- Вот, - сказал я ему. - Идите в ванную, Оскар. "Девон" на туалетной полочке - таблетку в рот, четыре в воду. Водка под умывальником. Мы вас подождем с Марией. А потом вы нам расскажете - громко, вслух, своим товарищам по работе - об ощущениях и переживаниях. А мы… вернее, Мария послушает, а я, так и быть, выйду.
Оскар слегка покраснел и положил приемник на стол. Снова воцарилось молчание.
- Вы думаете, он не расскажет? - спросил Мария.
- Думаю, что нет. Нужно быть животным, чтобы рассказывать об этом. А животные молчат. Они знай себе давят на рычаг.
Они не поняли, и я рассказал про опыты с мозговой стимуляцией.
- Гм, - сказал Оскар, - Я что-то слыхал об этом… Чувствовалось, что ему страсть как не хочется расставаться со своей версией. Мария встал и угрюмо сказал:
- Дайте мне этот приемник. Пойду попробую. А потом поговорим. Где у вас тут ванная?
Я проводил его, и он заперся. Было слышно, как он там все роняет.
- Странное дело, - сказал Оскар.
- Страшное дело, - поправил я. - Это вам не гангстеры. Ясно даже и ежу, как говаривал Владимир Юрковский.
- Кто? - спросил Оскар.
- Юрковский. Был такой известный планетолог.
- А, - сказал Оскар, - Между прочим, на площади против "Олимпика" стоит памятник Юрковскому.
- Это тот самый, - сказал я, - Хорошая скульптура.
- Вряд ли, - возразил Оскар. - Этот Юрковский прославился тем, что сорвал банк в электронную рулетку. Впервые в истории. Этот подвиг они и решили увековечить.
- Я ожидал чего-нибудь в этом роде, - пробормотал я.
В ванной журчала вода, весело взревывал приемник. Потом наверху что-то сердито крикнула Вузи и тонко и жалобно заплакал Лэн. Я уже знал, что не уеду отсюда. Я понятия не имел, что здесь можно сделать, в этой отравленной стране, съеденной вещами, но я знал, что не уеду отсюда, пока мне позволяет закон об иммиграции, а когда он перестанет позволять, я его нарушу.
Позже Стругацкие решают переделать окончание повести, пользуясь ими же составленным планом:
1. Что такое слег?
2. Марию в ванне заливают чернилами.
3. Памятник Юрковскому.
4. Реакция на объяснение.
5. Аргументации.
6. Что такое решение проблемы.
7. Жилин подает в отставку.
Люди действия. Гордятся, что действуют без предвзятости и без социальных предрассудков. На самом деле - всегда один и тот же предрассудок: предусматривается принятие решения на немедленное кардинальное действие. Хорошо показали себя там, где надо стрелять, брать, рубить, и их по инерции посадили на это место.
И ещё об одном. Стругацкие, как и всякий автор, окончив рукопись, давали ее почитать своим друзьям. Неизвестно, кто именно читал тогда рукопись ХВВ, но на полях он оставил язвительные записи. Стругацкие не отреагировали на них, поэтому слова, к которым "цеплялся" читатель, остались не измененными. К имени "Вузи": "А у нее нет сестры Рабфаки? Или Техникуми? Тоже ведь красиво!" К "светски содрогаясь": "Аркадий! Покажи, как это делается! Умираю от любопытства!" К "тетя Вайна": "Почему - тетя? За тетю не было сказано". К "портниха": "А почему - если салон, то портниха? Скорее уж - парикмахер". К слову "ёкало": "Щеки все же не селезенка - как это ими ёкать. И слышал ли ты, друг мой, как вообще ёкает?" К "веки тяжелы от бессонницы и усталости": "Что он их, взвешивал?"
ИЗДАНИЯ
Рассказывая, как проходила рукопись ХВВ через рогатки издательства и цензоров, БНС в "Комментариях" упоминает о предисловии, написанном самими Авторами, которое должно было смягчить это прохождение. Из письма АНС: "…ХВВ подписана главным редактором без чтения (вероятно, прочитал авторское предисловие и удовлетворился)…" Само авторское предисловие в архиве не сохранилось, остался лишь черновик его начала:
ОТ АВТОРОВ
На наш взгляд самым страшным свойством буржуазной идеологии является ее способность разлагать души людей, ежедневно и ежечасно пополнять ряды корыстолюбцев, потребителей, паразитов, ищущих в мире только сытости и наслаждений. И особенно страшным представляется действие этой идеологии в условиях материального довольства. В этих условиях человек, лишенный истинно человеческого взгляда на мир, считающий труд не величайшим достижением в мире, а докучным неизбежным злом, человек эгоистический, антисоциальный, лишенный представления о том счастье, которое дается ощущением единства с остальным человечеством, человек, лишенный знаний и презирающий знания, не способный черпать из духовной сокровищницы мировой культуры, такой человек - порождение буржуазного строя, буржуазной системы воспитания и буржуазной пропаганды - должен неизбежно скатиться до уровня наслаждающегося животного. А общество, составленное из таких людей, должно неизбежно деградировать и потерять способность к прогрессу.
Мы в этой повести попытались продемонстрировать конечный этап такой деградации. Мы попытались показать, что опасен не только сам капитализм и последствия его хозяйствования в душах людей, что коммунистическим государствам недалекого будущего придется много потрудиться, чтобы ликвидировать последствия духовного гниения капитализма нашего времени, что вычистить авгиевы конюшни буржуазной идеологии выпадет на долю организациям коммунистических государств недалекого будущего. Что капитализм не собирается (да ему и не под силу) чистить свои авгиевы конюшни и что сделать это выпадет на долю [Далее отсутствует. - С. Б.].
Можно представить себе различные модели такой деградации, но не это является существенным. Главное состоит в том, что [Далее отсутствует. - С. Б.]
Повесть ХВВ впервые была издана в одноименном сборнике (вместе с ПКБ) в 1965 году, затем была переиздана в 1980 году в сборнике "Трудно быть богом" (Баку; переиздание в 1981 году), в сборнике "Жук в муравейнике" (Кишинев, 1983). Опубликованный текст, как с горечью замечал БНС в "Комментариях", был достаточно искажен редакторскими и цензорскими поправками и указаниями: "Не-ет, идеологические инстанции знали свое дело! Они умели ПРЕВРАЩАТЬ текст и превращали его в нечто межеумочное, причем руками самих авторов. Авторский замысел смазывался. Черное становилось серым, светлое - тоже. Острота произведения в значительной степени утрачивалась…"
Восстанавливалась повесть по второму черновику с помощью Юрия Флейшмана, подготовившего для Б. Н. Стругацкого перечень разночтений. Внести изменения в издание собрания сочинений "Текста" не успели, поэтому первый раз в восстановленном виде ХВВ вышли в "Мирах братьев Стругацких". Об этом издании Б. Н. Стругацкий писал: "Парадоксально, но уже в новейшее время, подготавливая текст к очередному переизданию, я снова вошел в конфликт с одним из издателей, причем - что замечательно! - с человеком пишущим, умным и большим знатоком и любителем АБС. Дело в том, что все вставки, сделанные в свое время под давлением, я, разумеется, из повести убрал. Текст сделался таким (или почти таким), каким он вышел из пишущей машинки в ноябре 1964 года. Но тут вдруг выяснилось, что многие из НЫНЕШНИХ редакторов, с детства привыкших к старому, подслащенному и исковерканному, тексту, ни в какую не хотят с ним расставаться! Меня всячески упрашивали оставить все как есть, ну, хотя бы частично, ну, хотя бы только то-то и то-то…"
Прежде чем заняться перечнем убранного и измененного в ХВВ, хотелось бы сказать несколько слов по поводу вообще изменений в текстах Стругацких за последнее время. Восстановление текстов, в свое время усеченных цензурой, опасливыми редакторами или даже самими Авторами (самоцензура), - благородная цель, и она была выполнена. Тексты собрания сочинений "Сталкера" если не полностью повторяют те тексты, которые сами Авторы хотели бы видеть изданными, будь в то время полная свобода печати, то максимально приближены к ним. Получив же это издание на руки, многие любители творчества Стругацких их игнорировали. Нет, не полностью отвергли их, но, ознакомившись с ними, перечитывать все же предпочитают старые издания. Привычка - великая вещь, преодолеть ее, вероятно, невозможно.
Однако же, позволю заметить тем, кто восклицает: "Привычнее - значит лучше"… Мы, наше поколение, привыкли к этим текстам, нас не переделать, но значит ли это, что и следующие поколения читателей фантастики обязаны привыкать именно к этим урезанным или подчищенным текстам? Значит ли это, что и исследовать критики и литературоведы должны именно эти тексты, привычные нам, но искалеченные с точки зрения самих Авторов?
Поэтому даже те отрывки, которые знакомы нам практически дословно, уже относятся к вариантам текста, и этот отрывок, который Стругацкие вставили в конце ХВВ по указанию издательства и который из окончательного варианта был убран, - уже история…
Рюг и Лэн пришли ко мне после уроков, и Лэн сказал: "Мы уже решили, Иван. Мы поедем в Гоби, на Магистраль". У Лэна был рыжий пух на губе и большие красные руки, и было видно, что про Магистраль придумал именно он, и совсем недавно, минут десять назад. Рюг, как обычно, молчал, и жевал травинку, и внимательно рассматривал меня спокойными серыми глазами. Совсем стал квадратный, подумал я про него и сказал: "Превосходная книга, правда?" - "Ну да, - сказал Лэн. - Мы сразу поняли, куда надо ехать". Рюг молчал. "Зной и смрад стоят в тени этих чернорабочих драконов, - сказал я на память. - Они жуют все под собою - старую монгольскую кумирню и кости двугорбого животного, павшего когда-то в песчаной буре…" - "Да", - сказал Лэн, а Рюг все жевал травинку. "Каждый раз, - продолжал я (уже из Ичиндаглы), - когда солнце занимает на небе математически точно определенное положение, на востоке расцветает мираж странного города с белыми башнями, которого никто еще не видел наяву…" - "Надлежит увидеть это своими глазами", - сказал Лэн и засмеялся. "Друг мой Лэн, - сказал я, - это слишком увлекательно и, следовательно, слишком просто. Вы сами увидите, что это слишком просто, и это будет неприятное разочарование…" Нет, я не так сказал. "Друг мой Лэн, - сказал я, - ну что это за мираж? Вот я семь лет назад в доме твоей матери увидел действительно прекрасный мираж: вы оба стояли передо мной уже почти взрослые…" Нет, это я говорю для себя, а не для них. Надо сказать не так. "Друг мой Лэн, - сказал я. - Семь лет назад ты объяснил мне, что твой народ проклят. Мы пришли сюда и сняли проклятье с тебя, Рюга и со многих других детей, у которых не бывает родителей. А теперь ваша очередь снимать проклятье, которое…" Будет очень трудно объяснить. Но я объясню. Так или иначе я им объясню. Мы с детства знаем о том, как снимали проклятья на баррикадах, и о том, как снимали проклятья на стройках и в лабораториях, а вы снимете последнее проклятье, вы, будущие педагоги и воспитатели. В последней войне, самой бескровной и самой тяжелой для ее солдат.
Целый ряд мелких правок, когда слова или фразы, присутствующие во втором черновике, отсутствовали в первых изданиях и снова появились в последних, представлен ниже. Причина большинства из них была вызвана политической системой того времени.
Много изменений было в перечислении туристов, прибывших на отдых в эту страну. Заменяли мелких партийных боссов из Аргентины (мелкие католические боссы из Испании), венгерских баскетболисток (итальянские баскетболистки), иранских студентов (китайские студенты); черные профсоюзные деятели из Замбии лишились определения "черные".
В перечислении Жилиным, как ему хотелось бы отдохнуть, "назначить свидание какой-нибудь киске" было заменено "покидать мяч с ребятами"; слова "выпить с ним [Пеком. - С. Б.] - он теперь, наверное, тоже пьет - почему бы и нет?", бывшие в рукописи, заменены на "расположиться с ним в прохладной комнате на полу".
Еще один отрывок, который был убран Б. Н. Стругацким при восстановлении текста, относится к монологу Опира: "Позвольте, как вас зовут? Иван? А, так вы, надо думать, из России… Коммунист? Ага… Ну да, у вас там все иначе, я знаю…"
В размышления Жилина о монологе доктора Опира ("Неооптимизм… Неогедонизм и неокретинизм…") в первых изданиях был вставлен "неокапитализм". А в рассуждения Жилина по поводу путчиста вставлено определение "микрогитлеры". В речи же самого путчиста, в перечислении планов этих "революционеров" было убрано: "Мы построим у себя химические заводы и завалим страну едой и одеждой". Уж очень это было похоже на нашу революцию…
В первых изданиях была убрана фраза шофера ("Ну его в штаны!"), когда он говорил свое мнение о докторе Опире ("Сучий потрох… <…> Сластолюбивый подонок. Амеба").
Заменено, а затем восстановлено в изданиях было определение "длинноногие гладкокожие красотки, годные только для постели", вместо него в первых изданиях было "стандартизированные, развинченные читательницы журналов мод".
Проклятия посетителей бара после нападения интелей на дрожку также были изменены. В первых изданиях вместо "дерьмо свинячье, стервы… пархатые суки… Свербит у них в заднице" было "собаки свинячьи, дряни поганые… Свербит у них".
В первых изданиях исправлениями постарались ограничить критику мещанства, распространенного во всем человечестве, заменив ее критикой мещанства только в данной стране. После просмотра Жилиным прессы он восклицает: "Ну что за тоска!" - и далее размышляет: "Какое-то проклятье на человечестве…" Издатель указывает, и Авторы добавляют: "Ну что У НИХ ЗДЕСЬ за тоска!" - и изменяют: "Какое-то проклятье на ЭТИХ ЛЮДЯХ…" Криницкий и Милованович, написавшие брошюру о системе воспитания, в рукописи и в поздних изданиях - педагог и инженер (без упоминания принадлежности к какому-либо государству), в ранних изданиях - советские педагоги.
Убрано было в первых изданиях, а в последних восстановлено и размышление Жилина по поводу действий Марии: "В конце концов, спекулируют всегда только тем товаром, на который есть спрос. Но Мария-то все равно пошлет нас ловить спекулянтов, подумал я уныло". Вместо этого было: "Беда, что существует эта Страна Дураков, этот поганый неострой. Он взял под свою опеку дрожку и ждет не дождется момента, когда можно будет узаконить слег… В конце концов, спекулируют всегда только тем товаром, на который есть спрос. Но Мария-то все равно пошлет нас ловить спекулянтов, подумал я уныло".
"Улитка на склоне"
УНС, одно из наиболее сложных из-за своей абстрактности произведение Стругацких, дает литературоведу бездну ассоциаций, море предположений и неисчислимое количество различных выводов, которые можно сделать из текста, но каковые Авторы и не думали вкладывать в УНС. Одна из интерпретаций, авторская, состоит в том, что Управление - это Настоящее, а Лес - это Будущее. Но с таким же успехом можно предположить, что Управление - оно управление и есть (наша советская система управления страной в те времена), а Лес - собственно наша страна, которую, как и саму жизнь народа, пытаются изучать, охранять, переделывать официальное Управление и различные параллельные системы… Если говорить абстрактно, как и написана сама УНС, в ней показаны политика и экономика СССР и как они отражаются на жизни простого народа. Или, если отвлечься от политики и погрузиться в саму науку, то можно предположить, что Управление (естественные науки) изучает Природу, а Славные Подруги - это наши парапсихологические науки, которые пытаются воздействовать на Природу по-своему…
Но не только общая идея и смысл (вернее, многосмыслие) УНС интересны исследователю. Сравнивая различные тексты и варианты УНС, можно многое увидеть, понять или довообразить.
Как известно, УНС имеет два опубликованных варианта, в каждом из которых по два почти самостоятельных повествования. Ранний вариант "Беспокойство" ("Улитка на склоне" - 1) повествует о Базе (главное действующее лицо - Горбовский) и о лесе Пандоры (главное действующее лицо - Атос-Сидоров). Окончательный, поздний вариант - собственно "Улитка на склоне" - повествует об Управлении (главное действующее лицо - Перец) и некоем абстрактном Лесе (главное действующее лицо - Кандид). Кроме этого, существует еще ранний вариант Управления, где все основано не на неких зарубежных, а вполне наших, советских тогда, реалиях.
Процессы ступенчатой переделки ГОРБОВСКИЙ - СССР - УПРАВЛЕНИЕ и переделки ПАНДОРА - ЛЕС показаны ниже.
Но до этого было написано Авторами начало некоей повести:
Э, да что вы мне говорите! Я-то уж знаю, как всё это начиналось и чем всё это кончилось. Я сам напросился туда, но меня взяли только радистом, хотя я восемь лет проработал на Пандоре на грузовых вездеходах, и мне казалось, что это уже само по себе рекомендация. Но в поиск пошел Андрюшка Соколов, десантник, Том Монтана - да-да, тот самый, я не оговорился, - его вызвали с Фиесты и он был очень этим недоволен, потому что считал, что задача проста до предела. Да еще Иржи Марек - он пошел как врач. А я сидел на Базе и держал с ними связь, так что я все видел с самого начала. Как они выкатились из ангара на своем чудовище и все трое торчали из люка - очень веселые и шумные, - да и нельзя их винить за легкомыслие, потому что Соколов - это Соколов, а Монтана - это Монтана. Иржи шел в третий раз, и он был самый опытный из них, хотя всю жизнь провел в этих джунглях, а они облетали всю Вселенную. Кстати, и танка такого еще здесь никогда не было.
Так вот, в первый раз они завязли еще в виду базы. Мы все собрались на крыше и видели, как они буксуют, причем танк ревел, как звездолет, и с каждым оборотом гусениц зарывался все глубже и глубже, пока они не заморозили все вокруг на сотню метров. Только тогда танк выбрался из ямы и скрылся за деревьями. Мы сразу помрачнели, и всем было ясно, что дело плохо.
В первые сутки они продвинулись на восемь километров и настроение было еще довольно бодрое. На вторые сутки двигатель отказал и мы сбросили им с вертолета другой, но он утонул в болоте. Они шесть часов провозились в двигателе и все-таки запустили его. Оказалось, что знаменитая ку-смазка была сожрана начисто какими-то червяками неизвестного вида.