснилось чуть позже, в наше грамотное время сами собой не родятся. С неба не падают. Их надо специально воспитывать. Учить говорить на новоязе: чем меньше слов, тем проще мысли. Зачем слово "сытость", когда гораздо логичнее и понятнее "неголод"?
Само общество, если вчитаться в Оруэлла, есть грандиозная метафора сознания. Внутренняя партия, внешняя партия и пролы - это же "Сверх-Я", "Я" и "Оно". Никто не знает, как живут внутренние партийцы, то есть элита Океании. Кто они, откуда берутся, каким законам подчиняются. Они и есть жесткое карающее "Сверх-Я", инстанция нормы, чаще всего не осознаваемая в этой своей функции, и уж точно непонятная в своем устройстве. Далее идет покорное ему "Я", то есть сознательное как таковое, члены внешней партии, люди образованные и даже отчасти склонные к размышлению, профессионалы, руководители среднего звена. И наконец, пролетарии, темный народ, социальное "Оно". Здесь нет моральных запретов и норм поведения. Секс, запрещенный в верхних слоях, бурлит в каждом переулке трущоб бессознательного. Убийства? Полиция туда не ходит. Образование? Все равно никто ничего не запомнит. Санитария и гигиена? Да помилуйте, они плодятся, как кролики.
Но Старший Брат думает и о них. По-доброму так думает, с улыбкой.
"1984" - роман о политических технологиях. О логике познания. Об историзме мышления. Вообще это философский роман-трактат, чего стоит одна концепция "коллективистского солипсизма": это не только пропагандистский прием, не только результат умелого промывания мозгов, это важнейшая эпистемологическая проблема (прорывная книга Флека "Становление и развитие научного факта" (1935), в общем-то, о том же).
И еще это роман о любви и памяти, конечно же.
О слабом человеке, который был настолько беспомощен, что создал себе сильное общество. Которое его убивает и все никак не может убить. И не сможет, наверное. Разве что году этак в 4891 году.
Кстати говоря, первая массовая публикация романа "1984" на русском языке была 20 лет назад: в номерах 2–4 "Нового мира" за 1989 год.
До этого в СССР роман Оруэлла появился в самом начале 1950-х годов, в закрытом издании под грифом "для научных библиотек". Кажется, с нумерованными экземплярами. А первый обширный критический пересказ - в том же "Новом мире" уже в 1950 году. Советский агитпроп раньше всех понял, что этот странноватый роман - на самом деле книга своевременная и нужная.
Про утопию. Часть 1
О, ПОН, СИН, МОР
Эти слоги, эти звуки - не заумная поэзия ХХ века. Это Кампанелла. Но не виртуозная скрипичная пьеса Паганини, хотя на первый слух похоже. Это штука куда более серьезная и влиятельная. Брат Томмазо Кампанелла, доминиканец (Domini canis - пес Господа, как истолковывали название ордена в те времена), родился в Южной Италии 5 сентября 1568 года. В тридцать лет он был заподозрен в республиканском заговоре и сел на пожизненное. Но просидел всего только двадцать семь лет, поскольку был помилован новым папой, и вышел на свободу в 1626 году. От греха он уехал в Париж, под крылышко кардинала Ришелье, где и умер в 1639 году, в последнем своем стихотворении приветствуя рождение младенца Луи-Дьедонне де Бурбона, будущего Людовика XIV, который, что интересно, родился тоже 5 сентября, но уже 1638 года. Еще более занятно то, что означенный Людовик получил прозвание Король-Солнце. Это странным образом рифмуется с названием самого главного труда Кампанеллы, написанного в тюрьме - "Город Солнца". Вымышленное братом Томмазо государство - республика, разумеется. Но во главе стоит некий правитель, имя которому О. Что на языке жителей этого города и означает "Солнце", то есть высшая степень человеческих добродетелей и совершенств. Подчеркну, что это не имя собственное, а ранг, своего рода звание, которое и позволяет занять указанный пост.
То есть сразу кое-что становится чуть яснее. Город Солнца так назван не потому, что там всегда ясная погода, и не в каком-то образном смысле (что, мол, освещает путь всем прочим странам и народам), а по простой причине. Город, управляемый человеком в ранге Солнца. Ну, как если бы столицу СССР назвали бы Генеральносекретарск. Или всю советскую страну назвали бы Цекакапеесесия (коллективное руководство, надо понимать!).
Книгу эту брат Томмазо написал в 1602 году, сам перевел на латынь в 1613-м и издал в 1623 году, продолжая отсиживать срок, - это я к вопросу о жестокости папских тюрем и беспощадности инквизиции. Но книга была сочинена, третий раз повторяю, в тюрьме, и поэтому тема надзора и наблюдения проходит красной, как говорится, нитью. Начнем с того, что сам Город Солнца построен таким образом, что его легко обозреть. Улицы - это своего рода галереи, куда выходят двери жилых покоев. Идея паноптикума - то есть строения, специально сделанного для удобства наблюдения за жителями, - придет позже, с развитием массовой школы и фабричной занятости. Но слово "наблюдать" (а также "доносить") лезет в глаза с каждой страницы. Старшие наблюдают за младшими, учителя - за учениками, сограждане (естественно, называемые братьями) - друг за другом. Инвалиды, которые не могут трудиться, должны наблюдать и сообщать о своих наблюдениях. Тем более что у глухих особо острое зрение, а у слепых - особо тонкий слух.
Глава государства называется Солнце, но брат Томмазо предпочитает называть его Метафизиком, то есть Философом. Ну, к этому нам не привыкать. Вождь народов - он и солнышко наше ясное, и корифей всех наук. Собственно, это и есть платонизм, от которого некуда деться: устройство государства на разумных основаниях. А на трибуне - главный философ страны.
Вождю-Солнцу у Кампанеллы помогают три министра - Пон, Син и Мор, что переводится как Сила, Мудрость и Любовь. Они и возглавляют соответствующие ведомства.
Сразу хочется вспомнить Оруэлла - Минимир, Минизобил, Миниправ и Минилюб. Потом осекаешься: какое отношение имеют мудрствования человека эпохи Возрождения к злому сарказму человека, видевшего нацизм и сталинизм? И вообще, Сила, Мудрость и Любовь - это тогдашние представления о составляющих нашей души, не более того. Да и ведомство Любви у Кампанеллы занято не политическим сыском, а евгеническими мероприятиями и вообще вопросами семьи, секса и деторождения. Но далее начинаешь понимать, что первое впечатление, в общем-то, было верным. Что все утопии берут начало от Платона, что Томас Мор, Кампанелла, потом французские социалисты, Чернышевский и даже, страшно сказать, Маркс с Лениным и Сталиным - это, в сущности, одно и то же. Во времена Кампанеллы Платон был почти таким же древним и почтенным, как сейчас. 2000 лет назад, 2400 лет назад - велика ли разница?
Как ни крути, в утопии мы видим как бы царство разума, построенное самим разумом на разумных основаниях. То есть перед нами метафора человеческой души в параметрах современной утописту науки. Но и злой критик и ниспровергатель утопии Джордж Оруэлл рисует нам ту же самую метафору, но с поправкой на психоанализ. Город Солнца - это душа, как ее понимали в XVI веке, как ее понимал Бэкон. Океания - душа, в которой есть "Оно" (пролы), "Я" (внешняя партия), "Сверх-Я" (внутренняя партия) и неустранимый первичный объект (Старший Брат). Собственно, работа Миниправа в сотрудничестве с Минилюбом - это работа бессознательного. Беспокоящий объект вытесняется в невротической психике и "распыляется" (то есть превращается не только в информационное, но и в физическое ничто) в тоталитарной Океании.
Я не случайно написал чуть выше: "как бы царство разума". Это не дань сегодняшнему просторечию. Это действительно "как бы". Утопия - это стремление построить якобы разумную, будто бы рациональную социально-экономическую и политическую систему. Но на деле получается нечто совершенно иное. Вот пример. Почему стремление осчастливить советских людей, обеспечить их материальное благосостояние, - почему оно сопровождалось планомерным уничтожением их, извините, кормовой базы? Уничтожением русского и всего остального крестьянства? Всего через полсотни лет после коллективизации СССР рухнул - и не от козней внешнего врага, а от элементарной бескормицы, когда за хлеб приходилось идти на чудовищные политические уступки. Где тут разум? Тут чистое безумие!
Дело в том, что утопия - это отнюдь не социальная энергия обездоленных масс. Утопия - это духовные искания сексуально неудовлетворенных эстетов. Именно они направляют базовую агрессию темных масс в русло безумия. Позволяют простому человеку безнаказанно грызть ближнего своего, брата своего крестьянина или ремесленника. Культуру замещают погромом. Иван Солоневич назвал это "ставкой на сволочь" (см. далее, "Про утопию. Часть 3").
Но снаружи утопии все красиво - здания, скульптуры, картины, мебель, утварь. Стройные, чисто вымытые тела. Красивая одежда, которая туго облегает тела - так, что "вся фигура обрисовывается во всех подробностях" (Кампанелла).
Крестьянин же неизящен. Он потный, перепачканный. Он не видит дальше стойла и скирды. Он уродлив, вонюч и глуп, проще говоря. Поэтому долой его! Да, но что делать, что на завтрак, обед и ужин есть будем? Ответ замечательный: а мы все вместе, такие стройные и красивые, будем работать понемножку и на всех работах. По шесть часов, как говорил Томас Мор, или даже по четыре, согласно Кампанелле. Будем ездить из города на сельхозработы. И ведь в СССР ездили, вплоть до финала перестройки!
Утопия очень эротична. Половые проблемы, унаследованные утопистами от престарелого бисексуала Платона, пронизывают утопические тексты. В Городе Солнца евгеника стала не только обязательным, но и вкусным занятием. Старейшины осматривают голых юношей и девушек, определяют их сексуальные потенции и детородные возможности. Супружеский секс превратился в публичный ритуал, со множеством подручных и соглядатаев. Ну и конечно, общность жен, которая от Кампанеллы дошагала до Маркса и далее до Коллонтай и либеральнейшего советского законодательства о разводах в 1920-е годы (развестись можно было без уведомления второй стороны). Чего же вы хотите - практически единственная всерьез реализованная утопия должна была отдать должное Кампанелле.
Утопия предлагает золотой ключик. Пусть все будет общее: жены и мужья, дома и посуда. И все у нас получится. Никто никому не станет завидовать, все друг друга станут любить.
Утопия реакционна. Регрессивна. Утопия - это желание вернуться в мир полной сексуальной свободы и полной социальной безответственности. Каковая (говорят) была на ранних, дототемических стадиях развития общества. Когда все ходили голенькие, и всем со всеми было все можно. Или, если угодно, в мир той свободы, когда мама и ребенок еще полностью принадлежат друг другу. До годовалого возраста примерно.
Колокольчик Кампанеллы звучит порою в самых неожиданных местах. Герой рассказа Чехова "Дом с мезонином" говорил, что все люди должны работать поровну, часа по четыре в день, и тогда все общественные проблемы будут решены.
И - наблюдать, наблюдать, наблюдать друг за другом. Это, кстати, тоже не слишком-то социальные проблемы. Но об этом - далее.
Про утопию. Часть 2
ОТНИМАТЬ И ПОДГЛЯДЫВАТЬ
Один мой знакомый побывал в Северной Корее. Там их возили по разным заводам и колхозам, школам и университетам. Он знал, что в КНДР сплошное подслушивание и подглядывание. Поэтому всякий раз по вечерам, вернувшись после трудного экскурсионного дня к себе в номер, он громко говорил, обращаясь к люстре: "Я просто удивлен (ошеломлен, поражен), каких невероятных успехов добилась Народная Корея в области тяжелой промышленности (декоративного цветоводства, дошкольного воспитания) под руководством своего любимого вождя и гениального маршала!" Потом он выпивал стакан водки и ложился спать.
Однажды поздним вечером он вошел в номер, кинул пиджак на стул и вскричал: "Нет, это просто невообразимо! Я настолько потрясен успехами Народной Кореи под руководством маршала и вождя, что даже забыл водки купить, так-растак-перетак!" И стал раздеваться перед сном. Но не успел он и рубашку снять, как в дверь постучали. Торопливо застегнувшись, он с некоторой опаской отворил. На пороге стоял официант с каталкой, уставленной бутылками и закусками:
- Водка, коньяк, вино! Печенье, сыр, колбаса! Покупайте, товарищ!