* * *
Вследствие этого "поворота" перестройка уже окончательно отошла от первоначального направления своего развития, когда ее усилия были направлены на продолжение начатых во время Андропова реформ с целью осуществления подлинно положительных перемен на благо дальнейшего совершенствования социализма. Вместо этого был взят курс на полное отрицание всего того, что считалось связанным с общественно-экономической формацией социализма, начиная с руководящей роли Коммунистической партии в обществе и доходя до обобществленной собственности на средства производства и системы единого планирования народного хозяйства.
Далеко не случайно со стороны самого Горбачева, его апологетов и большого числа аналитиков и комментаторов Запада была пущена в обращение и всячески поддерживалась и распространялась весьма односторонняя и предельно пристрастная версия о ходе событий в марте-апреле 1988 года. Все они хором объявляли и провозглашали письмо Нины Андреевой "образцом неосталинизма, антисемитизма и русского национализма". Его провозгласили даже "антиперестроечным манифестом", "программой консерваторов" и открытых врагов перестройки. К тому же, все это было приписано некой конспиративной группе со стороны Лигачева, предназначенной положить конец всему курсу "перестройки".
(Все эти слухи получили чрезвычайно широкое распространение по всему миру. Им было посвящено значительное место как в "Мемуарах" самого Горбачева, так и в книге его ближайшего помощника Анатолия Черняева "Шесть лет вместе с Горбачевым" (2000 г.) В том же духе об этом письме писали такие авторы как Рой Медведев и Джульетто Кьеза ("Время перемен", 1989 г.); Роберт Кейзер ("Как Горбачев вообще мог случиться", 1991), Ицхак М. Брудни ("Предшественники оппозиции "перестройки" в сборнике "Краеугольные камни гласности и перестройки", изданном в 1991 г.); Антони д'Агостино ("Революция Горбачева", 1998), Дэвида М. Котца и Фреда Виера ("Революция сверху", 1991), Джозефа Гиббса ("Горбачевская гласность", 1999) и т. д.
Среди них следует особо выделить позицию Медведева и Кьезы, объявивших письмо Нины Андреевой даже… "мини-попыткой государственного переворота". Как тогда, во время непосредственных событий, так и впоследствии, такие версии создавались исключительно на основании ничем не потвержден-ных слухов, якобы высказанных кем-нибудь во время опять-таки не доказанных публичных выступлений или полностью тенденциозных интерпретаций всего происшедшего на самом деле.
В действительности, однако, имели место не только попытки, но и вполне реально организованный и осуществленный государственный переворот. Группа Горбачева и Яковлева использовала исключительно успешно историю с письмом Нины Андреевой в целях преднамеренной дискредитации и полной организационной нейтрализации, политического устранения и уничтожения Егора Лигачева, а также всех его сторонников в партии и государстве, несогласных с неуклонно навязываемой со стороны окружения генерального секретаря новой "линией перестройки". Причем все это происходило в период, непосредственно предшествующий проведению внеочередной партийной конференции, нарочно созванной, как уже упоминалось несколько раньше, по инициативе Горбачева.
На фоне этой громкой кампании версия о совершенном тогда группой Горбачева действительном государственном перевороте, активно скрываемом за столь густой пропагандистской "дымовой завесой" вокруг мнимого "заговора" Нины Андреевой и Лигачева, кажется, остается единственным подтвержденным реальным ходом событий объяснением того, что на самом деле происходило в те месяцы в КПСС и в СССР в целом. Во всяком случае, как раз это действительно и произошло. Все остальное, что говорилось или писалось по этому поводу, как тогда, так и позже, было, по крайней мере, додуманным или дописанным - с тем чтобы послужить оправданием или хотя бы прикрытием реально происходящего.
* * *
Если же вернуться к конкретному содержанию дискуссионного письма Нины Андреевой, то не трудно будет убедиться в том, что оно далеко не являлось той "яростно антисемитской", "фронтальной атакой" на перестройку с "неосталинистских националистических позиций", на чем настаивают обычно такие авторы как И. Брудни, один из аналитиков известного Брукинского института в Вашингтоне, и другие, подобные ему. Более того, сам заголовок письма, определенный журналистом из США Робертом Кейзером как провокационный, был взят из одной из речей самого Горбачева. В конце также была цитата его выступления относительно "значения принципов марксизма-ленинизма". Кроме того, публикация Нины Андреевой вовсе не содержала какого бы то ни было анализа экономических, внутреннеполитических или международных аспектов курса тогдашнего генерального секретаря и его окружения.
В этом дискуссионном письме, по сути дела, выражалась всего лишь озабоченность одной университетской преподавательницы последствиями воздействия, прежде всего, на сознание студентов и других людей молодого поколения ряда весьма неточных и неясных представлений об истории и жизни страны, создаваемых и распространяемых некоторыми писателями и другими представителями творческой интеллигенции эпохи "гласности". Конкретнее, имелись в виду произведения драматургов-"перестойщиков" вроде Михаила Шатрова и писателей типа Анатолия Рыбакова, пишущих преимущественно на исторические темы. Андреева подвергает критике ряд моментов их произведений, изображающих, по ее мнению, в превратном и тенденциозном свете определенные периоды советской истории, в том числе и время правления Сталина. Она критикует также и две основные идеологические тенденции, имеющие место в советском обществе тех дней, отличающиеся по ее мнению серьезной антисоциалистической направленности. По ее мнению, такими тенденциями являлись "неолиберализм" (или даже так называемый "левый либерализм"), с одной стороны, и "новое славянофильство" (или "русский национализм") - с другой.
Андреева считает, что современные разновидности либерализма порождают ложные иллюзии некоего "гуманного социализма", которого якобы можно достичь и который может успешно функционировать без наличия каких бы то ни было социально-классовых противоречий и борьбы. Правда, никак не объясняется, каким образом можно такого идеального общества добиться. Зато, щедро восхваляются "демократические ценности" и "достижения" капитализма, превозносится индивидуализм и порицается коллективизм. Наряду с этим, объектом критики Андреевой являлись "модернистские увлечения" в области культуры, преднамеренное насаживание религиозных культов и настроений, преклонение перед всевозможными "технократическими идолами" и пр.
А "новое славянофильство", по мнению автора письма, неправомерно возрождает чересчур романтические представления о жизни в дореволюционной России и, в частности, о положении крестьянства в то время. Таким образом, указывается в письме, с одной стороны, забывается, что крестьяне все же были сословием прежде всего угнетенных и эксплуатируемых. Вместе с тем, считала Андреева, подобные взгляды откровенно преуменьшают и пренебрегают революционизирующей ролью рабочего класса и историческим значением стратегического союза трудящихся города и села для победы социалистической революции и последующего успешного строительства социалистического общества.
Причем общий тон и само содержание письма Нины Андреевой являются исключительно умеренными, хорошо аргументированными и сбалансированными, чем резко отличаются от всей злостной и яростной отрицательной кампании против дискуссионной публикации газеты "Советская Россия", проводимой к тому же без каких-либо доказательств и подтверждений выдвигаемых в ходе ее обвинений. Ничего общего с действительностью не имеют и распространяемые невероятно широкими тиражами версии журналистов вроде Роберта Кейзера о том, что письмо Андреевой являлось "неистовой защитой" Сталина, а автор его - "глашатаем неосталинизма". Более того, сама Андреева даже делится в своей публикации "болью, гневом и возмущением", с которыми она, подобно всем советским людям, относится к неправомерным случаям репрессий 30-40-х годов. От них, оказывается, пострадала и ее семья. В письме также указывается на "непреходящее научное значение" как решений XX съезда КПСС о "культе личности", так и речи Горбачева, посвященной 70-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции.
* * *
В свете сказанного, исключительно показательным является факт того, что первый сигнал последующей резко отрицательной кампании против публикации газеты "Советская Россия" был подан со стороны журналистской гильдии США, к тому же - с обвинениями в "антисемитизме".
"Патент" такого "открытия", кажется, принадлежит журналисту Роберту Кейзеру и некоторым другим, аккредитованным в то время в Москве его коллегам, сумевшим увидеть именно такое содержание за употребляемым в письме термином "космополитизм". В действительности там это понятие было использовано в целях критики таких интерпретаций содержания интернационализма, при которых пренебрегается или даже вовсе отказывается в самом праве на существование проблемам национальной специфики. К тому же из текста Андреевой становится совершенно ясным, что объектом ее критики являются исключительно внутренние общественные настроения и установки, неправомерно и не аргументированно направленные на идеализацию абсолютно всего, связанного с Западом и исходящего от него. А если письмо и действительно было направлено конкретно против кого-то, то это были так называемые "отказники" - люди разной социальной и национальной принадлежности, которые, в силу ряда причин, не только склонны "поворачиваться спиной" к социализму и к своей Родине, но и объявляют эмиграцию на Запад чуть ли не своей мечтой и единственным смыслом своей жизни.
Весьма показательным является и то, что версия о наличии "антисемитизма" не нашла потверждения даже в официальной позиции Политбюро, в которой письмо Нины Андреевой в целом осуждалось.
А что касается обвинений в русском национализме, то единственным "основанием" для них могли бы послужить всего лишь наблюдения Андреевой о том, что как раз националисты оказались чуть ли не единственными, обратившими внимание на проблемы разрушения окружающей среды, коррупции и алкоголизма. Вместе с тем, однако, она подвергает резкой критике их неоправданно романтические и нередко извращающие действительное положение вещей взгляды на русскую историю.
Не существует и ровно никаких обстоятельств в подтверждение того, что письмо Андреевой являлось неким "антиперестроечным манифестом", "платформой" и делом "людей Лигачева". Все они самым категорическим образом отвергают такую версию. Показательны и свидетельства симпатизирующего Горбачеву историка Джозефа Гиббса в его книге "Гласность Горбачева" (1999) о том, что все его усилия обнаружить какие-нибудь доказательства об участии Лигачева в деле публикации письма Андреевой в газете "Советская Россия" не увенчались успехом. Ни одно из тех многочисленных интервью, которые он проводил по этому поводу с людьми из редакции газеты, не дали ровно никаких улик в этом плане. А историк Стивен Коэн прямо подчеркивает в своем введении к книге Лигачева "В Горбачевском Кремле", что тот просто в силу своего характера никогда не был интриганом, а широко распространяемые утверждения, что он якобы стоял за историей вокруг публикации в "Советской России", "лишены каких бы то ни было доказательств". Может быть, только Горбачев в своих "Мемуарах" попробовал привести хоть сколько-нибудь разумный аргумент в поддержку версии о "конспиративной связи" Лигачева и Андреевой. По его мнению, в письме Нины Андреевой содержалась "определенная информация, доступная лишь относительно ограниченному кругу людей". Однако он тоже не привел никаких других доказательств в защиту подобного утверждения.
Однако следует отметить, что как общий сдержанный тон письма, специфические особенности стиля его автора, да и некоторые очевидные неточности, допущенные в ходе конкретного изложения его содержания, никак не соответствуют представлениям о столь ответственном документе "программной важности", к тому же - на самом высшем уровне, как его обычно представляют. Даже такие авторы как Рой Медведев и Джульетто Кьеза, видимо, питающие симпатию к Горбачеву, отмечают в своей книге "Время перемен" (1999), что Андреева, например, приписывает мысли философа Айзека Дейчера политику ранга В. Черчилля. Впрочем, даже если все-таки публикация в газете "Советская Россия" была задумана как некий "манифест против перестройки", то тем более трудно понять, почему в ней содержатся призывы воздерживаться от критики как "гласности", так и "перестройки". Единственное, на чем настаивала Нина Андреева в своем письме, было то, чтобы "вопрос такой важности и кардинального значения" как "руководящая роль Коммунистической партии и рабочего класса" стал основной темой общественных дебатов тех дней.
* * *
Несмотря на все это, со стороны Горбачева и Яковлева, видимо, было принято решение воспользоваться случаем с письмом, чтобы объявить его "опаснейшей угрозой" всему процессу "реформ" и начать по этому поводу очень важную для них широкую пропагандистскую и политическую кампанию. А что касается конкретных событий той "дискуссии", то они разворачивались примерно следующим образом. Тут обычно принято выделять, что в день после публикации у Лигачева были встречи с руководителями некоторых из средств массовой информации, и что в это время как Горбачев, так и Яковлев находились за границей. Далее такие авторы, как уже вышеупомянутый Джозеф Гиббс, как правило, утверждают, что встреча эта была внеочередной и что на ней Лигачев якобы распорядился перепечатать письмо Нины Андреевой во всех остальных изданиях в стране. Таким образом, дела как бы "естественным образом" переходят в русло "заранее подготовленной провокации".
Что касается самого Лигачева, он неоднократно объяснял, что для него та встреча была не более чем обычной рутиной. К тому же она была назначена за неделю до ее проведения. Поскольку в то время Лигачев отвечал в партии за средства массовой информации, то и сама встреча, вполне естественно, была посвящена обсуждению ряда вопросов, связанных с их работой. Тогда Лигачев и высказался положительно о письме Н.Андреевой в "Советской России" как о примере проявленного со стороны СМИ интереса к проблемам исторической тематики. Сам он отвергает утверждения о том, что якобы отдавал распоряжения о дополнительном перепечатывании и тиражировании публикации "Советской России". Более того, помощник Горбачева Валерий Болдин отмечает в своей книге "Десять лет, которые потрясли мир. Эра Горбачева..". (1999 г.), что Горбачев узнал о письме Андреевой еще в день его публикации в газете, находясь в дороге перед предстоящим четырехдневным визитом в Югославию. "Все в порядке", - всего лишь сказал тогда он.
Однако его оценка и отношение к происходящему, видимо, изменились после возвращения в Москву. Тогда Яковлев проинформировал его о том, что Лигачев и некоторые другие из членов Политбюро одобряют содержание письма и что его перепечатали в провинции, а в Ленинграде даже распространяют большими тиражами.
Тогда Горбачев приказал начать расследование обстоятельств, при которых данная публикация появилась в "Советской России". По всей видимости, тогда и было принято решение отнестись к письму Нины Андреевой как к событию "особой важности" и использовать его в качестве повода для нанесения опережающего удара по противникам линии Горбачева в Политбюро. Гиббс считает, что тогда Горбачев согласился с предложением Яковлева нанести "ответный", а в действительности - наступательный удар "на самом высшем уровне".
По свидетельствам приближенных к Горбачеву Роя Медведева и Джульетто Кьезы, во исполнение такого плана генеральный секретарь лично созвал встречу с представителями средств массовой информации, на которой подверг газету "Советская Россия" уничижительной критике. После этого, как вспоминает Лигачев, начали распространяться всевозможные слухи о некоем "заговоре врагов перестройки", якобы организованном ими таким образом, чтобы публикация письма Нины Андреевой совпала по времени с отсутствием генерального секретаря в стране.
А дальше, как известно, в марте и апреле Политбюро на протяжении целых двух месяцев посвящает, по крайней мере, целых три полных заседания обсуждениям публикации "Советской России". Как-то было созвано даже еще одно внеочередное заседание. (Здесь имеет смысл напомнить о том, что столь назойливая "неотложность" и особая активность в обсуждении публикации была развернута как раз по окончании очередного визита Горбачева в Вашингтон, во время которого, по свидетельствам очевидцев, он просто потряс даже видавших виды американских партнеров своими мирными "инициативами" уничтожить в одностороннем порядке ряд классов советских ракет, которым у Запада просто не было аналогов. Однако столь "маловажные" вопросы такого рода не были представлены даже к обсуждению на Политбюро. Зато оно надолго оказалось втянутым в бесконечные разговоры и споры насчет "грозящей опасности", идущей со стороны газетной публикации рядовой университетской преподавательницы).
По данным архивов, заседания Политбюро в то время длились не менее 5–6 часов в день. К тому же с одним-единственным пунктом в повестке дня: "Письмо Нины Андреевой". Никогда раньше во всей истории КПСС ее высший управляющий орган не обращал столь большого внимания и не занимался так долго обсуждениями газетной публикации.