ООО Кремль. Трест, который лопнет - Андрей Колесников 10 стр.


Если, конечно, ей снова не покажут какой-нибудь новый захватывающий фокус. С наперстками, например.

2015 г.

От Давоса до Мариуполя

Долгая дорога в мифах

Никто не столкнет Украину с европейского пути, сказал давеча Виктор Янукович. Кроме него самого, заметим попутно. Очень напоминает старую марксистско-ленинскую мантру "Мы встали на этот путь и с него не свернем". Неважно, куда он ведет… А вот, собственно, решение Виктора Федоровича повернуться лицом к Востоку полностью соответствует мифологизированному массовому российскому сознанию, иной раз совпадающему с сознанием ближнего круга президента России. 30 % респондентов Левада-центра сообщили, что считают на тот момент еще готовое состояться решение о сближении Украины с ЕС "предательством славянского единства". Именно предательством – это чисто советское по жесткости, даже со сталинским акцентом, определение, как "энерджайзер", продолжает работать, работать, работать в головах постсоветских граждан.

Как и миф о славянском единстве, который позволяет особым образом относиться, допустим, к сербам и болгарам и употреблять в обиходном словесном обороте странное словосочетание "лица с неславянской внешностью".

Мифы, если вообще умирают, то очень долго. Разлагаясь в мозгах и переживая иной раз второе рождение.

Как объекты архитектуры советской эпохи, они не разрушаются в одночасье и, даже если уже не пригодны для жилья, стоят, как живые памятники эпохи, когда-то столь нелюбимой, потом вызывавшей ностальгию, а теперь – агрессивную защиту.

Здесь есть еще один элемент постсоветской инерции: 61 % опрошенных тем же Левада-центром россиян считают, что Украина не заграница (миф о братстве, он же еще и имперский миф), 37 % думают, что это все-таки независимое государство. Примерно такое же отношение к Белоруссии. Обратное соотношение – взгляд среднего россиянина на Грузию. Хотя 36 % не считающих эту страну заграницей, притом что Россия вроде бы недавно с ней воевала и отношение к южному соседу не блестящее, – поразительная цифра. И сама по себе, и с учетом ее многолетней устойчивости (до войны не считавших Грузию заграницей было 38 % – в пределах погрешности).

Но эта империя вымышленная. Своего рода империя духа. И россиянин склонен отделять миф, дорогой ему как память или как механизм защиты от меняющегося внешнего мира, от реальности. А в реальности, конечно же, среднестатистический респондент понимает, что России Украина более выгодна как независимое государство и добрый сосед, чем подконтрольный сателлит (49 % против 35 %).

В общем, миф отдельно, жизнь отдельно.

Мифологическое сознание – это сознание большинства. Оно конформно по отношению к власти, оно консервативно. И то, что можно было бы принять за советскую консервативность, на поверку оказывается просто консерватизмом, неприятием перемен, бунтовщиков, нарушителей того, что считается нормой и нормативным поведением. В этой модели спокойно уживается уверенность в том, что политзаключенные в России есть (45 %), что бы там Путин с Песковым ни говорили, но при этом общий смысл репрессивного законодательства оценивается положительно – как стабилизация общественно-политической ситуации (27 %). Ограничение деятельности оппозиции, страх перед ней? Так считает меньшинство – 13 %.

При этом самый неодобряемый из одобряемых репрессивных законов – это закон о митингах: все-таки многие хотели бы оставить за собой право на недовольство или хотя бы неодобрительное бурчание в традиционном русском диалоге с телевизором. Зато высочайшие степени одобрения – закон о запрете пропаганды однополой любви (67 %) и о защите прав верующих (55 %): на высшую силу и высшую норму покушаться нельзя, за это люди должны сидеть в тюрьме.

С термином "иностранный агент" чуть более тонкая, как резьба по кости, история. Да, закон об иностранных агентах одобряют. И мифологическая инерция, десятилетиями связывавшая эту категорию с чем-то чрезвычайно негативным, по-человечески подлым и политически подрывным, действует где-то в мозжечке, как подпольный обком. Но при 35 % за нестандартно много затруднившихся с ответом – одобрять или не одобрять (57 %). Все-таки дело пахнет нафталином, и вообще не очень понятно, что это такое.

Но раз высший начальник сказал, что иностранные агенты есть, и раз это идет вразрез с представлениями о том, как надо Родину любить, пусть применяет закон на практике.

Родиной мы все меньше гордимся, но при этом детки – в рамках насаждения, как картошки при Екатерине, нормы, и обветшалых, как "хрущобы", представлений о патриотизме – пусть поют хором гимн при каждом удобном случае (47 %). При этом постсоветский человек уже забыл, что сам он в школе гимн если и пел, то нечасто и вообще не очень одобрял его. Особенно когда мелодию включали в шесть утра в трудовом лагере, исправительно-трудовом лагере или во время службы в Вооруженных силах.

Постсоветский человек идет своим путем, цепляясь за мифы, как за колючки, совершая, как промахнувшийся биатлонист, штрафные круги, двигаясь по одной и той же лыжне. Обстоятельства и мир вокруг меняются, человек к ним адаптируется. Но миф живет – как представление о норме и как мечта о правильном устройстве вселенной. Русский человек – он же, в сущности, социалист-утопист.

2013 г.

Революция вас догонит

Прибыв в город Ереван, который встретил отца народов лозунгами "Нет СССР", Владимир Путин заявил стратегическим партнерам, что украинские события – это не революция, а погромы и они занесены в братскую страну, которую Россия пытает газом и таможенными войнами, извне. Вероятно, лозунг "Путин, убирайся вон!" тоже занесен в не менее братскую Армению извне, например из Ирана. Больше неоткуда, разве что из тбилисского квартала Авлабар. Некоторые российские провластные газеты указывали в качестве источника украинских бед на Польшу, несколько преувеличивая значение соседа и доводя его могущество до уровня прежней Речи Посполитой. Ну, натурально, Польша круче России, кто бы сомневался…

Между тем различий – не внешних, а глубинных – между Россией и Украиной практически нет. Каждая страна пережила несколько постсоциалистических революций. Первая – обретение независимости в начале 1990-х. В России этот процесс объединил, например, "волка и ягненка", Бабурина и Ельцина. Затем случилась догоняющая революция. В России либеральные реформы шли быстрее, но и они затормозились. К тому же нефти было больше. Поэтому вместо революции состоялась длящаяся контрреволюция 1990–2003 годов, завершившаяся арестом Михаила Ходорковского и поражением демократических партий на выборах. Украина тем временем стагнировала и ждала согласованного толчка как сверху, так и снизу. Что, собственно, и произошло в 2004 году и получило название "оранжевой революции". Это явление стало главным страхом кремлевских астрологов на несколько лет.

Они, как и сегодня, не верили в объективную марксистскую сущность "оранжевых революций" и упорно указывали на мировую закулису как источник турбулентности.

Собственно, эта же логика привела во время догоняющей революции 2011–2012 годов в России, по определению Юргена Хабермаса, освобождающей "путь для того, чтобы наверстать упущенные процессы", к мифологизации богатого слова "Госдеп". "Упущенные процессы" иногда определяют так: государство отстало от общества. Что уже трюизм, который от этого не перестает быть чистой правдой. И причиной революций.

Не стоит думать, что, если в России повстанцы не занимают офисы госучреждений, революция закончена. Что, если Косенко не пускают на похороны матери, а Кривову дают возможность голодать до потери пульса, ситуация под контролем. Революция – процесс медленный, не побоюсь этого слова – исторический. А крот истории роет медленно, но верно. До того момента пока, по определению Василия Розанова, Русь не слиняет в "три дня".

Просто Россия не подписывает документы об ассоциации с ЕС (а зря, кстати, – Геннадий Онищенко не дал бы соврать), и нет повода для выражения активной частью общества недовольства столь явным образом. Плюс украинское руководство, даже столь беспомощное, как при президенте Януковиче, не страдает имперскими комплексами. Вот и все отличия. А так мы с Украиной примерно на одной и той же стадии развития.

Точнее, не развития, а деградации. На очередной стадии развала СССР, которая называется гниение руин и распад. Это тоже с точки зрения вечности долгий процесс, который до сих пор не закончился и внутри которого и происходят догоняющие революции.

В принципе это хорошая новость. Ибо мы с украинцами вместе – в движении. Мы не "застывшее имперское дерьмо" (Мераб Мамардашвили), а находящаяся в состоянии транзита субстанция.

Есть у революции начало, нет у революции конца – учил нас репродуктор всего-то каких-то лет 25–30 тому назад. Вот этого никак не могут понять в центре управления политическими полетами с элементами геополитики, где полагают: возьмем газово-таможенным штурмом Ереван, нагнем Киев – и заживем. Ничего подобного. Революционные процессы, как и подземный пожар, погасить при таком восприятии действительности невозможно. Как раз Янукович почувствовал, хотя и поздно, что живет на торфянике или в лесу, полном сухостоя. Поэтому путь для него к сближению с ЕС, что для Майдана означает движение к определенного сорта институтам, а не к встающему непредсказуемым образом не с той ноги ручному управляющему, – вопрос времени. Ну и политического самовыживания.

Собственно, он как политик не живет, а выживает, мечась между будуаром и молельней, Европой и Россией. Чтобы лучше жить, как говорили в общую для нас с украинцами перестройку, надо лучше работать. И вот ровно с этим у Януковича проблемы. Отчего он и ищет внешней помощи: сегодняшней – от России, завтрашней – от ЕС. Если, конечно, наступит завтра.

У прозорливого лидера есть способ самосохраниться в эпоху перманентной революции (не от слова "перманент", а от определения Троцкого). А именно возглавить эту революцию. У Януковича был такой шанс – даже не вступление, а дистанцированная ассоциация с ЕС. У Путина шанс тоже есть. Но он предпочитает мирной трансформации экономики и политики своего рода "бульдозерную выставку" – политический бодибилдинг Бастрыкина с Чайкой.

Это не очень красиво. И несовременно.

Ведь если ты не догоняешь революцию, она догонит тебя.

2013 г.

Постимперские кулаки

Лев Троцкий, если отвлечься от строго марксистских нюансов, определял перманентную революцию как революцию, "каждый последующий этап которой заложен в предыдущем". Это был по-настоящему большой вклад в соответствующую теорию. На самом деле революционный период лишь отчасти описывается теми визуальными образами, которыми сейчас полнится, например, город Киев: он может длиться и тогда, когда никаких волнений нет. Просто волнения встроены в революцию, они – ее подземный пожар, который при определенном стечении обстоятельств вырывается наружу.

Больше того: то, что происходит в Киеве, – это даже не строго украинская революция, продолжение событий 2004 года. Это продолжение событий конца 1980-х, это все еще продолжается перестройка (которую, если кто помнит, метафорически, даже не догадываясь о точности определения, называли революцией).

Все еще разваливается империя – процесс долгий, многоступенчатый и многоэтапный. Как раз по Троцкому.

Собственно, судя по всему, эпоха Путина, которую называли этапом "постреволюционной стабилизации", таковой не оказалась. Она тоже всего лишь период продолжающейся перестройки-революции и полураспада советской имперской субстанции. Процесс не закончился: он не исчерпывается 1990-ми или 2011–2012 годами, возможно, не завершится и к 100-летию Великой Октябрьской.

Движение – постепенное, постимперское – к национальному государству, основанному на принципах европейской демократии, само по себе и есть буржуазная революция. Если прерывать это движение насильственным путем, например методами жесточайшего давления российского руководства на недотепистого Януковича, можно получить насильственную флуктуацию революционного процесса.

Вот, собственно, и все.

На Януковича передавили по пустому поводу очень постепенного сближения Украины с ЕС, который, впрочем, для политического руководства России на нынешнем этапе разбалансировки управления и постимперских фантомных болей "утраты территорий исторической Руси" кажется чрезвычайно важным.

Но это все равно что давить на самих себя, например, в связи с вступлением в ВТО.

Российские стратеги не учли украинской ментальности, встроенного в нее срединного положения Украины между Востоком и Западом, переоценили "братство", по сути своей основанное не на славянском родстве, а на общем советском прошлом. На выходе получили протест, который, как в России, решили пересидеть, полагая, что само рассосется. А потом, тоже по примеру братского соседа, поперчили паузу репрессивным законодательством, получив украинский ответ на российские технологии.

Майдан-2004 тоже был успешным ответом на российские политтехнологии. Ответом неожиданным и, судя по тому что Россия спустя девять лет наступила на те же грабли, ударив ими по голове все того же Януковича, казавшимся неубедительным. Украине пришлось еще раз нажать на клавишу Enter, чтобы прояснить ситуацию на постимперском пространстве. Да, это уже независимое государство. Да, тяготеющее к Европе, по крайней мере в долгосрочном историческом горизонте.

Да, революция здесь останется по Троцкому перманентной, пока не закончится логическим образом. Да, перевести через Майдан российские политтехнологии не удастся. Залить деньгами и эту проблему, как привыкло действовать расточительное российское руководство, не получится. Деньги, как это бывает практически во всех случаях тотального заливания, пропадут.

В России неправильно измерили не только продолжительность и энергетический заряд украинской революции. В России недооценили и украинский национализм, который естественным образом попер организованной силой, присосавшись к протесту гражданской нации.

Ровно так же действовали и действуют националисты в России, въехав в политику, как блоха на собаке, с помощью гражданского протестного движения, совсем не националистического по духу.

Это еще и иллюзия управляемости происходящего. Но в нынешней системе, где низы не распознают команд сверху, власть не управляет толком внутренней жизнью, что уж говорить об Украине и попытках по лекалам прошлого века восстановить территории геополитического влияния, не имея на то ни политических, ни моральных, ни финансовых ресурсов.

Что же до Януковича, то, похоже, он так и не оценил – благодаря гипнозу с Востока, который, судя по всему, продолжается, – масштаб бедствия. Ему бы построить "круглый стол" по образцу польского 1989 года. Но только делать это надо вовремя: когда тогдашние польские власти пошли на переговоры с оппозицией, ей это уже не очень было нужно.

Потому что она и была реальной властью.

2013 г.

Без вождей

Украинский Майдан, развернувшийся в революцию (или смуту – термины пока не так важны) по формуле Василия Розанова "Русь слиняла в три дня", обнаружил кризис лидерства. Под булыжниками оказался не пляж, как во Франции-68, а пустующее лидерское поле.

Это, с одной стороны, свойство практически всех революций на постсоветском пространстве, а с другой – черта современного мира, где, кроме г-жи Меркель, практически не осталось лидеров, способных формулировать правила игры.

И Россия здесь не исключение. "Безальтернативность" Путина лишь следствие отсутствия свободных выборов и конкурентной политической среды. Что, впрочем, не означает, будто в его отсутствие на головы приятно удивленного электората как из рога изобилия посыплются внятные и ответственные политики.

И еще один нюанс.

На территории "исторической Руси" лидеры, потенциальные и бывшие, нередко находятся в тюрьме.

Что иной раз добавляет им харизмы. Только в условиях не до конца провалившегося постреволюционного авторитаризма путинского типа Михаил Ходорковский, допустим, предпочитает пока находиться в Европе. А в условиях постимперской революции Юлия Тимошенко имеет шансы стать президентом.

Тем не менее где они и кто они, эти лидеры на той же Украине? Виктор Ющенко, харизматик эпохи первой революции, исчез с радаров. Его визави Виктор Янукович просто исчез. И возникнуть теперь может в самых неожиданных (точнее, ожидаемых) местах – в номенклатурном пригороде Минска или на Рублево-Успенском шоссе, рядом с другими провалившимися лидерами провалившихся режимов.

Притом что украинский протест, как и любое стихийное оппозиционное движение последнего времени, в высокой степени деперсонифицирован, природа не терпит пустоты. Поэтому на авансцене возникают персонажи вроде Дмитрия Яроша из "Правого сектора" – политическое явление той же природы, что и, для примера, Марин Ле Пен во Франции.

Нет более выгодной позиции сегодня в любой точке земного шара, чем национализм или – в зависимости от места в истории с географией – постимперская ностальгия.

На выходе, кто бы ни выбивался в лидеры на постсоветском пространстве, и Украина тому пример, идет противостояние правоконсервативной и левоимперских сил. А у центристских – праволиберальных и леволиберальных политических направлений – не так много шансов на то, чтобы стать доминирующими силами. Однако лидер, исповедующий центристские взгляды, но обладающий личной харизмой, вполне может выйти вперед в будущей электоральной гонке.

Революция – время экстремалий. Поэтому националисты идут против тех, кто группируется в защиту еще недоснесенных памятников Ленину. И это еще один симптом того, что советская империя, несмотря на то что она уже почти четверть века не находится на карте, до сих пор продолжает разваливаться: процесс не закончен, он остается весьма болезненным. И многое определяет в том числе и в характере лидерства.

Еще одна волна "догоняющей революции" (определение Юргена Хабермаса) на Украине ввиду разновекторности интересов революционной толпы вовсе не обещает разношерстной тройке Кличко – Яценюк – Тягнибок прекрасного политического будущего.

Равно как не обещает она такого будущего и Тимошенко. Впрочем, чрезвычайно неоднозначный, но богатый политический и управленческий багаж Тимошенко вкупе с тюремной историей может реинкарнировать ее харизму. Не будь тюрьмы, она, скорее всего, как и Ющенко, стала бы исчезающим лидером.

Жидкий революционный хаос неизбежным образом переходит в другое агрегатное состояние и затвердевает. Поэтому и лидер обязательно появится. Но опять-таки едва ли тот, кто сможет объединить всю Украину.

Площадь выдвигает своих лидеров. Но не всегда они оказываются фигурами, соответствующими запросам легальной электоральной политики. И наоборот, не всегда оказываются лидерами и те, кого можно назвать вождями.

Феномен лидерства на постсоветском пространстве сегодня – это выбор фигуры, которая устраивала бы и улицу, и традиционного избирателя, и онлайн, и офлайн. В мае на примере Украины мы увидим действующую модель того, как новая механика лидерства станет работать спустя некоторое время и в России тоже.

2014 г.

Назад Дальше