Я такой человек, что если под чем-то подписываюсь, то делаю это абсолютно осознанно, исходя из четких критериев. Садырина я всю жизнь уважал, мы потом встретились, обнялись и расцеловались, и я понял, что с его стороны все забыто - а с моей, естественно, никакого осадка и не могло оставаться. Но когда ты делаешь такой шаг - потом очень сложно, по крайней мере, лично для меня, идти на попятную. Это решение было выстрадано и на тот момент казалось мне единственно возможным и правильным, от чего я до сих пор не отказываюсь. Команда была неуправляема.
Потом я уже понял, что разные люди подписывали письмо из разных побуждений. Кто-то не попадал в состав, не получал из-за этого премиальных - и страдало материальное положение его и семьи. И человек надеялся, что при новом тренере он будет играть и получать больше денег. Я же, хоть мне три года и не давали возможность выкупить обещанную машину, исходил не из денежных побуждений. Я просто видел, что Садырин, взяв на себя раздачу благ, потерял те отношения с футболистами, за которые мы его ценили и даже боготворили. Павел Федорович был таким же молодым тренером, какими мы были молодыми игроками. Понятие "медные трубы" существует не только для юных.
Из-за большой победы, из-за распределения квартир и машин он запутался, растворился в этом - и все то, на чем строилась его команда, исчезло. И тогда я пришел к окончательному выводу, что тренер не может быть менеджером. Он должен только тренировать.
Что произошло после моего высказывания? Не помню. У меня с тех пор выросло двое детей, я много лет прожил в другой стране. Та реальность несколько заслонила для меня эту. Но до сих пор помню, как же мне было тяжело решиться и встать тогда, когда напротив стоял человек, которого я боготворю. Несмотря на все разногласия, которые между нами были. В итоге ушел не я, а он и Садырин вновь стал чемпионом с ЦСКА, а я засиделся в "Зените" и по большому счету себя не реализовал.
Эх, если бы можно было вернуть Пал Федорыча и посадить сейчас вот здесь, перед нами… И открыто поговорить о его чувствах, о моих чувствах, обо всем, что тогда случилось. К счастью, после тех событий нам еще довелось встретиться, у меня даже есть фотография. Вот только он уже тяжело болел. Встреча была очень теплой. И у меня от сердца отлегло, поскольку я понял: для него это был такой маленький инцидент в такой большой жизни.
Садырин наверняка понял, что у меня все это было от чистого сердца. Может, я заблуждался, может, кто-то на нас исподволь воздействовал. Но это было искреннее заблуждение. Пал Федорыч был отходчивым - и он не затаил зла. Думаю, что эта история его многому научила. Ведь, к сожалению, шишки можно набивать только на своих ошибках. По крайней мере, я разговаривал с ребятами из его ЦСКА, и все, кто с ним работал, глубоко его уважали и говорили о нем только теплые слова.
Пронзительный монолог Баранника закончился весьма спорным умозаключением. Нет, жизнь как раз показала, что каких-то глубоких выводов из происшедшего Садырин для себя не сделал. Действительно, в ЦСКА он был таким же, как на первом этапе в "Зените". Собрал уже разбегавшуюся по городам и весям команду. Тут же вывел ее из первой лиги в высшую. На первый сезон в высшей лиге взял серебро, на второй - золото. А потом, не успев (наверное, к счастью) дойти до второго зенитовского этапа, был назначен первым главным тренером в истории сборной России.
Но там-то, в национальной команде, его вновь ждал конфликт с игроками. И очередное их письмо с требованием о смене тренера - по ним Садырин, думаю, рекордсмен всех времен и народов!
Подробно возвращаться к этой истории здесь не буду - если кому интересно, можете прочитать ее хронику в моей книге "Наша футбольная Russia". Но сходств много. И в хаосе вокруг решения материальных вопросов (для Садырина они никогда не были главными, чего многие игроки не понимали и понять не могли). И в обилии "третьих лиц" вокруг команды - в том числе тех, кому очень хотелось половить рыбки в мутной воде. И, наконец, в том, что выдержки и терпения у Садырина со времен "Зенита" не прибавилось. А в общении с футболистами-легионерами, привыкшими к западной тренерской корректности, это было очень важно. Павел Федорович этого не понял - и, произведя поначалу великолепное впечатление на игроков своей искренностью и отсутствием двойного дна, сам же потом многое испортил.
Но, несмотря ни на что, Садырин - выдающаяся личность в истории нашего футбола. Человек в футляре наоборот. Бушующая, резкая, чувствительная натура, у которой что на уме, то и на языке. Его бесполезно было заставлять меняться, его нужно было принимать таким, каким он был. И когда его вдова Татьяна Яковлевна видит зенитовские и армейские шарфики на могиле мужа, ей - и всем нам - становится ясно: люди его таким приняли навсегда. И любили его недостатки так же, как и достоинства.
Садырин, в конце концов, сформировал как игрока и как личность рекордсмена чемпионатов мира по числу голов в одном матче Олега Саленко. Обладателя "Золотого мяча" лучшему снайперу ЧМ-94 в США, автора пяти мячей в ворота Камеруна (забитых как раз при Садырине) спрашивали:
- Садырина можно считать крестным отцом Саленко?
- Вне всякого сомнения. Исключительной душевности человеком Павел Федорович был, царствие ему небесное. Как же его жизнь футбольная моментами ломала! Но каждый раз он выстаивал. Вот так, сжигая себя, и ушел безвременно. Редким для тренера даром обладал - находить общий язык с любым игроком.
- А как же конфликты с командой - и в "Зените", и в сборной перед мировым чемпионатом в США?
- В "Зените", в 87-м, когда неудачи пошли, Садырина руководство убрать хотело, но решило это сделать руками футболистов, которые должны были написать соответствующее письмо на имя начальников.
- Вы его подписывали ?
- Нет. Мне сразу сказали: ты еще молодой и в это дело не лезь.
Саленко дебютировал в чемпионате СССР в 16 лет - для советского чемпионата возраст немыслимый. Более того, первый свой гол в союзном первенстве Саленко с паса Дмитриева забил в стартовом матче в карьере - против московского "Динамо"! Как гол в первой же игре, так и возраст - 16 лет и 126 дней - стали рекордами высшей лиги чемпионата СССР. И хоть настоящий толчок для его международной карьеры дало киевское "Динамо", на вопрос: "Что чаще будете вспоминать из футбольной жизни - "Зенит" или киевское "Динамо"?" нападающий ответил без раздумий:
- Конечно, "Зенит". Разве первая любовь забывается? А Садырину век буду благодарен. Кто еще в союзном чемпионате рискнул бы выпустить на поле 16-летнего пацана, да еще в стартовом матче чемпионата на выезде и при счете 3:3 - после чего я и забил победный четвертый мяч?!
Баранник формулирует очень важное:
- Самая большая трагедия для Питера - это даже не то, что Садырин тогда ушел. Тренеры, в конце концов, приходят и уходят - даже самые великие. Трагедия в том, что после него никто не пришел. И поэтому до сих пор корю себя за то, что произошло. Поскольку считаю себя в определенной степени к этому причастным - хотя, повторюсь, от своего решения подписать то письмо не отрекаюсь. Я поступил так, как чувствовал. Никто не брал мою руку и не водил ею по той бумаге. Это было мое решение.
Но жизнь показала, что оно было ошибкой. Может, Павлу Федоровичу не хватило гибкости. Может, вокруг него или в руководстве города и ленинградского спорта не нашлось людей, которые смогли или захотели бы потушить огонь конфликта. Однако факт остается фактом - после того, как ушел Садырин и вплоть до его же возвращения, питерский футбол десять лет находился непонятно где. Пару лет после отставки Пал Федорыча еще покарабкались на старом багаже - и все!
Наша проблема была в том, что мы думали: пусть сейчас уйдет Садырин, но у нас такой коллектив, костяк, который не позволит команде развалиться. А потом придет какой-нибудь тренер, поддержит, объединит нас - и мы опять отправимся совершать подвиги. На деле же вышло так, что команда стала распадаться. Те, кто приходил на место Садырина, не были такими личностями, какой должен быть главный тренер серьезной команды. Не было Морозова, не было Садырина. Те, кто пришел на их место, наверное, хорошие люди, приличные в прошлом футболисты. Но в тот момент той команде, как оказалось, нужен был Тренер. И его отсутствие нас добило.
То, что произошло после отставки Садырина, подтвердило, что мы уже не были той командой, какой себя по-прежнему считали. Оказалось, что Пал Федорыч и являлся такой объединяющей силой, тем стержнем, вокруг которого и существовал тот "Зенит". Стержень вынули, и все рассыпалось.
Добавить к словам Баранника нечего. Только если с помощью ряда фрагментов того, что происходило в "Зените" после Садырина.
Глава III. На дне
Остаток 87-го и 88-й "Зенит", оставшись без Садырина, еще как-то продержался. Более того, по итогам чемпионата-88 попал в Кубок УЕФА, откуда осенью 89-го был жестоко изгнан немецким "Штутгартом" - 0:1, 0:5. Когда ровно 20 лет спустя, в феврале 2009-го, питерцы в ранге обладателя этого самого Кубка победят тот же "Штутгарт" и на своем, и на чужом поле, в реальность того унижения уже будет трудно поверить…
Но это - было. И вылет из высшей лиги первенства СССР в 89-м тоже был. И два года в первой лиге союзного первенства, а потом еще три - российского. И череда тренеров, строем прошедших через "Зенит" за эти смутные годы. И непрекращающиеся скандалы, дрязги, безденежье. И, казалось, отсутствие каких-либо шансов на возрождение. Шесть лет - с 89-го по 94-й - были для "Зенита" одним непрекращающимся кошмаром.
Вдумаемся: это было всего 15 лет назад. А сейчас, когда я пишу эти строки, "Зенит" - действующий обладатель Кубка УЕФА и Суперкубка Европы, преуспевающий клуб с богатейшей компанией-владельцем, с тренером мирового уровня, с группой бронзовых призеров чемпионата Европы в составе. Россиян, между прочим.
Говорит это об одном: никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя терять надежду. Пока мы живы, пока к чему-то стремимся - случиться может любое чудо.
Но в конце 80-х "Зенит" неотвратимо погружался в болото, на каких когда-то был возведен его город. Уход Садырина не снял проблемы, как о том грезили футболисты, а многократно их углубил. Игроки в команде оставались прежние, но отношения внутри коллектива были уже совсем иными. Начались конфликты и на личной почве, причем даже между друзьями. Об одном из таких питерский журналист Борис Ходоровский в интервью изданию "Спорт уик-энд" спросил Баранника:
"- История с вами и Сергеем Дмитриевым, к которому ушла ваша первая жена, сильно расколола коллектив?
- Это только усугубило раскол… В "Зените" были люди, которые поддержали меня, были те, кто встал на сторону Дмитриева - это нормально. Главная сложность состояла в том, что мы с Сергеем были друзьями - не разлей вода. Больше времени проводили вместе на сборах, чем в семьях. Вокруг нас складывалось свое окружение, и случай разрушил не только две семьи, но и расколол весь наш мирок. Сергей уехал, потом я уехал. Наверное, он был действительно настоящим другом, пожертвовал собой. То, как сложилась моя дальнейшая судьба, подтверждает старую истину: все, что ни делается - к лучшему. Ни зла, ни обиды давно уже нет. Исходя из этого опыта, сделал вывод: что бы ни случилось, надо жить и работать".
На эту тему я ни с Баранником, ни с Дмитриевым говорить не стал, и сделал это абсолютно осознанно. Копаться в личной жизни людей считаю для себя неприемлемым, а цитату эту привел лишь потому, что она уже выходила в открытой печати. И дает некоторое представление о том, какие формы принимало падение чемпионского "Зенита".
А вот фраза еще из одного интервью Баранника - журналисту "Спорт-Экспресса" Александру Кузьмину в 1997 году: "После ухода Садырина не нашлось человека, который бы нам твердо сказал: "Кто не хочет оставаться в "Зените" - милости просим на все четыре стороны". Выдергивали двух-трех человек и начинали их "душить", делая козлами отпущения. За три года в "Зените" сменилось шесть тренеров (!), но никто ничего не мог изменить, потому что в команде уже выработалась стена самозащиты. Отпустить бы тех, кто хотел уйти, потом к оставшимся добавить новичков, и можно было бы спокойно работать. Так нет же. Нам, наоборот, не переставали твердить: "Вы нигде играть не будете! Мы вас всех в дерьмо окунем!""
* * *
И окунали. С головой. С особым "удовольствием" футболисты вспоминают период правления старшего тренера Станислава Завидонова и его помощника, известнейшего в прошлом питерского игрока Льва Бурчалкина.
Баранник:
- Бурчалкин был прекрасным футболистом, но в бытность вторым тренером спокойно подходил и спрашивал: "Ну что, сдал игру?" Для меня это было что-то дикое. И ведь главное: обвиняли в продаже матчей - и ставили на следующие, и никуда не отпускали! Если бы я знал или даже подозревал, что мои игроки торгуют матчами, у меня бы играл кто угодно - дублеры, мальчишки из школы, - но только не они. Тебя поставили тренером - тренируй! А если не справляешься, не начинай перекладывать вину на других, распускать слухи, что кто-то матчи сдает. К сожалению, очень многие скрывают свои недостатки за обвинениями в адрес других. И во времена Завидонова и Бурчалкина было именно так. Поэтому с ними у меня отношения не сложились.
А странные матчи иногда случались. Однажды в южной республике бывшего Союза наш тренер - не буду называть кто - выставил очень неожиданный, причем даже для нас самих, стартовый состав. Вышли все молодые. Потом стало ясно, что мы должны были этот матч проиграть. Но мы уперлись и сыграли вничью. Я в конце игры стал понимать что что-то не так, когда соперники начали кричать нашему вратарю: "Ты чего? Давай!" А он в ответ: "Да я что, сам себе заброшу?!" Потом был большой скандал. Видимо, деньги предложили руководству. Оно, похоже, согласилось, но игрокам ничего не сказало - чтобы не делиться. Просто поставили немножко необычный состав, рассчитывая, что хозяева выиграют и так. А они не смогли…
На исходе сезона-88 тренер Завидонов обвинил Дмитриева в продаже игры чемпиону - "Днепру".
Дмитриев:
- Была такая история. И "Днепр" действительно "закидывал удочки". Я ответил, что подобные вопросы может решать только команда. Или все сдают, или никто. Команда сказала - нет. В результате играли по-настоящему, но днепропетровцы все-таки победили - 1:0. После той игры тренеры стали искать козлов отпущения. Меня на последние два матча отправили в дубль, а Давыдова вообще отчислили - заявив, что он уже ветеран и команде помочь не сможет.
А подоплека была ясна. Давыдов имел все шансы побить рекорд Бурчалкина по числу сыгранных матчей за "Зенит". О покойниках плохо не говорят, а Льва Дмитриевича уже нет в живых. Но все так и было, и Толик (Давыдов. - Прим. И. Р. ) это знает. Давыдова списали, а он потом еще играл десять лет. И даже с собственным сыном в "Зените" успел на поле выйти, закончив карьеру в 43 года. А тогда "ушли" из команды и его, и Клементьева…
Обо мне в клубе уже знали, что ухожу, и они ничего не смогут с этим сделать. И вдогонку решили сказать "спасибо" за все годы, которые провел в "Зените". А ведь я в том сезоне стал лучшим бомбардиром команды. Хотя в первой игре чемпионата получил травму, и год играл с грыжей. У меня разорвались паховые кольца, я не мог ни встать, ни сесть. Перед игрой мне кололи в задницу анальгин, и только после этого я мог играть. А когда боль стала невыносимой, и на поле я выходить больше не был способен, они сказали, что я "кошу", поскольку собираюсь уйти из команды. И, наконец, тот матч с "Днепром"… А в московском "Динамо", когда я туда перешел, мне в больнице сделали операцию и сказали, что грыжа была такая "махровая", что с ней играть вообще было невозможно.
Давыдов:
- Мне было уже 34, а тогда считалось, что после "тридцатника" надо заканчивать. Но я-то чувствовал, что здоровья - море, и желания продолжать карьеру - тоже. А потому обидно было слышать слова: "Анатолий, наверное, на следующий год расстанемся". Не помню точно, но, наверное, Завидонов сказал, он же был старшим тренером.
Тогда уже чувствовалось, что коллектив потихоньку разваливается, и я сказал кому-то из тренеров: "В будущем году будет тяжело". В ответ прозвучало: "Почему ты так считаешь? Если ты уходишь, значит, команде будет тяжело?!" Люди не понимали, что дело не во мне.
Слухи о том, что это произошло из-за рекорда Бурчалкина… Об этом можно только догадываться. Но талантливый мальчишка Вася Иванов, которому я в торжественной обстановке передал свою майку, наверное, на тот момент еще не был готов к такому уровню. Хорошо хоть устроили мне красивые проводы - прощальный матч, концерт в СКК, на котором Саша Розенбаум пел. Но я-то заканчивать не собирался, и потому чувствовал себя неуютно.
Давыдов поедет во вторую лигу в Тольятти, затем в Финляндию и Китай, где надо будет сдавать адские нормативы по физподготовке. И если его намного более молодой земляк Александр Панов их не потянет, то "дядя Толя" (так его по сей день называет Баранник) - запросто. Феноменальное здоровье!
А закончит Давыдов карьеру игрока в… родном "Зените". В 97-м проведет несколько официальных матчей чемпионата России под руководством Анатолия Бышовца вместе со своим сыном Дмитрием. Такого в российском первенстве ни разу не было до него - и вряд ли будет.
Давыдова хотя бы красиво проводили - пусть и за девять лет до окончания карьеры. Другие и этим похвастать не могли. Многих вообще никуда не отпускали - помните фразу, процитированную Баранником: "Вы вообще нигде играть не будете! Мы вас всех в дерьмо окунем!"
Дмитриев:
- Это были советские времена, мы не знали своих прав. Не было контрактов, потому что официально отсутствовала профессия - футболист. Сейчас многие из того "Зенита" были бы благодарны судьбе, если бы в 87-м вылетел не ЦСКА, а мы. Потому что перешли бы в нормальные клубы, и карьеры бы не сломались. Но место в высшей лиге "Зенит" сохранил - и зачем? Все равно через два года вылетел, а люди бы не деградировали. Мне-то удалось уйти - хотя не туда, куда нужно. Обидно потом было, что пошел не в киевское "Динамо" или "Спартак", куда звали, а в "Динамо" (Москва). Потом, правда, перешел к Садырину в ЦСКА, вновь стал чемпионом Союза - но в сборную меня уже больше не вызывали…