Часть II
Булгаков и Евангелие
13. Исторические посылки Булгакова
Современные ученые - одного из них я только что цитировал - полагают Иисуса Христа исторической личностью. Они довольно единодушно принимают версию мессианской деятельности Христа, в свете чего и трактуют евангельские тексты.
Напротив, ученые, работавшие в конце прошлого - начале нашего столетия, не имели в этом вопросе даже намека на единодушие. Серьезнейшие и влиятельные в науке школы считали Иисуса мифической личностью. Булгаков - именно как серьезный историк - должен был в какой-то степени подпасть под их влияние, хотя сам и полагал, что Иисус был реальным лицом. Примерно так я рассуждал, приступая к исследованию. И обнаружил, что Булгаков действительно знал труды гиперкритической школы христологов и взял у них многое, но, кроме того, пользовался и другими, довольно разнообразными источниками.
Он использовал конечно же Новый Завет, затем - труды знаменитых историков древности - Флавия, Тацита, Филона Александрийского; Талмуд; историко-христологические исследования нового времени и, наконец - совершенно неожиданно, - религиозный фольклор, традиционные легенды. Все это разумно и логично (кроме разве что применения последней группы источников); удивительно другое - как Булгаков пользовался своими источниками. Например, часть из них он прокламирует, а другую часть оставляет неявной, так что обнаружить ее можно лишь при внимательнейшем чтении. Например, на первых же страницах романа он посчитал нужным перечислить источники, которыми будет пользоваться, выразить свое к ним отношение - и мало того! - отметить, чем это отношение отличается от взглядов господствующей научной школы. Получилось что-то вроде литературного обзора, предшествующего диссертации.
Это поразительно и тем, что в художественной прозе ссылки на источники вовсе не приняты; и тем, что библиографическая и научная информация вкладывается в уста двух категорически противостоящих персонажей - атеиста Берлиоза и антипода Бога, сатаны. И тем, что все это причудливо, трюково, замаскированно.
Судите сами. Вот что заявляет Берлиоз - персонаж, отчетливо несимпатичный автору: "…Иисуса-то этого, как личности, вовсе не существовало на свете, и что все рассказы о нем - просто выдумки, самый обыкновенный миф… На древних историков, например, на знаменитого Филона Александрийского, на блестяще образованного Иосифа Флавия, никогда ни словом не упоминавших о существовании Иисуса… Что то место в пятнадцатой книге, в главе 44-й знаменитых Тацитовых "Анналов", где говорится о казни Иисуса, - есть не что иное, как позднейшая поддельная вставка" (с. 425, курсив мой. - А.З.).
Еще раз: Булгаков выводит Берлиоза своим идейным врагом, но под этими словами Берлиоза он сам мог бы подписаться - кроме одной детали, кроме подчеркнутой мною фразы - якобы Флавий не упоминал об Иисусе.
Дальше я приведу этот параграф из "Иудейских древностей" Флавия, который Булгаков считал тоже "позднейшей поддельной вставкой", но по причинам совершенно иным, чем Берлиоз. По Булгакову, "вставка" искажает образ Иисуса, дает ложное представление о нем. Берлиоз же говорит, что "Иисуса… вовсе не существовало на свете". При этом его слова о Флавии бросаются в глаза каждому, кто читал "Древности" или знает о давней, яростной дискуссии вокруг сообщения Иосифа Флавия об Иисусе.
Это намеренный сигнал, метка.
Высказывание Тацита тоже спорно - вернее, сомнительно. Великий римский историк мог слышать о Христе от второго-третьего поколения христиан, так что и здесь Булгаков не стал бы спорить с Берлиозом. (Тацитов параграф тоже будет приведен дальше.)
Наконец, Берлиоз и любимец Булгакова Воланд одинаково относятся к центральному источнику, к Евангелиям. Воланд говорит: "…Ровно ничего из того, что написано в евангелиях, не происходило на самом деле никогда, и если мы начнем ссылаться на евангелия, как на исторический источник… - он еще раз усмехнулся, и Берлиоз осекся, потому что буквально то же самое он говорил Бездомному…" (с. 459).
Итак, достоверных свидетельств нет, а Евангелия - миф, выдумка, сборник легенд… И объявленное научное расхождение между Булгаковым и Берлиозом - только одно: был Иисус или его не было.
Далее я надеюсь показать, что Булгаков не считал свою новеллу о Понтии Пилате попыткой реставрации действительных событий. Он даже не доказывал, что Иисус был. Спор о Христе - только предлог, характерная булгаковская мистификация.
Обратимся к источникам, обозначенным Булгаковым, и попытаемся понять, как он сам мог относиться к вопросу, якобы из-за которого затеян рассказ: жил Иисус или нет?
Прежде всего Иосиф Флавий, тот его параграф, которого нет по Берлиозу:
"Около этого времени жил Иисус, человек мудрый, если его вообще можно назвать человеком. Он совершил изумительные деяния и стал наставником тех людей, которые охотно воспринимали истину. Он привлек к себе многих иудеев и эллинов (т. е. евреев, проживавших в диаспоре. - А.З.) То был Христос. По настоянию наших (т. е. иудейских. - А.З.) влиятельных лиц, Пилат приговорил Его к кресту. Но те, кто раньше любили Его, не прекращали этого и теперь. На третий день Он вновь явился им живой, как возвестили о Нем и о многих других Его чудесах боговдохновенные пророки. Поныне еще существуют так называемые христиане, именующие себя таким образом по Его имени" (курсив мой. - А.З.).
Выделенные места действительно не могли быть написаны Флавием. Как фарисей и бывший иудейский священник, он никоим образом не мог признать Иисуса сверхчеловеком и чудотворцем. Не мог писать о его воскресении - хотя бы имел о нем самые достоверные сведения… Текст, содержащий настолько явные несообразности, был почти единодушно признан "позднейшей поддельной вставкой". Гиперкритики так и считали, что Флавий "ни словом не упоминал" об Иисусе. Берлиоз не лгал.
Очень любопытна история флавианского параграфа в последующие годы. Она приведена в книге М. М. Кубланова "Возникновение христианства". Еще в 1911 году в Париже тартуским арабистом А. Васильевым была издана рукопись египетского епископа Агапия "История универсалис" - на арабском языке с французским переводом Васильева. Книга мирно лежала на полках, обойденная вниманием христологов. Только в 1971 году С. Пинесом была в Лондоне опубликована работа, в которой параграф Флавия дается по Агапию.
"В это время был мудрый человек, которого звали Иисус. Весь его образ жизни был безупречен, и он был известен своей добродетелью, и многие люди среди евреев и других народов стали его учениками. Пилат осудил его на распятие и на смерть. Но те, кто стали его учениками, не отказались от его учения. Они рассказывали, что он им явился через три дня после распятия и что он был тогда живым; таким образом, он был, может быть, мессия, о чудесных деяниях которого возвестили пророки.
Сопоставляя оба текста, мы видим, что в редакции Агапия (христианского епископа) все утверждения, неприемлемые для подлинного Флавия, либо отсутствуют, либо даются не от лица рассказчика. Таким образом становится вполне вероятной мысль, которую высказывали и раньше проницательные историки (например, Ренан), о подложности не всего абзаца, но некоторых его частей.
Перейдем к Тациту. Вот место из "Анналов", о котором говорит Берлиоз:
"Но ни средствами человеческими, ни щедротами принцепса, ни обращением за содействием к божествам невозможно было пресечь бесчестящую его молву, что пожар был устроен по его приказанию. И вот Нерон, чтобы побороть слухи, приискал виноватых и предал изощреннейшим казням тех, кто своими мерзостями навлек на себя всеобщую ненависть и кого толпа называла христианами. Христа, от имени которого происходит это название, казнил при Тиберии прокуратор Понтий Пилат (курсив мой. - А.3.); подавленное на время это зловредное суеверие стало вновь прорываться наружу, и не только в Иудее, откуда пошла эта пагуба, но и в Риме, куда отовсюду стекается все наиболее гнусное и постыдное и где оно находит приверженцев. Итак, сначала были схвачены те, кто открыто признавал себя принадлежащими к этой секте, а затем по их указаниям и великое множество прочих, изобличенных не столько в злодейском поджоге, сколько в ненависти к роду людскому". Дальше идет перечисление разных видов казней.
Этот параграф никак нельзя считать интродукцией, внесенной христианскими переписчиками, - он явственно антихристианский. Однако некоторые специалисты считали его поддельным (их и цитирует Берлиоз). Равным образом кажется подлинной и подчеркнутая мною фраза. Другое дело, что Тацит вряд ли мог узнать о казни Иисуса из достоверных источников, например из римских архивов. Вероятнее всего, он пользовался устной информацией, полученной от современников-христиан. (Тацит родился в 56–57 году н. э., свой знаменитый труд создал в начале II века.) Поэтому историки имели основания не доверять его высказыванию о казни Иисуса при Пилате.
Эти два абзаца - из Флавия и из Тацита - содержат практически все историографические сведения об Иисусе Христе, причем Тацит фактически никаких сведений и не дает. Третий упомянутый ученый, богослов и историограф Филон Александрийский (единственный из троих - современник Иисуса), действительно ничего о нем не говорит.
Итак, исторические источники дают крайне скудные и малодостоверные сведения об Иисусе Христе.
Читатель увидит, что Булгаков в своей работе эти сведения и не использовал. Текст новеллы идет от Флавия очень во многом - только не в том, что относится к Иисусу. Например, в своем параграфе Флавий упоминает о "многих иудеях и эллинах", которых привлек к себе Иисус. Булгаков, напротив, дает понять, что Иисус имел очень мало последователей. Да и выбор линии, всей версии Иисуса-одиночки, свидетельствует о неприятии Булгаковым информации Флавия, содержащей ясный намек на мессианские притязания Иисуса.
Другой пример. В "Древностях" есть еще одно упоминание о Христе, менее известное и также отбрасываемое гиперкритиками. "…Он (первосвященник Анан. - А.З.) собрал синедрион и представил ему Иакова, брата Иисуса, именуемого Христом, равно как нескольких других лиц, обвинил их в нарушении законов и приговорил к побитию камнями. Однако все усерднейшие и лучшие законоведы, бывшие (тогда) в городе, отнеслись к этому постановлению неприязненно… Некоторые из них даже выехали навстречу Альбину… и объяснили ему, что Анан не имел права, помимо его разрешения, созывать синедрион. Альбин разделил их мнение на этот счет и написал Анану гневное письмо с угрозой наказать его".
(Я несколько расширил цитату, чтобы дать дополнительную информацию об отношениях римской власти с синедрионом. Альбин был прокуратором Иудеи в 62–64 годах, при Нероне.)
Этот фрагмент, по-видимому, тоже не признавался Булгаковым за подлинный. Во всяком случае, его Иешуа Га-Ноцри утверждает, что не помнит своих родителей, и подчеркивает, что он - один в мире.
Дальше я попытаюсь показать, как и где Булгаков намекает на свое, личное отношение к истории Христа. Но к обозначенным источникам он относится так же, как и Берлиоз. Надо отметить еще одно обстоятельство. Берлиоз цитирует высказывания специалистов "мифологической школы" - ветви гиперкритического направления. А она, ссылаясь на "молчание века" - отсутствие исторической информации о Христе - и равным образом на бесчисленные противоречия, на исторические, географические и прочие ошибки евангелистов, полагала историю Христа некоей суммой иудейских и иных мифов, в том числе египетских, индийских, вавилонских и бог знает каких еще. Недаром же Берлиоз упоминает Озириса, Фаммуза, Мардука и даже - совсем неожиданно - Вицлипуцли (Уицилопотчли в современном написании) - божество индейцев Центральной Америки. Ах, этот Берлиоз! Воланд расправился с ним совершенно в духе пророчества: "уже секира лежит при корнях дерева", но за что? Может быть, вовсе не за христологические воззрения?
Проблема эта появится на наших страницах в свое время. Пока же надо вернуться к рассказу о Понтии Пилате, к булгаковскому "евангелию". В какой мере оно исторично? Какие сочинения надо штудировать, чтобы в этом разобраться? Разумеется, Флавия, Тацита, Филона… Сейчас мы прочтем их внимательно и натолкнемся на первый булгаковский перевертыш.
Если три древних историка ничего не добавляют к евангельской информации о Христе (а один вообще не говорит о нем), то все трое дают достаточно обширные сведения о Пилате. И других источников информации о нем просто нет. Отметим эту странную антитезу: отрицая Христа, Берлиоз как бы утверждал Пилата…
14. "Несгибаемый и беспощадно-жестокий"
Флавий писал о Пилате в классических работах: "Иудейских древностях" и "Иудейской войне". Он сообщает, что Пилат на посту наместника сменил Валерия Грата, оставившего ему [86] в наследство первосвященника Каиафу. Судя по тому, что Грат сместил четырех первосвященников, а Пилат - ни одного, Каиафа неплохо сотрудничал с обоими прокураторами. Правление Пилата - от 26 до 36 года н. э. Резиденция Пилата, как и других прокураторов [87], была в Кесарии Стратоновой (или Кесарии Приморской, или Цезарее, или Башне Стратоновой - по разным написаниям). Резиденция же его полуофициального начальника, легата Сирии, была в городе Антиохии.
Флавий довольно много рассказал о методах управления, принятых у Пилата: "Когда претор Иудеи, Пилат, повел свое войско из Цезареи в Иерусалим на зимнюю стоянку, он решил для надругания над иудейскими обычаями внести в город изображения императора на древках знамен. Между тем закон наш возбраняет нам всякие изображения… Пилат был первым, который внес эти изображения в Иерусалим, и сделал это без ведома населения… Когда узнали об этом, население толпами отправилось в Цезарию и в течение нескольких дней умоляло претора убрать изображения… Когда толпа не переставала досаждать ему, он на шестой день приказал своим воинам тайно вооружиться, поместил их в засаде в здании ристалища, а сам взошел на возвышение, там же сооруженное… Он дал знак, и солдаты окружили их. Тут он грозил немедленно перерубить всех, кто не перестанет шуметь и не удалится восвояси. Иудеи, однако, бросились на землю, обнажили свои шеи и сказали, что они предпочитают умереть…" (курсив мой. - А.З.).
Пилат приказал вынести изображения из Иерусалима. В "Иудейской войне" Флавий уточнил, что в город были внесены знаки когорт - шесты, увенчанные изображением орла, под которым были медальоны с изображениями императоров. В когорте было по три таких значка.
(Булгаков упоминает о другом случае [88]. "Щиты с вензелями императора" Пилат распорядился вывесить на стенах дворца Ирода Великого, своей иерусалимской резиденции. Население обратилось с жалобой к императору, после чего щиты были сняты.)
Продолжим цитату из "Древностей": "Затем Пилат соорудил водопровод в Иерусалиме. На это он употребил деньги святилища. (В "Иудейской войне" - "священный клад, называющийся Корбаном". - A 3.). Водопровод питался ключами, находившимися в расстоянии двухсот стадий от города… Много десятков тысяч иудеев собралось около рабочих… и стало громко требовать, чтобы наместник оставил свой план… Некоторые из них позволили себе при этом оскорбить Пилата ругательствами. Последний распорядился переодеть значительное число солдат, дал им дубины, которые они должны были спрятать под платьем, и велел им окружить толпу со всех сторон. Толпа в свою очередь получила приказание разойтись" (курсив мой. - А.З.). Затем по сигналу, "данному с трибуны", солдаты пустили в ход дубины (но не мечи, по заявлению Флавия. - А.З.) и очень многих убили, чем и было подавлено возмущение.
Непосредственно за цитированным местом следует рассказ об Иисусе, который я приводил раньше. Надо учесть, что Флавий везде, где мог, старался обелить римскую власть[90]. Но и в его изображении Пилат предстает перед нами довольно скверным правителем - хотя временами и терпеливым. И явным, жестоким провокатором. Знаки он вносит для надругательства; он не демонстрирует силу, прежде чем призвать народ разойтись, а, наоборот, приказывает солдатам замаскироваться, чтобы потом они набросились на безоружную толпу.
Современник Пилата, Филон Александрийский, характеризует его куда жестче. "Однажды иудеи стали увещевать его добрыми словами, но свирепый и упрямый Пилат не обратил на это никакого внимания; тогда те воскликнули: "Перестань дразнить народ, не возбуждай его к восстанию! Воля Тиверия клонится к тому, чтобы наши законы пользовались уважением. Если же ты, быть может, имеешь другой эдикт или иную инструкцию, то покажи их нам, и мы немедленно отправим депутацию в Рим". Эти слова только больше раздразнили его, ибо он боялся, что посольство раскроет в Риме все его преступления, его продажность и хищничество, разорение целых фамилий [91], все низости, затейщиком которых он был, казнь множества людей, не подвергнутых даже никакому суду, и другие ужасы, превосходившие всякие пределы".
В современном переводе слова "свирепый и упрямый" переданы более сильным оборотом: "несгибаемый и беспощадно-жестокий". Филон, в противоположность Флавию, мог несколько сгущать краски. Но совместная характеристика достаточно выразительна. Добавлю еще эпизод из Флавия, о котором я уже упоминал. Некий "лживый человек, который легко влиял на народ", побудил жителей Самарии (область в Иудее) собраться на священную гору Гаризим, где он якобы нашел священные сосуды Моисея.
"Самаряне вооружились, поверив этой басне, и расположились в деревушке Тирафане. Тут к ним примкнули новые пришельцы, чтобы возможно большей толпою подняться на гору. Однако Пилат предупредил это, выслав вперед отряды всадников и пехоты, которые, неожиданно напав на собравшихся в деревушке, часть из них перебили, а часть обратили в бегство. При этом они захватили также многих в плен, Пилат же распорядился казнить влиятельнейших и наиболее выдающихся из этих пленных и беглецов".
Такова модель возможного обращения Пилата с мессианскими движениями [92]. Здесь Пилат, очевидно, перехлестнул - приказом наместника Сирии он был отослан в Рим, а сам наместник Виттелий был вынужден отправиться в Иерусалим, дать народу налоговые и вероисповедные поблажки и сместить первосвященника Каиафу.