Московские праздные дни: Метафизический путеводитель по столице и ее календарю - Андрей Балдин 20 стр.


Следует признать, что "ратуша", украшенная на старомосковский манер галереями и окнами с петушиными гребнями, европейского духу Москве не придала. Более того, сама башня поместилась, точно на полдороге, между двумя не похожими одна на другую эпохами. Межвременье в ее облике явственно было ощутимо. Как будто и в самом деле "ракету" Сухаревой башни окружал космос, только это был не тот космос, для обозрения которого пригодилась бы упомянутая обсерватория. Нет, не тот. Башню обнимала "москвопетербургская", ментальная, сквозящая в самом сознании русская трещина.

Каменная оглобля Сухаревки помещалась в провале свободно, никак не сходясь с обступающим ее одноэтажным дробным городом. Зрелище двоилось, распадалось на вектор и расходящуюся под ним пустоту.

Это так же важный знак: членение "москвотела", тела времени, заведомо конфликтно: то и дело вместо пространства грозит обнаружить себя пустота, вакуум.

Стоит отметить эту пару, "вектор-пустота" и за нею: а) стремление утвердить в зыбком московском пространстве уверенную линию, ось, стержень, перпендикуляр, и б) невозможность органично совместить эту прямую с кривой, питерскую регуляцию с беспорядком Москвы.

*

В 1934 году большевики снесли стреловидную башню. За ней сразу же открылась восьмиэтажной высоты дыра до самого полюса. Она была столь остро ощутима, значение закрывающей полярную скважину вертикальной фигуры оказалось для Москвы настолько велико, что через некоторое время по тому же направлению была нарисована новая "магнитная стрелка", куда грандиознее прежней: Останкинская телебашня.

Кстати, если присмотреться внимательно, то памятник героям космонавтики, что перед входом в ВДНХ, с сидящим Циолковским внизу, высоченным трамплином и никелированным огурцом наверху есть в ту же небесную щель остро направленная стрела.

Тут же и космос, и "Космос": Сретенские, Сухаревские напоминания.

*

Еще о Сретенке (обнаружили ось). На нее нанизывается (извлекается из пространства истории ), делается видно следующее.

В 1395 году на Москву шел Тамерлан. Московский князь Василий собрал войско и стал с ним за Коломной, на берегу Оки. В поддержку и успокоение города и войска из Владимира, у митрополита Киприана испрошена была икона Владимирской Божией Матери. Две недели икону несли на руках в Москву, и 26 августа у деревянной церкви Марии Египетской на Кучковом поле дядя Василия московского, князь серпуховской Владимир Андреевич с боярами и духовенством встретил икону. После чего она перенесена была в Кремль, в Успенский собор. Того же 26 августа Тамерлан отдал приказ войску повернуть прочь от Москвы. Согласно легенде, Богоматерь явилась во сне Тимуру и повелела оставить Русь.

Встреча составила главнейший смысл события и определила топонимику места.

Дорога (ось), по которой везли икону, стала Сретенкой. Сретенка запомнилась как тайная граница, на которой остановился Тамерлан и его восточное - всей восточной половиной мира нашествие на Москву.

*

Спустя триста лет, в Смуту, город залило с запада - до Москвы дошли и заняли Кремль поляки. И тогда на этой же северной оси учреждено было Гуляй-поле, которое было не поле, но крепость, устроенная князем Дмитрием Пожарским вокруг своего дома на Лубянке. Здесь москвичи держали оборону ввиду пошатнувшегося центра. Именно отсюда пришло освобождение столицы: через Никольские ворота Китай-города ополчение приблизилось к Кремлю.

Так на оси Сретенки, оси симметрии Москвы был положен предел западу.

Здесь же проходил путь юного Михаила Романова –новоизбранный царь, основатель новой династии, ехал по Сретенке из Троицы в Кремль. По определению позднейшего летописца, после Смуты и трясения на 1 мая 1613 года после встречи царя на Сретенке в городе окончательно установилась "романовская весна".

Раз за разом московская земля выкарабкивалась к свету, подтягиваясь за улицу-ось.

*

Как будто черта эта, проведенная снизу вверх по карте, должна служить границей не столько между западом и востоком, сколько между покоем и движением, тишиной и бунтом, свободой и несвободой. Северный вектор Москвы остается до сих пор фигурой достаточно сложной, двуединой, во всяком смысле вертикальной.

Все сходится. Царь Петр шагнул по Сретенке, как по маршруту уже обозначенному, осевому, - широченным шагом (он сам был фигурой такой же: вертикальной, двоящейся и двоящей). Шагнул в самый пролом и космос.

И стало два Петра.

Башня-ракета и Яков Брюс

Вспоминается Яков Брюс, сподвижник Петра и, по убеждению Москвы, колдун и темный провидец. Брюс сидел в Сухаревой башне - именно в проломе, в космосе - в обсерватории и оттуда проницал умом пространство и время.

В этом наблюдении Яков Вилимович явно зачерпнул лишнего. (Есть легенда о том, как Брюс выдумал деревянную птицу, построил ее и летал над Москвой и взял однажды с собой Петра, притом не просто так, а во сне, чтобы не испугать.) А Брюсов календарь? Два века он наводил на Москву ужас. Спрашивается, что такого особенного было в том календаре?

Начнем с того, Брюс вообще его не составлял , но лишь надзирал за работой Василия Киприянова, который тем более никаких прозрений в будущее не строил, но лишь перелицевал заграничный календарь, немецкий, в коем проставил на несколько лет вперед восходы и заходы солнца. Календарь при самом косвенном, начальственном участии Брюса был выпущен только один, за 1709 год; больше "Петров колдун" этим не занимался. Однако этого оказалось достаточно.

Самые страшные сочинения, сказки и легенды и за ними напряженные пересуды нескольких поколений москвичей последовали в ответ на это скромное начинание. Оказалось, что календарь предсказывает жизнь с большой вероятностью на много лет вперед (вариантов календаря составлялось несметное количество).

А сказки о мертвой и живой воде? Брюс разнимает на части своего ученика и составляет его заново. Затем, спустя девять месяцев, колдун прыщет на тело ученика живой водой, и ученик просыпается, жив и здоров. Так, согласно еще одной легенде, заканчивает свою жизнь сам ужасный всевидец. Сговорившись с тем же учеником, он проводит опыт над собою, дабы против природы омолодиться. Дело кончается тем, что ученик с женой колдуна договариваются и не только не оживляют его, но даже не сращивают, а, расчленивши, прямо по частям и хоронят, здесь же, в башне, после чего живут во блуде. Затем появляется Петр и жестоко наказывает обоих, Брюса же более не воскресить, поскольку рецепт зелья времени потерян навсегда.

Между прочим, Брюс был похоронен не в башне, но, как и полагалось ему, на Немецком кладбище. Зато могила его сделалась на долгие годы обиталищем невнятных сил, теней и духов. Домов Брюсу приписывали в Москве несколько, и все как один, они были отмечены чертовщиной. В одном, кажется, в Большом Харитоньеве переулке - от Сухаревки недалеко - в стену был помещен заколдованный камень с письменами.

Расшифровав надпись и повернув камень, можно было добраться до клада и проч.

Все это не о Брюсе, но о тени его. Той тени, что за всяким человеком-стрелкой, дающим некоторый существенный ориентир (так же и Сретенка есть несомненный ориентир на круге московского компаса).

Но как страшна для Москвы эта тень! Она прямо проваливается в пустоту, которая и есть для Москвы петрово пространство.

*

Здесь важно различить "пространственный" прием Петра, первый - сретенский - опыт преобразования Москвы, который, будучи применен в дальнейшем во все увеличивающемся масштабе, привел к раздвоению столицы и образованию Петербурга и, неизбежно, к революции. Все это связывается в одну февральскую картину Москвы, где трещина между зимой и весной, покоем и движением показательно совпадает с петровским сюжетом, - и с улицей, идущей из центра, по карте вверх, к Полярной звезде - строго вертикально.

*

Заметки в февральском и мартовском календаре, которые производились без определенного плана (наверное, так сказалось сезонное предпочтение), составились в короткую цепочку, на первый взгляд, особо не связуемую. И все же есть нечто общее в этих записях: все они так или иначе говорят о линии, о связи и разрыве, о трещине, о петербургских нестроениях.

21 февраля 1722 года . Петр I издает Указ о престолонаследии в империи.

Того же 21 февраля, 1816 года. Начало движения декабристов.

24 февраля 1882 года. Началась телефонизация России.

1 марта 1861 года. Отмена крепостного права.

1 марта 1881 года. В 3 часа 30 минут по полуночи умер после покушения Александр II, царь-освободитель.

2 марта 1855 года. Умер российский император Николай I.

2 марта 1917 года. Николай II подписал отречение от престола в пользу своего брата Михаила.

11 марта (по старому стилю) 1801 года. В замке Архангела Михаила (Инженерном) в Петербурге убит заговорщиками Павел I.

Что-то последние четыре пункта уж очень мрачны. Это уже тенденция; сказывается невольное намерение собирателя, готового услышать в феврале один только революционный противуромановский тон.

И все же можно отметить общее февральское напряжение петербургской (именно романовской) сферы, той, что разрешилась в 17-м году "масленичной" революцией.

*

Еще раз: февраль - это "петербургский сезон" в Москве . Мы разбираем московские праздники и церемонии, тенденции и предпочтения, вольные и невольные. Картина революции, равно и метафизический ее чертеж, в самом Петербурге, несомненно, имеет свои смыслы и сюжеты, резоны и перспективы.

Иногда на одно и то же событие две столицы смотрят с противоположных сторон; что для одной хорошо, правильно, для другой фатальная ошибка.

Москва желает на свой лад праздновать февраль. У нее есть для него церемонии куда более комфортные, хоть и на ту же тему (встречи времен), но без душегубства и разрезания города геометрическим "скальпелем" (меридианом).

Масленица

Масленица - праздник переходящий, но он уверенно соотносится со "стационарным" Сретением. Связь между ними неслучайна. Оба праздника говорят о встрече времен, об их напряженном диалоге. По-прежнему две стороны в февральском диалоге, две точки на чертеже очевидны: Сретение соединяет Ветхий и Новый Заветы, Масленица - зиму и весну.

История Масленицы уходит корнями в глубокую древность. В день Сретения наши предки-язычники поклонялись Солнцу: жрецы Солнца совершали обряды встречи и приветствия светила, призывали тепло. А когда Солнце оказывалось в зените, сжигали куклу, сделанную из соломы, так называемую Ерзовку. Она олицетворяла дух огня и бога любви. С утра ее украшали дарами и подношениями: цветами, лентами, праздничными одеждами, носили на шесте, обходя дома и долы. К ней обращались с просьбами о благополучии и процветании. А потом сжигали (отправляли посылку с просьбами богу прямиком на небеса).

Ерзовка горела и тем прогоняла холод. Чем ярче и жарче горела, тем урожайнее впереди виделся год.

1 марта - Ярило с вилами. Вздевает зиму на вилы.

Март на нос морозом садится. Марток –надевай двое порток . Весна не установилась, еще очень холодно, спереди и сзади зима.

*

В самом деле, душе еще холодно, откуда-то с изнанки дует. От этого только сильнее желание весны. Зима уже порядком надоела, "будничный" сезон (см. выше: Две зимы) закончен. Календари, церковный и светский, в общем желании праздника вновь сходятся. Первые лучи обещают тепло, как на церковном "чертеже" года сретенский луч обещает будущее храмовое пространство лета. В эти обещания верят все; зазывание весны усиливается, ее выкликают со страстью, с перебором - так Масленица сама себя греет. Она раскрашена, как петух, цвета на ней горят не хуже огня на кукле Ерзовке. И этот перебор цвета понятен: глаза, утомленные долгой зимней белизной, согласны на пожар в цвете.

*

Внимание к цвету в принципе для Руси характерно. Даже в "пейзаже" русского шрифта Фаворский ищет цвет. У Шмелева Масленица вся идет цветными пятнами: золотая канитель, пряничные кони, блины, пылающие печи, "синеватые волны чада в довольном гуле набравшегося народа".

Идет поиск характерной праздничной формы, единой, годной Москве в качестве эмблемы. Масленица дает свой рецепт такой формы - необъятного (солнечного) блина.

Петр точит на него "сретенский" нож.

*

Голодный февраль привносит в почитание чувственность. Бог со сладостью поедаем. Это рискованное действие, которое немедленно по окончании праздника оборачивается коллизиями Великого поста (см. далее главу Птицы, рассказ "Стыд").

Этот риск оправдывается творчеством: Москва не столько ест, сколько художествует с едой.

В советское время эту традицию сохранить было непросто. Не потому, что забыли Масленицу, просто отмечали ее немного постно , с этнографическим уклоном. Для настоящего художества нужна большая вера. Я слышал, что в одном из московских ресторанов в эти дни подавали блин в виде плана Москвы, на котором поочередно икрой, красной рыбой и селедкой были выложены: Кремль, Бульварное и Садовое кольцо. Широко, но все-таки формально.

Кто, интересно, ел Кремль, с какого конца откусывал?

В каждом окошке по лепешке

Масленица в России всегда означала нечто большее, нежели обыкновенный праздник. Это было рисование едой . Нагромождение на столе блинов представляло в первую очередь зрелище: их стопки, пирамиды и башни весьма живописно погружались в половодье соусов, приправ и начинок. Последние были также колоритны: от обыкновенных крошеных яиц на масле, сметаны, зайчатины и соленых грибов до заумных, сложно составленных рецептов, кои предназначались для сооружений многоэтажных, где блинные перекрытия разделяли до двенадцати видов мясной сырной, овощной, медовой, винной и прочей мешанины, разнорыбицы и пестрокваши . Так собиралась красочная панорама - сытого, безмятежно праздного мира. Мир был повернут к человеку широким, лоснящимся от счастья лицом.

Эта личность представляла собой Солнце, восстающее из зимней спячки.

Солнце встречали - отсюда название первого дня масленичной недели.

Встреча-понедельник. Весь народ высыпал на улицу. (Кто оставался и хоронился в доме, приближал собственные похороны.)

За ним следовал Заигрыш-вторник . В деревнях ряженые "заигрывали" у окон. Таскали от избы к избе соломенный сноп, который постепенно наряжался. Иногда вместо него на длинном шесте таскали голик, голый веник ("брат" Ерзовки). Ветки веника украшали цветными тряпками-скудицами. С тряпками уходили из дома скудость и болезни. В этот день по традиции свахи присматривали невест.

Среда была Лакомка.

Первые три дня считались подготовительными, далее начиналась широкая, настоящая масленица.

Разгул-четверг, открывающий потешные сражения и кулачные бои. Широкий четверг: начиналось большое катание в санях, обязательное для всякой уважающей себя семьи, которое длилось до субботы. В четверг молодые люди составляли новое чучело, собственно Ерзовку (название ее было разно) из соломы и ветхой одежды. Чучело возили по окрестностям с гиканьем и криками и до воскресенья устанавливали на катальной горке.

Вариант: голик с тряпками-скудицами выносили за деревню на пригорок. К нему приносили худую солому, к примеру, из матраса, на котором лежал больной человек. Также шли в дело домашняя рухлядь, рваные лапти, сено, которым отирали с отелившейся коровы пот.

Тут уже угадывается некое санитарное действие, побочное, к тому же отбивающее аппетит.

В четверг - к теще на блины!

*

Пятница - Тещины посиделки (вечерки) . Зятья угощали тещ. Горки поливали водой.

Суббота - Золовкины посиделки . Молодые невестки принимали родных со стороны мужа. Бабы мирились. В этот день проходил обряд, именуемый "целовник", прославляющий молодоженов. Молодые выходили кататься с горы на санях. Перед спуском они кланялись народу, внизу же им нужно было целоваться без перестачи, пока не надоест зрителям.

И наконец, Прощеное воскресенье , широкая масленица. Сооружается масленичное колесо (солнце), в землю втыкается шест и на него одевается оное колесо, украшенное тряпками, пуками соломы, с подвешенными старыми корзинами и дырявыми бочками. Вся пирамида поджигается под пение и пляски; пепел от нее затем выносится на поля.

В воскресенье проходили также проводы, сожигание четвергового чучела. Его водружали на сани, в которые впрягались парни, катали по деревне и вывозили в поле, где посеяна была рожь. Сани сопровождала общая толпа, которая кривлялась и скоморошничала: селяне изображали разом и попеременно скорбь и радость. В иных местах впереди процессии шла женщина, наряженная попом. Она кадила лаптем и время от времени вскрикивала "Аллилуйя!".

В поле на чучело набрасывались всем скопом и разрывали его тело по частям. Затем останки торжественно сжигались и по полю разбрасывали пепел. (Этот обряд проходит и по другим случаям, но на Масленицу он наиболее ярок.) В этот день все просили друг у друга прощения.

В понедельник после Масленицы катали в санях старух. Их возили по полям, чтобы лен был долгий.

Это были обычаи в большей мере деревенские. Москва не могла их позабыть, потому что во все времена оставалась наполовину деревней. К ее масленичному сочинению добавлялась фантазия горожан, постепенно оживающая.

Вот случай, возможно, послуживший началом одной известной пословицы. Она звучит так: московские невесты: в каждом окошке по лепешке . Звучит обидно. Кстати, этот случай, если он вообще имел место, непосредственно московских невест не касался. История следующая.

Как-то раз на Масленицу хозяин трактира на Маросейке украсил окна своего заведения блинами - прямо налепив их горячие физиономии на стекло. Интерьер потемнел и пожелтел; на улице же стало как будто светлее. Прохожие приветствовали с олнцетворение . Услышав их голоса, хозяйка высунулась из окна, желая присоединиться к приятному разговору и заодно попенять супругу за то, что развел нечистоту, и теперь от жирных блинов стекла засалятся до такой степени, что смерть ей придет за отмыванием. Тут будто бы и произошло рождение злополучной пословицы. Проходящий мимо острослов поглядел на фасад и узрел во всех окнах широкие "лица", - причем в крайнем слева окне сияло лицо не менее остальных солнечное, но при этом улыбающееся и что-то вдобавок говорящее. Прохожий указал на него пальцем и закричал: Смотри, Москва - в каждом окошке по лепешке! Улица покатилась со смеху. В одно мгновение шутка облетела весь город и на следующий день была уже пословицей. Спрашивается, при чем тут невесты?

Назад Дальше