В лесной тишине возникла, организовалась и разнеслась окрест веселая песня, которую повела первым голосом Нина, а вторили ей Антон, Борис и Павел. Пелось в песенке о холодном снеге, о горячем сердце, о живых ключах подо льдом, которых не заморозить самой лютой стуже. В общем, о чем-то таком, зимне-веселом, лихом и радостном.
Быстро помчались лошади. Заулыбались, щуря глаза от ветра, люди. Одна за другой понеслись тройки неширокой просекой среди заваленного снегом леса. Вырвались на опушку, на покрытый снегом простор. И тут перед ними, словно сам собой, из туманной морозной мглы возник обозначенный каменными приворотными столбами белый от инея Китежград.
С шиком развернувшись, тройки затормозили у странного сооружения. Это была старинная, из неохватных бревен, резная изба с вывеской, на которой значилось: "Музейный склад НУИНУ". Сбоку виднелся огромный инвентарный номер. Дверь избы распахнулась, на крыльцо вышел Сатанеев и широким жестом пригласил:
- Прошу!
После чего бросился помогать Алене выбраться из саней. Иван непроизвольно потянулся к Алене и хотел было опередить Сатанеева, но его задержал Ковров.
- Аполлон Митрофанович, - забубнил Камноедов, провожая Сатанеева с Аленой. - А может, в гостиницу их все-таки, а?
- В гостинице бронь. Для комиссии, - отрезал Сатанеев.
- Да как же я их в музей оформлять буду? - продолжал Камноедов.
- Оформляйте как экспонаты.
- Живых?!
- Условно, условно…
- А потом списывать как?
- По акту, как пришедших в негодность.
Антон, Борис и Павел весело переглянулись.
Топая ногами и спотыкаясь о высокий порог, все вваливаются в большую комнату. Стену слева занимает огромная русская печь с многоместной лежанкой. На лежанке в солдатском порядке разложены постельные принадлежности. У противоположной стены - стол, покрытый груботканной скатертью. Под потолком сверкает многосвечовая лампа с абажуром… Повсюду в ярком свете переливаются инвентарные номера.
- Вот-с! - с видимой гордостью произносит Сатанеев. - Здесь и располагайтесь. Простота и, как видите, чистота. Скатерть у нас - самобранка, для служебного пользования. Меню скромное, но питательное.
Метнув взгляд в сторону безмятежно улыбающейся Алены, он понижает голос:
- Ванна и прочие… удобства за углом, в гостинице. Завтра вам оформят пропуска.
- В удобства? - тихо съехидничал Антон.
Сатанеев серьезно посмотрел на него, ехидства не понял, кивнул:
- До 23.00, конечно, как положено.
Пока он говорил, Иван не спускает глаз с Алены и все время порывается приблизиться к ней. Алена тоже искоса поглядывает на Ивана. Сатанеев, заметив эти взгляды, начинает нервничать и старается встать так, чтобы загородить Алену от Ивана. Иван, в свою очередь, почти бессознательно маневрирует, переходя с места на место. Ковров и Брыль с двух сторон, приперли Ивана и теснят его в угол.
- Стой на месте! - шепчет Брыль.
- Не хочу! - отвечает Иван тоже шепотом.
- Себя погубишь! - цедит сквозь зубы Ковров.
- Ну и пусть! - рвется вперед Иван.
- Ее погубишь! - предупреждает Брыль.
- Стою… - шепчет Иван, обмякая.
Вздох облегчения вырывается одновременно из груди Коврова и Брыля.
- Сейчас мы вас оставляем, - объявляет Сатанеев. - Располагайтесь, отдыхайте. А потом милости просим на ученый… Простите, на этот раз художественный совет.
Взяв Алену под руку, он идет к двери. Иван провожает Алену глазами. Ковров и Брыль с нетерпением ждут, когда за Сатанеевым закроется дверь. Словно почувствовав это, он оборачивается и, окинув подчиненных строгим взглядом, напоминает:
- Рабочий день еще не кончился, прошу за мной.
На крыльце, пропустив вперед Коврова с Брылем, Сатанеев в сердцах хлопнул дверью.
- Совершенно невоспитанный молодой человек!
- Вы это о ком? - наивно полюбопытствовала Алена.
- Сами знаете, - обиженно пробурчал Сатанеев. - То-то вы с ним кокетничали!
В избе царило молчание. Только Нина с любопытством посматривала по сторонам, знакомясь с новой обстановкой.
- Нет, это просто немыслимо! - Иван хлопнул ладонью по столу. - Она действительно меня не узнает! Чертовщина какая-то!
- Так ведь и вправду чертовщина, - осторожно напомнил Борис.
- А я вот никакой чертовщины не заметил! - безапелляционно заявил Антон и тоже хлопнул по столу. - По-моему, тут просто…
Но договорить ему не удалось…
- Что угодно, граждане? - осведомился вдруг неприязненный женский голос.
Все вздрогнули. Оглянулись. В комнате никого лишнего не было.
- Так что угодно? - повторил Голос.
- Это вы… нам? - осторожно спросил Антон, убирая руку со стола.
- Вам, а кому ж еще? Что будете заказывать?
- Не понимаю… - Антон беспомощно обернулся к товарищам.
- Я ведь, кажется, русским языком спрашиваю: что заказывать будете?
- То есть в каком смысле? - почему-то заглядывая под стол, осведомился Борис.
- В обыкновенном! - ворчливо ответил Голос - Стучат, требуют, а чего - сами не знают. Потом еще жалуются… Ну, чего будете есть?
- Ребята! - спохватился Павел. - Это же скатерть-самобранка!
Нина взвизгнула от восторга.
- Да, да, самобранка я и есть! Делайте заказы, что ли, раз позвали!
- Сию минуту! - засуетился Антон.
- Не сразу сообразили, - уточнил Павел - самый спокойный, самый молчаливый и самый голодный из всех. - Кому чего, говорите быстрее!
- Мне пирожное, эклер с кремом! - скоренько говорит Нина и даже закатывает глаза от предвкушения.
- Нет пирожных, - категорически заявляет скатерть. - Крем прокис. Дальше.
Нина растерянно умолкает.
- Что ж, - рассудительно говорит Борис, - тогда всем по яичнице… с ветчиной.
- Ветчина кончилась.
- Тогда можно просто, из трех яиц, верно, ребята? - предлагает Павел.
- Из двух будет!
- Хорошо, из двух, - соглашается заметно приунывший здоровяк.
- Так, дальше.
- Тебе чего, Иван? - участливо спрашивает Борис.
- Все равно, - откликается несчастный влюбленный. - Давай чаю.
- Точно, всем чай с лимоном! - подхватывает Антон.
- Вы что, граждане, белены объелись? Какие вам зимой лимоны?
- Ладно, просто с сахаром, - мрачно говорит Павел.
- И по бутерброду с сыром, можно? - робко добавляет Нина.
- Сыра нет.
- А что же есть? - желчно вопрошает Антон.
- Портвейн есть - "Акстафа", "Солнцедар", плодово-ягодное.
- Этого пока не надо, - вздохнул Борис - Не с чего…
- Тогда все, да, ребята? - Антон обвел приятелей глазами.
- Все?! - изумилась скатерть. - Тоже мне - клиенты!
На стол в беспорядке брякнулась кучка чайных ложек, солонка без соли и пустая сахарница.
- М-да, - раздумчиво произнес Борис - Что-то здесь у них тоже еще не отлажено.
- А есть хочется, - тихонько вздохнула Нина.
Борис грозно глянул на сестру. Она умолкла. Иван вдруг вскочил на ноги, с грохотом уронив тяжелую табуретку.
- Все у них отлажено! Чародейство… волшебство… Видали, что они с Аленой сделали? Я к ним не на худсовет, я в прокуратуру пойду!
- И чего шумят, чего шумят, - снова раздался сварливый голос - Нервы только портят! Вот вам заказ, успокойтесь! Было бы из-за чего шум поднимать…
На столе возникают пять сковородок с дымящейся обугленной яичницей и оловянная тарелка с грубо нарезанными ломтями усохшего хлеба.
- Мне бы только до директора этого НУИНУ добраться, - продолжает свой монолог Иван, рубя воздух руками.
- А вот этого совсем не надо, - негромко произносит Ковров, появляясь в дверях. За спиной его топчется Брыль. - Извините, что без приглашения. Еле вырвались. Что тут у вас происходит?
- Словно бы пожар начинается, - вертя головой и принюхиваясь, сообщает Брыль.
Взгляд Коврова падает на стол.
- Ах, вон оно что… - Не раздеваясь, он с размаху бьет кулаком по скатерти.
- Чего шумите, граждане? - сейчас же отзывается сварливый женский голос.
- Ты что себе позволяешь? - свирепо рычит Ковров, выпячивая челюсть. - Ты чем гостей потчуешь?
- Сейчас, сейчас, сию минуту, - испуганно шепчет Голос, и жуткие яичницы с ископаемым хлебом исчезают со стола, а скатерть переворачивается чистой расписной стороной. - Чего прикажете?
- Если еще раз себе позволишь такое… - гремит Ковров, раздеваясь.
- Виновата, виновата, зазевалась…
- Давай фирменную посуду, самовар и все, что к нему полагается! И быстро! Одна нога… или что там у тебя… здесь, другая там!
- Сию минутку! - Перед изумленными москвичами на скатерти с молниеносной быстротой появляются: яичницы с ветчиной, пузатый кипящий самовар с заварочным чайником на конфорке, россыпь пузатых чашек на блюдцах, вазочки с вареньем, корзина дымящейся сдобы, сахарница и расписные деревянные ложки.
- Вот так! - удовлетворенно говорит Ковров и принимается с привычной сноровкой разливать чай.
- Здорово! - искренне воскликнула Нина.
Взрослые засмеялись, задвигались, подставляя чашки. Даже Иван присел к столу, выжидательно поглядывая на Коврова.
- Как вы это с ней ловко! - восхищенно сказал Борис.
- Нас она совершенно не слушалась, - признался Антон.
- Потачку ей давали, вот и не слушалась, - объяснил Ковров. - А у нас разговор короткий: чуть что не так - в нафталин, на вечное хранение. В сфере услуг, знаете ли, пока еще характер требуется. Не докажешь - не получишь!
- Теперь, наверное, полегче будет, когда палочку-выручалочку в строй введем, - вступил в разговор Брыль.
- Палочку-выручалочку? - переспросила Нина. - Что это?
- По номенклатуре - волшебная палочка, - объяснил Ковров, - незаменимая вещь для сферы услуг.
- Она действительно все может? - насторожился Иван. Брыль, потягивая чай из блюдца, утвердительно кивнул.
- Не все, но очень многое, - уточнил Ковров.
- А где она, где? - не утерпела Нина.
- Как и положено - в ларце, - хитро прищурился через блюдце Брыль.
- А, знаю, - разочарованно протянула девочка. - Ларец на дереве, дерево на острове… В общем, разыгрываете, да?
- Ничего подобного, - улыбнулся Брыль. - Ларец в кабинете директора…
- Того самого, которого мне видеть не надо? - спросил Иван, глядя на Коврова.
Тот отодвинул чашку в сторону и сразу стал серьезным.
- Не которого, а которую. Кира Анатольевна Шемаханская. Крупнейшая величина в нашем деле, доктор наук, маг первой статьи. К ней ходить нельзя. Неизвестно, чем это может кончиться. И никому себя объявлять не надо. Алену спасать надо.
- Но как, как это сделать? - сдерживаясь, спросил Иван.
Ковров оценивающе посмотрел на него.
- Есть одна идея, но она требует хладнокровия…
Шемаханская стояла у окна, спиной к Сатанееву.
- Ансамбль, может, и неплохой, только странные они какие-то, - докладывал Сатанеев, сидя в кресле.
- В чем эта странность? - не поворачиваясь, осведомилась Кира.
- Без инструментов… и вообще… - Сатанеев пожал плечами.
- А хорошо поют?
- Алене Игоревне понравилось. Говорит - недурно.
- Ладно. Послушаем. Как она там?
Этот вопрос был задан с видимым трудом.
- Алена Игоревна? - сразу сладко запел Сатанеев. - Удивительно мила. Удивительно! После того… сами знаете… еще очаровательнее стала.
- Понятно, - резко прервала его Кира. - У вас все?
- Гм-гм, - прокашлялся зам по общим вопросам. - Еще вот… Телеграмма от Киврина. Просит встретить завтра. Приезжает восьмичасовым.
- Встречать не надо.
- Но он может сам добраться… до 24 часов.
- Примите меры, чтобы до этого срока он не появлялся в институте.
- Может быть, приказ об увольнении? - быстро спросил Сатанеев, раскрывая принесенную с собой папку. - Я готов взять на себя обязанности вашего зама по науке. Мне это будет нетрудно.
Кира, не оборачиваясь, покачала головой.
- Я не сомневаюсь, что науку вы легко победите, но не стоит вам обременять себя ею. Идите.
Сатанеев молча направился к двери. Уже выходя, обернулся и, увидев у окна строгий силуэт стоящей к нему спиной женщины, пробормотал еле слышно:
- У, ведьма!
Кира не обернулась. Только отражение ее лица в оконном стекле чуть дрогнуло в презрительной усмешке.
В избе завершается трудный разговор.
- Вот так-то, милый Ваня, - говорит Ковров, - Надежда, как видишь, только на тебя.
- Один всего поцелуй у нее выпросить, - проникновенно произносит Брыль. - Только один!
- Замолчи, Фома! - обрывает его Ковров.
- Фома в какой-то степени прав, - раздумчиво говорит Павел. - Действительно, один поцелуй…
- И все же непросто это, - вздыхает Борис. Нина смотрит на всех любопытными глазами.
- Для нее это единственное спасение, - тихо напоминает Ковров.
- Я на все готов, - говорит Иван.
- Тогда пошли. - Ковров поднимается с места. - Худсовет скоро.
- А как же мы без инструментов? - спрашивает Антон.
- У нас в мастерской одна гитара есть. И потом, вы же на всем играть можете, - хитро улыбается Брыль, собирая со стола деревянные ложки.
Ковров аккуратно стучит согнутым пальцем по скатерти.
- Чего изволите? - немедленно отзывается укрощенный Голос.
- Сколько с нас?
- Четыре восемьдесят девять.
Ковров бросает на стол пятерку. Она мгновенно исчезает.
- А сдача где? - сурово произносит Ковров.
- Я думала, вы уже ушли, - обиженно произносит Голос. На столе появляются десять копеек.
- Копейку давай! - неумолимо требует Ковров.
- А "пожалуйста" разве ничего не стоит? - робко спрашивает Голос.
Однако копейка появляется, правда, решеткой вверх.
- "Пожалуйста" у нас в ассортименте. - Непреклонный Ковров забирает копейку.
Дверь в директорский кабинет широко распахнулась.
- Пожалуйста, - радушно приветствовала "артистов" Кира. - Мы вас ждем.
- Давно, - счел необходимым добавить Камноедов. Сатанеев недовольно завозился в кресле и повернулся к Кире, сидевшей рядом.
- Опять - без инструментов! - Он погрозил пальцем Коврову. - А ведь я распоряжение отдал!
Не слушая его, Кира слегка кивнула Алене.
- Что вы нам исполните? - любезно осведомилась Алена. Иван, не отрывавший глаз от девушки, облизнул пересохшие губы.
- Одну песню, которую, возможно, вы вспомните…
- Обратите внимание, как он на нее смотрит, - возмущенно забубнил Кире Сатанеев. - Прямо даже… неприлично как-то!
- А мне молодой человек нравится. - Кира усмехнулась.
- Здесь мы с вами не совпадаем, - сердито буркнул Сатанеев.
Кира ничего не ответила. Иван откашлялся и, по-прежнему глядя на Алену, произнес:
- Песня о Снегурочке.
- Очень хорошо, - улыбнулась Алена и посмотрела на Киру. - Прямо для Нового года.
Неожиданно секретарша, сидевшая за спиной Киры, подалась вперед.
- Простите, можно спросить? Это для протокола…
- Да? - Кира недовольно обернулась.
- Как называется ансамбль?
Этот вопрос оказался для ансамбля явно неожиданным. "Артисты" начали шептаться.
Брыль и Ковров переглянулись.
Нина, оттесненная шепчущимися мужчинами, вдруг повернулась к Кире и громко объявила:
- Ансамбль "Пятеро смелых"!
Мужская группа разом вздрогнула, распалась и непроизвольно выстроилась, поняв, что название у них уже есть. Исполнители выхватили деревянные ложки. Только Борис вытащил из-за спины старую, чудом склеенную гитару. Прозвучал сильный аккорд. Ударили ложки, потом вступили голоса. И зазвучала мелодия. Та самая, которую пели по телефону друзья Алене, которую слышал и сразу узнал Сатанеев, отчего он вздрогнул и поежился, внимательно следя за Аленой. Но на этот раз мелодия звучала не так дробно и весело, в ней слышалась грусть, тревога. Потом вступила Нина, и полилась песня о Снегурочке - холодной, прекрасной, гордой и недоступной, которая живет в самой глубине заповедного леса. Но почему по вечерам ее холодное сердечко сжимает тоска? И тогда она тихо выходит на опушку, таясь от лесных обитателей, от старого Деда Мороза, чтобы полюбоваться далекими россыпями огней человеческих городов, послушать голоса пролетающих самолетов и помечтать о ком-то, кого она еще и сама не знает.
Поют, слагая мелодию, мужские голоса, ведет песню Нина, и все участники этой сцены по-разному и с разными чувствами поглядывают на Алену. С надеждой и трепетом смотрит на невесту Иван. Подозрительно шарит глазами по лицам присутствующих Сатанеев, наливаясь злостью, косится на Киру - придет ли она ему на помощь в критическую минуту, если такая наступит. Ведь должна прийти, просто обязана!
Задумчиво смотрит перед собой Кира, лишь изредка вскидывая глаза на Алену, к которой обращена песня. И весь ансамбль смотрит на девушку. Смотрят Ковров и Брыль, ожидая ее реакцию, смотрит Нина. И только Камноедов ни на кого не смотрит. Он спит.
А Алена безмятежно и заинтересованно слушает. Лишь раз, в конце песни, пробежало по ее лицу легкое облачко, такое же неуловимое, как при встрече с Иваном у станции. Пробежало и исчезло.
Ковров отвернулся. Сатанеев облегченно вздохнул. Песня кончилась. Воцарилось молчание. Иван неотрывно глядел на Алену, а она повернулась к Кире. Но та сидела, задумавшись. Камноедов спал, и в наступившей тишине стало слышно, как он мерно посвистывает носом. Первой решила нарушить молчание Нина. Она шагнула вперед, оказалась рядом с Аленой и тронула ее руку.
- Вам не понравилось?
Алена обернулась к девочке.
- Нет, нет, очень… мило. Во всяком случае, ты просто молодец!
И, привстав с кресла, она поцеловала девочку. Глаза Нины расширились. Схватив Алену за руку, она потащила ее за собой, к Ивану.
- Не меня, не меня! Его поцелуйте! Это он, он песню придумал, скорее, ну, прошу вас, очень прошу!