- Нет, тогда начальником команды был Владимир Корнев. Какая, впрочем, разница? Был Садырин, был Юдкович - вот это гиганты, их хочешь не хочешь, а запомнишь. А начальники ценились по пайкам: какая колбаска, какая икорка, какие шапки привезли в этом году.
* * *
Один из главных конфликтов внутри команды, ставших детонатором взрыва, не включал в себя ни тренеров, ни игроков. Его фигурантами стали начальник команды Матросов и новый администратор Шейнин. Обоих в "Зените" 84-го не значилось. Но если Матросов с тех пор исчез с футбольного горизонта, то Шейнин и поныне - директор футбольной школы "Зенит". А также добрый приятель многих футболистов даже сегодняшнего поколения - Аршавина, Кержакова и других. На день рождения игроки приходят к нему, контактному человеку с большими связями в Питере, с большой охотой.
Представительный седовласый Шейнин, с которым мы встретились в его кабинете в СДЮШОР "Зенит", рассказывает:
- В конце 86-го года я был администратором школы "Зенит". Там же и тренировал. Однажды приходит в больницу ЛОМО, где мне делали операцию на ноге, Садырин и говорит: "Хочу пригласить тебя на должность администратора команды". Я был против, потому что на место великого Матвея Соломоновича идти не мог. Но Пал Федорыч сказал: "От тебя уже все равно ничего не зависит, он в любом случае увольняется". Видимо, кому-то Юдкович поперек горла стоял.
У меня все равно были сомнения. Но, когда выписался из больницы, вызвал к себе Станислав Львов, председатель профкома ЛОМО, и говорит: "Мы тебя готовили к тому, чтобы ты со временем мог принять дела у Юдковича". А тот к тому времени действительно уже уволился. И я согласился.
С Садыриным у меня все было бы нормально, если бы не Матросов. Человек из профсоюзов, к футболу никакого отношения не имел, ничего собой не представлял. Зато интриган редкий. Отношения у нас с самого начала не сложились. Он приходил к Садырину и говорил: "Евгений Наумович хочет тебя с работы снять". А тот верил всему. Через много лет мы с ним встретились, и он сказал: "Жень, а я теперь не верю тому, что мне говорят. Уже проверяю". Я ответил: "О, Пал Федорыч, вы на правильном пути!"
Но тогда было по-другому. Подхожу к Садырину - он со мной разговаривать не хочет. В конце концов бурчит: "Матросов мне сказал, что ты хочешь меня с работы уволить". Отвечаю: "Пал Федорыч, вы мне сделали в жизни что-то плохое?" - "Нет". - "Я претендую на место старшего тренера?" - "Нет". - "Вы считаете, что у администратора, который работает в команде полгода, есть сила, чтобы снять с работы человека, который сделал "Зенит" чемпионом СССР?" - "Нет". - "Тогда объясните мне, какой для меня смысл и какая выгода, чтобы вас с работы сняли! Хоть одну причину назовите!" Садырин задумчиво: "Да, действительно что-то не складывается". Вызывает Матросова: "Слышь, ты, урод, еще раз услышу от тебя слово против Жени…" При следующей встрече приветливо машет. А как Матросов начнет на мозги капать - опять не разговаривает.
Самая большая стычка с Матросовым у меня произошла после того, как в Ленинграде выиграли, кажется, у "Жальгириса". Перед тем матчем его должны были выгонять. И тут - победа. Настроение у всех отличное. Матросов подходит ко мне с явным облегчением и вальяжным тоном говорит: "Сколько человек у нас едет в Минск?" - "35". - "Значит, запиши. Вместо доктора поедет лектор". Был такой партийный человек, лекции команде читал. Может, мужик и неплохой, но это футбол, и не должно его с командой на матчах быть! Сейчас его уже не посадишь на скамейку, а тогда всякое бывало.
Мне бы промолчать. А я говорю: "Мы едем в футбол играть, а не лекции слушать". И тут Матросов взорвался: "Так. С завтрашнего дня ты в МОЕЙ команде не работаешь". В моей, понимаете! Это было в южном дворе стадиона имени Кирова. А кто-то из игроков, с которыми у меня были хорошие отношения, этот диалог услышал. Прихожу на следующий день уже во время тренировки. После ее окончания подходит вся команда - от капитана Бирюкова до молодого Саленко. "У нас к тебе вопрос, Наумыч. Матросов на самом деле сказал, что ты в ЕГО команде больше не работаешь?" - "Какое вам дело?" - "Мы разберемся, какое. Было или нет?" - "Ну, в принципе, было". Они - сразу к Пал Федорычу. А он это так воспринял, что они не сами пришли, а я их направил. Я же, наоборот, говорил им: "Не ходите никуда". Бесполезно: у них внутри все кипело.
А Садырину вообще не до того было. У него тогда Галя, его первая жена (она вскоре умерла от рака. - Прим. И. Р. ) тяжело болела, он торопился, чтобы поехать лекарства ей покупать. А тут пришлось остаться и выслушать, хотя мыслями он был далеко. В ярости идет ко мне: "Опять снять меня хочешь?!" Потом разобрались, что к чему.
Та ситуация, как я потом узнал, стала одним из поводов для написания письма. Конечно, это был один из многих моментов, не более. У ребят было немало своих претензий. Каких - точно не знаю, старался с ними на эти темы не говорить. Я считаю, что никакого участия в отставке Пал Федорыча не принимал. От меня, во всяком случае, ничего не шло. Какой мне был смысл?
А письмо написал Коля Воробьев, который сейчас в "Зените" работает. Изложил все причины, почему команда не хочет работать с Садыриным, и ребята расписались.
Шейнин оказался единственным, кто вслух назвал имя автора письма. С кем бы из участников тех событий я ни говорил - никто "не помнил". А может, действительно не помнили. В конце концов, разве так важно, кто составлял текст, если подписала его вся команда?
А еще ценность рассказа бывшего администратора "Зенита" заключается в небольшой ремарке о том, чем была занята в то время голова Садырина. Уходом за тяжело больной женой.
Очень часто мы, репортеры, делаем выводы о каких-то футбольных и околофутбольных поступках людей, не имея ни малейшего представления о том, что происходит в их личной жизни. И, наверное, это правильно, поскольку, во-первых, далеко не каждый выставит их напоказ, а во-вторых, задача журналистов солидных изданий - беспристрастно оценивать то, что происходит на поле, а не за дверями квартир.
Но порой именно знание того, что происходит в частной жизни человека, способно дать нам понимание каких-то событий и в жизни профессиональной. Очевидно, что нервы у Садырина тогда были на пределе, и ему даже не требовалось особого повода для взрыва.
Садырин - мужественный человек, он никогда не любил никому плакаться в жилетку. Тот же смертельный для себя сезон 2001 года он доработал почти до конца, ни разу не обмолвившись на публике о своей болезни (о которой, впрочем, так все были в курсе). Уверен, что о недуге его первой жены знали считанные люди. Но когда человек, тем более такой ярко выраженный экстраверт, как Павел Федорович, держит подобное горе внутри себя, на его нервы это действует самым го губным образом. И рикошетом бьет по команде.
* * *
Завеса тайны, которой был покрыт процесс создания того письма, несколько приподнимается благодаря Мельникову, уж завершившему к тому моменту карьеру игрока:
- Удивительно: прошло столько времени, а все ребята по-прежнему молчат. Я уже не играл в "Зените", и мы только по слухам можем догадаться, кто какое участие принимал этом процессе. Помню, трансляцию того заседания спорткомитета смотрел по телевизору - выступали Садырин, футболисты. А потом это письмо зачитывалось. Написано оно было на имя Попова, председателя спорткомитета Ленинграда. Говорилось в нем о том, что команда под руководства Садырина играть не будет. С тех пор прошло больше 20 лет но как только разговор заходит на эту тему, все ребята умолкают. И Воробьев, и Бирюков, и Желудков, и Дмитриев - а уж Серега-то любит поболтать.
Дмитриев:
- Кто писал - не помню. Помню только, что все шло сверху, от спорткомитета. Я тогда вообще травму мениска получили уезжал в Москву на операцию. Но мне там сказали какой-то бред - что у них в больнице проветривание и приезжать нужно в августе. Вернулся в Питер - а там как раз шла вся эта заваруха. Пришли ко мне, сказали, что уже вся команда подписала. Я и подмахнул. А через два дня приехал домой к Садырину и извинился. Посидели у него, попили чай. Он сказал, что все понимает и претензий не имеет. И потом я пошел к нему в ЦСКА…
Давыдов:
- Лет 15 уже на эту тему ни с кем не разговаривал. Поэтому деталей не помню. Почему подписал? Может быть, сработало стадное чувство. В те времена трудно было принять какое-то индивидуальное решение, если вся команда хотела чего-то одного. Хотя, наверное, многим из нас в тот момент было неловко.
Став тренером, конечно, жалею, что мы на это пойти. Сейчас футболисты более грамотные, понимают, что нельзя влезать ни в политику клуба, ни в финансирование, и с тренерами нужно вести себя иначе. И когда, скажем, в "Барселоне" ван Гал поссорился с Роналдо, звездный форвард не хотел играть там, куда его ставил тренер, и пытался через руководство ван Гала убрать - убирали как раз Роналдо. И это правильно, потому что иначе был бы полный хаос. Но мы играли в другое время - и были такими, какими были.
- С Садыриным общались потом ?
- Общались. И все было нормально. На первых порах он, наверное, сильно на команду обиделся, как сделал бы на его месте каждый. Но потом он со всеми ребятами встречался, разговаривал. Наверное, потому что все проанализировал и понял, что в чем-то и сам был не прав. Нет, он в этом не признавался, но по нему это было видно. Когда человек после такого нормально с тобой разговаривает, когда у него открытый взгляд - ты видишь, что он не лукавит. Если бы он по-прежнему держал на нас обиду, до конца скрыть этого было бы невозможно - тем более такому прямому человеку, как Пал Федорыч.
* * *
Чтобы до конца понять, какой, извините, бардак творился в те летние дни 1987 года в "Зените", дослушаем до конца рассказ Шейнина. Кстати, совершенно не собираюсь утверждать, что его версия - истина в последней инстанции, тем более что многие считают директора школы "Зенит" личностью неоднозначной. И в данном случае Матросов или еще кто-то могли бы представить совершенно другую картину тех событий.
Но мне не кажется принципиальным восстанавливать подробнейшую хронику взаимоотношений обслуживающего персонала команды. Не будучи участником или свидетелем событий, все равно до конца не разберешься, кто из них был прав, а кто виноват. А рассказ этот нужен для того, чтобы стало понятно: "Зениту" тогда было совсем не до футбола.
Шейнин:
- Комиссия от ЛОМО приехала в Москву, где мы с "Торпедо" играли. В гостиницу "Россия" прибыл Станислав Львов, председатель профкома завода. Были еще секретарь парткома, представитель спорткомитета Виктор Спиридонов. Беседовали с игроками, потом заходят ко мне. Спиридонов говорит: "Мы посоветовались, приняли решение. С вами невозможно работать". - "Я все понял". - "Нет, не поняли. С вами невозможно работать, потому что вы пашете. А Матросов и компания бездельничают. Поэтому вы в команде остаетесь а этих людей мы убираем".
Они и убрали Лохова с Матросовым. С Лоховым, кстати, мы до сих пор вместе в школе "Зенит" работаем. А почему нет? Нормальный тренер. Для меня главное, чтобы дело делалось.
С Садыриным мы уже через много лет отношения восстановили. Каждую годовщину августовского путча в Питере проводился турнир. Ветераны играли, правительство города. Там и встретились. Пал Федорыч увидел меня и говорит: "Давно хотел тебе сказать, что можно было много хороших дел сделать". Он вообще колоритный человек был, с юмором. Много фирменных фразу него было. К примеру: "Я - категорически за!" Просто очень доверчивый был. И жизнь его за это била.
И вот - рядовое заседание спорткомитета Ленинграда. Экстраординарным его делало только то, что итоги первого круга, которые должны были обсуждаться, стали для "Зенита" неутешительными: недавний чемпион СССР шел на предпоследнем месте. Ни о какой "бомбе" никто и ведать не ведал, иначе не стала бы эта история достоянием общественности. Причем в прямом эфире!
Орлов:
- Мы спокойно поставили технику, Попов не был против - заседание-то было плановым. И вдруг за полчаса до эфира мне дают прочитать это письмо. По-моему, Баранник мне его показал. А может, Афанасьев. Садырин ни о чем не знал. Я тут же сказал режиссеру Эрнесту Серебренникову: сейчас будет "бомба" - письмо игроков. И он дал команду операторам, чтобы снимали его крупным планом. Это была фантастическая передача - как нынешние реалити-шоу, только на таком уровне и с такими людьми! При этом могу представить, что творилось в душе того же Серебренникова, который всегда поддерживает тренеров. С Морозовым он вообще до последних дней дружил. И у меня с Пашей были отличные отношения. Но мы обязаны были делать свою работу.
О сюжете того заседания, а также нескольких последующих дней, существуют разные данные. Едва ли не полярные. Что и неудивительно: было-то все 22 года назад, и мало найдется людей, у которых за такой срок не стираются из памяти не то что детали, но и хронология событий вообще. Поэтому, не претендуя на восстановление полной исторической правды, составим мозаику из разных цитат.
Орлов:
- Я был абсолютно уверен, что Садырин устоит - настолько велик был его авторитет. И даже после письма его не стали сразу увольнять. Наоборот, сказали: Павел Федорович, наведите порядок. Спорткомитет не был уполномочен решать такие вопросы, как назначение и увольнение тренера, это была епархия Ленинградского обкома КПСС.
И после письма меня в числе нескольких журналистов вызвали в обком. Заведующая отделом пропаганды Галина Ивановна Баринова говорит: "Спорткомитет предлагает вместо Садырина назначить Станислава Завидонова". Прекрасно помню собственную реакцию: "А зачем? Если вы хотите, чтобы Завидонов был тренером, назначьте его помощником Павла Федоровича. Но Садырина увольнять нельзя!" - "А что надо делать в сложившейся ситуации Садырину?" - спросила меня Баринова. - "Да убрать зачинщиков!" После чего Садырину дали карт-бланш на то, чтобы он убрал из команды всех, кого считает нужным.
И тут Садырин вдруг сделал великодушный жест - заявил, что никого убирать не будет! Эти люди стали вместе с ним чемпионами Союза, и у Пал Федорыча просто не поднялась рука выгонять их из "Зенита". Точно помню, что это было - и произвело на меня сильнейшее впечатление. А спорткомитет города воспользовался слабиной, которую дал тренер, и "додавил" его. Прошло несколько дней - и по решению обкома КПСС Садырин был отстранен от должности старшего тренера. Я уже тогда понимал, что это страшная история…
"Ни одно благодеяние не остается безнаказанным", - вы не вспомнили любимую поговорку бабушки Розенбаума, читая эти воспоминания Орлова? Так все было или иначе - конечно, сейчас уже не докажешь. Но садыринский характер дает основания полагать, что подобное было возможно. Внешняя грубость, невоздержанность на язык сочеталась в тренере с отходчивостью и сентиментальностью. И в то, что в самый последний момент, когда ему сказали: "Убирай!", он не решился нажать на курок, я могу поверить. А вот у его оппонентов - не игроков, разумеется, а тех, кто их накручивал - хладнокровия оказалось побольше.
По мнению Шейнина, дело было иначе:
- Вначале было обсуждение итогов первого круга, и Садырина уже было оставили на своем посту. И тут встал Петр Тресков (многолетний работник питерского футбола и "Зенита". - Прим. И. Р. ) и говорит: есть письмо футболистов. У меня была пленка с записью этого трехчасового заседания спорткомитета. Но потом дал кому-то посмотреть - и с концами. Жалко. На том заседании Садырина и сняли.
И, наконец, рассказ Баранника. Скорее даже не рассказ, а исповедь.
- После того письма были попытки оставить Садырина на посту тренера. На базу приехало руководство ЛОМО, с нами долго говорили, уговаривали отказаться, извиниться и прочее. После чего было объявлено собрание команды. Пришел и Павел Федорович. Спросил: "Ну что будем делать?"
Не хочу этим бравировать - но тогда встал я. Набрался смелости и сказал при всех: "Пал Федорыч, вот я подписал это письмо. Не знаю, правильно сделал или нет - но сделал. И для меня пути назад нет. Прошу вас - если вы останетесь, отпустите меня, пожалуйста, из команды".
Может, это оказало какое-то влияние на итоговое решение, но не считаю, что совершил что-то плохое. Я же не сказал, что Садырин должен уйти. Я сказал, чтобы меня отпустили, если он останется. Потому что в этом случае я не смогу чувствовать себя нормально в команде, у меня будет чувство вины перед тренером.