У нас до нынешнего года примерно три четверти областных партийных организаций были дотационными, убыточными. Примерно четверть - прибыльными. ЦК Компартии Украины, где я работал первым секретарем, в прошлом году внес в общепартийную кассу 55 миллионов рублей. Это то, что у нас превышало доходы над расходами. На следующий, 1991 год Украина попросила дотацию - 100 миллионов рублей, договорились на 80 миллионах. Партия уменьшилась. Правда, здесь кто-то сказал - катастрофически. Не вижу пока катастрофы. Да, у нас за десять месяцев этого года из партии выбыли 800 тысяч человек. Девятнадцатимиллионная партия, естественно, впитала в себя самых разных людей. Но меня интересует совсем другая цифра. К нам вступили в кандидаты, а уж после XXVIII съезда в члены партии 80 тысяч человек, и еще 175 тысяч из кандидатов перешли в члены партии. Вот эта цифра меня интересует больше.
Доходов от издательской деятельности почти не будет по ряду обстоятельств, которые складываются не в нашу пользу. Это и уменьшение тиражей газет, и подорожание полиграфических материалов и тарифов, в том числе и на распространение печати.
Значит, пока мы живем за счет накоплений. Дальше намерены зарабатывать для выполнения своих уставных функций, как это записано в Законе об общественных объединениях.
Г. Гизи. Вы хотите знать, как мы будем в будущем себя финансировать? Конечно, в первую очередь за счет членских взносов, а также тех государственных дотаций, которые предусмотрены законодательством, в данном случае Федеративной Республики Германии.
Будет ли у нас своя экономическая деятельность, сказать трудно. Частично что-то разрешено, частично нет. Основным источником доходов для федеральных политических партий являются пожертвования, обычно не платят за это определенную часть налогов. И это, конечно, для левых партий представляет большую проблему, потому что нет концернов, которые бы поддерживали нас своими пожертвованиями. И тогда стоишь перед выбором - или проводить такую политику, чтобы получать пожертвования от концернов, или же оставаться при своей политике, но без источников пополнения финансов.
Но почему бы нам не создать, так сказать, "красный концерн"? Я думаю, что нам всем придется заново задуматься. Партии должны иметь столько средств в своем распоряжении, сколько нужно для осуществления их политики. В то же время они не должны быть чрезмерно богаты, потому что это вводит в искушение, вызывает негибкую политику, которая исходит как бы из полноты средств.
А. Квасьневский. У меня ответ очень простой, потому что у нас денег уже нет. Несколько дней тому назад польский парламент принял решение о национализации всего, что осталось от ПОРП. Это было политическое решение, не связанное ни с какими экономическими аргументами, тем более что уже несколько месяцев тому назад правительственная комиссия разделила все, что находилось в собственности ПОРП.
Мы надеемся, что в законе все же будет запись о нашем праве использовать деньги, которые складываются из членских взносов прошлых лет. Вопрос экономический для нас - один из самых сложных, самых важных, и поэтому мы говорили здесь, во время московского совещания, что нам надо развивать разные формы экономического сотрудничества, создавать экономические институты, которые помогали бы нам зарабатывать средства, необходимые для политической деятельности. Наша партия, как и ПОРП в прошлом, никогда никаких денег из-за границы не получала, мы не финансируемся ни американским конгрессом, ни Верховным Советом СССР.
Вопрос. Хотят ли левые партии снова прийти к власти?
А. Квасьневский. Думаю, мы все стремимся, чтобы стать когда-нибудь у власти, а теперь в оппозиции немножко отдыхаем.
Г. Гизи. В настоящее время это не является актуальным. Посмотрим, что будет через несколько лет. Мы терпеливые.
Л. Кючуков. Мой ответ на вопрос такой: мы не стараемся вновь прийти к власти, потому что мы сейчас у власти, мы попытаемся ее удержать.
Д. Тюрмер. Мы тоже надеемся прийти к власти, и по секрету скажу, что придем.
П. Канис. Хорошо, если бы возникла возможность участия в коалиционном правительстве.
Однако вернемся к последней пресс-конференции Ивашко по итогам последнего, как оказалось впоследствии, пленума ЦК КПСС. Второе лицо в партии никак не прокомментировало сведения о создании движения демократических реформ Яковлева - Шеварднадзе.
- Поживем, - увидим, - сказал Владимир Антонович.
А вот на вопрос о возможном расколе ответил:
- Да, трещина в партии есть. Мы считаем, что иметь свое мнение группа партийцев может, но организационно оформлять фракцию нельзя. Как и записано в уставе.
И тут же рассказал байку о председателе колхоза, которого вызвали в райком "песочить" за финансовые нарушения. "Ты уж держись там покрепче", - напутствовали председателя односельчане. "Буду стоять, пока морды хватит!" - заверил своих земляков председатель колхоза. "Вот и мы так же, - добавил Владимир Антонович, - будем стоять, пока морды хватит. Я имею в виду Секретариат ЦК как центр политического единства".
Крылатую фразу о морде, правда, не совсем понятную, но смешную, подхватили многие газеты, сделав ее заголовком сообщения о пресс-конференции. После этого ЦК продержался всего один месяц.
Владимир Антонович вел заседания живо, интересно. Нередко свои выступления сдабривал различными забавными историями, притчами, побасенками. Видно, его обожали студенты, когда он читал лекции, - с таким преподавателем не соскучишься.
Некоторые притчи помнятся до сих пор. Однажды, чтобы остудить пыл полемизировавших, он рассказал такую шараду, предупредив, что разгадать ее - дело непростое.
- Представим себе кафе. Самое обыкновенное. Кооперативное, государственное или частное - не имеет значения. Зашли в это кафе три гражданина. Пообедать или поужинать - все равно. Сели за столик, подозвали официантку, сделали заказ. Официантка принесла все, что просили клиенты. Три гражданина просят принести им счет. Официантка приносит: пожалуйста, с вас тридцать рублей. Поскольку в трапезе участвовали трое, с каждого полагалось по десятке. Что они и сделали. Официантка прошла в свой закуток, проверила счет еще раз и обнаружила, что ошиблась. Трапеза обошлась троим гражданам в двадцать пять рублей. Официантка подозвала ученицу и говорит ей: видишь вон тех граждан, которые собираются уходить? Подойди к ним и верни пятерку сдачи. И подает ученице пять рублей - рублевыми ассигнациями. Ученица направилась к указанным гражданам, а сама себе думает: с чего это она будет отдавать им всю сдачу? Перебьются. И, застенчиво улыбаясь, вручает каждому из троих по одному карбованцу. А два рублика положила в кармашек передника. Граждане сдачу взяли. Значит, каждому трапеза обошлась в девять рублей. Девять умножайте на три. Сколько получаем? Правильно, двадцать семь. Плюс два карбованца осталось в кармашке ученицы. Итого двадцать девять. А было тридцать. Куда девался рубль?
Или вот такая притча.
- В Харькове дело было. В хрущевские времена. Любил Никита Сергеевич всякие совещания, слеты передовиков сельского хозяйства проводить. И, как правило, в Москве. Поездка в столицу в те времена даже для таких больших начальников, как председатели колхозов, была не рядовым событием. И вот собрали человек десять председателей из области и повезли в Москву, Никиту Сергеевича слушать. Приехали в Белокаменную, разместились в гостинице. Пришло время ужинать. Спустились в ресторан. Заказали еду, ну, и к еде кое-что соответственно. Тогда с этим делом напряженки не было. Приносят закуски, графинчики запотевшие. Налили по одной, по второй. Вот-вот должны горячие блюда нести. Опрокинули по третьей, остатки закусок подобрали. Новичок среди них попался, впервые в Москву приехал. Мнется, вроде хочет сказать что-то, да не решается. Что у тебя там, спрашивают у него. Да вот вроде икру заказывали, но не несут почему-то. Очень хотелось мужику икры попробовать, ни разу в жизни не приходилось. Компания переглянулась. Действительно, вроде икру не приносили. А заказывали ли мы ее, усомнился кто-то. Подозвали официанта. Заказывали, отвечает. Так почему тогда не несешь, если заказывали, повышают голос труженики сельского хозяйства. Да я вроде приносил, оправдывается официант, десять порций было. В специальной посудине, и показывает, в какой именно. Тут один из компании вроде как смутился. Да, говорит, была одна порция, так я ее "з’ïв".
Но вернемся к предпоследнему заседанию Секретариата. Шенин, в отличие от Ивашко, баек не рассказывал, председательствовал довольно энергично, и тем не менее просидели до девяти вечера. Назавтра с утра я принялся за подготовку сообщения для печати. Порядок здесь существовал такой. Текст, обычно шесть-семь машинописных страничек, передавался в общий отдел, где его регистрировали, ставили красный штамп. Оттуда отчет попадал Ивашко. Потом его читали другие секретари, и каждый считал своим долгом высказать какие-нибудь замечания. При этом, за исключением, пожалуй, Дзасохова, никто ничего не правил.
Александр Сергеевич иногда вносил серьезные коррективы, как правило, содержательного характера. Со многими из них нельзя было не согласиться, и я с благодарностью принимал их. Но немало было и вкусовщины, субъективизма, замены одних слов другими, которые ничего, кроме изменения строя фразы, не давали. Что же касается других секретарей, то их замечания в основном сводились к подчеркиванию отдельных словосочетаний и резолюциям на полях либо внизу страницы.
Резолюции были примерно такого характера: "Слова "партийные организации и комитеты" повторяются в абзацах № 1, 2, 3 на первой странице, в абзацах № 3, № 4 на второй странице" и т. д. Сначала я ничего не понимал, а потом узнал, что эти тексты секретари сами не читают, а передают помощникам, которые оценивают написанное со своей колокольни. Самое главное правило при подготовке любого аппаратного документа заключалось в том, чтобы не допустить близко стоящих одинаковых слов. Помощники и действовали согласно этому многолетнему правилу.
Напрасно я доказывал, что перед ними не аппаратный документ, а живой журналистский репортаж, написанный по законам этого жанра. На меня смотрели непонимающими глазами. И нередко довольно сурово отчитывали: почему такой-то секретарь, помощником которого был мой собеседник, дается в сообщении перечислением, через запятую, а такому-то отведено два абзаца? Не надо ссорить между собой секретарей, понижая голос, доверительно советовали мне, не надо никого выделять. Отводите каждому равное количество строк, и вами будут все довольны.
А читатели? - возражал я. Это же будет скучнейшая протокольная справка. Кто ее одолеет до конца? Репортаж и есть репортаж, он дает возможность высказать свою точку зрения по поводу развернувшейся дискуссии на Секретариате, изложить разные мнения, сопоставить их, сгруппировать вопросы по темам или оттенкам. Вы посмотрите, как пишут газеты о работе сессий Верховного Совета, съездов народных депутатов. Сколько умных наблюдений, выводов, критики, наконец! Авторы не заискивают перед депутатами, а смело и даже иронично препарируют их выступления. Потому эти материалы и читабельны.
Меня терпеливо выслушивали, снисходительно улыбались (ох уж эти журналисты, сколько с ними, капризными, мороки!), и все оставалось по-прежнему.
Иногда доходило до абсурда. Общий отдел размножал текст сообщения и для ускорения передавал копии членам Секретариата. Чтение шло параллельно. Бывало так, что в один и тот же абзац разные секретари вносили прямо противоположные правки. Как выходили из подобной щекотливой ситуации, знал только Геннадий Орлов из общего отдела, помогавший мне в этих делах. Случалось и так, что уже прочитанный и завизированный Ивашко текст вызывал вспышку глухого недовольства у Дзасохова.
- Ты, кажется, уже исписался, - сказал мне однажды Дзасохов. - Из твоего текста не вытекает дух обсуждения, не предстает атмосфера заседания.
- Правильно, Александр Сергеевич, - радостно, еще не веря в свою удачу, отвечал я. - Абсолютно верное замечание. Целый год один и тот же человек еженедельно пишет отчеты. Практически об одном и том же. Надо влить свежую струю в это дело. Знаете, что я хочу предложить? Пусть каждая газета самостоятельно пишет о заседаниях Секретариата. "Рабочая трибуна" будет готовить сообщения с точки зрения своей специализации, "Сельская жизнь" - с учетом своей проблематики. Сразу обогатится тематическая палитра, появятся новые оттенки, нюансы. Такое разнообразие, уверен, пойдет только на пользу.
- Ты опять за свое, - недовольно поморщился секретарь ЦК.
Это была моя мечта-идея. На всех уровнях, от заведующих отделами до заместителя генсека, пытался пробить ее, и все безуспешно. Перспектива присутствия на заседаниях Секретариата ЦК нескольких журналистов не вдохновляла, судя по всему, моих собеседников. Даже в ранге членов редколлегии, редакторов по отделам партийной жизни - людей особо надежных и проверенных. Из прессы на заседаниях могли присутствовать только главные редакторы газет и журналов ЦК КПСС - этому правилу неуклонно следовали и на более позднем, завершающем этапе перестройки. Не будут же они писать репортажи за своих корреспондентов!
Ведь даже и мне поначалу отказывали в праве лицезреть своих кумиров. Ну и что из того, что зам руководителя пресс-центра? Ранг-то у тебя какой? Замзавотдела. Так что сиди и не рыпайся, знай свой шесток.
Общий отдел стоял насмерть: никаких посторонних! Но как можно писать сообщения о работе Секретариата, передавать дух обсуждения вопросов, не бывая там? А вы сочиняйте по предварительным материалам, которые вместе с повесткой заседаний рассылаются. Там и докладные записки есть, и проекты постановлений. Кому они рассылаются? Да хотя бы вашему заведующему отделом.
Идеологическим отделом тогда заведовал Капто. Он распорядился знакомить меня с этими материалами. На их основе я и сварганивал сообщения о заседаниях до их проведения. Лихо получалось. С перечислением выступивших и даже с кратким изложением сказанного. Первый читатель этих материалов, Дзасохов, которому я принес текст на визу, рассмеялся: все верно схвачено, хоть ты после этого и Секретариат не проводи. Он тогда оставался "на хозяйстве" - Ивашко болел. Не знаю, рассказывал ли он об этом случае своим коллегам. Не смеяться бы, а бить тревогу: смотрите, во что превратились наши Секретариаты. Их ход уже заранее предугадывается.
На заседания меня стали приглашать недели через три-четыре. Не понравилось, что фамилии выступивших шли через запятую, захотелось более подробного изложения ценных мыслей. А для этого, согласились секретари, действительно нужно непосредственное присутствие "райтера" - пишущего человека.
Так я оказался там, где многие мои коллеги, отработав в аппарате не один десяток лет, ни разу не были. До этого на какие только ухищрения не приходилось идти! Например, в начальническом мозгу рождалась такая вот идея: пригласить двух журналистов, одного из "Правды", другого из ТАСС, и пусть они, сидя в цековском кабинете, сочиняют текст о заседании Секретариата. "Но ведь они не знают, о чем писать!" - восклицал я. А пусть им кто-нибудь расскажет, о чем говорилось на Секретариате. Кто, например? Те, кто там постоянно присутствует, - работники общего отдела. А еще лучше связать журналистов с теми отделами, которые готовят вопрос на Секретариат. Никто лучше их не знает темы. Приходилось выполнять и такие поручения.
Глава 6. Лебединая песня
Прошу прощения у читателей за отступления, но без них трудно понять обстановку в аппарате ЦК в последний месяц его существования. Перечисление фактов и событий без увязки их с предыдущими ровным счетом ничего не даст. Важно знать все причинно-следственные связи конца партийного аппарата.
Подготовив сообщение о заседании, которое вел Шенин, с учетом пожеланий его помощника, я распорядился отправить материал в общий отдел. Вскоре мне позвонили оттуда и сказали, что текст передан на ознакомление Шенину. Еще через некоторое время проинформировали: у Шенина замечаний нет, Олег Семенович просил только показать текст Дзасохову.
Александр Сергеевич сделал незначительные вкусовые правки, их было совсем немного, в основном стилистического характера, так что перепечатывать нет необходимости, и материал засылается в ТАСС для передачи партийным газетам. Я облегченно вздохнул. Редкий случай, когда все благополучно кончилось, и довольно быстро.
У Ивашко мои тексты лежали обычно несколько дней, потом перекочевывали на столы других секретарей, и в печати появлялись, как правило, накануне или даже в день проведения нового заседания, что давало хороший повод для превращения части времени, отведенного для обсуждения важных вопросов, в нечто похожее на банальную редакционную летучку или даже заурядную читательскую конференцию.
Тут уж все проявляли невиданную активность, все показывали себя крупными знатоками репортерского дела. Это вам не проблемы атомной энергетики или паритета цен! Даже Фалин и тот считал своим прямым долгом сослаться на пресс-центровский материал. Однажды он заявил, что проблема, которую они сегодня героически обсуждают, не так проста, как может показаться из сообщения нашего пресс-центра. Похоже, что секретарей больше всего интересовало в этих сообщениях упоминание их имени.
Однако, как показало дальнейшее развитие событий, облегчение было преждевременным. Ближе к вечеру позвонил помощник Дзасохова и сказал, что звонил из Кремля шеф и просил отозвать из ТАСС переданное туда для распространения сообщение. Скоро он вернется на Старую площадь, и мне надо быть к этому времени у него. Придется поработать над материалом.
- А что такое? - растерянно переспросил я. - Он ведь согласился с предложенным вариантом.
- Видно, передумал. Засомневался, стоит ли упоминать о присутствии на Секретариате двух заместителей председателя Кабинета министров, руководителей ведомств. Рассматривались-то в принципе хозяйственные вопросы. А партия ими не занимается. Надо поразмышлять над этим.
Что ж, Александр Сергеевич, может, и прав. Я позвонил в ТАСС и сел за второй экземпляр сообщения. Выбросил даже намеки на присутствие министров и их участие в обсуждении вопросов. Правда, фамилии Огаркова и Силантьева оставил, добавив, что по проблемам, связанным с ветеранским движением в стране, состоялся заинтересованный обмен мнениями. И что с учетом высказанных предложений утверждены меры, направленные на укрепление связей и взаимодействия партийных комитетов с организациями ветеранов войны и труда, Вооруженных сил СССР.
Поздно вечером зашел к Дзасохову с его помощником.
Пробежав глазами новый вариант, Александр Сергеевич засомневался:
- А может, прежний оставим? Хотя ты его уже отозвал. Понимаешь, не нравится то, что вызвали кучу народа, - совсем как в старые времена.
- По-моему, председательствующий сознательно шел на это. И хотел, чтобы данное обстоятельство нашло отражение в газетном отчете, - перешел я с нормального на аппаратный язык, которым овладел довольно сносно. - Я понял так, что именно эту особенность заседания необходимо выпятить. Чтобы на местах, в обкомах и крайкомах, поняли: стал Шенин за главного в ЦК - и, соответственно, изменился подход к обсуждению вопросов на Секретариате. Наконец-то ЦК стал заниматься делом! Партийные комитеты должны воспрянуть духом.