Пятнадцать адвокатов пытались, - на память потомству, - прекратить деятельность судебных учреждений, и если не успели в этом, то исключительно благодаря твердости председателя Окружного Суда. Другая толпа агитаторов, беспрепятственно, проникла в почтово-телеграфную контору, на Большой Владимирской улице, и предложила служащим, - "во имя гражданских мотивов", прекратить занятия, угрожая явиться с бомбами и заставить это сделать силою. На требования начальника конторы, командовавший охранным взводом фельдфебель возразил, что, не имея инструкций, он не знает, как ему быть. Такое же, впрочем, отсутствие распоряжений замечалось и по отношению к другим воинским частям, которые во весь этот день, хотя для прекращения беспорядков и двигались по городу до крайнего утомления, но без всякой пользы для дела.
З. Между тем, бунт ревел и разгорался. И, чему нельзя не удивляться, так это - факту, что ни сами "освободители", конечно, ни военные или судебные власти, и поныне, не затрагивали вопроса о том, как могли произойти события 18 октября, когда охрана порядка в Киеве, - уже с 14 октября, была передана войскам?!.
Наоборот, не говоря о предварительном следствии, - даже на суде, от времени до времени, - без сомнения, по инициативе представителей гражданских истцов и вопреки распоряжениям председателя, контрабандою проскальзывали показания евреев и шаббесгоев о "попустительстве" войсковых частей "погромщикам". В переводе на русский язык, этим выражался гнев кагала на то, что и сами войска не спешили принимать его сторону, т. е. не помогали революции, Таким образом, не довольствуясь бездействием властей, доведшим до публичного глумления сынов Иуды над святынями России, кагал, - себе на потеху, продолжал, в сущности, "дело освобождения", да еще и перед теми самыми "подсудимыми", которые, по справедливости, должны бы являться свидетелями к обвинению кагальных же старейших в "организации" государственной измены…
То же, что изложено выше о событиях 14 октября, происходило, разве лишь с некоторыми вариантами, и в последующие дни - 15-го, 16-го и 17-го октября, - невзирая на решение военных властей не допускать, с 15-го октября, митингов в университете и политехникуме, которые, с этой целью, были даже оцеплены войсками. Начались столкновения студентов с военными чинами - на почве взаимных оскорблений. Шайки еврейских агитаторов, всяческими насилиями, продолжали воспрещать занятия и торговлю. Стал, наконец, собираться и праздный люд. На улицах показалось много любопытных, причем среди всей этой массы распространялись слухи - об успехах революционного движения.
Попытки конных воинских частей рассеивать скопища встречали уже открытое противодействие.
В казаков кидали камнями, - те отвечали нагайками, но оружия не употребляли. Среди толпы, откуда евреи бросали камни в казаков, был задержан приват-доцент университета Леонтович - с пятью студентами и доктором Женевского университета Екатериною Керкес. При обыске в "Петербургской" гостинице, выстрелом из браунинга, неизвестный еврей тяжело ранил околоточного надзирателя Вольского, но и сам был убит караульным солдатом.
Гармонируя с общею безнаказанностью "выступлений", - ещё 15-го октября, под председательством Шлихтера, в университете, происходил митинг, а в актовом зале был выставлен большой красный флаг с инициалами партии социалистов-революционеров. Оттуда исходили все исполнительные распоряжения. Туда же направлялись группы студентов и воспитанников средне-учебных заведений, равно как еврейская молодежь всевозможных профессий. На университетском же дворе, составлялись отряды забастовщиков и рассылались по всему городу Киеву.
В ночь на 16-е октября, при арестах социал-демократов и социал-революционеров, был пойман и отправлен в тюрьму принимавший злодейское участие в митингах, помощник присяжного поверенного, "народный предводитель" и уже бесспорный еврей - Ратнер. Что же касается "казака" Шлихтера, то его нигде и никак найти не могли, - он скрывался в одной из университетских квартир…
Впрочем, и Ратнер "страдал за народ" недолго. По распоряжению генерал-губернатора, - должно быть, в качестве лебединой его песни, вице-губернатор Рафальский, 18-го октября, дал полную свободу не только всем, кто был арестован на митинге "Литературно-Артистического" общества 14-го сентября 1905 года, но также Леонтовича и Ратнера.
Надо ли пояснять вновь, что и вообще, при указанных обстоятельствах, главенствующее участие в революции принимали, и, по талмуду, верховодили ею сыны "избранного" народа - евреи и еврейки. В требованиях же прекращения учебных занятий, торговли и движения трамваев вели себя, с отменным бесстыдством, прежде всего, именно "шлюхательницы" и жиденята. А что относится до более взрослых детей Иуды, то, не безобразничая открыто на улицах, многие из них поддерживали "освободительное" движение тем, что из окон и с балконов размахивали платками, шапками, лапсердаками, - даже юбками…
Вообще же говоря, еврейство держало себя победоносно и глумилось над христианским населением возмутительно. Софийский собор евреи грозили превратить в синагогу, а русских министров обещали заставить "подавать чай евреям же тряпичникам". Кагал мнил себя владыкою, а иудейская революция "царствовала" по-своему, т. е. нагло и бесчеловечно.
"Жиды издевались над нами, осмеивая и оплевывая все и вся", - говорят свидетели.
Впрочем, quoderat probandum! - Евреи действительные господа Юго-Западного края.
Поработив местное население, они, до поры до времени, лишь скрадывали это. А если на все, тогда содеянное, они решились осенью 1905 года, то потому, что, не сомневаясь в своей силе и раньше, кагал, в своих же расчетах, не видел цели разоблачать ее. Если же, с другой стороны, "тупоумные гои" не разумели этого, то для самого "избранного" народа факт был вполне очевиден. Провозгласив, таким образом свое господство, евреи, со своей точки зрения, не сделали ничего нового. В горестную для нас минуту, они только объявили во всеуслышание то, что, по общему ходу их истории, должно быть гоям известно давно.
И. Уныние и паника, горе и стыд, скорбь и отчаяние стали в Киеве уделом русских людей. Никто не дерзал жидам противиться, так как смерть непокорному грозила с первого еврейского чердака, из любого окна, подъезда или балкона. До крайности же невыносимым и "для гоев" унизительным оказывалось нахальство еврейских подростков. Их дерзости уже вовсе не было границ…
Как бы перенесенный с "Лысой горы", - в Киеве происходил сатанинский шабаш…
Жизнь города остановилась. Все пряталось и умолкало.
"Наша цель: в области политики - республика, в хозяйственной сфере - коммунизм, в религиозной - атеизм", - заявил в германском рейхстаге Бебель. А кто же не знает, что еврейство и социал-демократия находятся в преступном сожитии?!
Но чем горестнее было затравленным "черносотенцам", тем презреннее и ужаснее держали себя "освободители".
И, что хуже всего, ни откуда не виделось просвета. Власти бездействовали, - телеграфировать же Витте могли с успехом разве евреи да их сторонники.
1. Иудейская "самооборона" и ее "шаббесгои", в свою очередь, готовились к решительному натиску Мобилизация приезжих бундистов переполняла гостиницы на Большой Васильковской, на Подоле и в других частях Киева. Субсидируемая одним из Бродских, газета "Киевские Отклики" любовно открыла помещение своей редакции передовым деятелям "освободительного" движения, главным образом, разумеется, - евреям и полякам, при благосклонном участии и некоторых профессоров политехникума…
Сюда, в этот генеральный штаб "освободителей", стекались известия о "провокации", "организации" и "попустительстве" погрома. Отсюда же явились затем на Суде главные свидетели за "честь еврейства". Здесь, наконец, принимались меры к обеспечению "мирных упований революции" - если не через совершенное удаление из Киева войск, то путем ходатайств: о предоставлении распоряжаться в городе упомянутым "передовым деятелям", об устранении полиции с путей шествия "радостных" манифестаций, равно как о запрете посылать на улицы драгун, а, в особенности, - казаков.
Ж. Всемилостивейший Манифест 17-го октября. - Разгар еврейского бунта 18 октября. - Митингу здания Киевской городской думы. - Перекрестный огонь евреев по отрядам войск. - Кагально-освободительная прогулка с детьми по Днепру. - Параллели между революционными событиями в Киеве и в Одессе
"Джек Кэд, - суконщик, помышляет выворотить, вылощить и выделать заново общественное благосостояние"…
Шекспир, "Король Генрих VI"
I. Около часа ночи на 18-е октября в Киеве был, наконец, получен изданный накануне Высочайший Манифест.
Утром он появился в "Киевлянине". Остальные газеты, как выше сказано, не выходили, но в неограниченном числе экземпляров распространяли по городу оттиски Манифеста. "Киевская" же "Газета" предпослала ему, крупными буквами, и собственное заглавие: "Конституция".
Строго говоря, неопределенность положения была и вообще такова, что, распоряжением власти, не только отряды войска, а и чины полиции были удалены с улиц и площадей".
Очевидно, по заранее обдуманному плану, толпы за толпами - с красными и черными флагами, революционными надписями и песнями, собирались к зданию городской Думы, запружая Крещатик и соседние улицы.
II. "Долой самодержавие!", "Долой Царя!", "Да здравствует революция!", "Слава борцам, павшим за свободу!", "Ура, социал-демократическая республика!..", то и дело пестрели на флагах, - причём, иной раз, буквы были нарисованы или вышиты, несомненно, заранее. Русские национальные флаги срывались. Ими салютовали толпам бунтовщиков, - склоняя их перед черными или красными флагами. Затем, белый и синий цвета истреблялись или. затаптывались в грязь, а красный шел у евреев в дело, как "знамя свободы", или же разрывался в свою очередь на банты и ленты "освободителям". Впрочем, такие же банты делались и из еврейских юбок, а в этом, наперебой, усердствовали прелестные "шлюхательницы". Этого мало: из еврейских домов выбрасывались куски, а то и целые штуки кумача - для тех же "освободительных" бантов и флагов.
III. Нет, в этой юдоли плача, двух или многих евреев, есть только один еврей, но зато в миллионах экземпляров. "Все евреи за одного и один за всех!" - таков девиз "Верховного кагала" ("Хабура Кол Изро-эль Хаберим"). И кому же, как не евреям, знать, что деспотизм нигде не чувствует себя лучше, как под эмблемами свободы? Поэтому, наравне со столь любезною еврейству порнографией, жонглирование "либеральными" и анархическими идеями составляло излюбленную профессию сынов Иуды - как в древние, так и новые времена. Отсюда естественно, что к "молодым иудеям" фанатически присоединялись и старшие поколения Израиля. Пожилые евреи и еврейки не только с злорадством приветствовали "манифестантов", но и лично принимали яркое участие в шествиях к городской Думе, равно как "изъявляли всенародную радость" у самого здания Думы. Завладеть же Крещатиком жидам было тем "опереточнее", что по этому именно пути Древняя Русь, при св. Владимире, шла креститься в Днепра.
IV. Согласно показаниям проф. Рузского, Иванова и Нечаева, в то же утро 18-го октября, ученая коллегия собралась в политехникуме для взаимных поздравлений с конституциею. Затем, - по приглашению студентов, она отправилась к ним в аудитории и здесь возвеселилась совместно, без сомнения, с подобающими речами. После сего, профессора и студенты двинулись к университету, откуда решено было, уже соединенными силами, идти к Думе.
Уверив офицера, командовавшего отрядом пехоты, расположенном близ политехникума, в безобидности своих намерений, двигавшееся отсюда, в количестве 700 или 800 человек, скопище приняло в свою среду рабочих и, разделившись на группы с криками "ура!", пением революционных песен и красными флагами, направилось к Крещатику. По дороге, какие-то девочки надевали профессорам и другим "радующимся" красные банты…
V. Тем временем, у зданий университета, образовалась многотысячная толпа, состоявшая главным образом из учащихся в высших и средне-учебных заведениях, а также из значительного числа еврейской молодёжи обоего пола. Здесь же, на площади, выделились ораторы, начались речи, раздались революционные песни, появились красные флаги, ленты, розетки и платки.
По требованию сборища, - "не зная, по-видимому, об его настроении", ректор университета Св. Владимира приказал открыть парадные двери главного здания. Часть толпы ворвалась в университетский зал, мгновенно уничтожила Императорские портреты, разорвала красное сукно, покрывавшее пьедесталы, и, сделав из него флаги и ленты, раздавала их прохожим на улице. Другая часть толпы уничтожила инициалы Государя Императора на главном подъезде университетского здания и заменила их красными флагами…
Наконец, уже исключительно еврейская шайка проникла в лежащий близ университета Николаевский парк, сорвала инициалы и повредила надписи на памятнике Николаю I. Затем, евреи и на сам памятник накинули аркан, стараясь свалить статую Императора с пьедестала. Не успев в этом, они взлезли на памятник и пытались укрепить в руке статуи красный флаг. Посторонних же людей, проходивших мимо, кагальная толпа принуждала снимать перед флагом шапки.
Всем "парадом революции" командовал Шлихтер. Обращаясь к публике, он кричал: "Армия - наша… Идем!"
VI. Однако "церемониал", строго предписываемый Талмудом для уничижения гоев всеми зависящими от евреев средствами, едва, - по страшному недосмотру либералов "Бунда", не был нарушен в корне. Требовался апофеоз кагала, и вот, - прежде, чем двинуться, еврейство объявило "шаббесгоям", что перед Шлихтером, как жертвою произвола, надо пасть на колени.
Тогда, ближайшие ряды "освободителей", действительно, опустились на колени перед Шлихтером…
VII. "Манифестация" тронулась - "радоваться", надо ли это ещё повторять, - с красными и чёрными флагами, криками и песнями "мирного" содержания. На пути к Думе, "молодые евреи", под звуки Марсельезы, сбивали шляпы с частных лиц и даже снесли камилавку у одного, случайно подвернувшегося протоиерея; пробовали снимать головной убор у полицейских и даже у жандармского офицера, а, в заключение, украшали и их бантами из еврейских юбок Повстречавшихся же четырех солдат оплевали.
Все это вызывало глубокое негодование русских людей. "Мы дали Вам Бога, дали свободу, дадим и Царя!" - кричали, ничтоже сумняшсся, евреи…
"Надо проучить жидов!" "Покажем им свободу!.." - стали уже поговаривать русские.
VIII. На Крещатике "казаку" Шлихтеру "подвели коня", то бишь - извозчичью клячу, которую два еврея же волокли за собою. Восседая на этом "коне" в красных, очевидно, "донских" лентах и с красными флагами, Шлихтер признавал необходимым, от времени до времени, обращаться к "народу" с поучением. Останавливаясь, он говорил, что борьба с правительством далеко не закончена и должна продолжаться до тех пор, пока существующий государственный строй не будет заменен демократическою республикою. В ответ на это из толпы слышались жидовские крики: "Долой самодержавие!" "Долой кровопийц!" и многое другое, повторением чего мы не решаемся оскорблять русских читателей.
В дополнение картины попеременно раздавались крики: "Да здравствует социал-демократическая республика!" и "Мы дадим вам царя!.." Они служили яркою "иллюминацией" той дерзости противоречий, на которую, кажется, одни евреи способны.
Под эти возгласы Шлихтер двигался далее, чтобы затем сказать новую речь. Окружая его целыми чесночными гирляндами, дщери Израиля танцевали и аплодировали ему. "Божественный Шлихтер!", "Божественный Шлихтер!" - восклицали они, в припадках кагального умоисступления.
Выделяясь из общей массы, некоторые шайки "освободителей" пытались набрасываться и на полицейские участки. В их же среде раздавалась команда: "Идти на тюрьму!" или "На жандармское управление!". Покорные кагалу, "шаббесгои" действительно норовили шествовать и туда, но были разгоняемы войсками.
Между тем, еще невиданный древним Киевом, но отменно "радостный", триумфальный кортеж Шлихтера прибыл, наконец, к городской Думе; - и вот, сам "божественный" показался на ее балконе. Он обратился к многотысячной толпе с заявлением, что события 17-го октября лишь первый этап и что все, достигнутое поныне, вырвано у власти пролетариатом; что, памятуя об этом, - нельзя останавливаться ни перед какими средствами для созыва учредительного собрания и учреждения социал-демократической республики. Главным же образом, этот отчаянный еврей коварными приемами и в гнусных выражениях стремился предать поруганию все, что для русского сердца велико и свято. Даже при закрытых дверях заседания иные свидетели не решались сообщать Суду того, на что осмеливался Шлихтер - во всеуслышание. Впрочем, наряду с ним, были и другие "ораторы", - преимущественно евреи же, с фонарных столбов, трамвайных вагонов и т. п. изощрявшиеся в том же направлении…
IX. Толпа у здания Думы также состояла, в огромном большинстве, из молодых и старых евреев и евреек, - хотя разумеется, в ней находились и разные "шаббесгои", - а также студенты и гимназисты, ученики коммерческих и других училищ. Здесь же присутствовали и профессора политехникума: Нечаев, Иванов и Рузский. Но, явившись для "всенародного изъявления радости", они, к удивлению, вовсе не слышали здешних же речей - или потому, как показывали они на суде, что "беседовали со знакомыми", или же потому, что "никакая речь не могла выразить тогдашнего настроения". Наконец, у Думы замечались и люди посторонние "манифестантам", частью попавшие случайно. Не вынося такого унижения родины, многие из них уходили прочь; другие - в отчаянии страдали и мучились, но перед вооруженною и организованною толпой переживали горе, лишь скрепя сердце; третьи, не постигая, как все это могло происходить столь постыдно, нагло и безнаказанно, плакали…
Тем не менее, уже и в этот период бунта, не было недостатка в мужественных сердцах и суровых угрозах. Но безумие, неизменно тяготеющее над еврейством, стихийно увлекало его к той каре, которая, в результате, составляет его заслуженный, конечный удел…
X. Вскоре, еще шайка "освободителей" на руках принесла только что освобожденного из острога Ратнера. Выйдя на балкон, он облобызался с Шлихтером. Затем, очевидно по их приказу, с наружной стороны балкона были сломаны Царские вензеля, - несколькими евреями и "шаббесгоями", причем, в особенности, старался какой-то подвязанный, рыжий жид.
В качестве "народного предводителя", Ратнер, дерзостью и цинизмом, оставил за собою даже Шлихтера. Свидетели на суде, при закрытых дверях, утверждали, что речи Ратнера были ещё бесчестнее и возмутительнее, если это возможно, чем то, что говорил Шлихгер.
Некоторые из свидетелей, содрогаясь в негодовании, просили освободить их от повторения наиболее позорных выражений Ратнера. Общий же смысл его речей как, впрочем, и у Шлихтера, клонился к вооруженному восстанию, ниспровержению Императорской династии и учреждению социал-демократической республики.