Глава 2 . Эпоха торжествующего гуманизма
Если женщина прекословит тебе или лжет, подними свой кулак и бей ее прямо в голову.
Бертран де Борн, "Поучение юным оруженосцам"
Наказуя сына, учащай ему раны и не смущайся криком его.
Священное писание
Нормальный уровень средневекового зверства.
А. и Б. Стругацкие
Бытовой фон насилия
В 1899 году пулеметчиков несли на руках дамы, жившие в обстановке повседневного политического, военного, бытового, экономического и любого иного насилия.
Благополучная англичанка образца 1899 года - это женщина, которую редко секли в детстве и которую любит муж. Неблагополучная - это постоянно поротая в детстве и регулярно избиваемая мужем.
Критерий благополучия и неблагополучия тут скорее количественный, чем качественный. С точки зрения нравов современного общества, даже самые благополучные британские дамы XIX века и социально, и психологически находятся за гранью всего, что мы называем и считаем "нормой".
Это же относится, естественно, и к самим пулеметчикам, их офицерам и вообще всему мужскому населению Британии. Свои детские впечатления от пребывания в пансионе Р. Киплинг оформил в виде рассказа "Ме-е, паршивая овца". Рассказ этот просто жутко читать. По словам А. Конан Дойля, в начальной школе он "в возрасте от семи до девяти лет страдал под властью рябого одноглазого мерзавца", который "калечил наши юные жизни".
Учебное заведение иезуитов описано в книге Дж. Джойса - явно на автобиографическом материале. В этом заведении у розги была специальная кличка: "Толлей". Впрочем, и в бурсе розги называли иносказательно - "майские". Детская непосредственность.
Впрочем, точно такова же интонация и Льва Толстого. Так же обыкновенно секут детей. В каких-то семьях порка практически повывелась, а кто-то сохраняет в жизни мирной приметы милой старины. Вот ссорится парень - старший подросток со взрослым гусаром, и их растаскивают, успокаивая гостя: "Полноте, граф! ...Ведь ребенок, его секут еще, ему ведь шестнадцать лет".
Надо еще иметь в виду, что под одним и тем же словом мы и наши предки понимаем совершенно разные вещи. Для нас в нашем XXI веке "порка" - это действие, при котором папа, зажмурившись, несколько раз попадает по провинившемуся сыну кончиком ремня. После сего чудовищного насилия мама отпаивает папу валидолом, а дитятко несколько дней шантажирует родителей, всячески демонстрируя свои страдания.
В XVIII веке под "поркой подразумевалось нечто совершенно иное. Позволю себе привести цитату из записок дамы, воспитывавшейся в английском приюте в конце XVIII столетия: "Так как одновременно пороли двух, то в комнате стоял страшный вой и крики, соединенные с разными мольбами и клятвами. За свое пятилетнее пребывание в приюте не помню, чтобы кого-нибудь высекли не до крови. После наказания обыкновенно весь наказанный был вымазан в крови, и если не попадал в лазарет, то иногда несколько часов не мог ни стоять, ни сидеть. Я помню, что я не раз после наказания часа два могла только лежать на животе, в таком же положении приходилось спать дня два-три".
О бурсе, где подростку запросто могли дать 100 или 150 розог, просто не хочется упоминать. Помяловский подсчитал, что за семь лет "учения" был сечен примерно 400 раз.
При этом наказания в школе были чем-то совершенно обычным, и большинство членов общества не имели ничего против них. Василий Суриков два раза сбегал из училища: знал, что за что-то будут пороть. Раз убежал к родственникам в Кекур, это в 70 км к северу от Красноярска. Мама догнала его на бричке; Вася спрятался во ржи. Мама позвала: мол, не бойся, поедем в Кекур! Поехали, пожили в Кекуре дня три. Потом вернулись, и Вася Суриков пошел в училище. Надо полагать, получил и за провинность, и за исчезновение.
Позиция мамы логична и вполне разумна: учат именно таким образом. Надо. Сына жаль, хочется дать ему отсрочку, но ничего не поделаешь. Васенька должен выучиться, чтобы занять в обществе совсем другое положение. Корни учения горьки, это плоды учения сладки.
Так вот и у Голсуорси англичанин Соме вспоминает, как кормил любимую дочку чем-то вкусным после того, как Флер высекла мать. Дело житейское. Дочку жалко, но воспитывать же ее надо?
Это мы - о фоне насилия в семье и в школе, на самой заре жизни, в уютном розовом детстве.
Интересно проследить, как меняется этот фон еще до Первой мировой войны. Р. Киплинг, заставляя путешествовать детей начала XX века по разным периодам британской истории, сталкивает девочку, родившуюся в 1890-е годы, и умирающую от чахотки девицу, живущую в первой половине XIX века. Непоротая девочка начала XX века порой с трудом понимает девицу, годящуюся ей в бабушки или в прабабушки, - для той фразы типа "грустный, как двенадцатилетняя девчонка, которую ведут пороть", вполне обычны.
Телесные наказания в школах официально запрещались в разных странах Европы на протяжении второй половины XIX века и в начале XX.
В наши дни даже семейное насилие официально запрещены законом: по крайней мере, в Британии и в США. В этих странах ребенок, на которого подняли руку, имеет право позвонить по специальному телефону, и должностные лица, чиновники государства, обязаны принять самые решительные меры. А наивные или просто невежественные люди все рассказывают сказки, будто прогресс нравственности не существует.
Другие формы насилия
А ведь кроме насилия в семье и в учебном заведении есть многообразные формы повседневного насилия, которые трудно расклассифицировать и учесть в научном анализе.
В том числе фон насилия самих подростков по отношению к сверстникам. Драки "стенка на стенку", выяснение отношений путем мордобоя, самые жесткие демонстрации физической силы, презрения к боли, отваги и лихости - обычнейшее дело для подростков, молодежи в обществах прошлого. В Британии бокс был не только зрелищем, собиравшим громадные аудитории, но повседневным и увлекательным занятием значительной части мужского населения, своего рода философией жизни (как в наши дни - "восточные единоборства", но у гораздо меньшей аудитории). Об этом - тоже немало страниц у Конан Дойля.
Не стоит считать эти забавы совершенно безобидными, чисто спортивными мероприятиями. По крайней мере современники описывали залитых кровью, покрытых синяками противников, когда побежденный падает навзничь, "обратив к небу обезображенное лицо".
То же самое и в России, если не страшнее.
"Кулачные бои помню, - писал на закате жизни Василий Суриков. - На Енисее зимой устраивали. И мы, мальчишки, дрались. Уездное и духовное училища были в городе, так между ними антагонизм был постоянный. Мы всегда себе Фермопильское ущелье представляли: спартанцев и персов. Я Леонидом спартанским всегда был".
Все замечательно и в высшей степени героично. Только вот были два случая, когда товарищи Сурикова погибали в драке: такие уж это драки были. И такой же эпический, спокойный взгляд художника: "Вижу, лежит он на земле голый. Красивое, мускулистое у него тело было. И рана на голове. Помню, подумал тогда: вот если Дмитрия Царевича писать буду - его так напишу..."
А после смерти другого товарища по училищу, Петра Чернова, Вася Суриков ходил в морг, и там внимательно рассматривал труп: учился рисовать человеческое тело. Вряд ли он был более черствым и жестоким человеком, чем другие жители Красноярска, но как видите, отношение к смерти подростка, товарища по училищу, у него достаточно спокойное. Одно только хорошо - убили не будущего великого художника.
О том, что представлял из себя профессиональный бокс у англо-саксов в XIX веке, писали многие; сцены гибели боксеров, получения ими самых жестоких травм, совершенно зверских избиений приведены у многих классиков - помимо Киплинга и Конан-Дойля, у Джека Лондона.
Насилие по закону
Законы государств Древнего Востока предписывали: "Если кто подожжет, то его надо бросить в огонь". "Если кто возьмет чужого осла и осел охромеет, ему надо сломать ногу". Не ослу, конечно, ломали ногу тому, кто украл.
"Русская правда" тоже требовала отрубать преступнику руку, если он повредил кому-то руку, и выбивать зуб или глаз в отместку за искалеченного человека. Еще "Русская правда" практиковала "божий суд". Скажем, пусть обвиненный в преступлении возьмет раскаленное железо в костре. Если ожоги не очень сильные - значит, оболгали, невиновен.
В европейском Средневековье было не лучше. Скажем, мастер Иоганнус, строитель храма в Кракове, не смог вовремя отдать долг. И ему выкололи глаза. По суду. Совершенно официально. По закону.
Законодательства Европы века с XVII не знают такого набора жутких пыток и казней, но и в них с современной точки зрения жить как-то не очень уютно.
Постоянны жестокие наказания даже за самые незначительные правонарушение. Австралия, как известно, была первоначально заселена каторжниками. Удивительным образом эти "преступные элементы" быстро и без особых внутренних противоречий создали процветающую колонию, экономически состоятельную и безопасную в той же степени, что и "старая добрая Англия".
В XIX веке это нравственное преображение "преступников" объяснялось самыми фантастическими причинами, в том числе и особым составом воды и воздуха Австралии, которые способствовали "исправлению". В духе Жюля Верна, по словам которого, климат Австралии "способствует нравственности", и "злоумышленники, переселенные в эту живительную, оздоровляющую атмосферу, через несколько лет духовно перерождаются... В Австралии все люди делаются лучше".
Но, похоже, есть гораздо более простая и вполне материалистическая причина объяснять мгновенное "исправление" закоренелых негодяев, сосланных в Австралию: большинство из них вообще никогда не были преступниками.
В конце XVIII века 233 статьи законов Британии грозят смертной казнью. Так, наряду с убийством, государственной изменой и похищением наследника престола караются карманное воровство, приставание к мужчинам на улице, выкапывание деревьев в чужом саду, разрушение прудов для рыбы, "преступление законов нравственности", незаконное возвращение из ссылки, утаивание смерти незаконнорожденного ребенка, святотатство и многое-многое другое.
В конце XIX века нравы уже другие, смертная казнь полагается "всего" согласно 188 статьям кодекса законов. Но и в 1900 году британец может получить 20 лет каторги за "незаконный лов рыбы в чужом пруду" или три года за "нарушение святости чужого брака". Причем женщин по этой последней статье еще и наказывают плетьми, а после порки передают священнику для ведения с ними воспитательных бесед.
Во флот уже не вербуют, подпаивая и похищая деревенских парней, порка девятихвостой плетью перестала быть единственным способом поддержания дисциплины.
В 1789 году капитан Блай считался очень гуманным флотским офицером: за год плавания он "лишь одиннадцать раз назначил телесное наказание, причем общее число ударов составило всего двести двадцать девять". Всхлипнув от умиления от гуманности доброго Блая, напомню - пороли взрослых, сильных мужчин, выносивших тяготы кругосветного плавания, в очень суровых условиях.
Спокойное упоминание, не больше: "Лаврушка сделал такое лицо, какое делал обыкновенно, когда его водили сечь". Хорошо сказано - "обыкновенно". Дело житейское.
Но и в 1902 году моряк, прослуживший более 40 лет и удостоенный трех нашивок за храбрость и ордена Виктории, был приговорен к увольнению со службы без пенсии, лишению всех наград, 50 плетям и двухлетнему заключению в тюрьме.
Таково государство, посылающее армию лорда Китченера против суданцев.
Но ведь и само общество не лучше. 1899 год - не 1792, изменилось и общество, стало несравненно более гуманным. Уже маловероятна сцена, когда преступника снимают с виселицы еще живым, чтобы разорвать на части лошадьми, а толпа сметает ограду, расхватывает эти еще теплые куски тела и рвет их на еще более мелкие - на сувениры. Некий кабатчик очень горд: он "раздобывает" голову казненного, чтобы выставить ее в своем кабаке для привлечения публики.
Но и в конце XIX века люди едят и пьют в кабаках возле тюрьмы. В тот момент, когда над тюрьмой поднимают черный флаг - знак, что кого-то повесили, "добрый народ старой доброй Англии" разражается восторженными воплями, поднимает бокалы с пивом, поет национальный гимн "Боже храни короля" и вообще чрезвычайно веселится.
Общество Британии не только XVIII, но и начала XX века разделено практически непреодолимыми сословными перегородками, оно поразительно черство и жестоко к своим членам - особенно к рядовым. Достаточно взять в руки томик Голсуорси, чтобы почувствовать, до какой степени простолюдины согнуты в покорности "джентльменам". Избиение жен и детей в нем - бытовая норма, а любимое развлечение джентльменов - травля собаками лисиц или выдр. При этом убивать животное считается "неспортивным" - надо, чтобы собаки его затравили и загрызли.
Или вот еще очень спортивное развлечение - травля бульдогами привязанных к изгородям быков. Впрочем, чем это отличается от бокса?
Экономическое насилие
А как насчет насилия, чинимого экономическим путем? Предки очень часто даже вообще не считали убийством, вообще формой насилия лишение людей средств к существованию. Если голодная гибель людей была прямым следствием войны и грабежа - предки еще о чем-то могли порассуждать. Впрочем, и о таком "почти прямом" экономическом убийстве - не всегда и не во все эпохи.
Скажем, римские чиновники разворовали продовольствие, предназначенное для новых союзников - племени готов. Готы голодали так жестоко, что многие умерли, а другие продавали своих детей в рабство: за еду. В результате готы подняли восстание и в 378 году нанесли поражение римским войскам.
Сколько именно умерло готов, мы уже никогда не узнаем - разве что будет изобретена "машина времени". Современники, что характерно, даже осуждая действия римских чиновников, как проявление эгоизма, коррупции, нечестности и так далее, вовсе не считали их действия убийством.
Сколько римлян погибло от голода и болезней после штурма Рима вестготами во главе с королем Аларихом в 410 году, мы тоже никогда не узнаем.
Впрочем, вот свидетельства более близких к нам времен: в 1848 году в Ирландии умерли от голода миллион человек. Столько же выехало в Америку, и сегодня в США живут в несколько раз больше ирландцев, чем в самой Ирландии. Хлеба не было? Он был, вопрос - для кого. Аренда прекраснейшим образом собиралась и в этом году, под крики умиравших людей.
Современники не считали позицию помещиков и политику властей насилием, а тем более убийством. Никто не скрывал этих событий, о них открыто писали газеты.
В Индии конца XIX века тоже умирали от голода порядка миллиона человек каждый год - с 1860-х до Первой мировой войны. Порядка пятидесяти миллионов очень тощих трупов мужчин, женщин и детей. Кое-что на эту тему есть и у Киплинга; например, рассказ о маленьком Тобра, который убил свою сестру, потому что "уж лучше умереть, чем голодать". За недостатком улик маленького Тобру "оправдали и отпустили на все четыре стороны. Это было не так уж милосердно, как может показаться, потому что ему некуда было идти, нечего есть и нечем прикрыть свое тело".
В Индии не было риса?! Очень даже был, в Англию вывозился и в Китай. В Шотландии на индусском рисе выкармливали бычков абердинской породы. Говорят, замечательная получалась говядина, очень нежная.
Солдаты Китченера, родившиеся между 1870 и 1880 годом, вполне могли иметь пап и мам - свидетелей голода 1848 года. Они сами могли видеть, своими глазами, как умирают индусы, как трупы вывозят за город, чтобы закопать в общей яме. Сердобольные британки вполне могли подать кусок хлеба очередному "маленькому Тобре" за считаные недели или месяцы до сцены на вокзале Чаринг-Кросс.
Впрочем, и в самой Британии 1902 года Джек Лондон наблюдал немало сцен голодной смерти людей: так сказать, из племени строителей империи. Приводить его свидетельства можно долго, и я отсылаю читателя непосредственно к книге Дж. Лондона "Люди бездны".