Насилие напоказ
Пулеметчики, косившие махдистов под Обдурманом, не могли видеть публичные казни - в 1865 году они были отменены... в Британии. В Российской империи "столыпинский галстук" применялся еще и в 1905-1907 годах.
Маловероятно, что они могли приходить в лондонскую тюрьму Бридевель, в которой порка заключенных обставлялась как увлекательное зрелище. Места в зале для наказаний заранее покупались и продавались, палачей знали по именам. Высшим шиком было пригласить даму в тюрьму Бридевиль на пятничную порку и выказать себя завсегдатаем.
Но еще родители и тем более деды "героев" Обдурмана могли приглашать своих дам в Бридевиль, как в театр, и видеть трупы повешенных на перекрестке четырех дорог (их не снимали, пока труп совершенно не разлагался и не начинал падать по частям сам собой).
В Российской империи свое известное
Здесь били женщину кнутом
Крестьянку молодую.
А. Некрасов написал в 1856 году. Примерно в те же годы в Красноярске учеников из уездного училища чуть ли не специально водили на публичные казни. Считалось, что это зрелище воспитывает детей, отбивает охоту к совершению скверных поступков.
В.И. Суриков писал по этому поводу: "А нравы жестокие были. Казни и телесные наказания на площадях публично происходили. Эшафот недалеко от училища был... Вот теперь скажут - воспитание! А ведь это укрепляло. И принималось только то, что хорошо. Меня всегда красота в этом поражала - сила. Черный эшафот, красная рубаха - красота! И преступники так относились: сделал - значит, расплачиваться надо... Смертную казнь я два раза видел. Раз трех мужиков за поджог казнили. Один высокий парень был, вроде Шаляпина, другой - старик. Их на телегах в белых рубахах привезли. Женщины лезут, плачут - родственницы их. Я близко стоял. Дали залп. На рубахах красные пятна появились. Два упали. А парень стоит. Потом и он упал. А потом вдруг вижу, поднимается. Еще дали залп. И опять поднимается. Такой ужас, я вам скажу. Потом один офицер подошел, приставил револьвер, убил его. ...Жестокая казнь в Сибири была. Совсем XVII век".
В России такого рода описание мог бы оставить и человек поколением младше, сверстник солдат лорда Китченера.
Реклама военного насилия
После Первой мировой войны насилие начали "прятать" - уж по крайней мере его далеко не рекламировали и не демонстрировали. Последние примеры открытой демонстрации насилия, по крайней мере в европейской стране, дала, как ни печально, Россия: в 1920-е годы большевики открыто провозгласили "диктатуру пролетариата" и печатали в газетах списки казненных заложников.
Но даже геноцид армян в Турции 1914-1915 годов скрывался. Правительство младотурков очень не хотело, чтобы мировая общественность знала об этих убийствах. Не их "вина", что армянская диаспора во всем мире получила доказательство этих преступлений и широко опубликовала их.
Коммунисты изо всех сил пытались скрыть рукотворный голод 1929-1933 годов (это одна из причин, по которым число жертв этого преступления очень трудно подсчитать). Еще большей тайной окутаны расстрелы в Катыни. Общее число убитых и по сей день неизвестно.
Нацисты прилагали колоссальные усилия, чтобы скрыть масштаб совершенных ими массовых убийств. Именно по этой причине число истребленных на Бабьем Яру называют от 20 до 40 тысяч жертв - точные цифры неизвестны, статистика не велась.
Долгое время считалось, что в Освенциме убито "около четырех миллионов человек". Сейчас называют цифры от восьмисот тысяч до полутора миллионов. Разброс цифр доказывает одно - точное число жертв неизвестно.
Это - сокрытие числа жертв войн и политических репрессий. В XX веке все участники войн стараются показать, что они-то ни в чем не виноваты, а вот противника отчаянно демонизируют, приписывая ему даже те преступления, которых он не совершал.
Скрываются и масштабы экономического насилия, особенно когда оно продиктовано политическими соображениями.
В культуре XIX века насилие не прятали. Просто поражает эпический тон Льва Толстого при описании насилия и разрушения во время войны. Грабеж, убийство, насилие, смутный час, когда аул отдается на поток, - это все не так уж и хорошо, но в общем-то и не так ужасно. Это все - та "сила вещей", о которой писал А.С. Пушкин, естественный ход событий. Такова война, так это событие устроено.
"Через минуту драгуны, казаки, пехотинцы с видимой охотой рассыпались по кривым переулкам, и пустой аул мгновенно оживился. Там рушится кровля, стучит топор по крепкому дереву и выламывают дощатую дверь; тут загорается стог сена, забор, сакля, и гутой дым столбом поднимается по ясному воздуху. Вот казак тащит куль муки и ковер; солдат с радостным лицом выносит из сакли жестяной таз и какую-то тряпку; другой, расставив руки, старается поймать двух кур, которые с кудахтаньем бьются около забора; третий нашел огромный кумган с молоком, пьет из него и с громким хохотом бросает потом на землю".
Отмечу спокойный, эпический тон Льва Николаевича. Толстой в описаниях прост, как сама природа. Под старость он писал о том же самом так же просто:
В разгромленном ауле "Фонтан был загажен, очевидно, нарочно, так что воды нельзя было брать из него. Так же была загажена мечеть, и мулла с муталлимами очищал ее. Плачут голодные дети, ревела и голодная скотина, которой нечего было дать".
Ну что ж! Труп матери с уже мертвым или еще живым младенцем на руках - обычное зрелище войны. Облака плывут, речка течет, птица летит, труп валяется, младенец пищит. И ничто не заставляет хоть как-то переменить интонацию. Даже убийство детей.
". ..Садо нашел свою саклю разрушенной; крыша была повалена, а дверь и столбы галерейки сожжены и внутренность огажена. Сын же его... тот красивый, с блестящими глазами мальчик, был привезен мертвым к мечети... Он был проткнут штыком в спину".
Или вот: "Между ними слышалось что-то, похожее на плач ребенка и слова:
- Э, не руби... стой... увидят... Нож есть, Евстигнеич? ...Давай нож..."
И "хорошенький прапорщик" кидается к солдатам, чтобы спасти ребенка.
"- Я думал, что это они ребенка хотят убить, - сказал он".
Что, видимо, случаи были? Впрочем, что спрашивать - сыну Садо было 12 лет. Именно из него мститель уже не вырастет, все правильно.
У Толстого вообще нет приподнятого отношения к реальности, есть спокойное, легкое принятие действительности такой, как она есть.
Правда, в литературе XIX века и апологетики бытового насилия немного. Так, очень спокойное упоминание самого факта, как чего-то совершенно обыденного и нормального.
Так же обыкновенно убивают "лишних" ребятишек в деревнях. "Незамужняя женщина эта, - пишет Л.Н. Толстой, - рожала каждый год и, как это обычно делается по деревням (курсив мой. - А.Б.), ребенка крестили, и потом мать не кормила нежеланно появившегося, не нужного и мешавшего работе ребенка, и он скоро умирал от голода".
Протыкают в спину штыком 12-летнего ребенка те, на чьих глазах убивали голодом детей в их родной деревне.
В Европе еще во время Англо-бурской войны 1899- 1902 годов никто не отрицал насилия и жестокости, совершенных СВОИМИ. Жестокость никто не пытался переложить на ЧУЖИХ, на "них" - как "их" отвратительное свойство. В английских газетах появлялись описания типа этого: "Мы штурмом взяли высоту и попрыгали в окопы. Буры поняли, что им не уйти. Они побросали ружья, упали на колени, подняли руки вверх и взмолились о пощаде. Тут-то мы им и показали пощаду - длинной ложкой!" (Длинная ложка - жаргонное наименование винтовочного штыка.)
Воспитание будущих насильников
Люди, читавшие эти статьи. Люди, которые страшно радовались эффективности пулемета, жили в таком интенсивном поле жестокости и насилия, которое современному человеку, по прошествии всего ста лет, трудно себе даже вообразить.
В этом поле на ребенка с самого раннего возраста обрушивается не прикрытое ничем, торжествующее насилие. А вокруг, в мире, в котором он живет, жестоки все: государство, общество, семья, сам экономический строй. Причем насилие и жестокость никто и не думает скрывать.
Дети, которые выросли в пулеметчиков армии лорда Китченера, не только много раз подвергались насилию, но и сами практиковали насилие. Они наблюдали убийства по суду, смерть на эшафоте и телесные наказания взрослых людей - причем не тайком. Нет, такого рода зрелища считались важной частью воспитания и заботливо организовывались старшими.
О насилии постоянно говорила пресса, литература, после появления кино - и кинофильмы. Причем говорила не как о чем-то уродливом и неприятном, а как о повседневной норме.
Кроме того, дети имели доступ к оружию и имели возможность попрактиковаться в его применении.
Современного читателя немало поразит и сцена из раннего романа Киплинга, в которой дети совершенно свободно покупают револьвер и почем зря палят из него непосредственно в черте города: тренируются. Вопрос - к чему же готовятся 11 -летние девочка и мальчик, герои Киплинга? Какова цель этого рода тренировки? Но именно во время этой тренировки главный герой получает травму, которая в дальнейшем будет стоить ему зрения.
У Чехова есть сцена, в которой 15-летний мальчик стреляется. У него нет проблем с тем, чтобы достать оружие: продается на каждом углу.
Фактически их прямо готовили к участию в насилии, в том числе и в самых жестоких формах - в убийствах себе подобных.
Разумеется, некий "фон бытового насилия" есть в абсолютно любом обществе, в том числе и в современном. Вопрос, каков именно этот "фон" и насилие какого уровня признается в обществе "нормальным". И как относится общество к проявлениям разных видов насилия?
И в наше время вполне могут убить мальчика лет 14. Но когда двух мальчиков убили во время уличного развлечения, драки "стенка на стенку", Суриков описывает убийство, которое фактически часть повседневности, норма, обычный бытовой эпизод жизни города. Сам факт такого развлечения уже показателен. За 3 года обучения Сурикова в уездном училище убили двоих. Как видно, смертные случаи происходили регулярно, хотя и редко.
Разумеется, никто не пошел под суд, никто и не считался виноватым - хотя, конечно же, был известен тот, кто нанес роковой удар. Ну, сильный дядя вполне честно двинул по голове, что разрешается, свинчатки в перчатке не было, все нормально. А мальчик еще не совсем взрослый, не выдержал... Дело обычное, есть ли о чем говорить? Бывает.
Здесь разница в отношении общества. Нормальна ли для нас такая гибель? Категорически нет.
Нормальна ли для нас драка как способ развлечения? Еще мой прадед любил смотреть на "стенка на стенку" и, если проезжал мимо, просил кучера остановить пролетку, с интересом смотрел. Я не считаю предка моральным уродом, но не в силах не только что участвовать в "развлечении", но и признать его чем-то приемлемым для вменяемого человека.
Пушкина убили в 37 лет. Лермонтова - в 26. Убийцы отделались легким испугом. Фактически - норматизи-рованные, привычные убийства среди бела дня. Ведь дуэли были обычным способом выяснять отношения. Никто не крутил пальцем у виска, не звал психиатра. Все нормально - поссорились люди и схватились за шпаги или за пистолеты. Была полная готовность к тому, что часть мужской популяции будет убита или ранена на дуэлях.
Вопрос: кто оценивал дуэли и смерти? Люди с каким бытовым опытом? Ладно, порки на конюшне, на торговой площади в Петербурге, "сквозь строй" и так далее к дворянам отношения не имели. Но дворяне ведь все это видели. Уже с детства, гуляя с бонной и няней, с добродушным папенькой и милой заботливой маменькой по Питеру, или в своем же имении. Летний день, знаете, все жужжит, порхает и веет, родители пьют чай под липами, беседуют о последних виршах Баратынского, а со стороны конюшни доносится крик. Как не побежать, не полюбопытствовать?
Насилия в среде самих крестьян тоже видели. Что Петр взрослому сыну морду набил, а Дуню насильно замуж отдали - что, никто из этих мальчиков так уж не видел - не слышал?
Вот такие люди, повседневно жившие среди насилия, жестокости, убийств, истязаний, и оценивали смерти забитых на плацу солдат, смерти развлекающихся подростков из мещан или дуэлянтов из своей среды.
Изменился не только масштаб смертности, но и приемлемость смертей для сознания человека. Скажем, вот недавнее (в декабре 2004 года) цунами в Юго-Восточной Азии, гибель 100 000 человеческих существ, включая маленьких детей. Ужасно! Но наше сознание мирится с этим, мы "внутри" не бунтуем, скорее рассуждаем о пользе службы оповещения и надеемся, что хотя бы это несчастье поможет ее создать.
А представьте, что была бы война и в ней погибли бы 100 000 человек! Насколько острее мы переживали бы это событие - именно как злое безумие?
Мораль - современный человек четко осознает, что войны - не стихийное бедствие, в котором никто не виноват. И мы считаем людей в силах воспротивиться этому безобразию.
А вот для Льва Николаевича война воспринималась близко к восприятию цунами или извержению вулкана.
Смертная казнь есть и в наши дни, но не во всех странах, и число предусматривающих смертную казнь статей уголовного кодекса сократилось в десятки и сотни раз: со 100-200 статей XVIII-XIX веков до 2-5 статей в конце XX - начале XXI века.
К тому же смертная казнь перестала быть публичным действием. До середины XIX века во всех странах Европы народ сбегался смотреть на казни. В России последние публичные казни совершались в конце 1940-х годов: военно-полевые суды вешали "предателей" и "дезертиров". Народ ходил смотреть, но, по свидетельствам очевидцев, ходил вяло, шли не все, даже под угрозой, что их обвинят в нелояльном поведении, в неуважении к советскому государству.
Сегодня многие ли побегут? Тем более поведут ли педагоги учеников, многие ли поведут своего ребенка?
Наше гуманное общество
Полезно критиковать свое общество. Но не менее полезно помнить, как было раньше. И не обольщаться сказками про современных садистов и ангелоподобных людей прошлого.
Как изменились нравы - вот пример: в 1950-е годы Европу поразила эпидемия полиомиелита. Больному полиомиелитом можно помочь... Нужно некоторое время "дышать" за него. Это может сделать аппарат для искусственной вентиляции легких - но в 1950-е годы таких аппаратов было во много раз меньше, чем больных.
И добровольцы сидели у постелей больных, сжимая руками грушу. Элементарную резиновую грушу с резиновым же шлангом. И ведь спасли множество людей!
Дисциплина и мужество? Да. И еще удивительно высокий уровень гуманного отношения к человеку. Массовый уровень.
Такого отношения к человеку не было никогда до середины XX века. Нет и сегодня в большинстве стран мира.
Глава 3 . Эпоха любви к животным
Он аккуратно выколол волчатам глаза и закинул обратно в логово. Мать выкормит их до осени, когда волчата станут уже большие и шкуры из них получатся хорошие.
Ч. Айтматов
Еще одна сказка, очень любимая идеализаторами прошлого. Мол, в историческом прошлом люди больше любили животных. Были к ним добрее. И вообще сберегали природную среду, а мы ее только разрушаем.
Факты не подтверждают этих мнений.
Как первобытный человек заботится о природе
Охота гораздо больше вредит дикой природе, чем ведение крестьянского хозяйства. Все охотничьи племена активнейшим образом рубят сук, на котором сидят. И память всех охотничьих народов хранит истории о грандиозных экологических катастрофах.
Самую первую глобальную экологическую катастрофу человечество пережило задолго до земледелия: в конце ледникового периода. Как ее вызвал человек? Своей чудовищной жестокостью, невежеством и ограниченностью.
Есть у ученых такое понятие: "эмбриональный мамонт". Это когда в слоях поселений находят черепа совсем крохотных мамонтят: то ли новорожденных, то ли еще не успевших родиться. "Как могли убивать таких крошек?!" - всплескивают руками современные люди. А вот так и могли. Хозяйство было так устроено.
Еще в начале XX века в Африке так охотились на слона: отбивали от стада и осыпали метательными копьями слониху с малышом. Самка гонится за нападающими; малыш не поспевает за матерью, начинает вопить. Мать возвращается...
Еще очень хорошо убить малыша, но не сразу. Воткнуть в него пару копий - тогда слоненок будет еще менее подвижен, и будет еще больше кричать.
Так же хорошо охотиться на самку на последних стадиях беременности: быстро бегать она не может, а если начнутся преждевременные роды - совсем хорошо, самка быстро изойдется кровью под градом копий.
...Вот именно такие сцены и стоят за появлением в культурном слое поселений каждого черепа "эмбрионального мамонта". А их - десятки тысяч, если считать по всей Европе.
Многие ученые считают, что исчезновение многих животных в конце ледникового периода, 12-15 тысяч лет тому назад, вызвал именно человек своим перепромыслом. Что зубры, лошади, мамонты, большерогие олени, пещерные медведи, носороги человеком были то ли полностью истреблены, то ли почти истреблены, доведены до крохотных популяций, часть которых потом постепенно восстановилась.
Действительно, археологи постоянно находят следы колоссальных охот, после которых использовалась только часть тушь. Скажем, под Амвросиевкой - скелеты и фрагменты скелетов примерно тысячи зубров. Видно, что многие кости лежат в анатомическом порядке - значит, эту часть туши никто никогда не использовал. За гнали в ловушку огромное стадо, перебили зверей. Использовали часть, а часть бросили догнивать.
Так же и под стоянкой Волчья Грива, только там были мамонты - 400 голов.
И под Кооби-форой в Крыму - там к обрыву загоняли лошадей. Часть убитых зверей никогда не использовалась.
Такие же сверхохоты устраивал человек в Америке... Стоит ему перейти Берингов пролив и появиться на новом континенте, как исчезают мамонт, верблюд, лошадь, гигантский ленивец.
Американские археологи называют этот период истребления крупных зверей "оверкилл" - сверхубийство.