Интересно, что она подразумевала под многозначительным "если что"? Впрочем, все опасения оказались совершенно напрасными. Я потерял в ГИБДД половину дня, зато узнал о себе – и не только! – много интересного. Оказывается, за две недели знакомства с Эстреллочкой я времени зря не терял: окончил с отличием курсы автовождения, причем – ускоренные, экстерном, чуть ли не по переписке! Для обретения права на прохождение экзамена мне оставалось только заплатить символический налог по трем бумажкам, собственноручно выписанным эстреллочкиным подполковником. Но как это сделать? Где найти ближайшую сберкассу? Контора ГИБДД располагалась на таком отшибе, что до ближайшего очага цивилизации надо было добираться на перекладных.
Очкаристой сомнамбулой я выбрался сквозь частокол куривших кизяк мужиков на улицу перед конторой и тут же был вычислен разбитным дядей в индийских джинсах, протертых еще в эпоху перестройки:
– Такси не надо? В сберкассу съездить?!..
Ого, да он был телепатом! Видимо, ментовской сервис охватывал и сферу частного извоза. По отработанному маршруту за сто рублей меня доставили с ветерком (в машине не было ветрового стекла) до – как выяснилось – совсем недалекой сберкассы, а потом и довезли обратно. Теперь с полным основанием я мог продемонстрировать мои обширные водительские познания.
Подготовили меня так классно, что на экзамене, где требовалось нажимать на две кнопки на дурацком компьютере первого поколения, на все каверзы гаишников я отвечал без сучка и задоринки. Впрочем, как я заметил, на ять торжествующе прошли в этот сумрачный московский день и все остальные абитуриенты ГИБДД. Видимо, наш "выпуск" состоял из исключительно талантливых людей. Сердце радовалось за эту когорту исправных будущих водителей…
Но не тут-то было!
Когда пришла пора сдавать практический экзамен по вождению, нас сгрудили, как зэков, во внутреннем дворе грязного цвета здания ГИБДД. Глухая стена в три человеческих роста, с колючей проволокой на верхушке, снующие рядом кряжистые дяди в одинаковой форме и с демонстративно тяжелыми кобурами на причинном месте. О проходящей рядом улице оставалось догадываться, лишь были видны недалекие башни градирни, чадившие, словно крематорий в Освенциме… Не хватало только лающих псов да часовых с пулеметами на мирадорах. Наша пестрая группа, где по возрасту я оказался явным ветераном, сперва вела себя достаточно возбужденно после эйфории блестяще сданного экзамена, но очень быстро притихла и погрустнела. Видимо, дало знать о себе гнетущее биополе своеобразного места.
Все шло хорошо, только мимо… Казалось, о нас позабыли. Чтобы скоротать время, женщины по обыкновению принялись курить американские сигареты, слепленные где-то между Молдавией и Польшей, а мужчины – как и полагается сильному полу – обсуждать, почему-то вполголоса, достоинства иномарок. Когда все продрогли под мелким дождем до мозга костей, наконец появился начальник. Настоящий, долгожданный, обожаемый. Похожий разом на всех офицеров и генералов, прописавшихся сегодня в Кремле!.. Это был маленький кривоногий лейтенант в огромной фуражке-аэродроме и в безразмерных сапогах.
– Ну что, падлы сытые! – любезно обратился он к нам, и стало ясно, как божий день, что командир был с крутого похмелья. – Блатники-ботаники очкастые! Экзамен они, дескать, сдали!.. Знаем мы таких. Заплатили, жиды, бабло – а им компьютеры саботировали…
Видимо, последнее слово он выучил совсем недавно, поэтому произнес его с особым смаком. Я напрягся: сознаюсь, мне было неприятно, что меня из асов теории вождения мгновенно низвели до дилетанта-взяточника… А кривоногий лейтенант продолжал, злой, как перочистка:
– Они ловэ нашим паханам дали, а те компьютеры им перенасрали!
И тут до меня дошло: не зря во время экзамена по теории за пультом сидел рыжемордый старлей-здоровяк. Он был нужен не для того, чтобы следить за нами, которые могли воспользоваться шпаргалками, а – за компьютерами, которые, не приведи Господь, могли объективно сообщить о незнании гаишной паствой дорожного кодекса! Все в зале были одинаково блатными, все заплатили в долларах за то, чтобы не проколоться на теории. А значит, дежурный должен был так заблокировать примитивные компьютеры, больше похожие на детскую игру на корейской электронной приставке, нежели на серьезные машины, чтобы ни один из компьютеров – не дай Бог! – не ответил неправильно. Так и было совершено! Короче, мы оказались круглыми отличниками не потому, что стопроцентно правильно отвечали на каверзы для идиотов, а потому, что своевременно дали взятки благодетельнице Эстреллочке и ей подобным.
Чудес в России, где людей кормит начальство, а не работа, не бывает. Разоблачения похмельного лейтенанта, вещавшего нашей растерявшейся компании с пылкостью библейского пророка, услышал проходивший мимо подполковник. Тот самый, к которому незадолго до гаишного аутодафе я пришел с паролем от Эстреллы Поносовны. Услышал и озверел:
– Подь сюда, Собакин! Ты чево себе позволяешь?!.. Ну-ка, дыхни!
Кривоногий, большеухий лейтенант, внешне удивительно оправдывающий свою говорящую фамилию, подтянул кобуру от пистолета Макарова, которая жестко уперлась ему в ширинку, и на полусогнутых подобострастно подкандыбал к шефу. А тот, видимо, работая на нас, явившихся к нему от влиятельных, полезных знакомых, разбушевался похлеще Фантомаса:
– Стои-и-и и молчи-и-и, Собакин!.. Зачем, понимаешь, происходит задержка с приемкой экзамена?!
Начальник взял маленького лейтенанта за ремень и оттащил в сторону. Стоявший к ним ближе всех, я услышал краем уха:
– То, что у мудаков презервативы рвутся, тебе доказывать не надо? А, Собакин? – многозначительно вопросил командир.
– Никак нет, товарищ подполковник, – пробубнил подавленный Собакин, мысли в черепе которого были тяжелы, как жернова.
– Конечно, не надо! – взорвался начальник. – Ты на себя посмотри!..
Оттопыренные фуражкой безразмерные уши Собакина обрели пунцовый цвет и стали похожими на два сырых бифштекса.
– Есть начать приемку! – с ударением в слове "начать" на первый слог отрапортовал лейтенант и, топая сапогами, убежал в заднюю часть огромного двора.
Откуда ни возьмись, появился старый жигуленок, за рулем которого виднелась фуражка с кокардой Собакина. Он вылез и скомандовал:
– Первая четверка – в машину!
Стремясь поскорее отделаться, я подсуетился и влез в первую партию добровольцев на расстрел. Лейтенант усадил за руль молодую сельдеобразную женщину, демонстративно строившую подполковнику глазки как старому знакомому. Сам Собакин важно расположился рядом с рулем, привычно упершись сапогами в педали параллельного вождения. На заднее сиденье влезла бочком троица других кандидатов в самоубийцы, в том числе и я.
– Поехали! – совсем по-гагарински лихо произнес Собакин и махнул рукой.
Кокетливая селедка с глазками дала газ, но не отпустила во время сцепления – и жигуль заглох, даже не достигнув первой скорости. Собакин понимающе кашлянул. Опять скомандовал, на этот раз – скороговоркой, стараясь вложить в посыл всю свою сокровенную энергию. Мне даже показалось, что в это мгновение лейтенант стал похожим на знаменитого потомственного иллюзиониста:
– Выжимаем сцепление, заводим, ставим на скорость, даем газ!.. И поехали-и-и!
Но волшебного эффекта "Сезам, брекекекс!" все равно не последовало: дама за рулем упорно не могла разобраться со своими ногами и руками. Они у нее безнадежно путались и заплетались. Причем, чем больше она старалась скоординировать их импульсивные движения, тем нескладнее у нее это получалось. Машина прыгала на месте, утробно урча и изрыгая клубы черного вонючего дыма. Подполковник, сперва снисходительно наблюдавший за этим позором российской автомобильной мысли, решил ретироваться: дескать, пардон, мадам, государственные дела не ждут!.. И мы остались целиком и полностью на милость бравого лейтенанта Собакина.
– Да! – озабоченно крякнул тот и сдвинул фуражку-аэродром на несуществующий затылок.
Не надо было быть античным философом, чтобы понять: сельдеобразное существо сидело за рулем автомобиля максимум во второй раз. Однако, учитывая деликатность ситуации, уже проштрафившемуся перед подполковником Собакину надо было без промедления принимать командирское решение. Казнить нельзя помиловать. И бравый лейтенант нашел выход из, казалось бы, патового положения.
– Вы только ничего не трогайте, – примирительно посоветовал подопытной даме Собакин. – Я сам все сделаю.
Он посучил ногами по педалям параллельного вождения, одновременно крутанул ключ зажигания, перехватил левой рукой бесхозный руль – и благодарный жигуленок сперва ожил, а потом важно выехал за ворота нашего Гулага. Сразу за оградой Собакин остановил машину и попросил у экзаменуемой ее зачетную ведомость.
– Через месяц можете прийти за водительскими правами, – вынес вердикт лейтенант, стараясь не встречаться с дамой глазами. Видимо, он навсегда прощался с ней, при таких своеобразных навыках вождения обреченной поцеловаться на полной скорости с первым же телеграфным столбом. Мне вспомнилась старая водительская байка, вполне соответствующая ситуации.
…К заправке со страшным грохотом на всех парах подлетает учебная машина. За рулем женщина:
– Полный бак! Скорее!
– Подождите. Мотор сначала выключите!
– А я его уже выключила. Это инструктор дрожит…
Наша же дама – которая вовсе не из анекдота – заглянула на прощание в зеркало заднего видения, взбила легкой рукой воздушную прическу и побежала, довольная, ловить попутку. А Собакин, окончательно вошедший в роль, провозгласил поставленным голосом циркового конферансье-шпреха:
– Следующий номер нашей программы!
Представление продолжалось. Хоть без коней и медведей, но продолжалось!
Толстенький молодой человек с бачками-котлетками отлип от моего горячего бока и перебрался на водительское место. Наконец-то мы с соседкой-блондинкой, такой маленькой, что она вполне могла бы работать куклой на капоте лимузинов молодоженов, вольготно расположились на заднем сиденье. Мы расправили плечи и только собрались вдохнуть полной грудью, но миг тотальной свободы еще не наступил, Не успел новый подследственный Собакина отъехать от грязно-серого барака ГИБДД, как кресло под экзаменуемым трагически затрещало и обвалилось вперед – так, что водитель уперся носом в самый центр руля.
– Стоп! – возопил лейтенант, едва успев подстраховать экзаменуемого и заглушить мотор.
Обессилевший жигуль уперся в пышную кучу мусора у бордюра дороги. Если бы Собакин умел плакать, он бы наверняка разрыдался, как Мария Магдалина. А так из его птичьей груди лишь вырвалась ямбом невоспроизводимая тирада весьма красноречивого содержания. Облегчив похмельную душу, лейтенант выбежал из тарантаса и подошел к багажному отделению. Оттуда был извлечен… пустой фанерный ящик из-под марокканских апельсинов!
– Вылезай! – приказал возбужденно дышащий эфирными маслами Собакин молодому человеку с битками на висках.
Тот поспешно выбрался из-за руля, не понимая, чем это ему грозит. Собакин же приподнял обвалившееся кресло и брезгливо извлек из-под него раздавленный обильными ягодицами экзаменуемого дощатый ящик. Стараясь не занозиться, лейтенант выбросил эту важную запчасть жигулей на обочину столичной магистрали. Затем вставил в образовавшуюся пустоту деревянную коробку из-под апельсинов и со знанием дела поддал по ней ногой. Малая механизация надежно сработала: водительское кресло выпрямилось и вновь оказалось готовым принять седока.
– Давай, – устало сказал Собакин после того, как наш нехитрый статус-кво восстановился. – Поехали! И не обращайте внимания на мое лицо…
Вчерашнее лицо лейтенанта Собакина и в самом деле было испуганным.
Молодой человек вновь отправился в путь. Жигуленок зафырчал на первой скорости, водитель перешел на вторую… Мы славно ехали по разбитой дороге среди пустырей, заставленных ракушками частных гаражей и бетонными бункерами непонятного назначения. Несколько минут все протекало совершенно идиллически, пока впереди не замаячил грузовик, неотвратимо идущий нам навстречу. Причем – на немалой скорости. Наш водитель почему-то ударил по тормозам и трусливо завилял рулем.
– Ну, что там? – удивился Собакин. – Переходим на третью скорость, нечего ползти…
– Н-н-не могу! – натужно вырвалось у пухлого юноши с бачками. Стиснув зубы и подавшись всем телом вперед, он вцепился двумя руками в руль, не отводя взгляда от грузовика, приближавшегося грозно, как меч Немезиды.
– Поня-я-ятно! – философски протянул лейтенант, чувствуя, что настаивать бесполезно. – Даем мигалочку, тормозим!
После того как жигуль встал, Собакин отрапортовал в зачетной ведомости о еще одном сданном экзамене:
– Свободны. Приходите за правами!.. Следующий!
Наконец-то пришел мой черед. Осторожно опустившись на ящик из-под апельсинов, я подогнал под себя зеркало заднего видения и совершенно рефлекторно собрался чуть подвинуть кресло, как услышал отчаянный окрик Собакина:
– Не трожь! Только кресло, блин, не трожь!
Обученный на французский лад, я попытался накинуть на грудь ремень безопасности и тут же осознал, что сделать это категорически невозможно: замок для застежки начисто отсутствовал. Лейтенант милостиво прервал мои судорожные поползновения:
– Ремень не обязательно… Так поехали!
Дежурным движением я дал мигалку, потом взглянул в зеркало заднего видения, отжал сцепление, врубил первую скорость, тронулся, быстро перешел на вторую… И тут дотоле равнодушно величественный Собакин, как по мановению волшебной палочки, ожил. Кажется, он впервые увидел блатного экзаменуемого, которого не надо было бы ежесекундно дублировать.
– Куда едем? – не без гордости спросил я.
– Прямо, – выжидательно сказал Собакин и, тяжело вздохнув, добавил: – Пока…
Жигуль лихо перешел на третью скорость, а потом на четвертую.
– Куда гонишь?! – завопил Собакин и вцепился клещом в поручень. Мой наставник неожиданно осознал, что после сомнабулических "чайников" он нарвался на буйного автомобильного неофита. – Светофор впереди!
– Конечно, светофор, – согласился я, притормаживая и плавно переходя с одной скорости на другую, затормозил мотором. – Я же допустимую в городе скорость не превысил. В чем проблема, начальник?
Лейтенант с удивлением посмотрел на меня:
– Все нормально… Только прогазовываешь…
– Извини, последнее время я больше на автомате ездил. Отвык на "мерседесе" от механической коробки.
Собакин опешил:
– И давно водишь?
– Лет двадцать пять…
– Чего же ты тут делаешь? – не поверил своим ушам Собакин, вычисливший, что в день моего автомобильного крещения ему было максимум четыре года.
– Так уж получается, – не стал вдаваться в детали я.
– Даем мигалочку, тормозим, припарковываемся! – привычно скомандовал лейтенант.
– Можно остановиться вот там, подальше? – попросил я. – Там моя машина стоит.
– Можно, – великодушно позволил Собакин. – Через месяц придете за правами.
– Что ж, мне целый месяц без прав ездить?! – Я не мог не возмутиться.
– Это не моя проблема, – многозначительно протянул Собакин, которого, как я потом понял, удивило не то, что я преспокойно езжу по Москве без российских прав, а нечто совсем иное. В нашем общении с ним не была проставлена логическая для такой ситуации и для человека его и моего положения точка.
Глупый, избалованный Парижем пижон! Я не мог и представить себе, что мой гаишный профессор, как ворон крови, жаждал взятки. Не каких-нибудь там ста долларов, а банальной, рваненькой российской сотенки – и все было бы у меня с правами решено, не отходя от кассы.
Так, кстати, вскоре и поступит мой друг с недействительными в России калифорнийскими правами, которого я позднее вывел на Эстреллу Поносовну и ее подпольную милицейскую сеть. Ему благоволение Собакина обошлось – к слову сказать – еще дешевле: в бутылку водки из керосинового ларька. Спрятав ее за пазуху, благодарный лейтенант организовал дело так, что моему товарищу выдали права сразу же после сдачи фиктивных экзаменов. Мне же пришлось через месяц еще раз приезжать за правами в Гулаг для начинающих водителей. Сам виноват! Не зря утверждает наука: сколько советского человека не клонируй, все равно овца получается.
ОСА и ГО полярного агитатора, или Двести баксов за живой труп
"Не помогаешь милиции – помогаешь врагу!"
Из перетяжки под окном
После казуса с правами я поставил перед собой в жизни еще одну задачу без решения которой жизнь россиянина – и в том числе автолюбителя – категорически невозможна: надо научиться давать взятки! И то, что казалось мне раньше совершенно невыполнимым, вскоре стало делом абсолютно заурядным. Прости, Господи! Если я рискую угодить в иной жизни в ад, то произойдет это, вероятнее всего, из-за того, что я принял самое деятельное участие в дальнейшем коррумпировании постсоветской государственной машины – давал взятки гаишникам. "Прости, Всевышний, я не хотел, – скажу я Богу. – Меня заставили, меня вынудили, меня научили!.." Я вообще раньше умел неплохо учиться и был всегда человеком – как теперь в Москве говорят – "креативным". Правда, в России мне почему-то часто кажется, что в местном контексте слова "креативность" и "кретин" – одного корня.
Мне приснился символический сон. В ГИБДД придумали новые радары. Дуло аппарата направляется на машину – и водитель сразу видит на экранчике радара, какую сумму он должен заплатить инспектору дорожного движения в качестве мзды.
…Первый раз гаишники меня взяли с поличным в жуткую пургу. Как всегда, снег в Москве выпал совершенно неожиданно, и выяснилось, что столичные службы, только что отрапортовавшие Кремлю и народу о своей стопроцентной готовности к встрече с зимой, почему-то оказались беспомощными. Ленинградский проспект стоял без малейшей надежды на возрождение движения, Волоколамку занесло сугробами под самые бамперы… Поняв, что ждать милостей от природы и городской администрации бесполезно, я решил пробираться с работы домой "огородами" – объездными путями через Фили и Кутузовский проспект.
Со скоростью пешехода, почти на ощупь я долго полз в веренице ослепших от бесконечно падающих хлопьев машин и вскоре понял, что сбился с пути. Покрутился-покрутился и вдруг оказался на набережной Москвы-реки! Правда, ехал я почему-то в противоположном направлении – к Красной Пресне, а не к Лужникам. Час был поздний, машин стало меньше. Я осмотрелся, рядом и в обозримом пространстве никого не было. Свернул направо и развернулся, чтобы встать в правильном направлении. Остановился у светофора – и увидел кадры из мистического триллера: из снега под тощей елкой материализовался невнятный силуэт, который оказался человеком в комбинезоне и в накидке с капюшоном цвета хаки. Дэн Браун с его иллюминатами и асасинами может уходить на заслуженный отдых!
Фантом приблизился к моей дверце и жестом приказал опустить стекло машины:
– Ефрейтор Пупкин из такого-то батальона ГИБДД. Вы нарушили правила дорожного движения, повернув при двойной черте дорожной разметки. Предъявите…
Я стал собирать документы и при этом спросил:
– А где вы видите двойную черту? Да, кстати, и саму разметку тоже?