И Борис Арнольдович сделал первый прыжок в указанном направлении. Потом был второй прыжок, третий. Борис Арнольдович оглядывался и всякий раз встречал страдальческий взгляд Нинели. А потом заросли заслонили трогательную лохматую фигурку…
- Ну, Арнольдыч, должно быть, все, что положено, узнаешь. Полноправным гражданином нашего общества сделаешься. А какой смысл тянуть? Нам, председателям, это даже лучше. Меньше мороки, меньше хлопот. Присмотра особого не требуется. Гражданин, он и есть гражданин. Главное, по поводу технического прогресса выскажись со всей определенностью. Мол, осуждал и осуждаю. От гражданства не отказывайся, благодари. Дескать, клянусь оправдать, и все такое. Будут сразу младшего председателя давать - сам смотри. Если собираешься навсегда у нас обосноваться, тогда, конечно, чин нужен. А не собираешься - другое дело. Человек с повязкой - на виду. Тогда говори - не достоин, и точка!
Но вот что самое главное тебе скажу. Я хоть и посмеиваюсь в открытую: "Порфироносный, Порфироносный!" - а на самом деле думаю, что он, наш Порфирий Абдрахманович, навроде меня председатель. Думает одно, а делать вынужден совсем другое. Когда кого-нибудь нужно наказать за проступок - тянет до последней возможности. Сколько раз замечал. Хотя послушать, как кричит, - зверюга…
Так наставлял Мардарий Бориса Арнольдовича, а тот лишь согласно кивал ему, а сам все внимание сосредоточивал на том, чтобы не свалиться вниз, не свернуть шею. Как-то с утра не было той уверенности, что была накануне. Поэтому он, вполне вероятно, что-то из Мардариевых наставлений и пропустил мимо ушей.
Между тем в направлении, куда они двигались, стал вырисовываться просвет, который все расширялся и расширялся. Пока Борис Арнольдович на ходу гадал, как может выглядеть жилище знатного Порфирия Абдрахмановича - ничего, кроме огромного кокона, увитого светящимися в потемках лоскутками, в голову не приходило, - перед путниками открылась вдруг широкая, поросшая мелким кустарником полоса. Будто просека под ЛЭП. Но, конечно, никаких стальных опор с проводами на этой просеке не было. Лишь чьи-то извилистые тропы, возможно, тропы тигров или еще каких-нибудь крупных хищников различались с высоты. Но самих зверей не было видно ни одного.
- Здесь наше лобное место, - шепнул Мардарий, хотя никого вокруг не было, усмехнулся, кашлянул, сказал во весь голос: - Между прочим, отсюда до того места, где тебя Нинель спасла, всего километра три… Ну, сориентировался? Откуда мы идем?
В этот раз они двигались почти не петляя, но Борис Арнольдович все равно не запомнил дороги. Он растерянно оглянулся по сторонам - нет, стрелка его несовершенного биокомпаса бестолково металась, описывая широкие круги.
- Черт его знает, - честно признался Борис Арнольдович.
- Ничего. Не огорчайся. Придет и это чутье. Все будет со временем…
Отдышавшись, путники двинулись вдоль просеки. Проскакали примерно с километр, и в зарослях ярко-зеленого кустарника стало что-то белеть там и сям. Либо глыбы белого кварца, либо мрамора, либо чьи-то огромные, вылизанные ветром и дождем кости. Почему-то Борису Арнольдовичу наиболее вероятным показалось последнее.
Оказалось, он ошибся во всех предположениях. В самом конце просеки - и теперь становилось совершенно ясным ее происхождение - лежал огромный самолет без крыльев и хвоста, это их обломки попадались на глаза раньше. Самолет лежал, зарывшись носом в невысокий холм, но большая часть фюзеляжа находилась на поверхности и блестела, ничуть не тронутая временем.
- Ну, вот мы и прибыли, - вздохнул Мардарий, - это и есть резиденция оберпредседателей. Спускаемся. Здесь тигры, конечно, тоже порой похаживают, но работает служба дальнего предупреждения, так что в случае чего всегда можно не торопясь залезть наверх или скрыться в резиденции…
Борис Арнольдович опять ощутил большое удовольствие, ступив на твердую землю, где нет нужды иметь нижние конечности, приспособленные для хватания. Он развернул плечи и потянулся, с превосходством поглядев на Мардария, такого ловкого и грациозного среди ветвей и такого неуклюжего, непропорционального и горбатого на земле. Только сейчас стало заметно, что младший председатель и до плеча не достает человеку прямоходящему.
Невольно пришла Борису Арнольдовичу мысль, что если когда-нибудь ему придется сразиться с председателем, то нужно будет делать это на земле. И тогда ему, да еще вооруженному какой-нибудь дубиной, сам черт не брат…
- Вижу, ты рад прогуляться по твердой земле, - словно услышал его мысли Мардарий, - но будь осмотрителен, не позволяй себе лишнего, горячность - не лучший советчик, не допускай, чтобы она тобой руководила, помни - я тебе друг.
Все это Мардарий говорил вполголоса, а сам как-то боком ковылял за Борисом Арнольдовичем, ему было тяжело поспевать, и хвост его бесполезно волочился по траве, собирая на себя какие-то колючки.
- Стой, кто идет! - На тропу из кустов вышел такой же сгорбленный, как и Мардарий, тоже с голубой повязкой на ноге. Сзади появились еще двое. Тут Борис Арнольдович увидел, что повсюду - и справа, и слева, и сзади, и спереди - кусты прямо-таки ходуном ходят. По-видимому, младших председателей вокруг кишело, как нерезаных собак.
- По вызову мы, к Порфирию Абдрахмановичу, - торопливо и как-то заискивающе доложил Мардарий. Таким Борис Арнольдович его еще не видел.
- А, это ты, Мардаша, - осклабился караульщик, или как он там назывался по штатному расписанию, - а с тобой, стало быть, этот…
- Борисом Арнольдовичем его зовут, - счел необходимым сказать Мардарий.
- А я думал, Трезоровичем или Полкановичем! - сострил караульщик и захохотал противным хохотом. Другие тоже. И Мардарий вымученно рассмеялся.
"Ладно, - решил Борис Арнольдович, - при случае - тебя первого зашибу. Я тебя запомнил".
И тут же, неожиданно для себя, тоже заискивающе улыбнулся, чем вызвал новый приступ веселья этих сумчатых.
- Ну что ж, идите, раз по вызову, - продолжая смеяться, разрешил караульщик и моментально исчез в зарослях. Исчезли и остальные.
- Внутренняя служба, - пояснил Мардарий, когда они миновали еще два таких же поста, - псы. Их даже оберпредседатели опасаются. Развели на свою голову. Слава Богу, в джунглях у нас таких служак нет. Здесь только…
Тут тропа сделала еще один зигзаг и уперлась прямо в белую цилиндрическую громаду. Вблизи она была не такая уж белая, не такая уж блестящая, по ней змеились трещины, в трещинах жили какие-то примитивные растения, разбитые иллюминаторы кое-где были заткнуты полимерными лохмотьями.
А ход был устроен через аварийный люк, хорошо сохранившийся и работающий, на люке имелась надпись вечной краской. Что-то вроде "Лимитед Инкорпорэйтед". В общем, Борис Арнольдович, призвав на помощь все застрявшие с института знания, перевел эту надпись как "Материковая аэрокорпорация".
Возле люка был последний пост. Двое "псов", как выразился Мардарий, несли службу. Интересно, кого так боялись оберпредседатели? Хищников? Или все это было устроено лишь для солидности…
Опять Мардарий докладывал, опять Борис Арнольдович заискивающе улыбался. Опять младшие председатели смеялись над ними, точнее сказать, насмешничали. Но уже не так громко, с оглядкой. Потом один пошел докладывать Порфирию Абдрахмановичу, а второй остался караулить люк. Спустя какое-то время первый вернулся. Разрешение пропустить было получено. И Мардарий с Борисом Арнольдовичем влезли внутрь, в сумерки, но не темноту, поскольку сквозь трещины и дыры свет пробивался там и сям.
Внутреннее устройство лайнера оказалось не совсем привычным. Оно напоминало внутреннее устройство купейного вагона, общежития или некой малороскошной конторы. Длинный, из конца в конец коридор и множество дверей по одну сторону коридора. И на каждой двери таблички. Но уже на русском языке. Оберпредседатель такой-то, оберпредседатель такой-то… В общем, это был гибрид конторы и общежития, поскольку оберпредседатели здесь не только должности отправляли, но и были постоянно прописаны. Гнезд они, как оказалось, не имели.
Путь по полимерной ковровой дорожке наконец закончился. В сумраке хорошо видны были русские буквы, зачем-то стилизованные под готические: "Оберпредседатель Северо-Западного массива Порфирий Абдрахманович Пк".
- Что такое "Пк"? - шепотом спросил Борис Арнольдович.
Ему никто не ответил. Думал, переспросить - не переспросить, а дверь тут и распахнулась. И яркий ослепительный свет ударил навстречу.
- Здорово, молодцы! - гаркнуло навстречу.
- Здравствуйте, Порфирий Абдрахманович, благодетель наш! - браво продекламировал Мардарий.
Борис Арнольдович успел подхватить лишь последние два слова.
- Что ж ты ему не объяснил? - поморщился хозяин маленькой комнатки с огромным иллюминатором, сквозь который и лупил по глазам этот неистовый свет. Впрочем, глаза к нему уже начинали привыкать, и он превращался в обыкновенный дневной, пронизывающий ярко-зеленую листву.
- Да я объяснял, - виновато пожал плечами Мардарий, - но он, наверное, прослушал. Или растерялся…
Никакой обстановки в оберпредседательском кабинете не было. Только веревочный гамак висел, прикрепленный к потолку, да голубая повязка болталась на каком-то крючочке возле иллюминатора, то ли сушилась после стирки, то ли напитывалась солнцем, чтобы потом светиться всю ночь, да лежал на полу кусок все того же коврика, что и в коридоре.
Против ожидания, воздух в оберпредседательском жилище был свеж и прохладен, вероятно, наружная обшивка хоть и нагревалась под лучами солнца, но толстый слой теплоизоляции не позволял избыточному теплу проникать внутрь.
Конечно, жить в бывшем воздушном корабле было несравнимо удобней и комфортней, чем на дереве. Можно, например, устроить нормальную постель. Но если спать в гамаке и без всякого матраца, то какой смысл вообще иметь помещение?
Что же касается самого оберпредседателя, то он при свете дня оказался не таким уж могучим, как решил Борис Арнольдович в первую встречу, скорее, просто толстым, но ничуть не внушительным. Этакий толстячок-добрячок, весь покрытый шерстью, но с круглой загорелой плешью на макушке…
- Ладно, растерялся так растерялся, - задумчиво произнес Порфирий Абдрахманович после паузы, во время которой Мардарий и Борис Арнольдович так и стояли перед ним навытяжку, - в конце концов, действительно…
И снова оберпредседатель замолчал, бесцеремонно разглядывая Бориса Арнольдовича, не обращая ни малейшего внимания на Мардария. Борис Арнольдович, однако же, глаз не отводил, давая понять, что ему не менее любопытно вот так изучать одного из хозяев другого мира, хотя если бы этот хозяин попался в джунглях да был бы не такой упитанный, то вряд ли вообще привлек бы внимание, старик и старик…
- В общем, ты, Мардарий, иди пока погуляй, - принял наконец решение Порфирий Абдрахманович, - тебе с нами неинтересно будет.
- Спасибо, конечно, но… - видимо, Мардарий хотел что-то возразить старшему начальнику, однако тот посмотрел на него с большим значением.
Что оставалось делать? Оставалось и Мардарию посмотреть со значением на Бориса Арнольдовича да и повиноваться. Но еще несколько мгновений светились перед мысленным взором Бориса Арнольдовича широко распахнутые глаза друга.
- Шкодный ты все-таки, - сказал Порфирий Абдрахманович, проводив глазами младшего председателя, - уж не обессудь, но как гляну на тебя непосредственно, так не могу. В общем, не обращай внимания.
Далее Порфирий Абдрахманович открыл потайную створку в стене, извлек оттуда прозрачный пластиковый пакет, а также какой-то довольно уродливый сосуд, напоминающий бутылку и кувшин одновременно.
Оставив все это прямо на полу, оберпредседатель проворно подскочил к двери, выглянул в темный коридор, потом запер вход в купе изнутри. На примитивнейший крючок, неизвестно откуда взятый и сюда привинченный.
- Ну вот, - он удовлетворенно сел по-турецки, - давай, не стесняйся!
Борис Арнольдович, ничуть не колеблясь, опустился рядом со старым обезьяном на облезлый коврик. Ему еще ни разу в этом мире не предлагали никакого питья, и он не видел, чтобы пили другие. Очевидно, влаги, содержавшейся в универсальном "огурце", вполне хватало, чтобы удовлетворить все потребности организма.
- Пей первым! - приказал оберпредседатель и сунул уродливый сосуд Борису Арнольдовичу.
Тот принял сосуд автоматически. Потому что не ожидал такого поворота событий. Была, конечно, мысль, а не отравлено ли питье, но Борис Арнольдович ее сразу отогнал как нелогичную и совсем абсурдную, храбро поднес емкость с неведомым содержимым к губам, зажмурился, сделал три или четыре больших глотка.
Пока он глотал, старый высокопоставленный обезьян глядел на него с непередаваемым изумлением. И одновременно с одобрением.
- Храбр ты, брат, да и решителен. Я бы так не смог, - похвалил он и тут же уточнил: - Не смог в том смысле, что мы таким способом давным-давно не пьем.
Порфирий Абдрахманович взял посудину с питьем обеими руками, одной - за узкое горлышко, другой - за широкую нижнюю часть, приложил усилие и стал поворачивать верхнюю часть относительно нижней. После трех оборотов посудина разделилась. Все содержимое оказалось в нижней части, похожей теперь на глубокую и несколько узковатую миску.
- Бутыль всемирного братства, ей больше ста лет, только теперь я понял, почему она так называется, - сказал оберпредседатель.
Он поставил миску на пол, встал на четвереньки и начал лакать. Так потешно у него это получалось, что Борис Арнольдович невольно прыснул. Однако старик ничего не расслышал, уж очень громко он шлепал языком и булькал.
- А мы так давно не пьем, - заметил Борис Арнольдович, когда старик вновь сел напротив него по-турецки.
- Это все относительно, мой юный друг! - отозвался оберпредседатель, и было не совсем ясно, что конкретно он имеет в виду, но старик, ничего не поясняя, яростно вонзил свои на удивление крепкие зубы в огромный пупырчатый "огурец".
- И ты закусывай, - пробормотал он, толкая пакет с едой ближе к гостю, - а то опьянеешь.
Борис Арнольдович только тогда и понял, что питье, судя по вкусу, изготовленное все из того же универсального продукта, содержит незначительный процент алкоголя. Он выбрал плод побольше, тоже начал его смачно грызть. Так они и жевали несколько минут молча. Борис Арнольдович не возражал бы еще глотнуть из горлышка или даже из миски, но старый обезьян, закусив, опять соединил половинки посудины, горлышко заткнул огрызком огурца, чтобы, значит, содержимое не выдыхалось. И убрал все в тайничок.
- Охрана по кустам шастает, везде нос сует, - сказал он, ковыряя в зубах когтем, - захотим, еще достанем и выпьем… Ну вот, теперь и поговорить можно непосредственно! Между прочим, вот это, - Порфирий Абдрахманович постучал по горлу, ну совсем, как человек, - большой грех. Одиннадцатая заповедь категорически запрещает. Ну, точнее, не сама заповедь, а комментарий к ней. Сам понимаешь, комментарии - страшней всего. Впрочем, ничего ты пока не понимаешь. Это я просветить тебя уполномочен. По ряду вопросов. Непосредственно. Подготовить тебя, как говорится, к принятию нашего гражданства. Цени. Нелегко было добиться такого решения. Многие другое предлагали. Чтоб ты знал. Ик…
Это старик икнул.
- Но сперва ты должен ответить непосредственно на мои вопросы. Это формальность, но начинать полагается с нее. Точнее, даже не с нее…
Оберпредседатель снова кряхтя опустился на колени, снова полез в свой тайник. Борис Арнольдович попытался заглянуть через его плечо, но это не удалось, широкая спина надежно прикрывала маленькое отверстие. На сей раз на свет была извлечена знакомая уже книга.
- Ну-ка, вот с этого места, - приказал Порфирий Абдрахманович.
"Бывают же совпадения!" - изумился Борис Арнольдович молча.
- "…Так ехали они больше недели по малонаселенной местности, пробираясь уединенными тропинками и кружными дорогами и обходя города. За все это время с ними не произошло ничего замечательного. Встречались им, правда, бродячие шайки цыган, но, видя во главе отряда своего единоплеменника, они их не трогали…" - прочитал Борис Арнольдович, догадываясь, что проверяется его умение бегло читать по-островски, то есть по-русски. Стоило ли это умение в полном объеме демонстрировать оберпредседателю, ни Нинель, ни Мардарий не предупреждали.
- Что ж, неплохо, я так и предполагал, - удовлетворенно потер руки оберпредседатель, отбирая книгу и пряча ее на прежнее место, - все понятно, все ясненько…
"Что тебе может быть ясненько?" - с иронией подумал Борис Арнольдович, смело глядя в захмелевшие от ничтожной дозы глаза.
- Теперь - вопросы. Первый: ты с Полуострова или с Материка?
И вдруг не захотелось Борису Арнольдовичу сознательно принижать свое великолепное приключение, сводить его к чему-то уныло заурядному. Может, и на него малый хмель таким образом действовал?
- Не с Полуострова и не с Материка, а из Советского Союза! - гордо отчеканил Борис Арнольдович.
- Выходит, с другой планеты?
- Точнее, из параллельного мира!
- Ух ты! - воскликнул Порфирий Абдрахманович, но как-то не особенно изумленно. По-видимому, в его состоянии уже никакая мысль не могла показаться слишком дикой. - И значит, в том параллельном мире твоя страна называется… Ммм… каким союзом?
- Советским!
- А! Ясненько! - Вдруг Порфирий Абдрахманович забыл, что ведет допрос, и разговор стал развиваться в неофициальном направлении. - Я чувствую, тебя кто-то здорово против меня настроил! - Оберпредседатель погрозил пальцем.
Борис Арнольдович хотел что-то возразить, не на шутку испугавшись за своих друзей, но не успел рта раскрыть.
- Даже не спорь. Настроили и правильно сделали. И хорошо, что они меня побаиваются и не доверяют мне. Но, видишь ли, какая штука… Только тебе… Только не думай, будто я непосредственно налакался и пошел болтать. Или же, наоборот, в доверие влезаю, хочу твои тайные намерения выведать, а заодно и намерения твоих друзей, да и устроить вам… Нет! Ни то, ни другое! Просто ты… ммм… человек со стороны, непосредственно, и ты мне даже не знаю почему, но как-то сразу понравился, сразу я к тебе доверие почувствовал. Вот сразу, как глянул, так понял: этот - не выдаст. В случае чего. В общем, я совсем не такой, как тебе меня охарактеризовали. Конечно, отправлял некоторых на съедение тиграм за нарушение одиннадцатой, так ведь что мне оставалось делать? Ты не отправишь - тебя отправят. Да! Про чины не вспомнят. Про заслуги. Такова наша действительность. Одно слово, джунгли.
А скольких я тем не менее спас? Кто это может знать? Никто! Потому что если бы кто-то знал - все! Меня бы уже не было. Как и того, спасенного!
Вот как приходится таить свое истинное лицо. Причем от всех. Вот сегодня я тебя угостил. А ведь это - упаси Бог! Нам можно - прочим нет. Прочим даже знать не полагается, что существуют на Острове какие бы то ни было напитки. Тем более алкогольные.
Так и корчишь из себя этакого фанфарона. Чтобы ни одна живая душа не догадалась, каков ты на самом деле. Ни одна! А как хочется порой кому-нибудь открыться! Как хочется! Нинели твоей, Самуилу Ивановичу, знаешь, наверное, такого, маэстро Фогелю душу излить да Мардарию тому же, который, как мне кажется, только прикидывается простаком да служакой!