С запозданием к армии вернулся новобрачный Флемминг. Вместо Риги он решил брать крепость Динамюнде, прикрывавшую вход в Двину. Прикидывал – если Динамюнде падет, Рига будет отрезана от моря и ей придется сдаться. Бросил войска на штурм, но шведы их отшвырнули. Тогда Флемминг придумал хитрость. Начал гонять туда-сюда колонны своих солдат, казаков и распускал слухи, будто к нему подходят бесчисленные подкрепления. Уловка подействовала, гарнизон согласился уйти, если его выпустят. Но взятие Динамюнде на положении Риги никак не сказалось. А Август, выехав из Дрездена, снова застрял на развлечениях – теперь в Варшаве. Под Ригой он появился лишь в июне и обнаружил, что у него не хватает денег, пороха, солдат. Слал гонцов к Петру. Призывал, что пора бы помочь.
Казачье воинство служило королю добросовестно. Рыло под Ригой траншеи, строило батареи, помогало взять Динамюнде. Но к нему вдруг донеслись ошеломляющие известия с родины. Ведь Речь Посполитая в войну со шведами не вступила! А уходом казаков паны воспользовались. Коронный гетман Любомирский с корпусом из 4 тыс. шляхты и наемников налетел вдруг на Фастов, попытался нахрапом захватить его. Но на Правобережье Украины оставался Палий. Полякам он не доверял, подозревал, что они устроят какую-нибудь пакость. Фастов он как следует укрепил, организовал разведку. Паны наткнулись на город, готовый к обороне. Штурмовать не рискнули, сожгли посады, ближавшие села и удалились. Этот набег оборвал мирные отношения с Польшей. Казачья область взялась за оружие, превращалась в воинский стан. С рижского фронта казачьи части снялись, покатились оборонять свои дома.
А Петр не желал выступать, пока не заключен мирный договор с Турцией. Хотя со своей стороны всячески старался ускорить его подписание. Пошел на серьезные уступки, согласился уйти с низовий Днепра. Наконец, выработали условия. За Россией осталось Приазовье, ее владениями признавалось Запорожье. А крепости на Днепре Кызы-Кермен, Ислам-Кермен, Мубарек-Кермен и Таван договорились разорить, чтобы турки их больше не восстанавливали. Мир был подписан, в августе об этом узнали в Москве, и царь объявил войну Швеции. Его армия двинулась к Нарве.
Но и Карл XII уже действовал. 18-летний король оказался талантливым полководцем, а шведская армия была по-прежнему лучшей в Европе. Ее массированного штыкового удара или атаки кулака тяжелой конницы до сих пор не выдерживал еще никто. Солдаты были отличными профессионалами своего дела. Умелыми, выносливыми и очень жестокими. Сплочение и боевой дух поддерживались лютеранской религией. В Швеции она сохранялась в старинном, очень воинственном качестве. Пасторы служили подобием идеологических комиссаров. Пока датский король забавлялся осадами в Голштинии, к его столице подошел вдруг соединенный флот Швеции, Англии, Голландии. Бомбардировал Копенгаген и высадил армию Карла XII. Он пригрозил, что ворвется в беззащитный город, и король Фредерик скис. Запросил пощады и капитулировал, выплатив огромную контрибуцию.
Август узнал, что Дания выбита из игры и Карл собирается перебросить силы в Лифляндию. Сразу снял осаду Риги и отступил. А русские только выдвигались к Нарве, остались со шведами один на один. Чем это закончилось, известно. Неопытные полки из новобранцев, которых толком ничему еще не научили, взять Нарву не смогли. А Карл высадился с армией в Эстонии. Нагрянул в тот момент, когда царь отлучился в Новгород, торопить подмогу, шедшую к нему, – в том числе 12 тыс. украинских казаков под началом племянника Мазепы Обидовского. Командовать русской армией остался бездарный Кроа де Круи с блестящими харастеристиками. Шведы первым же ударом разорвали русские боевые порядки. Иностранные офицеры во главе с Кроа де Круи сразу изменили и сдались. Но все-таки разбитые царские полки сумели сорганизоваться, отчаянно дрались в окружении и выговорили себе право свободно уйти. Армия потеряла 6 тыс. воинов, врагу досталась вся артиллерия, 184 орудия.
По всей Европе заговорили о позорнейшем разгроме русских, их полном неумении воевать. От царских дипломатов во всех западных странах презрительно отворачивались. Хотя вскоре пришел черед саксонцов. Перезимовав в Эстонии и пополнив войско, Карл двинулся в Латвию. Саксонский фельдмаршал Штейнау развернул армию за Двиной, чувствовал себя уверенно за прикрытием такой реки. Но шведы, появившись на противоположном берегу, вдруг с ходу ринулись в воду. Саксонцы ошалели от неожиданности, а когда опомнились, было поздно. Солдаты Карла захватили плацдарм, через реку к ним переправлялся полк за полком. Навалились в штыки и опрокинули саксонцев, обратили в бегство. Шведы гнались за ними, не позволяя остановиться. Без боя захватили Митаву и другие крепости. Им достались и обозы, и склады Августа, множество пушек. Захватили и госпитали, перерезав всех больных и раненых. Грабили все подряд, обчистили даже гробницы курляндских герцогов.
Но теперь перед Карлом встал выбор, куда идти дальше – добивать Августа или русских? Он выбрал Речь Посполитую. Сюда его подталкивал союз с Францией и субсидии от Людовика XIV. А русских он не боялся. Был уверен, что вывел их из строя крепко и надолго. Когда разберется с поляками и саксонцами, не поздно будет вернуться и всыпать им еще. Вот тут уж паны задергались. Сейм прислал к Карлу делегацию, разъяснял, что их страна сохраняет нейтралитет, в войне не участвует. А Август использовал средство, которое сам он считал совершенно неотразимым. Отправил к шведам самую шикарную из своих любовниц, графиню Аврору Марию Кенигсмарк. Поручил ей обольстить Карла и склонить к почетному миру. Но психология у двух королей оказалась совершенно разной. Прелестей графини Карл не оценил – вообще отказался с ней встречаться. А делегатов сейма принял, но объявил им: он не будет разговаривать о мире до тех пор, пока Август остается королем.
Панам пришлось вооружаться уже независимо от своего желания. Дорогу шведам преградила большая армия под командованием литовского гетмана Огинского. Но Карл даже обошелся без основных своих сил. Вырвался вперед с авангардом в несколько сотен человек. Польское и литовское рыцарство знало, что неприятель еще далеко, вело себя беспечно. И вдруг на него налетел сам шведский король! Никто не удосужился разобраться, что у Карла крошечный отряд. Поднялась паника. Сборные отряды панов хлынули кто куда. Шведы победоносно вошли в Вильно…
Сейм с запозданием принял постановление о посполитом рушеньи. Король дополнил его свирепым указом. Угрожал, что все, не явившиеся на службу, будут преданы "очень мучительной и позорной смерти: у них будут сначала отрублены руки и ноги, отрезаны носы и уши, а затем они будут посажены на кол, или колесованы, или разодраны лошадьми". Это были не пустые слова. В Варшаве начались жуткие показательные расправы над дезертирами. Но казнили для отстрастки только мелких шляхтичей. Трогать мало-мальски заметных панов Август не осмеливался. Да и шляхта быстро сориентировалась, стала укрываться в свитах магнатов. Сражаться со шведами находилось мало желающих. Кто-то выжидал, отсиживался по домам. Другие уже перетекали к Карлу, он выглядел победителем. Ожила "французская" партия – а в нее входили высшие католические круги, видные военные. А для польских протестантов шведы были единоверцами.
Но поляки вдобавок ко всему получили "второй фронт". Предводители казаков Самусь, Палий, Искра и Абазин уже убедились, что паны не намерены налаживать с ними добрые отношения. А сейчас Речь Посполитая рушилась! В начале 1702 г. в Фастове собралась рада – делегации от казачьих полков, от городов, духовенства. Приняли постановление, что настало время поднимать народ, скинуть польское владычество и передаться под руку русского царя.
Восстание разлилось мощно и широко. К казачьим отрядам присоединялись крестьяне. На помощь пришли 3 тыс. запорожцев под началом атамана Федора Шпака и развернули наступление по Днестру. За несколько месяцев были освобождены города Богуслав, Корсунь, Бердичев, Бар, Брацлав, Винница, Быхов, Шаргород, Калуш, Жванец, Могилев-Подольский, Умань. Всюду повстанцы истребляли поляков и евреев. Ополчение шляхты под командованием Потоцкого было разбито и рассеяно. Главным городом польской Украины считалась Белая Церковь. После двухмесячной осады Палий взял ее, уничтожив гарнизон. Сильной крепостью считался и Немиров, три дня отражал атаки. Но против поляков восстали жители, и город тоже был взят.
В таких условиях паны сориентировались однозначно. Все силы направляли против повстанцев. В мае 1702 г. Карл подошел к Варшаве, и город сдался без боя. Август сбежал в Краков. Передохнув и пополнив запасы, шведы двинулись за ним. Краков после недолгой осады тоже капитулировал – за то, что сдался не сразу, уплатил контрибуцию в 100 тыс. злотых. А Август удрал еще дальше, в Торунь. Между тем восставшие освободили обширную область по правому берегу Днепра, в Поднестровье, Подолии, на Волыни. Гетман Самусь стал распространять воззвание, что он принес присягу "за весь народ малороссийский" быть верным русскому царю. Указывал: Правобережье должно соединиться с братьями на Левобережье, и он, Самусь, с готовностью уступает первенство Мазепе, признает себя подчиненным.
В ноябре к левобережному гетману приехало посольство от Самуся, Палия и Искры, просило взять их под покровительство. Но… сам-то Мазепа оказался совсем не в восторге от подобного варианта – объединять Украину под властью России. Послам он категорически отказал. Мало того, он под страхом смерти запретил своим подданным ездить на Правобережье, возить туда какие-либо товары и вообще оказывать любую помощь. А перед царем он постарался оклеветать повстанцев, выставлял их смутьянами, злодеями и пьяницами.
Что касается Петра, то ему в данное время было никак не с руки принимать мятежную область! Это значило отшвырнуть от себя Августа и поляков. Уж какие есть, но союзники, других не было! Оттягивают врага на себя – и слава богу… Но царь уже хорошо осознал, что паны для нашей страны могут быть только временными партнерами, да и то коварными. К мятежным казакам он отнесся совсем не так, как Мазепа. Симпатизировал им, решил наладить связи. А со временем, глядишь, и впрямь притянуть к себе Правобережье? Но сейчас ситуация, конечно же, была неподходящей. В декабре 1702 г. Петр прислал письмо Самусю и Палию. Предложил свой вариант урегулирования – сдать полякам занятые города, а казакам уйти в Россию. Палий развел руками и ответил, что это невозможно – если здешние города останутся без защиты, поляки разорят их и вырежут православное население.
Он оказался прав. Ради подавления мятежа паны даже "забыли", что по их стране разгуливают шведы. Желающих сражаться за Августа были единицы. Зато под знамена Адама Сенявского, назначенного усмирять казаков, собралось 15-тысячное войско с 44 орудиями. Тут забыли разногласия сторонники и противники Августа, душить православных объединились все. Это считали менее опасным и куда более выгодным – будет добыча, будут участки земли, очищенной от казаков. Сенявский попросил помочь и соседей: крымского хана, Петра и Мазепу. Татары откликнулись с превеликой радостью, прислали конницу захватать невольников. Но царь подобное приглашение проигнорировал и Мазепе вмешиваться запретил.
Зимой 1702/03 г. повстанцы разошлись по разным городам и местечкам. Считали – пока снега и морозы, их ничто не тронет. Однако каратели обрушились в январе. Уничтожали отряды и отрядики, зимовавшие порознь. Самусь собрал значительные силы, но бойцы у него были разношерстные, казаки вперемешку с крестьянами. Поляки под Староконстантиновом разгромили их. Пленных не брали, истребляли поголовно. Захватив селение, поляки собирали импровизированный суд. Если признавали, что жители участвовали в восстании, казнили всех, не разделяя виновных и невиновных. Разгромив под Немировом и Ладыжиным полковника Абазина, поляки установили целый лес кольев. На них посадили раненого Абазина с пленными соратниками и все население Ладыжина – 2 тыс. мужчин, женщин, детей. Если же за мирными жителями не находили явной вины, а всего лишь подозревали, что они симпатизировали мятежникам, им резали уши – таких наказанных насчитали 70 тыс.
В марте Сенявский хвастался – восстание подавлено. Хотя он лгал. Основные силы Самуся, Палия и Искры отошли на восток. Укрепились в Белой Церкви, Фастове, Корсуни и Богуславе. Атаковать этот район поляки не решались. Да и усмиренные территории оставались неспокойными. В Подолии и на Волыни появлялись отряды мятежников, крестьяне при удобных случаях нападали на врагов.
Петр не оставлял без внимания разыгравшуюся на Правобережье драму, направил в Малороссию своего посла при дворе Августа Иоганна Паткуля. Он вел переговоры с Сенявским, потом приехал в Белую Церковь, изложил Палию предложения царя – заключить перемирие на три месяца, обменяться пленными, дозволить беженцам с обеих сторон вернуться по домам. А правобережным казакам вместе с русскими включиться в борьбу со шведами. Палий доказал ему, что такие условия нереальны. Но подчиняться царю он не отказывался. Наоборот, стремился к этому. На вопрос, согласится ли он сдать полякам Белую Церковь, полковник ответил – согласится немедленно, если получит такой приказ от Петра.
Увидевшись с государем, Паткуль доложил: вина за восстание целиком лежит на поляках. А казаки – искренние сторонники России, могут быть очень полезны для государства. Открыто под покровительство Петр их все-таки не брал, это было нельзя. Но направил им денежную помощь. А сам факт присылки денег от царя стал красноречивым. Повстанцы окрылились. Государь благоволил к ним, это позволяло надеяться на большее.
Интриги Мазепы
В начале XVIII в. атмосфера в Запорожской Сечи стала меняться. Здешние казаки очень ярко показали себя в войне Петра I с турками. Но условиями мира, уходом из низовий Днепра и разрушением взятых крепостей они остались очень недовольны. Турки и татары теперь вели себя тихо, о набегах не помышляли. Но и ответные походы запорожцам были строго запрещены, чтобы не подать повода туркам к расторжению договора. Сечь осталась без своего главного промысла, без высокой сплачивающей идеи, защиты христиан от "басурман".
Между тем приток людей на Сечь не прекращался. Наоборот, ширился. Сюда шли беглые с Правобережья, из вчерашних турецких владений, куда вернулись паны, из Молдавии, с Левобережья, из владений гетмана и его полковников. В Запорожский Кош, как и раньше, принимали всех желающих. Но раньше количество и качество казаков регулировались "естественным отбором" – походами и потерями. Далеко не каждый решался на такую жизнь и выдерживал ее. Теперь ядро "старых" запорожцев стало разбавляться случайным сбродом. Мутил воду и "татарский" гетман Петрик Иваненко. После заключения мира хан выделил горстке его казаков места для поселения в Едисанской орде, в низовьях Буга. От него приходили известия, что ему вольготно живется под ханской властью, и находились новые перебежчики.
Война в далекой Прибалтике сечевиков не заинтересовала – тем более после известий о разгроме под Нарвой. Их единственной задачей оставалась охрана границы, за это запорожцы получали государево жалованье. Но оно было небольшим, на всех не хватало. Правда, Сечь получала доходы от эксплуатации земель, попавших под ее юрисдикцию, от поселившихся здесь крестьян. Но эти средства шли в войсковую казну, ими распоряжалась старшина. Верхушка Запорожского Коша и сама богатела, выделилась из массы "голытьбы". Рядовые казаки становились у нее батраками – пасли табуны и отары начальников, обслуживали речные перевозы. Старшина манипулировала голосами на радах, выставляя бочки с вином.
Стали возникать и "хозяйственные" конфликты. Из-за угодий по реке Самаре разгорелся спор между запорожцами и Миргородским полком. Мазепа принял сторону миргородцев, их полковник Апостол считался самым верным подручным гетмана. Мазепа написал царю, и Петр по его ходатайству рассудил спор в пользу Миргородского полка. Но и сам Петр надумал разрабатывать на Самаре селитренные промыслы, прислал сюда работников. Запорожцы возмутились таким нарушением их владений, принялись нападать на появившиеся артели, выгоняли их, избивали или убивали людей. В этих драках выдвинулся Кость (Константин) Гордиенко – он отличался тупой и беспричинной ненавистью к "москалям". Только из-за того, что они "москали".
Голытьба мечтала о походах, о добыче. На восстание Самуся и Палия Сечь охотно откликнулась. Как уже упоминалось, атаман Федор Шпак повел туда 3 тыс. казаков. Они действовали отдельным корпусом вдоль Днестра, причем можно было отметить, что запорожцы целенаправленно искали заработков. Повстанцы уничтожали "ляхов" подчистую. А сечевики всех поляков и евреев, попавших к ним в руки, додумались не резать, продавали их татарам. Но в это же самое время, в 1702 г., другие отряды запорожцев "отличились" откровенным разбоем, разграбили большой караван греческих купцов. Разразился международный скандал. Турция потребовала от царя оплатить убытки, выставила счет на огромную сумму, 100 тыс. ефимков (серебряных талеров). Наверняка круто завысила. Но ссориться с султаном в такое время было никак нельзя, царскому правительству пришлось уплатить.
Хотя запорожцы отделались только выговорами и предупреждениями. Заняться наведением порядка на южных окраинах Петр был не в состоянии. Он решил воспользоваться ситуацией, пока Карл XII с главными силами бродит по Польше. Захватить те самые земли, на которые претендовала Россия, – выход к Финскому заливу. Разбитая армия восстанавливалась, полки переформировывались. Войска под командованием фельдмаршала Шереметева в нескольких боях растрепали корпус Шлиппенбаха, оставленный Карлом в Прибалтике. Здесь отличились и украинские казаки. Их атаман Обидовский умер, жестоко простудившись в зимних боях.
А в 1702 г. царь начал наступление на Неве. Взял крепость Нотебург, переименовав ее в Шлиссельбург. Следующей весной был захвачен Ниеншанц в устье Невы, рядом был заложен новый город – Санкт-Петербург. Овладели и городами Копорье, Ямбург. Ижорская земля – она же Ингрия или Ингермандандия, вернулась в состав России.
Карл XII не придал этим событиям никакого значения. Он сохранял упрямую уверенность, что русские – слабый противник. Он разгонит их, когда захочет. На донесения о строительстве Санкт-Петербурга король пренебрежительно отмахнулся: "Пускай царь трудится над закладкой новых городов, мы хотим лишь оставить за собой честь впоследствии забрать их…" По Европе в это время загрохотала другая война – за "испанское наследство". Сцепились в клубок Франция, Испания, Англия, Голландия, Австрия, германские и итальянские государства. Но союзниками шведов оказались обе стороны. Франция возлагала на них надежды в Польше и Германии. Англия и Голландия желали, чтобы они подольше оставались в Польше, потом повернули на Россию – не вмешиваясь в германские дела. Для этого голландцы выделили Карлу колоссальный заем в 750 тыс. гульденов.