Посудите сами: террористы невероятно умно и цинично выбрали для расправы журнал и людей, которым в исламском мире вряд ли кто-то посочувствует из-за опубликованных ими наглых и, в сущности, хулиганских карикатур. Эти карикатуры на Пророка бессмысленны, как любая наглость, которая к свободе слова не имеет никакого отношения. Всякого мусульманина эти рисунки оскорбляли. Так что у авторов не было никакого шанса быть понятыми мусульманской стороной. А, стало быть, карикатуры были ёрничеством и наглостью без адреса.
Эти несчастные погибли не за свободу слова, а потому, что оказались наиболее удобной мишенью в той бесчеловечной игре, которую ведёт исламистский терроризм. А террористам всё равно, кого и где убивать. В этот раз было выгоднее убить людей из "Шарли".
Террористы спокойно, хладнокровно расправились со всеми, с кем хотели, дали снять себя многими камерами и на многие телефоны, а потом скрылись средь бела дня, в центре столицы самой свободолюбивой страны. Они оставили удостоверения личности в угнанной машине, они устроили в прямом эфире шоу с погоней, они долго сидели, осаждённые сотнями жандармов, над ними летали вертолёты… Они дали интервью по телефону и сказали ровно то, что хотели сказать на весь мир. Их имена узнали везде, их лица были на всех экранах. А потом они умерли как хотели: с оружием в руках. Они всё сделали, что и как хотели те, кто их к этому готовил.
Другой террорист в то же самое время взял заложников в кошерном, грубо говоря – в еврейском магазине, предварительно застрелив женщину-полицейского. То есть он продемонстрировал, что ворвался не в первый попавшийся магазин, а захватил именно кошерный, взял в заложники тех, кого хотел, там, где хотел, и делал всё, что хочет. Он убил четырёх человек. Ему дали высказаться по телефону, как он хотел, и умер он тоже как хотел.
В результате Париж собрал делегации со всей Европы и мира, а на улицы французских городов вышли миллионы людей. Это страшная победа террористов и терроризма как такового. На такой успех террористы вряд ли рассчитывали.
И эту ужасную победу, и своё поражение необходимо признать! Признать со всей серьёзностью и строгостью. Признать, понимая происходящее как особую войну, которая идёт давно. Это необходимо признать, чтобы осознать, с каким нечеловечески жестоким, бездонно-тёмным, безжалостным, изощрённо-умным и бесчеловечным сознанием мы все имеем дело. А ещё европейцам необходимо признать публично и признаться самим себе, что удар террористы нанесли не по свободе слова, не по свободе как таковой и не по европейским ценностям, которые в своей основе являются ценностями общечеловеческими. Удар был нанесён по лицемерному и ханжескому устройству общества так называемых развитых европейских стран. По обществу, которое давно не верит в то, что декларирует.
Это удар по Франции, Бельгии, Великобритании, Германии и так далее, где целые районы и округа городов, а то и отдельные городки и города стали целиком и полностью арабскими. Они стали такими не вчера. География таких районов и городов растёт прежде всего потому, что исконные французы и немцы покидают их, бегут от мусульманского соседства, не хотят отдавать своих детей в школы к мусульманским одноклассникам, стараются держаться подальше от пришлых. Их можно понять. Пришлые не хотят ассимилироваться, не желают блюсти и хранить чуждые им правила и уклады.
Но как понять то, что те, кто бежит мусульманского соседства, в то же время ратуют за мультикультурализм и толерантность? Как понять тех, кто старается не входить в арабские кварталы Брюсселя или Марселя, но при этом изо всех сил изображает из себя всетерпеливых, всетерпимых, вселюбящих и толерантных европейцев до мозга костей?!
Как это понять?!
А очень просто! Это лицемерие и ханжество.
Но это лицемерие, во-первых, не скрыть от арабских соседей, во-вторых, оно прекрасно видно и понятно террористам, которым всё равно кого убивать.
Как ханжество и лицемерие можно понимать и европейскую миграционную политику, в которой только и есть что заигрывание со своей толерантной аудиторией и со своими уже многочисленными мусульманскими избирателями – но нет ни капли здравого смысла, трезвой оценки реальной ситуации и даже элементарного чувства самосохранения.
Именно эта бессмысленная и дикая миграционная политика создала условия для того, чтобы отчаявшиеся люди из нищей и страшной Азии и Северной Африки любыми способами, кроме легальных, пытались добраться до европейских берегов. Они тонут и умирают от жажды на утлых судёнышках и баржах, задыхаются в трюмах, цистернах и контейнерах, пытаясь переплыть Средиземное море, они лезут на стены и гибнут от электрического тока, пропущенного через колючую проволоку, которой огорожены испанские анклавы в Марокко. Они делают это потому, что знают: если преодолеют море или стену, их обратно не отправят.
Кто придумал эту дикую и смертельную полосу препятствий, этот бесчеловечный экзамен? А придумали это цивилизованные и толерантные европейцы. Как это можно понять?!
И с какой стати тем, кто преодолел такой ужас и унижение, ценить и соблюдать правила и нормы страны, куда они добрались, пройдя через ад? К тому же чаще всего они вырвались из ада, который во многом устроили те самые европейские страны.
Лицемерие и ханжество – не замечать того, что в Европе не зреет, а давно назрел страшный кризис полного отсутствия идей дальнейшего развития того общества, каким оно стало за последние четверть века. Общества, в котором целые социальные и национальные пласты не доверяют, презирают и открыто ненавидят друг друга.
Миллионы людей вышли на улицы, желая заявить, что их не запугать и они не боятся. Это у многих было написано на бумажках и плакатах. При этом беспрецедентно большую манифестацию охраняли беспрецедентно большие силы полиции и жандармов. Всё правильно! Наверное, те, кто спланировал и организовал эти бесчеловечные злодеяния, ликовали, глядя в телевизор на происходящее. А может быть, они смотрели в окно – кто знает?
Эти непостижимые человеческим сознанием чудовища, исполненные жестокостью и мраком, должны были ликовать, видя на улицах Парижа такое количество напуганных людей. Людей, которые даже себе не признались в том, что их вывел на улицы нормальный и понятный человеческий страх. Страх осознания, что смерть от рук террористов существует не только в телевизоре, что она не на Манхэттене 11 сентября, не за морем в Сирии, Ираке и Ливии, не в Пакистане, не в Махачкале и даже не в лондонском метро… Смерть тут, рядом, на соседней улице, у смерти французский паспорт, смерть живёт по соседству и говорит по-французски…
Парижанам и приезжим нужно было 11 января оказаться в тесной толпе рядом с другими людьми. Им нужно было увидеть и убедиться, что они в своём страхе не одиноки. Люди не могли оставаться одни по домам, ощущая, сколь беззащитны их дома, беспомощна их страна, а также их утраченный европейский миропорядок.
Если бы французы ощущали, что их дома – это их крепость, что Париж – это столица подлинных, всецело защищённых свобод и непокорённого достоинства, если бы они были уверены в силе государства, президента и правительства, если бы были убеждены в незыблемости своих европейских ценностей (я подчёркиваю – именно в незыблемости), они бы не вышли в таком количестве на улицы своих городов и своей униженной террористами, прекрасной столицы.
А множество французов-мусульман вышли на улицы, напуганные не только кошмаром терактов, но и движимые страхом усиления исламофобии, опасением прорыва ненависти к любому мусульманину или просто приезжему. Они спешили сообщить всем о том, что не имеют ничего общего с террористами и радикальными исламистами. Этим людям тоже стало страшно в их жилищах, хотя карикатуры журнала "Шарли" не могли не оскорбить их религиозных чувств.
Люди шли по Парижу. Я всматривался в их лица, сидя на корточках возле телевизора. Лица многих были растерянны, глаза широко распахнуты. Люди боролись с ужасом и страхом, прижимаясь друг к другу. Они словно грелись в лютую стужу. Они храбрились. Они несли бумажки со словами, что их не запугать… А на крышах эту демонстрацию охраняли снайперы.
Если бы я был в Париже в воскресенье, я бы тоже вышел на улицу. Я бы тоже нёс листочек. Но на нём я написал бы следующее: "Я не "Шарли", но я боюсь!"
Я не рисовал карикатур на Пророка, но я боюсь, потому что террористам всё равно, кого убивать.
Я боюсь, что все вы, кто вышел на эти манифестации, ничего толком не поняли, не поняли, что произошло. Вы не признаёте, что ваше общество слабо и лицемерно, а ваши лидеры не обладают волей и неспособны хоть как-то вас защитить.
Я боюсь, что больше вы так не соберётесь никогда, потому что, если, не приведи господь, случатся новые кровавые теракты, вы попрячетесь по домам и не будете искать поддержки друг в друге, а доверие к своему государству потеряете окончательно. Или же наоборот – пойдёте громить и жечь своих мусульманских соседей и сограждан.
Я боюсь, что на всей этой истории многие ваши политики заработают очки и разыграют случившееся, как козырную карту.
Я больше всего боюсь, что из-за вашего лицемерия и ханжества всё европейское лоскутное одеяло, да и мы в том числе, станем ещё более разобщёнными перед страшной опасностью и бездонной тьмой, которая пока только слегка вас задела, послав в Париж всего нескольких террористов.
Но я не был в Париже. Я сижу дома за столом и пишу эти строки. Я понимаю, что европейцы моих слов не услышат, как я не услышал ничего вразумительного от европейцев. Мне тоскливо и почти отчаянно.
Мне ужасно жаль тех, кого выбрали мишенями в редакции "Шарли". Безумно жаль случайных покупателей кошерного магазина. Жаль всех жертв наступившего 2015 года. И мне безутешно жаль тех, кого взорвали в Волгограде в предновогодние дни 2013 года, жаль убитых грозненских милиционеров незадолго до конца 2014-го. Это и их кровь просочилась сквозь страницы ушедшего года на чистый лист наступившего – просто парижане об этом не знали и не узнают. Их СМИ если и говорили об этом, то только вскользь и с трудно скрываемым злорадством, а в интернете злорадства никто не скрывал.
Мне тоскливо и страшно от того, что, не признав своей слабости сейчас, Франция и Европа не соберётся с силами. Для террористов все речи и шествия – глупая лирика. Кому и что хотели сказать французы 11 января? Террористам? Это бессмысленно. Террористы понимают только силу и ничего иного. Для них не существует ничего человеческого. Ничего!
Наполеон Бонапарт, которого так ценят и которым так гордятся французы, когда-то сказал: "Можно выиграть бой, но проиграть сражение; можно выиграть сражение, но проиграть кампанию; можно выиграть кампанию, но проиграть войну".
Однако французы сейчас не признают своего поражения и кровавую победу террористов, они также не хотят признавать, что идёт война. Они не желают признать свою слабость. А террористам плевать, признают французы свою слабость или нет. Они эту слабость видят. И жалости к слабости у них нет, в них вообще нет жалости.
А ещё я не "Шарли", потому что не согласен с тем, что из убитых делают героев и знамя свободы слова. Эти люди – просто несчастные жертвы, цинично выбранные для расправы. И они убиты не за убеждения, а по причине того, что как трофей в этой страшной игре оказались более выгодны и заметны.
Я не "Шарли"… Я боюсь! Я закрываю глаза и снова и снова вижу, как лежащий на парижском тротуаре человек машинально, естественно, беспомощно и… очень по-человечески закрывается рукой от автомата. В этом отчаянном жесте нет лицемерия. В нём последняя надежда на спасение.
Я не "Шарли". Я боюсь.
19 января
Сегодня у меня есть к вам просьба, или, лучше сказать, предложение. И ещё подарок.
Начну с предложения: предлагаю тем, кто может и хочет поучаствовать, оказать поддержку в создании театрального спектакля "Шёпот сердца", премьера которого состоится 1 марта нынешнего года в Москве. Потом спектакль проедет практически по всем городам России, и не только.
У нас есть хороший и абсолютно успешный опыт привлечения людей к созданию видеоверсий спектаклей. Две полноценные видеоверсии театральных спектаклей "+1" и "Прощание с бумагой" осуществлены и, что называется, увидели свет при участии людей, которые инвестировали и фактически финансировали их. Мы вместе смогли это сделать. На сегодняшний день отработан механизм такого инвестирования и финансирования – и заработано взаимное доверие.
В этот раз я предлагаю вам поучаствовать в создании нового, ещё не существующего в данный момент театрального произведения. Суть предложения очень отличается от предыдущих. Прежде я обращался за поддержкой в создании видеоверсии уже существующих спектаклей, которые в течение минимум двух сезонов шли на сценах театров разных городов, спектаклей, которые уже окрепли, сложились и полюбились публике. Так что тем, кто решил откликнуться на моё предложение и помочь, было понятно, во что они инвестируют или на что дают свои деньги.
В данный момент спектакля нет. Никто о нём, кроме меня и команды, которая над спектаклем работает, ничего не знает. Кроме названия и короткого анонса никто ничего не видел и не слышал. И именно поэтому мне так волнительно обращаться к вам сегодня с этим предложением.
Волнительно потому, что в вашем решении участвовать, если таковое примете, будет ясный, невероятно важный и бесценный сигнал о том, что вы мне доверяете… Доверяете как художнику, чьё произведение вам нужно, и оно ожидаемо, а также доверяете мне – человеку, который не обманет и распорядится деньгами честно и по назначению.
Обращаюсь к вам только теперь, незадолго до премьеры, а не раньше, потому что только теперь нам стал понятен размер необходимых для привлечения средств. Но самое главное – потому что я в данный момент не сомневаюсь в том, что спектакль будет и что он достоин вашего ожидания, доверия и внимания.
От предыдущей премьеры спектакля "Прощание с бумагой" новый спектакль "Шёпот сердца" отделяют три с половиной года. Это было время крайне тщательного и неспешного подбора слов и смыслов, а замысел спектакля пришёл мне больше пяти лет назад.
В этой неспешной работе никто не мог мне помочь, никто не мог поучаствовать в этом таинственном процессе. Но в процессе создания необходимых условий для того, чтобы написанные мною слова прозвучали – а эти условия, по сути, и можно назвать спектаклем, – принять участие можно. Вот я и предлагаю это сделать.
…Осенью прошлого года мы записали, а потом смонтировали и сделали видео обновлённого спектакля "ОдноврЕмЕнно". Это видео я дарю вам сегодня, как в конце прошлого года подарил видео новой и актуальной редакции спектакля "Как я съел собаку".
Спектакль "ОдноврЕмЕнно" был сделан мною и показан публике на фестивале "NET" осенью 1999 года. Это был мой второй спектакль. Это был важный и труднейший второй шаг в избранном мною направлении. После оглушительного успеха "Как я съел собаку" к моей второй работе был проявлен большой интерес, премьеру "ОдноврЕмЕнно" посетили все без исключения тогдашние пишущие о театре журналисты и критики…
Я тогда не был готов к обрушившейся на меня критике и злобе со стороны критического сообщества. Как только тогда не писали о новом моём спектакле! Мне было непонятно, наивному, что могло так разозлить тех, кто буквально за полгода до этого пел мне дифирамбы и объявлял новой вехой в развитии русского театра. Да и немногочисленные зрители той премьеры, видевшие "Собаку", грустно похлопывали меня по плечу и, виновато улыбаясь, давали понять, что лучше бы я не делал ничего нового, а продолжал играть столь полюбившуюся им историю про матроса.
Сейчас забавно об этом вспоминать, даже весело, а тогда я страдал, горевал. Тогда мне было не до веселья. Но именно тот первый в моей жизни удар и шквал критики подготовил меня к последующей злобе критиков и неприятию спектаклей "Дредноуты", "Планета"…
Спектакль "ОдноврЕмЕнно" я играл много лет, сыграл его не одну сотню раз. Он переведён на все европейские языки, а в Германии, Австрии и Швейцарии довольно долго шёл радиоспектакль, сделанный по тексту "ОдноврЕмЕнно". Я играл этот спектакль в Лондоне, Париже, Берлине, Вене, Праге, Будапеште, Хельсинки, Брюсселе, Любляне, Белграде, Варшаве… Нестоличные города Европы я даже не перечисляю. Во многих городах России и Украины я исполнял спектакль по нескольку раз в разные годы, а потом понял, что спектакль устарел, прежде всего содержательно. В первоначальном варианте важнейшей и центральной была сцена ожидания и празднования Миллениума. Но в 2007 году про Миллениум говорить было странно и неправильно.
Изначально спектакль был весьма хаотичным набором радостных эпизодов. Дальнейший опыт и работа над другими спектаклями, особенно над "Дредноутами", сделали для меня весёлую хаотичность "ОдноврЕмЕнно" видимой и ясной. Тогда я переписал текст спектакля, и та его редакция в совокупности с замечательными иллюстрациями художника Петра Ловыгина легла в основу иллюстрированной книжки "ОдноврЕмЕнно". Когда вышла книга, я решил не играть "ОдноврЕмЕнно" больше никогда… И долго не играл.
Но последние полтора сезона с удовольствием и много исполнял именно этот спектакль в новейшей редакции. Весь 2014 год я хотел играть его как можно чаще. Почему? Просто это мой самый счастливый, жизнерадостный, жизнелюбивый и весёлый, смешной спектакль. Мне хотелось исполнять именно его весь этот сложный и для многих неудачный, а то и несчастный год.
Спектакль стал намного яснее, проще, в нём появился очевидный стержень и внятная нить, которой изначально попросту не было, а потом она была не столь заметна. Спектакль удалось сделать остро-сегодняшним и даже отчасти завтрашним, но никак не вчерашним.
Дарю вам свежее актуальное видео, предлагаю сравнить запись более чем десятилетней давности с новой и увидеть, как многое изменилось за это время…
Да! В отличие от полноценных видеоверсий, которые были записаны многими камерами с кранов и движущихся платформ, которые снимались в специально подготовленном для съёмок помещении, видео спектаклей "Как я съел собаку" и "ОдноврЕмЕнно" в новых редакциях сняты в Театральном центре на Страстном во время обычных спектаклей, которые я исполнял для публики, купившей билеты. Сняты они тремя камерами и так, чтобы не мешать и не отвлекать публику. Поэтому эти видео скромнее по изобразительным возможностям и качеству, но при этом вы можете увидеть абсолютно живой спектакль, услышать живую реакцию и дыхание зала и в большей степени ощутить атмосферу рядового вечера в театре. Очень хочу, чтобы новая редакция вам понравилась, чтобы вы посмеялись и, возможно, посмотрели спектакль не в одиночку.