19 апреля
Вчера приехал в Томск. Томск – после Кемерово – кружевной, основательный и местами элегантный, а местами завораживающе красивый. Но в это время года, после зимы, он выглядит потускневшим, неухоженным и обветшавшим.
Успел застать самый конец ледохода. Можно сказать, последние его крохи: основной ледоход был накануне. В Томске это зрелище потрясающее: в Кемерово Томь поуже и побыстрее, да и берега высокие – близко к воде не подойти, а в Томске река широкая, спокойная, плавная, поэтому лёд идёт большими пластами, и его можно наблюдать близко.
Самое забавное, что, в сущности, остатки льдин, которые я видел вчера, приплыли-то из Кемерово, так что я полюбовался кузбасским льдом в Томске.
Барнаул, Кемерово и Томск – города хоть и недалёкие друг от друга, но всё-таки очень разные. Томская публика, пожалуй, самая взыскательная в Западной Сибири. Томску нравится подчёркивать особую связь и схожесть с Санкт-Петербургом. Не внешнее сходство, а какое-то сущностное. А я и не спорю, так оно и есть. Томск для меня – это сибирский Питер.
Завтра еду в Красноярск. Когда строили гастрольные планы, мы рассчитывали на авиаперелёт Томск – Красноярск, но его отменили, так что все эти сотни километров сибирских просторов завтра – мои.
21 апреля
Вчера весь световой день ехал из Томска в Красноярск. Дорога, особенно по Томской губернии, вплоть до города Мариинска, не просто плохая, а ужасающая. Здорово устал. Но уже скоро выйду на сцену Красноярского театра оперы и балета. Сегодня и завтра там ни оперы, ни балета не будет, а будет "Шёпот сердца"…
В этом театре я ещё не работал. В прежние годы играл в Театре музыкальной комедии. Этот посимпатичнее и посолиднее, во всём заметны значительность и солидность. В общем-то, эти театры отличаются, как оперетта и опера.
У меня в гримёрной стоит рояль. В оперных театрах я играл редко, но в Днепропетровске всегда работал в оперном, и там у меня тоже стоял рояль. Там тоже из разных гримуборных и с разных этажей доносились голоса распевающихся или репетирующих певцов и певиц. Я тут же почувствовал, что очень скучаю по тому театру и по нарядной днепропетровской публике, скучаю по его чистому и аккуратному фойе. Вспоминается Днепропетровск. И то, что именно в этом городе и в этом театре ближе к концу спектакля в зал заходили два-три крепких мужчины, которые не были из одного рабочего коллектива, но выполняли одинаковые функции: они приносили жёнам своих боссов букеты цветов, которые потом этими дамами мне и вручались. Букеты и доставлявшие их мужчины были большими. Такого, кроме Днепропетровска, я нигде не встречал.
Мне вспомнился Театр драмы города Запорожье, обветшавший, но чистенький, с запахом вкусной еды за кулисами. Что, интересно, ели работники театра?.. Мне нравилось в театре то, что парадный выход у него на центральную улицу, а служебный – наоборот: на тихую, пустынную, приземистую, почти деревенскую, как будто находящуюся в другом городе. Я вспомнил и театр в Житомире со странным служебным входом и странным расположением гримуборных… Там мне предоставляли для подготовки маленькую гримёрку, стены которой были заклеены нарядными календарями с Юлией Тимошенко, и у меня возникало крепкое ощущение, что она – актриса этого театра, из года в год меняющая роли и образы.
Я вспомнил Одесский украинский театр, в котором всегда путался в странных коридорах, где всё безалаберно, но уютно. Вспомнил одесскую публику, которая всегда опаздывала, хотя их вальяжный приход невозможно было назвать опозданием: они просто не приходили вовремя, так что в Одессе спектакль всегда задерживался минимиум на полчаса. Одесская публика долго усаживалась, скрипела стульями, перешёптывалась, но потом ловила каждое слово, демонстрируя невероятно тонкое понимание смысловых оттенков.
Я вспомнил Донецкий драмтеатр, в точности такой же, как драмтеатр в моём родном Кемерово. Типовой и, в общем-то, удачный театральный послевоенный проект. Светская публика, пожалуй, была самая нарядная. А парад автомобилей, подъезжавших к театру, самым впечатляющим…
Со всей остротой я почувствовал, как соскучился по харьковскому театру, в котором от работников исходила такая любовь к нему, что я каждый раз чувствовал себя их родственником, которого долго ждали, и вот он приехал совсем ненадолго. А какая в Харькове приходила на спектакли публика! Харьковский зал так слушал и так дышал, что было ясно, что в этом городе театр знают и любят давно. Приятно было после спектакля в Харькове быстренько сбежать в бар под названием "Москвич" и повстречаться там с отдельными представителями той прекрасной публики.
Как же я скучаю по Театру имени Леси Украинки! Как к нему приятно было пройтись из гостиницы по улице Пушкина, зайти через служебный вход и оказаться, пожалуй, в самом чистом и удобном классическом театре из всех, в которых мне довелось работать. Я помню зелёную ковровую дорожу, лежащую в коридоре, ведущем к гримуборным. Скучаю по просторной и светлой гримуборной с удобным диваном и большим окном, выходящим на угол улицы Пушкина. Из него была возможность подглядывать за людьми, спешившими в театр, чтобы из пешеходов и просто людей за окном превратиться в публику, к которой я выходил на сцену.
Увидел рояль в гримёрной – и вспомнились театры, в которых я сыграю, наверное, нескоро…
Вот-вот выйду на сцену Красноярского оперного театра, на которой ещё не был. Большая. Волнуюсь. Но красноярцы как публика – прекрасны, одни из самых любимых. Очень надеюсь, что мы сегодня останемся довольны друг другом.
24 апреля
Вчера выехал из Красноярска и через пять с половиной часов прибыл в Абакан, столицу Хакасии. И в Красноярске, и в Абакане непонятная и непривычная для меня жара. Апрельская жара в Сибири случается, но в этот раз она совсем удивительная. Днём вчера было двадцать семь градусов, а ночью двадцать два. Думаю, что сейчас здесь самая тёплая погода во всей нашей большой стране.
Уезжал из Красноярска счастливый. Мне понравился Театр оперы и балета как рабочая площадка, и красноярцы своим приёмом и устроенными дважды овациями наполнили меня радостью и даже уверенностью в том, что удалось сделать хорошую работу.
В Хакасию и Абакан я приехал впервые. Уже почти не осталось территорий, где есть театры, в которых я ещё не бывал и не играл. Что я знал и знаю про Хакасию? К своему стыду, практически ничего. Я знал, что Хакасия недалеко от моих родных краёв, где-то там, юго-восточнее. Но что из себя представляет, не знал. Полагал, что, наверное, ничего особенного. То же, что и у меня в Кемеровской области… С хакасами до недавних пор знаком не был, только недавно познакомился с одним в Москве, очень милый человек, получил прекрасное образование в Москве и Америке, вегетарианец. Он немножко рассказал про Хакасию и хакасов, но всё равно эти мои знания – ничто.
Сталбек, так зовут моего хакасского приятеля, сказал, что дорога из Красноярска в Абакан пойдёт через перевалы, и последний перевал перед степью и долинами сто́ит того, чтобы там остановиться. Само слово "степь" меня удивило, я не особенно представлял себе сибирскую степь. Разумеется, я очень хотел посмотреть вид, открывающийся с перевала. Но километрах в семидесяти от Карсноярска началась такая ужасная дорога, что поехали мы медленно. На некоторых участках трассы вовсе отсутствовало дорожное покрытие, эта рваная, то медленная, то быстрая езда и ухабы укачали меня, и я задремал, а потом и крепко уснул. И когда проснулся, машина ехала ровно, шелестели колёса, мы ехали быстро по практически идеальной дороге. Я, что называется, "продрал глаза", пришёл в себя и огляделся. То, что я увидел, меня потрясло.
Уснул я среди каких-то полухолмов-полугор, поросших довольно густым лесом, в котором ещё лежал нерастаявший снег… А тут вокруг меня было пространство, будто находящееся не то что в другой стране, а на другом континенте и чуть ли не на другой планете. Я давно так далеко вокруг себя не видел. И купол неба над нами был такой широкий, такой огромный, что не знаю, с каким местом в мире можно сравнить увиденное. Я видел степи, разные. А тут…
От горизонта до горизонта я видел рыжую поверхность… Я сначала не понял, что это сухая трава. Поверхность неровная, на ней удивительной красоты округлые холмы, которые идут грядами, и эти гряды тоже неровные, с разрывами. То, что я видел, больше всего напоминало застывшее море с огромными непостижимыми волнами, которые необъяснимым образом возникли на гладкой поверхности в полный штиль. Это очень красиво! Я не видел похожих пейзажей нигде.
Мест недавних пожаров мы не проезжали.
Приехали в Абакан вечером, уже темнело. В дороге, разумеется, проголодались. Очень хотелось отведать национальной хакасской еды, про которую мой приятель рассказывал и которая, разумеется, есть. Однако через час после прибытия нам однозначно сообщили, что ни одного заведения с национальной хакасской едой в городе нет. Как нам сказали, они были ещё недавно, но позакрывались. Пришлось ужинать пиццей в заведении под названием "Нью-Йорк". Но нам пообещали, что вечером, после спектакля, частным образом нам национальную еду приготовят.
Абакан – единственный город в длинном сибирском туре, в котором аншлага не будет. Зал будет заполнен процентов на семьдесят. Но я здесь в первый раз. Надо сыграть так, чтобы в следующий раз обязательно был полный зал.
25 апреля
Рано утром на стареньком "Ан-24" из Абакана прилетел в Иркутск. Думаю, самолёт был старше меня. Я себя пожилым человеком не считаю, но, очевидно, металл и разные конструкции изнашиваются сильнее, чем живой человек. Всё же мы взлетели, летели и приземлились в Иркутске. При посадке трясло здорово, как говорила моя бабушка, "мотыляло". Однако две юные стюардессы вели себя спокойно и довольно весело обсуждали какие-то повседневные мелочи. В салоне во время посадочной тряски спокойны были только они. Две эти очаровательные особы смотрелись какими-то новыми устройствами, чуть ли не апгрейдом, в конструкции старого, скрипучего и очень уставшего самолёта.
На подлёте к Иркутску наблюдали обширные лесные пожары, и по прилёте сразу ощутили в городе запах дыма. В Иркутске тоже жарко, ветрено, сухо – совершенно не ко времени.
В Абакане мне понравилось, хотя спектакль прошёл для меня довольно нервно. Всё-таки я не привык и трудно себя ощущаю в зале, где процентов тридцать мест свободно. Всем неуютно. Неприятно сидеть рядом с пустующими местами, равно как и играть для пустующих мест. По всему в театре видно, что город совершенно не театральный. Театр аккуратный, но уж какой-то слишком чистенький, безжизненный, особенно в гримёрных.
В гримёрных всегда видна жизнь тех, кто в них работает. Афиши, картинки на стенах, фотографии детей на столах, иконки, всякие штучки… А тут гримёрная была абсолютно пустой, можно сказать, стерильной, хотя рассчитана на одновременное пребывание четырёх артистов. Нигде ничего, даже календаря, даже календарика. Видно, и даже чувствуется по запаху, что там никто не работает. Нет внутренней жизни.
Во время спектакля в Абакане постоянно звенели и звенели телефоны. Это говорит только о том, что люди там редко ходят в театр. В Москве, Санкт-Петербурге, Екатеринбурге, Нижнем или Новосибирске, а также в других больших и вполне театральных городах, то есть Самаре, Саратове, Перьми, Челябинске и так далее, проблемы мобильных телефонов, по крайней мере у меня на спектаклях, практически нет. Так – случится раз-другой, да и то в самом начале. А там, где в театр люди ходят редко, от случая к случаю, и звучат эти никому не нужные трели.
С этим приходится бороться. Мне не доставляет радости делать людям замечание, а потом сводить к шутке, но делать это приходится: если упустить один, второй, третий звонок, их становится все больше и больше, люди начинают выбегать из зала по причине телефонного вызова, и делают это по несколько раз подряд. Если не реагировать на телефонные звонки, кто-то начнёт тихонько отвечать… А самое главное – многие и многие, уткнувшись в свои гаджеты, будут что-то читать или писать в ответ. Я видел и вижу это практически во всех театрах и на всех самых нашумевших и значительных постановках, про модные я даже не говорю.
Своего зрителя я слишком уважаю и ценю, чтобы позволить ему отвлекаться, разрываться между спектаклем и посторонней для театра действительностью, терять суть происходящего и в итоге получать не цельное впечатление от спектакля, а что-то дырявое и рваное.
Хакасская публика – та, что ждала, – была очень тёплой, люди огорчались тем, что так много земляков не выключили свои мобильные устройства. В итоге спектакль прошёл хорошо, и общая атмосфера сложилась как надо. Да! В Абакане мне подарили цветов намного больше, чем в большом и вполне театральном Красноярске или Томске вместе взятых.
Хакасской еды мы всё же хоть и немножко, но попробовали. Не без сложности! Гостеприимный мой хакасский приятель, который в Абакане уже не живёт, смог организовать в заведении под названием "Рафинад", чтобы туда пустили хакасского повара, который и приготовил нам два блюда. "Рафинад" и национальная хакасская кухня не сочетались категорически, особенно в пятницу вечером. Заведение довольно большое, с данс-полом и большим диджейским пультом. Такое место в спальном районе для отчаянных танцев, а тут мы с их национальной едой. Но место, как мы потом увидели, было определённо хакасское.
Как нам сказали, в тот день для нас зарезали барана, и в итоге мы отведали бараний суп (не помню названия) и кровяную колбасу под названием "хан" (если не ошибаюсь).
Суп был очень простой, тем и прекрасен. Прекрасная нежирная баранина, совершенно без вульгарного бараньего вкуса, нежирный бульон и, думается мне, пшеничная каша мелкого помола. Несолёный. По всему ясно, что этот суп – простая и древняя еда. Равно как и кровяная колбаса. Бараней кровяной колбасы я прежде не пробовал, она не такая, как делают украинцы, литовцы или в наших деревнях. Никакой гречки или другой крупы, никакого чеснока или сала. Только баранья кровь, и всё. И опять же, совсем не солёная и без специй. Весьма жирная, должен вам сказать, штука. Я ее съел скорее из любопытства и запил кровянку местным самогоном, сделанным из молока, причём самогоном, доведённым до не очень крепкого состояния, скорее похожего на японское саке… Хороший напиток. Я ничего подобного не пробовал, по вкусу и по запаху мне не с чем это сравнить. Запивать им жирную пищу, к тому же без соли и специй, приятно и правильно, да и организм с этим как-то сразу согласился. Судя по всему, тоже давно разработанное сочетание. Древний народ хакасы!
Пока мы ели, музыку громко в "Рафинаде" не включали. Мы определённо всем мешали с нашей хакасской едой, но нас деликатно терпели, никто не подгонял, никто не стоял над душой. Когда же мы закончили с национальной кухней и пошли на выход, музыку, что называется, "врубили" и засидевшиеся в ожидании танцев хакасы буквально бросились на танцпол под музыку совсем не древнюю и далеко не местную… Хотя – песня "О боже, какой мужчина!" является народной на всей огромной территории нашей страны.
Как уже сказал, в Абакане мне понравилось. В четверг зашли в ещё одно заведение, а там – местный конкурс танцевальных коллективов. Современные танцы. Сидело жюри, было довольно много публики, участники очевидно волновались, публика болела за своих. Было видно, что люди относятся к происходящему очень серьёзно. Танцы в основном были вполне наивные, но ребята явно репетировали, готовились и относились к происходящему как к событию…
В другом заведении происходил финал конкурса караоке, было много нарядной публики. Конкурсанты были ещё наряднее, а пели наивнее, чем танцевали в предыдущем заведении. Однако меня потряс участник, который показался мне человеком определённо меня постарше, в нарядной рубашке, в нарядных светлых брюках, ослепительно блестящих туфлях и таком же блестящем ремне. Когда он запел, ремень и туфли померкли, потому что он ослепил всех золотом зубов. Все верхние зубы этого человека были золотые.
Он потрясающе исполнил песню "Я люблю тебя до слёз" – лучше оригинала. В его исполнении было больше жизненной правды и верности интонации. Все его интонации, а также жесты, осанка, повороты головы – как и его зубы, были золотыми. А ещё он неподражаемо вставлял в исполнение такие слова: "Добра и здоровья вам! Благополучия и счастья вам!" Я рукоплескал стоя. Рукоплескал без иронии и сарказма, потому что я видел чистый жанр в его первозданном виде. Такой чистоты я практически никогда не встречал, это было золото самой высшей пробы, с совершенно другой планеты, чем та, на которой живу я, мои друзья, коллеги, где живут мои зрители, читатели и происходит то, чем я вообще занимаюсь. Но тем не менее это было круто!
Я не поленился, подошёл и искренне поблагодарил исполнителя за песню. Он тут же пожелал мне счастья и здоровья, одарил золотой улыбкой, крепко пожал руку… Оказалось, что его зовут Вениамин, он цыган, почти на десять лет меня младше, и знакомые и друзья зовут его Вена.
Улетал я из Абакана, прижавшись к мутному, исцарапанному и давно тщательно не мытому иллюминатору старенького "Ан-24", стараясь рассмотреть город сверху как можно лучше. Улетал с самыми хорошими впечатлениями, а также с надеждой, что и я произвёл неплохое впечатление и мне доведётся ещё здесь побывать.