Садырина я помню еще игроком. Это был сильный, в хорошем смысле слова злой и духовитый футболист. Недаром потом я дружил с Пашей и с Лешей Степановым - таким же по духу. На поле они убивались, а за его пределами были добрыми и душевными людьми. И поступок Паши, когда он спас утопающего около базы, был абсолютно в его характере. Это был действительно великий человек. И питерский до мозга костей, что очень важно - хоть и родился в Перми.
Фраза: "Оштрафованы будут те, кого здесь нет!", когда он увидел выпивающих после матча игроков? Тоже вполне в его духе. Нет, он не потворствовал пьянству, но понимал, что футболисты не должны безвылазно сидеть на базе, что они не роботы, у них есть семьи, и ничто человеческое им не чуждо. Конечно, я не наблюдал его в воспитательном процессе с глазу на глаз с кем-либо из игроков. И думаю, что человеком он был достаточно требовательным, но при этом - довольно либеральным тренером. Садырин не был самодуром, апологетом и мессией. С ним можно было разговаривать, ему можно было что-то рассказать и доказать. У него был романтизм в глазах.
Как и у ребят, которые были очень разными, но любил я их одинаково. Вот Толя Давыдов, человек очень красивый и правильный, в хорошем смысле слова. Такой же интеллигентный трудяга, как позже Кобелев, а теперь Тихонов и Семак. Один из моих любимых типов игрока, и я с удовольствием спел для него на прощальном вечере, когда он уходил из "Зенита". А вот совсем другой - Юра Желудков. Сегодня хочу - сыграю так, что весь Питер будет в кайфе, а завтра не в духе - и провалюсь. Он очень зависел от настроения, но, как никто другой, мог выдать что-то сумасшедшее. Именно в его майке под 8-м номером я вышел в 91-м году на чествование ЦСКА и спел песню ""Зенит" - чемпион!". И никто не свистел, потому что и зенитовцев бывших в команде хватало, и Пал Федорыча болельщики обожали. Вот Броха, Валера Брошин, который всю игру как челнок чесал туда-сюда. Вот Степа, Леха Степанов, боец без страха и упрека. И так всех можно перечислять. Каждый был личностью, а все вместе они были Командой.
Я много лет работаю с одними и теми же музыкантами. И в отношении к ним нахожусь где-то посередине между Садыриным и Морозовым. Вроде бы мы и "вась-вась", я с ними дружу - но даю им понять, что я хоть и играющий, но тренер. И мне без разницы, есть ли у них консерваторское образование и какие у них заслуги. Мне нужно здесь и сейчас, чтобы они играли музыку, а не ноты.
Есть музыка, а есть ноты, есть футбол, а есть перекидывание мяча. И главное - нужно любить ту музыку, которую играешь. А если ты ее не любишь, то можешь все правильно сыграть, но музыки не будет. И это касается абсолютно любого процесса - хлеб испечь, песню спеть, гол забить. История одна и та же. Чтобы стать в каком угодно деле профессиональным и востребованным человеком, ты должен это дело любить. Садырин - любил. Очень любил. И вообще в той команде 84-го, о которой я вспоминаю с огромной ностальгией, эта любовь была всеобъемлющей. Такой любви в других командах я не встречал.
Розенбаум произносит этот страстный монолог, а я с упоением слушаю слова человека, на чьих песнях рос, а теперь имею счастье общаться с ним лично. И вспоминаю его строки, в которых и кроется успех "Зенита" 1984 года - обычной в общем-то по именам для советского футбола команды.
Я помню, давно учили меня отец мой и мать -
Лечить - так лечить, любить - так любить,
Гулять - так гулять, стрелять - так стрелять!
Но утки уже летят высоко.
Летать - так летать, я им помашу рукой.
* * *
Баранник, размышляя о команде-84, главное сказал в первой же фразе - кстати, лексически нехарактерной для этого интеллигентного, говорящего на прекрасном русском языке (хоть и прожил 17 лет в Норвегии) человека. Тем не менее здорово, что произнес он все именно так, а не более обтекаемо.
- В той команде не было ни одного говнюка. Гнилой человек в том коллективе, наверное, просто не смог бы прижиться. И дедовщины не было. Не будь в "Зените" таких отношений, мы никогда не стали бы чемпионами. В 84-м и до него все были друг за друга. Мы были командой и в хорошем, и в плохом смысле. Вы понимаете, о чем речь. Можно говорить то угодно, но совместная выпивка тогда была неотъемлемой частью нашей жизни. Это ведь был Советский Союз. Игра заканчивается в девять вечера, пока помылся, побрился и выслушал тренера - уже десять, три следующих дня предстоит сидеть на базе на "карантине", а адреналина по горло. Телевидение поздно вечером уже не работает, видика у тебя нет - что делать-то, как стресс снимать?
Сели с ребятами, обсудили игру, каждый высказал друг другу претензии. Это было своеобразное самоочищение. Мы, молодые, отвечали за то, чтобы на столе все было нормально нарезано. Были в Питере места, вроде подсобок у каких-то наших знакомых, управлявших ресторанчиками. Все зависело от результата - если хорошо сыграли, то сидим в самом ресторане, если хуже - то в подсобке.
Конечно, кто-то мог остановиться, кто-то не мог и ехал дальше. Но был закон: не дай бог тебе на следующий день не прийти на тренировку! Тогда тебя осуждали все. Не тренер (с ним - отдельный разговор), а команда. Тебе говорили: "Слушай, парень, если не можешь - не пей, сиди и нарезай, но на тренировку будь любезен выйти, чтобы остальных не "плавить"".
Силой Садырина было то, что он давал такую возможность, поскольку это сплачивало коллектив. Но некоторые не могли остановиться - причем годами. Подчеркиваю - это не вина людей, а беда. У нас не было тогда альтернатив в виде других развлечений. Но всю ту команду нельзя представлять алкоголиками, мы ими не были. Это была своего рода отдушина. Или, как теперь красиво говорят, - реабилитация.
Для меня Пал Федорыч тогда был идеалом тренера. Со временем я понял, что лично мне для того, чтобы хорошо играть, надо морально чувствовать себя комфортно. И тренер нам этот комфорт давал. Садырин был для всех ребят непререкаемым авторитетом. Он прекрасно разбирался в футболе, но был еще достаточно молод для того, чтобы самому выйти на тренировку и показать, как надо. По натуре он был добродушный человек, но, выходя на поле, заводился, становился злющим, рвал и метал, ненавидел проигрывать. К людям он относился исходя из того, что каждый заслуживал, и люди отвечали ему тем же. Контакт был обоюдным.
Это были два совершенно полярных ощущения, когда при виде Морозова нужно было как можно быстрее спрятаться, а когда сталкивались в коридоре с Садыриным, тренер хлопал тебя, пацана, по плечу: "Ну как дела, все в порядке?" Или, если кто-то в карты играл, подходил, смотрел, с юмором комментировал. У Пал Федорыча был нормальный человеческий юмор, ненавязчивый, не пошлый. Юрий Андреевич умел видеть многое в футболе наперед, а Садырин - говорить. Наводить мосты между тренером и игроком.
В советском футболе той поры, думаю, сложно было найти тренеров, которые подбадривали игроков, заряжали их позитивом. Вся наша система была построена на страхе, на том, чтобы искать недостатки. Мы всегда почему-то боролись с недостатками, вместо того, чтобы развивать достоинства - как сделал в сборной России тот же Хиддинк. А у Садырина как раз было так, что если ты сделал хорошо, то к тебе и отнесутся хорошо, а если плохо - то плохо. Поэтому мы все так воспрянули духом. А наше молодое поколение восхищалось Садыриным еще с того момента, когда у него в дубле мы завоевали малые бронзовые медали чемпионата СССР.
Лично для меня одно то, что я играю у Садырина, было счастьем. Для мальчика, который родился на Пороховых, в отдаленном районе Ленинграда, а в 70-е годы с отцом ходил на стадион имени Кирова и смотрел на Садырина-капитана, для парня, который прошел "Кожаный мяч", школу "Зенит", дубль, попадание в главный "Зенит" было сказкой. Я был в полной эйфории и долго не верил, что все происходящее со мной, - правда. Что я нахожусь в одной раздевалке с такими игрочищами, как Ларионов и Желудков, с таким капитаном, как Бирюков. Ко всем этим профессионалам у меня сохранилось огромнейшее уважение.
Вячеслав Мельников добавляет:
- По всему Союзу знали, что больших денег в "Зените" не платят, и мы, как все говорили, играем "за памятники". В смысле - за историю Ленинграда. Во многом это соответствовало действительности. Патриотизм был одним из важнейших факторов. Где вы еще видели, чтобы вся команда-чемпион страны, за исключением трех человек (в том числе меня), и то уже давно "оленинградившихся", была воспитанниками местного футбола? Это уникальный факт. Неудивительно, что наша команда была одной семьей. По крайней мере, до периода медных труб…
Спрашиваю Дмитриева:
- Неужели в том "Зените" не было ни одного стукача? Как-то это не в советских традициях.
Форвард отвечает моментально:
- Уверен, что таких в той команде не было. Ни у Морозова, ни у Садырина.
* * *
Ощущение "команды с нашего двора" было важнейшим не только для молодого Баранника, но и для ветеранов - таких, как Давыдов.
- На футболе сидели наши друзья, жены, родственники, которые сверху смотрели на нашу игру и могли оценивать нас не по чьим-то рассказам, - вспоминает он. - При них невозможно было не показывать свои мужские качества. А Садырина я застал еще игроком - более того, жил с ним, капитаном, в одном номере. После Морозова, заложившего в нас физический фундамент, Павел Федорович раскрепостил нас психологически. Он был демократичным, любил посмеяться с нами, и мы играли не только для себя, но и еще и для него.
А что касается 84-го, то до сезона мы не ставили задачу быть чемпионами. Сначала цель была попасть в пятерку, затем - в тройку, а там уже вошли во вкус и решили, что надо попробовать пройти весь этот путь до конца. То, что это возможно, нам стало ясно туров за пять до конца чемпионата. Плюс, будем объективными, помогли неудачи соперников. "Спартак" тогда рухнул в первом круге и очухался только ближе к концу сезона - но этого хватило только для серебра. Для киевского "Динамо", хоть туда и вернулся Лобановский, тот сезон стал худшим за много лет. А мы сумели воспользоваться осечками конкурентов.
Дмитриев придерживается иной трактовки: поскольку в сезоне-83 "Зенит" занял четвертое место, задачей было занять место выше. То есть попасть в тройку. А чемпионство - оно действительно "нарисовалось" позже.
Но был в сезоне момент, который другую команду, менее крепкую духом, обязательно сломил бы. "Зенит", один из лидеров первенства, вышел в финал Кубка СССР, где ему противостояло московское "Динамо". Прославленный столичный клуб находился в разобранном состоянии и имел все шансы впервые в истории покинуть высшую лигу. А "Зенит" жаждал впервые с 1944 года взять Кубок. И имел для этого, казалось, все шансы.
Основное время завершилось вничью - 0:0. А в дополнительное молодой Александр Бородюк и опытнейший Валерий Газзаев принесли "Динамо" сенсационную победу - 2:0. Поражение было настолько болезненным для Ленинграда, что когда я 19 лет спустя спросил Михаила Боярского о его отношении к Газзаеву, тогдашнему тренеру московских армейцев, Д’Артаньян ответил:
- Отношусь скептически. Но не буду скрывать, что это - предвзятость. До сих пор не могу простить Газзаеву гола в ворота "Зенита" в финале Кубка СССР 84-го года. Прекрасно понимаю, что не прав, но и сегодня ничего не могу с собой поделать.
Уж казалось бы, в том же году "Зенит" выиграл чемпионат и заставил всех забыть о поражении в финале Кубка. Но слова артиста - лучшее доказательство того, какую боль тогда перешли люди на берегах Невы. Садырин сказал команде в самолете после того матча: "Раз проиграли Кубок - значит, надо брать золото. Мы в долгу перед болельщиками".
Если бы все в жизни было так легко… Но Пал Федорычу команда верила. Тем более что после финала он повел себя как мужик и не стал искать крайних среди игроков. Более того - по свидетельству известного питерского журналиста Сергея Бавли, он разрешил команде "нарушить режим" и даже поучаствовал в этом сам. Такое поведение тренера в трудную минуту футболисты оценили. Он показал, что с ними заодно, и это подняло Зенит" на штурм золотой вершины.
Дмитриев:
- Кубок нам помешала выиграть шумиха. До игры уже накрыли для нас ресторан, телевидение снимало нас и в самолете, и в автобусе - будто и не надо никакого финала играть. Пал Федорыч сам первый раз попал в такую ситуацию и, казалось, он тоже находился в некоторой эйфории, поэтому и не смог нас предостеречь.
Мельников:
- Мне кажется, то поражение нас как раз сплотило. Конечно, весь город жил тем финалом - столько лет у Питера не было Кубка. Переживали мы сильно, но это предобморочное состояние было недолго. Вывела из него встреча в Тбилиси, где хозяева всегда играли очень сильно. Незадолго до конца мы "горели" - 0:2 и все-таки невероятным волевым усилием победили - 3:2. Розенбаум потом об этом матче в песне упомянул.
После успеха в Тбилиси "Зенит" впервые вышел в лидеры. И до конца сезона лидерства уже не упустил. В легенду, как вы уже знаете, вошли и другие 3:2 - в Лужниках, у "Спартака".
Зенитовец Аркадий Афанасьев как-то рассказывал:
- Когда Желудков второй раз бил с той же точки, с которой забил первый мяч, стоявший в "стенке" Родионов крикнул Дасаеву: "Он будет в тот же угол бить!" А Дасаев ему ответил: мол, помолчи лучше, твое дело в "стенке" стоять, а я сам разберусь. Желудков бьет - гол, и Родионов кричит Дасаеву: "Ну что я тебе говорил!", - и как начали они ругаться…
В том матче спартаковцы не забили пенальти, а "Зениту" удалось продержаться, несмотря на удаление Клементьева, получившего вторую желтую карточку. Как всегда, команда Садырина взяла свое характером.
А накануне решающих осенних матчей команда отправилась на краткосрочный восстановительный сбор в Сочи.
Мельников:
- К нам был приставлен ученый, профессор Рыбаков. Он провел тестирование, которое показало, что команда устала, и ей нужно пройти реабилитацию. В том числе эмоциональную - то есть сменить обстановку. Руководство выбрало Сочи. Мы играли в большой теннис, набирались здоровья.
Это было как раз на ноябрьские праздники. В этот день во всех городах проводились демонстрации, и было решено, что "Зенит" тоже на нее пойдет. А после нее как было не отметить такой серьезный праздник?
- Сомневаюсь, чтобы Садырин положительно воспринял идею участия футбольной команды в демонстрации. Зачем перед решающими матчами силы тратить?
- А его никто и не спрашивал. Участие в таких демонстрациях было обязательно с политической точки зрения. Тем более у нас были начальники команд, которые отвечали за идейную подготовку и политическую бдительность. Поэтому на демонстрацию мы пошли, а вечером поехали в пансионат в Дагомыс, где по случаю праздника проводилась дискотека. Я и еще часть ребят приняла по чуть-чуть и уехала, а часть осталась продолжать.
В то время в Сочи была жарища - градуса двадцать три. И наутро Пал Федорыч устроил нам тестирование - посмотреть, как мы накануне "отдохнули". Вывел нас на поле и заставил бегать кругов пятнадцать. Некоторые просто умирали, поскольку не спали почти всю ночь. Пробегали мимо массажиста, просили воды и лихорадочно хлебали из носика чайника. Потом тренеры кричали - забрать воду! Массажист, который не хотел лишиться работы, вырывал чайник, и так чуть кому-то зубы не вышибли. Кажется, Давыдову, который как раз в тот момент к чайнику присосался.
Потом Садырин созвал собрание и предупредил, что если: то-то из нас в следующем ключевом матче в Днепропетровске после такого "отдыха" недоработает, он того из команды отчислит. Но прямо там, в Сочи, никаких мер принято не было, нам дали шанс исправиться. И люди выложились по полной программе. Тем более что нас в Днепропетровске изрядно разозлили - дали для тренировки полуспущенные облезлые мячи.
У Дмитриева, правда, своя версия всех этих событий:
- Ребята путают, история с массажистом и водой была в Сочи, но в другой раз - накануне чемпионского сезона. Мы тогда в четвертьфинале Кубка выиграли у "Торпедо" по пенальти - 10:9, а выход в полуфинал давал игрокам звания мастеров спорта. Большинство-то уже получило их за бронзовые медали в 80-м, и мастерами спорта к тому моменту не были только трое - Баранник, Захариков и я. Естественно, нам сказали "проставляться". Заказали тогда ресторан на горе, посидели, отдохнули. А ночью Садырину позвонили и сказали, что его спортсмены якобы буянят за городом. И он на машине поехал всех собирать.
Наутро было собрание, кого-то из тех, кто выпил больше всех, оштрафовали. Вышли на тренировку, и Пал Федорыч говорит: "Так, побежали 20 кругов". По ходу бега некоторых ветеранов, естественно, "подсушивает", они кричат массажисту, тот бежит с фляжкой и дает им воды. Садырин орет ему: "Забери воду, а то уволю!" Массажист бежит к игрокам, но поди отбери у нас флягу - каждый, попив, передает другому. Бежали еле-еле. И после этого тренер еще сказал бежать "тест Купера" - причем добавив, что если не уложимся в норматив, вечером побежим снова! Сейчас бы кто-нибудь наверняка нашел причину отказаться. А мы как понеслись - и уложились все до единого! И все равно Садырин полчаса кипел. Он красный как рак становился, когда начинал орать. Но к вечеру отошел, успокоился, дал нам уже с мячишком поиграть. Мы извинились, и инцидент был исчерпан.
Не знаю, кто из двоих прав, а кто чуток преувеличивает. Да и важно ли это? По-моему, чем больше легенд создается вокруг чемпионства - тем более "вкусно" оно выглядит. А в случае с "Зенитом" и легенд-то особых придумывать не надо - похоже, в той команде хватало настоящих веселых историй. И, что очень важно, золото-84 не было омрачено никаким шлейфом нехороших слухов и подозрений. В его честности не сомневался никто и никогда. А это - важнее всего.
Когда "Зенит" прилетел в Днепропетровск, команду прямо у трапа ждал ее легендарный администратор - Матвей Юдкович. Это был человек, способный делать чудеса на каждодневной основе. Если на вокзале оказывалось, что зенитовцам проданы двойные билеты, и на их местах кто-то уже сидит, для него не было проблемой с кем-то перемолвиться парой слов - и "Зениту" мгновенно прицепляли отдельный вагон. И юмористом Матюша, как его звали в команде, был таким, что плохое настроение у игроков испарялось вмиг. В Днепропетровске он прямо к самолету привез теплую одежду - поскольку из сочинских плюс двадцати команда прилетела в минус десять…