Контрразведывательный отдел ГПУ разработал типовую операцию "Синдикат-2". Придумали мнимую антисоветскую подпольную организацию "Либеральные демократы", которая пригласила Савинкова побывать на родине и гарантировала безопасность. От имени подпольщиков выступал Андрей Павлович Федоров. Он окончил юридический факультет Харьковского университета, сначала был эсером, потом присоединился к большевикам. С 1920 года тайно служил в ВЧК.
Конечно, Савинков сомневался, можно ли ехать. Но бежавшие из России военные и политики хотели верить - не могли не верить! - в то, что в России крепнет антибольшевистское движение.
Друг и соратник Савинкова Александр Аркадьевич Дикгоф-Деренталь вспоминал:
"Савинкову казалось, что о происходящем в России мы имеем неверные сведения, что здесь уже образовалась новая Россия, новый быт, новые отношения, которых мы за границей, по оторванности нашей, совершенно не знаем, и нужно самому ему видеть все, дабы принять то или иное решение".
Жена Дикгофа-Деренталя - Любовь Ефимовна - родилась в Париже и училась в Сорбонне, ее отец француз, мать русская. В 1918 году она познакомилась с Савинковым, через год у них начался роман. При этом Савинков продолжал дружить с ее мужем.
Отправленные Савинковым в Россию люди были арестованы и, спасая свою жизнь, согласились сотрудничать с чекистами. Они и помогли устроить Савинкову ловушку. Его поимкой руководили помощник начальника контрразведывательного отдела ОГПУ Сергей Васильевич Пузицкий и Филипп Демьянович Медведь, в ту пору полномочный представитель ОГПУ по Западному краю.
Савинкова и его группу чекисты ровно в полночь аккуратно перевели через границу. Каждый шаг был продуман, и Савинков ничего не заподозрил.
"Всюду - спереди, сзади и наверху - шумы, шорохи и тяжелое хлопанье крыльев, - записывала в дневнике Эмма Дикгоф-Деренталь. - Пролетела сова. Это третий предостерегающий знак: утром разбилось зеркало, и сегодня пятница - дурной день… До Минска нам предстоит сделать 35 верст… Опьяняющий воздух. А в голове одна мысль: поля - Россия, леса - Россия, деревня - тоже Россия. Мы счастливы: мы у себя".
На заре привал - гостей угощали водкой и колбасой. Хлеб купить забыли. В столицу советской Белоруссии Савинков и другие вошли пешком. Увидев, что Эмма устала, чекист Сергей Пузицкий, выдававший себя за врага большевиков, заботливо нанял извозчика. Савинкова и его друзей привели в квартиру Филиппа Медведя. Здесь, не мудрствуя лукаво, и решили взять Савинкова.
Гостей усадили за стол, принесли яичницу. Вдруг двери распахнулись и ворвались вооруженные люди:
- Ни с места! Вы арестованы!
Савинков нашелся первым:
- Чисто сделано! Разрешите продолжать завтрак?
Один из чекистов расхохотался:
- Да, чисто сделано… Неудивительно: работали над этим полтора года!..
На первом же допросе Савинков начал давать показания. В протоколе зафиксировано его заявление: "Я не преступник, я - военнопленный. Я вел войну и я побежден. Я имею мужество открыто это сказать. Я имею мужество открыто сказать, что моя упорная, длительная, не на живот, а на смерть, всеми доступными мне средствами, борьба не дала результатов. А раз это так, значит, русский народ был не с нами, а с коммунистической партией. Плох или хорош русский народ, заблуждается он или нет, я, русский, подчиняюсь ему. Судите меня, как хотите".
Он написал письмо "Почему я признал советскую власть", которое передали для публикации в эмигрантской прессе. Его книги издавали и в России. Гонорары за публикации пересылали во Францию его сыну Льву. Тогда он был мальчиком. В годы гражданской войны в Испании капитан Лев Борисович Савинков будет сражаться на стороне республиканцев.
Борис Савинков сделал все, что от него требовали чекисты: публично покаялся и призвал недавних соратников прекратить борьбу против советской власти. Политбюро 18 сентября 1924 года приняло директиву для советской печати: "Савинкова лично не унижать, не отнимать у него надежды, что он может еще выйти в люди".
Группу иностранных журналистов привели на Лубянку. В камере с мебелью и ковром они взяли интервью у Савинкова. Французский журналист спросил о пытках.
- Если говорить обо мне, - ответил Борис Викторович, - то эти слухи неверны.
Видя, что разговор принимает нежелательный характер, организовавший интервью начальник внешней разведки Меир Абрамович Трилиссер пожелал его прервать.
"Савинков, - отметили журналисты, - побледнел и замолчал. На его лице появилась натянутая улыбка".
Злейшего врага советской власти приговорили к расстрелу. Казнь заменили десятью годами заключения. Участники Гражданской войны возмущались: почему ему подарили жизнь? Не понимали, что живой Борис Викторович Савинков - исключительно полезен для советской власти. Сидя в камере, Савинков в статьях и письмах восхищался новой Россией и приглашал эмигрантов вернуться на родину.
Зачем он это делал? Почему служил тем, кого ненавидел? Спасал свою жизнь.
Феликс Дзержинский сказал Савинкову:
- Держать вас в тюрьме нам неинтересно. Вас надо бы расстрелять или дать вам возможность работать с нами… Вы посидите несколько месяцев в очень хороших условиях, а там будете помилованы.
Но дни шли, а его не выпускали.
В первые майские дни Борис Викторович записал в дневнике:
"Который год я не вижу весны, почти не вижу природы. В городе - стены, но все-таки иногда зеленые дни… А в тюрьме только запах отшумевшего по мостовой дождя, да чахлые листики по дворе. Любовь Ефимовна потрясена "отсрочкой". Я думаю, что таких "отсрочек" будет еще много… Себя мне не жаль, но жаль ее. Ее молодость со мной проходит в травле, в нищете, потом в тюрьме, потом в том, что есть сейчас… А я так хотел ей счастья… Болят глаза, и в голове копоть. Пишу со скрежетом зубовным, и ничего не выходит. Просижу еще год и совсем одурею, выйду стариком…
В Париже я хотел запереть двери на ключ, посадить перед собой Фомичева и сказать ему "Сознавайтесь"… Хотел и не хотел…. Плохо ли, хорошо ли, пусть будет, что будет, но надо было спрыгнуть с этой колокольни…"
Это последняя запись в дневнике.
7 мая 1925 года Савинков передал уполномоченному контрразведывательного отдела ОГПУ Валентину Ивановичу Сперанскому, который занимался его делами (возил по городу, отдавал статьи в газеты), послание Дзержинскому с просьбой решить, наконец, его судьбу: или освободить, или ясно сказать, что он не будет освобожден. "Тюремное заключение, - писал Савинков, - то есть вынужденное безделье, для меня хуже расстрела".
В тот же день Сперанский забрал Савинкова из камеры. Сотрудники контрразведывательного отдела Сергей Васильевич Пузицкий и Григорий Сергеевич Сыроежкин в восемь вечера повезли Савинкова кататься в Царицынский парк.
Сыроежкин и Пузицкий - заметные фигуры в истории советской разведки.
Через полгода Сыроежкин точно так же повезет на прогулку арестованного британца Сиднея Рейли, авантюриста и фантазера, которого столь же ловко заманили в Советскую Россию, обещав устроить встречу с лидерами антисоветского подполья. 28 сентября 1925 года он перешел границу и под наблюдением чекистов приехал в Москву, где и был арестован.
Во время Гражданской войны Сидней Рейли был связан с антибольшевистским подпольем. Радикально настроенные заговорщики предлагали убить Ленина и Троцкого - уверенные: этого достаточно для того, чтобы власть большевиков рухнула. Рейли считал, что убивать не надо, достаточно выставить их на посмешище - снять с Ленина и Троцкого брюки и провести их в нижнем белье по улицам Москвы.
Сиднея Рейли уволили из британской разведки после окончания Первой мировой войны. Он трудился, что называется, по вольному найму: тайными поездками в Советскую Россию зарабатывал деньги. Но выдавал себя за великого шпиона, и эти игры окончились для него плачевно. Рейли допрашивал известный чекист Владимир Андреевич Стырне, помощник начальника контрразведывательного отдела ОГПУ. Британец дал все показания, которые от него требовали. Но жизнь ему не сохранили.
5 ноября 1925 года Сиднея Рейли убили. Сохранился подробный рапорт о том, как это было сделано.
По указанию Стырне четыре чекиста во главе с Григорием Сергеевичем Сыроежкиным вечером вывезли его за город на прогулку. Шофер сделал вид, будто машина сломалась. Все вышли пройтись. Сотрудник ОГПУ Ибрагим Абисалов выстрелил Рейли в спину. Поскольку он еще дышал, то Сыроежкин выстрелил ему в грудь. Чекисты подождали еще минут десять-пятнадцать, пока не наступила смерть. Надели на голову мешок и отвезли тело Рейли в санчасть ОГПУ, где раздели и сфотографировали (снимки тоже сохранились). Медикам сказали, что покойный попал под трамвай. Вся эта омерзительная операция заняла три часа.
9 ноября начальник тюремного отдела ОГПУ забрал тело Рейли из морга санчасти и прямо в мешке приказал закопать во дворе внутренней тюрьмы ОГПУ на Лубянке. Не знаю, перевезли его останки потом на какое-нибудь кладбище, или они по-прежнему покоятся во дворе известного здания, рядом с "Детским миром"… Имя старшего майора госбезопасности Сыроежкина, удостоенного ордена Ленина и расстрелянного в феврале 1939 года, занесено на мемориальную доску Службы внешней разведки.
Заслуги Пузицкого привели его на пост заместителя начальника особого отдела, потом полномочного представителя ОГПУ в Северо-Кавказском крае. В 1935 году ему присвоили звание комиссара госбезопасности 3-го ранга, а через два года с должности начальника Дмитровского лагеря НКВД арестовали и расстреляли…
Но для Савинкова прогулка завершилась благополучно. В одиннадцать вечера все вернулись на Лубянку. Сидели в кабинете Пузицкого № 192 на пятом этаже здания ОГПУ на Лубянке, дом 2, ждали надзирателей из внутренней тюрьмы, которые должны были отвести Савинкова в камеру.
У Сперанского разболелась голова, он прилег на диван. Пузицкий вышел. Как сказано в документах, Савинков внезапно вскочил на подоконник открытого окна и выбросился вниз на заасфальтированный двор. Когда чекисты выбежали, Борис Викторович был уже мертв. Окна кабинета № 192 выходили во внутренний двор, так что лишних свидетелей смерти Савинкова не было.
"Громадным подспорьем Савинкову была его биологическая храбрость, - писал человек, который находился рядом с ним в семнадцатом году. - Смертельная опасность наполняла его душу особою, жуткою радостью: "Смотришь в бездну, и кружится голова, и хочется броситься в бездну, хотя броситься - погибнуть". Не раз бросался Савинков вниз головой в постоянно манившую его бездну смерти, пока не размозжил своего черепа о каменные плиты, выбросившись из окна московской тюрьмы ГПУ".
Любившая его до последних дней Дикгоф-Деренталь сказала чекистам:
- Это неправда! Вы его убили!
Сын Савинкова от первого брака (он жил в России) позднее расскажет, что во время свидания в тюрьме услышал от отца:
- Скажут, что я наложил на себя руки, - не верь.
Белые становятся коричневыми
28 марта 1922 года два бывших офицера белой армии Сергей Владимирович Таборицкий и его друг Петр Николаевич Шабельский-Борк приехали из Мюнхена, где, бежав из России, обосновались, в Берлин. Они прибыли не для того, чтобы полюбоваться достопримечательностями германской столицы. Они намеревались покончить с человеком, которого считали одним из разрушителей старой России.
История первая. Кружок друзей Адольфа Гитлера
Таборицкий и Шабельский-Борк принадлежали к той заметной группе эмигрантов, которая присоединилась к фашистам. Самой заметной фигурой среди был бывший генерал-майор царской армии Василий Викторович Бискупский. До революции он входил в Союз русского народа и позднее с гордостью говорил, что союз был олицетворением "фашизма и национального социализма".
Он много раз и легко менял менял свои политические ориентиры. В 1918 году вспомнил о своих украинских корнях и обосновался в Киеве. Получил звание генерал-хорунжего и командовал 3-м корпусом украинской армии. В Киеве собралось множество крайних националистов. Столица Украины стала для них последним пересадочным пунктом перед Германией, где они очень скоро оказались в одном лагере с Гитлером. Среди них были такие заметные в будущем союзники нацистов, как Федор Винберг, Петр Шабельский-Борк и Сергей Таборицкий.
Петр Николаевич Шабельский-Борк состоял в Союзе русского народа и в Союзе Михаила Архангела. Идеологические пристрастия были наследственными. Его отец был одним из друзей лидера Союза русского народа Дубровина. Мать, Эльза Шабельская-Борк, написала антисемитскую книжку "Подручные сатаны двадцатого века". В декабре 1913 года супруги стали издавать газету "Свобода и порядок". Как выяснилось после революции, деньги им давало полицейское ведомство.
В 1917 году Петр Шабельский-Борк пришел к выводу, что революция - дело рук Антанты, поэтому нет смысла надеяться на помощь Запада в реставрации монархии. Это возможно, как он позднее писал, "только путем восстановления традиционной дружбы между Россией и Германией". Так же думал и Сергей Таборицкий: "Не Германия, а Антанта - злейший враг России. Только немцы могут спасти Россию. Будущее России - в тесном союзе с Германией".
Отец Федора Викторовича Винберга был генералом и командовал Елисаветградским гусарским полком. Сам Федор Винберг тоже служил в армии. В 1913 году его произвели в полковники и дали под командование полк. Он состоял в Союзе Михаила Архангела. После февральской революции Винберг отказался служить Временному правительству. Остался поклонником монархии и участвовал в корниловском мятеже, как и лейтенанты Петр Шабельский-Борк и Сергей Таборицкий, служившие в Кавказской дивизии.
Власть гетмана Скоропадского на Украине оказалась недолгой. В ноябре 1918 года в Германии грянула революция. Скоропадский отрекся от власти и бежал в Германию. Он погиб при бомбардировке в самом конце войны - 26 апреля 1945 года.
Когда немецкие войска покидали Украину, они брали с собой русских офицеров, желавших перебраться в Германию. Таких нашлось около трех тысяч. В немецком воинском эшелоне эшелоне встретились Винберг и Таборицкий-Борк, с той поры они стали друзьями.
Василий Бискупский обосновался в Мюнхене. Там оказалось больше тысячи русских эмигрантов. Среди них не было людей левых или либеральных убеждений, только крайне правые.
Федор Винберг издавал газету "Призыв". Ему помогали Шабельский-Борк и Таборицкий, которые жили вместе. На эту газету обратил внимание Дитрих Эккарт, один из самых близких к Гитлеру людей, и призвал всех национально мыслящих немцев следить за ее публикациями. Некоторые публикации переводились на немецкий и помещались в газете "Фёлькишер беобахтер", центральном органоме гитлеровской партии.
Винберг и Шабельский-Борк основали альманах "Луч света", в третьем номере котором поместили "Протоколы сионских мудрецов", печально знаменитую фальшивку, повествующую о мнимом плане еврейства захватить власть над всем миром. Нацисты нашли переводчика и издали "Протоколы" на немецком. Эта фальшивка была, пожалуй, главным подарком русских националистов немецкому национальному социализму.
В апреле 1920 года и "Фёлькишер беобахтер" приступила к публикации отрывков из немецкого перевода "Протоколов сионских мудрецов". Это была инициатива редактора газеты Дитриха Эккарта, который прочитал книгу и поделился впечатлениями с фюрером. Эккарт безоговорочно поверил в подлинность "Протоколов сионских мудрецов". Балтийский немец Альфред Розенберг, официальный идеолог партии, относился к ним скептически, понимая, что это подделка.
Хотя балтийские немцы не принадлежали к ближайшему окружению Гитлера, который занимался политикой в пивных и кафе, они сильно повлияли на идеологию нацистов.
В Рижском политехническом институте существовало "Братство Рубония" - от латинского названия реки Даугава, протекающей через Ригу. Немецко-балтийская организация "Рубония" возникла в Риге еще в конце ХIХ века. Ее девиз - "Словом и делом за честь и право!" Члены этого студенческого объединения позднее эмигрировали в Германию и сыграли важную роль в истории национального социализма: Макс Эрвин фон Шойбнер-Рихтер, Арно Шикеданц, Альфред Розенберг…
Шойбнер-Рихтер 22 ноября 1920 года услышал выступление Гитлера. Он настолько высоко оценил ораторские качества Гитлера, что немедленно записался в партию. Розенберг познакомил его с Гитлером. Начался период активного сотрудничества фюрера с русскими эмигрантами.
Шойбнер-Рихтер родился в Риге в 1884 году просто Рихтером. У него вспыхнул роман с замужней дамой - Матильдой фон Шойбнер, которая была почти на тридцать лет его старше. Они вместе бежали в Мюнхен, где поженились в 1911 году, а потом вернулись в родные места. Один из родственников жены усыновил Рихтера, таким образом он получил право на двойную фамилию и дворянскую приставку "фон".
Георгий Карлович Граф, морской офицер, который в эмиграции стал начальником канцелярии великого князя Кирилла Владимировича, оставил воспоминания "На службе императорскому дому России. 1917–1941".
"Никому не известный Адольф Гитлер, - рассказывал Георгий Граф, - выступал в разных городах Баварии с зажигательными речами и возбуждал население против демократического правительства Веймарской республики. Ходили слушать Гитлера и русские эмигранты. Винберг и Шабельский увлекались его речами и были уверены, что Гитлер подготовляет возвращение к монархии. Как-то они уговорили и меня пойти послушать Гитлера. Сам он мне не понравился, но его речи возбуждали и захватывали. Стремление же Гитлера свалить все беды на евреев и масонов казалось несерьезным. Что касается генерала Бискупского, то он считал, что национально-социалистическое движение жизненно и будет иметь успех".
Таборицкий и Шабельский-Борк решили подкрепить слова делами - убить Павла Николаевича Милюкова, историка и либерально настроенного политика, лидера кадетов в Государственной Думе и министра иностранных дел во Временном правительстве. Таборицкий и Шабельский-Борк считали его одним из виновников падения царского режима. Милюкова монархисты возненавидели за его речь в ноябре 1916 года в Думе, когда он обвинил императрицу в германофильских симпатиях и антироссийской политике.
В тот день в Берлинской филармонии Павел Милюков читал лекцию "Америка и восстановление России". Послушать его пришло больше тысячи человек. Когда он закончил, сидевший в третьем ряду Шабельский-Борк вскочил и начал стрелять со словами:
- Это месть за царицу, месть за царскую семью!
Он выпустил полный барабан, ранил несколько человек. Но в Милюкова не попал. Шабельский-Борк выхватил из другого кармана второй пистолет и вылез на трибуну с криком:
- Я мщу за царскую семью!
Владимир Дмитриевич Набоков, один из редакторов эмигрантской газеты "Руль", ударил его по руке, в которой был пистолет. В дореволюционной России Владимир Набоков был одним из лидеров кадетской партии, депутатом первой Государственной думы. И тогда Таборицкий выстрелил Набокову в спину. Выстрел оказался смертельным - пуля попала прямо в сердце.
В зале присутствовали несколько полицейских в штатском. Единственное, что они смогли сделать, - арестовали обоих террористов. Шабельского-Борка и Таборицкого судили в июле 1922 года в берлинском уголовном суде. Эмигрантская газета "Общее дело" процитировала данные медицинского обследования подсудимых. Немецкие врачи обнаружили у Шабельского-Борка "ярко выраженные признаки дегенератства и психическую ненормальность". Убийцы постоянно принимали наркотики.