А переступить через себя вообще-то и можно было, и нужно было. Ведь логика созидательного развития державы была на стороне декабристов… Уже в конце царствования у Николая как-то вырвалось - да не при всех, а в дневнике:
"Вступая тридцать лет тому назад на Престол, я страстно желал знать правду, но, слушая в течение тридцати лет ежедневно лесть и ложь, я разучился отличать правду от лжи".
Еще бы! Правду он мог услышать (да и услышал), знакомясь с документами декабристов и их показаниями… Ведь та же "Русская правда" Пестеля давала для размышлений более чем достаточно информации. А декабристы оказались только видимой частью айсберга недовольства и желания действовать. И айсберг этот был в своей "недекабристской", невидимой части достаточно внушительным.
При этом и декабристы, и околодекабристские круги представляли собой - по большей части - не расслабленных мечтателей. Это были гвардейские и армейские офицеры, то есть люди, привычные к оружию. Люди, способные при императоре-реформаторе утвердить идеи и практику реформ - при необходимости - силой оружия же!
На них можно было надежно опереться новому императору - как в свое время не на родовитое боярство, а на энергичных служилых людей оперся Великий Петр… А до него - Иван Грозный.
Высочайшее прощение и приглашение декабристов к сотрудничеству вместо казней и каторги - это была бы как раз та "шоковая терапия", которая благотворнейшим образом встряхнула бы все тогдашнее русское общество.
А флотская часть декабристского движения смогла бы придать совершенно иной вид и русским перспективам в Америке…
Увы, Николай Первый в отличие от Петра Первого не смог и не захотел стать Николаем Великим… Вместо Русской Правды он сам выбрал Лесть и Ложь нессельродов и сановных уродов…
О ДЕКАБРИСТАХ-"американцах" и тех, кто имел касательство как к ним, так и к Русской Америке, надо рассказать особо.
И начать надо, пожалуй, с лейтенанта Завалишина…
Я уже упоминал о нем - как о неустанном хулителе графа Муравьева-Амурского. Но прискорбный факт упорного неприятия Завалишиным заслуг Муравьева не может преуменьшить масштаба личности самого Завалишина.
Дмитрий Иринархович Завалишин, сын младшего сподвижника Суворова, шефа Астраханского гарнизонного полка Иринарха Ивановича Завалишина, родился в 1804 году, умер в 1892-м (и в 1882 году у него родилась последняя дочь Екатерина!). Жил, как видим, долго, хотя в возрасте двадцати двух лет был приговорен к смертной казни, замененной каторгой.
За свою недлинную до 14 декабря 1825 года жизнь он успел столько, что поверить в это сложно. Собственно - почти невозможно… Окончив Морской кадетский корпус в 1819 году, он остался там преподавать астрономию, высшую математику, механику, высшую теорию морского искусства, морскую тактику и, как сообщает Русский биографический словарь, "другие (! - С.К.) предметы".
Уже преподавая в Морском корпусе, он слушал лекции в университете, в горном корпусе и в медико-хирургической академии. Изучил языки английский, немецкий, французский, итальянский, испанский, польский, латинский, греческий и даже еврейский (переведя исключительно "для собственного разумения" Библию с подлинника)… Имел обширные познания в литературе и следил за всем новым в ней и в науке.
Насколько я могу себе представить, особой скромностью мичман-преподаватель не страдал, однако незаурядность натуры и активность мысли были у него налицо… Он был явно упорен и к тому же обладал "пробивными" способностями.
В августе 1822 года Завалишин уходит на "Крейсере" Лазарева в кругосветное путешествие, но по прибытии в 1824 году в Русскую Америку с острова Баранова отзывается в мае в Петербург и "замыкает кругосветку" по суше - через Сибирь… Отозвали его по приказу императора, которому Завалишин осенью 1822 года написал из Лондона письмо с проектом организации некоего "Ордена восстановления".
Впрочем, после Русской Америки, Ситхи, Ново-Архангельска, Форт-Росса, у молодого эрудита возникают также и другие - намного более практические и толковые мысли. Они обогащаются еще и сибирскими впечатлениями. В поездке лейтенант Завалишин знакомится со всеми деятелями Сибири, с промышленниками и по приезде в столицу 3 ноября 1824 года представляет Александру еще и записку о присоединении Калифорнии, занятии Амура и развитии флота.
Предложения Завалишина были далеко не во всем продуманны, но была в них хорошая хватка молодого Бонапарта: мол, надо вначале ввязаться в бой, а там - видно будет… А некоторый избыток избранности в характере энтузиаста мог сослужить русскому делу лишь полезную службу, потому что в далекой Русской и нерусской Америке быть нахалом оказывалось делом чаще всего выигрышным… Конечно, если кроме нахальства имелось еще и трудолюбие. Однако и трудолюбия у Завалишина. хватало…
Завалишин считал, что нам надо с севера подпереть аж зону Сан-Франциско, спустившись к югу до 42° северной широты!
Изучал его записки комитет под председательством Аракчеева в составе: адмиралы Шишков и Мордвинов, а также Нессельроде.
Далее история начинается не совсем ясная. По проекту ордена адмирал Шишков 3 декабря 1824 года сообщил автору идеи, что император находит ее "увлекательной, но неудобоисполнимой"… Скорее всего миссия Шишкова - министра народного просвещения и главноуправляющего ведомством иностранных исповеданий, на том и завершилась.
А как же с Русской Америкой? Увы, мы уже знаем, что с ней дела в России вообще к тому времени обстояли невесело… Мордвинов Завалишина поддержал, Нессельроде не менее решительно возражал…
О позиции Аракчеева источники умалчивают, но вокруг графа Алексея Андреевича наворочено столько лжи, что удивляться тут нечему. Само молчание историков позволяет мне предполагать, что жесткого "нет" он не сказал. Граф Аракчеев был человеком достаточно широкого ума. И, хотя у историков он имеет репутацию гонителя флота, русские моряки как-никак дважды нанесли его имя на морские карты мира. В 1817 году Коцебу открыл атолл Аракчеева, а Беллинсгаузен в 1820 году - остров Аракчеева. А ведь русские океанские моряки лебезить не умели, да и граф любил не лесть, а точность исполнения приказа.
Но даже если Аракчеев был на стороне лейтенанта, это не изменило бы ничего… На записке от 3 ноября 1824 года лежала черная тень Конвенции 5 апреля 1824 года, а скоро эту записку окончательно перечеркнет англо-русская конвенция февраля 1825 года.
Завалишин разочарован, но остается еще непосредственно хозяин Форт-Росса - РАК. Директора Компании знакомятся с его мыслями и заинтересовываются ими. Начинают разрабатывать некие планы. Одновременно в конце 1824 года, если верить некоторым источникам, Рылеев привлекает его в Северное общество…
Впрочем, тут история тоже мутная… И позднейшие "Воспоминания" самого Завалишина проясняют далеко не все - подтверждая лишь факт широких контактов молодого лейтенанта и Рылеева, а также общую осведомленность первого о планах тайного общества, одним из руководителей которого был второй.
Завалишин 14 декабря 1825 года в Петербурге не был, был арестован в Симбирске 30 декабря, доставлен в столицу, допрошен и 18 января 1826 года освобожден. А 2 марта арестован вновь…
Вообще-то сам по себе арест по "делу 14 декабря" еще не был гражданской смертью. Вот известный всем нам Александр Сергеевич Грибоедов… Арестован 21 января 1826 года в Грозном, привезен фельдъегерем в столицу на главную гауптвахту 11 февраля, освобожден лишь 2 июня. Но как! По высочайшему повелению освобожден с оправдательным аттестатом, с производством в следующий чин и выдачей не в зачет годового жалованья! Не всегда, видно, от ума- горе…
Но любой арест вызывал вначале, конечно, панику. Много позднее в своих мемуарах Дмитрий Иринархович вспоминал: "Директор Прокофьев со страху после 14 декабря сжег все бумаги, где только упоминалось мое имя, а не только те, которые шли лично от меня".
Однако настырный Завалишин успел 24 января (5 февраля) 1826 года направить письмо уже Николаю, где были и такие строчки: "Калифорния, поддавшаяся России и заселенная русскими, оставалась бы навсегда в ее власти. Приобретение ее гаваней и дешевизна содержания позволили бы иметь там наблюдательный флот, который доставил бы России владычество над Тихим океаном и китайскую торговлю, упрочили бы владение другими колониями, ограничили бы влияние Соединенных Штатов".
Забегая далеко вперед, замечу, что если бы идеи Завалишина (развивавшие идеи петровские, ломоносовские, шелиховские, резановские, барановские!) стали бы реальной государственной линией, то к концу XIX века у России не было бы почти никаких проблем на Тихом океане и не надо было бы искать незамерзающих гаваней для русского флота то в японском Нагасаки, то в незадачливом русском Порт-Артуре на китайской земле…
Но это пока так - к слову…
А вот далее я, уважаемый мой читатель, вынужден опять кое-что не утверждать, а предполагать… Вот ведь что выходит, вот ведь какая неувязка получается. Профессор, а ныне - академик Болховитинов, приводя в 1990 году выше цитированный отрывок из письма от 24.01 (5.02)1926 года, сообщает, что Завалишин написал его уже в тюрьме.
Но, напоминаю: лейтенант Завалишин был освобожден из-под ареста еще 18 января, а вторично был арестован у дежурного генерала Главного штаба лишь 2 марта и до 4 апреля содержался в Главном штабе, а уже потом был переведен в Петропавловскую крепость.
И сведения эти, на мой взгляд, доверия заслуживают, потому что взяты из основательного биографического справочника "Декабристы", изданного издательством "Наука" в 1988 году под редакцией академика Нечкиной.
Так почему получается разнобой? -
И я насторожился, потому что уже давно склонен относиться к таким вот "мелочам" внимательно…
Если письмо было написано 24 января, то оно было написано не в тюрьме, а на воле. Но почему кому-то надо было навести тень на ясный день и представить дело так, что письмо ушло из тюрьмы? Что до Болховитинова, то его, надо полагать, подвел какой-то давний источник. Но почему этот давний источник лгал?
Ведь если такое письмо (потенциальная "бомба" под будущее владычество США) было написано Завалишиным на воле, то не кроется ли в нем, в этом "калифорнийском" письме, тайна вторичного ареста?
Ведь настырный Завалишин на воле мешал всяким нессельродам и уродам более чем сильно!
Да, собственно, уже позднее - когда в моем распоряжении оказались сами "Воспоминания" Завалишина - я узнал из них, что сразу после того как Завалишина привезли из Симбирска в Зимний дворец, его принял вечером сам Николай и заявил арестованному: "Я очень много слышал о вас хорошего. Надеюсь, что не будет недостатка в случаях употребить с пользою ваши способности… Изложите ваши идеи о флоте и по другим предметам, о чем найдете нужным, и завтра представьте мне лично вашу записку в шесть часов вечера"…
А вскоре Завалишина освободили из-под стражи. И у него появился неожиданный реальный шанс на реальные государственные роли. Новый арест все перечеркнул - навсегда.
Увы, вряд ли любые исследования дадут теперь точный ответ на вопрос: "Что сыграло в аресте и суровом осуждении Завалишина решающую роль - его весьма косвенная причастность к движению или происки тех, кто боялся влияния идей Завалишина и его потенциального государственного значения?"
ДА, ТОЧНЫЙ ответ вряд ли был известен даже такому крупнейшему знатоку проблемы, как покойная академик Нечкина… Но вот - дополнительная информация к размышлению… В помянутом мной справочнике "Декабристы" был также опубликован "Алфавит членам бывших злоумышленных тайных обществ и лицам, прикосновенным к делу, произведенному Высочайше утвержденною 17-го декабря 1825 года Следственною комиссиею", составленный в 1827 году правителем дел Следственного комитета А.Д. Боровковым.
В этом "Алфавите…" есть имена братьев Львовых (оба были 21 февраля 1826 года освобождены с аттестатом). Я приведу - полностью - справку на второго из них (первая - о том же, но скупее):
"ЛЬВОВ 2-й Василий Федоров. Поручик лейб-гвардии Измайловского полка.
В показании мичмана Дивова между прочим упоминалось, что накануне 14-го декабря в квартире его и Беляевых поручик Измайловского полка Гудим рассказывал слышанное им от Львова и брата его, вышеозначенного, будто бы член Государственного Совета Мордвинов, уезжая из дому отца их, Львовых, во дворец для присяги государю императору Николаю Павловичу, говорил: "может быть, я уже не возвращусь, ибо решился до конца жизни своей противиться сему избранию", и обратясь к детям Львова (сим двум братьям), сказал: "Теперь вы должны действовать". Беляевы подтвердили сие слово в слово. Гудим, допрошенный в Комиссии, после долгого запирательства признался, что говорил вышеизложенное и слышал оное от Львовых. Но Львовы, по приказанию его высочества вытребованные в Комиссию 24 февраля, как при допросе, так и на очных ставках с Гудимом отвергли сие показание, утвердив, что они ничего даже и подобного сами не слыхали и ему не говорили и что адмирал Мордвинов и не был у отца их между 27-м ноября и 14-м декабря.
Комиссия оставила сие без внимания, и оба Львова тогда же отпущены".
Этот эпизод очень странен. Братья Львовы явно не лгали. И доказывает это не их оправдательный аттестат, и даже не столько то, что они смогли на трех (!) очных ставках в экстремальных условиях опровергнуть утверждения Гудима и Беляевых, сколько то, как они все отрицали.
Заявить, что Мордвинова вообще не было более полумесяца в доме их отца, они могли только в том случае, если Мордвинов к ним действительно за этот период не являлся… Ведь выяснить истину было весьма просто - сановники типа Мордвинова живут в домах со стеклянными стенами и бывают они в таких же домах (отец Львовых был директором придворной певческой капеллы)…
Опрос слуг - и все, "сгорели" Львов 1-й и Львов 2-й! Если, естественно, они просто глупо изворачивались, а не говорили правду.
Выходит - лгали Дивов, Беляевы и Гудим…
Но зачем и почему?
Двадцатилетние мичманы Гвардейского экипажа Дивов и Беляевы однозначно к Северному тайному обществу не принадлежали. Они состояли членами тайного "Общества гвардейского экипажа", но были на Сенатской площади, и 15 декабря в казармах экипажа их арестовал генерал-фельдцехмейстер великий князь Михаил Павлович (что тоже несколько странно)…
И как раз Дивов и братья Беляевы показали не только на Мордвинова, но и на Завалишина.
Беляевы были из мелкопоместных дворян, однако вертелись, что называется, "при знати"… Отец, отставной коллежский советник, управляющий имениями графа А.К. Разумовского в Пензенской и Рязанской губерниях, был масоном, другом Александра Лабзина - действительного статского советника, крупнейшего русского масона рубежа XVIII–XIX веков, и Иосифа Поздеева - начальника канцелярии графа З.Г.Чернышева и руководителя русских масонов в начале XIX века. Сын, Александр Беляев (он был старше брата Петра на два года), с 10 лет жил в Петербурге в семье князя В.В. Долгорукого (тоже масона)…
Беляевы с Дмитрием Иринарховичем связаны были - он принял их в свой, основанный-таки, малочисленный и символический "Орден восстановления"… Но в том особого греха не было.
Однако если судить по "Алфавиту…" Боровкова, то как раз показания трех мичманов и решили судьбу Завалишина, который свою вину отрицал (а ведь практически все действительные декабристы ее признавали даже с какой-то поспешностью).
Судьбы же этой троицы оказались схожими…
Дивов был осужден по I разряду в вечную каторгу, однако вместо каторги был направлен в арестантские роты в Бобруйск без срока, но с нарастающим послаблением, в 1835 году переведен рядовым в Черноморский линейный батальон, потом - на Кавказ, где и погиб в стычке с горцами в 1841 году.
Братья Беляевы были осуждены по вышесреднему IV разряду на 12 лет каторги с немедленным сокращением срока до 8 лет и при облегчении крепостного режима; отправлены в Сибирь в 1827 году; в 1832 году освобождены от работ; в 1839 году определены в Кабардинский егерский полк; в 1844 году произведены в прапорщики, вышли в отставку и спокойно дожили: один - до шестидесяти, а другой - даже до восьмидесяти четырех лет…
Справедливости ради замечу, что смягчения приговора с ходом лет были характерны для участи большинства декабристов, но мичманов начали "жалеть" почти сразу.
Что же до Гудима, то он, хотя отношения к движению не имел, четыре месяца просидел под арестом в полку, а потом с тем же чином был переведен в армейский полк в Дербент, где в 1828 году умер…
Почему Дивов и братья Беляевы пытались оговорить Мордвинова?
Не потому ли, что Мордвинов был фигурой крупной, для многих внутренних и внешних "нессельродов" - крайне неудобной? Неудобной, в том числе и из-за его отношения к РАК…
И не оговорили ли они также Завалишина?
Сломать молодых мичманов (а декабристы - уж не знаю почему, но вели себя в массе своей далеко не достойно) было не так уж сложно… Припугнуть, сломать, потом пообещать послабление…
Не знаю, не знаю - прав ли я… Но основания для подозрений здесь - как и во многих других случаях с РАК - имеются.
НЕПРОСТО было тогда и графу Николаю Семеновичу Мордвинову… Он был связан с многими из тех, кто готовил выступление на Сенатской площади, давно и зримо!
Скажем, в не пропущенной цензурой и распространявшейся в списках оде "Гражданское мужество", посвященной Мордвинову, будущий государственный преступник 1-го разряда Рылеев в 1823 году восклицал:
Но нам ли унывать душой,
Когда еще в стране родной,
Один из дивных исполинов Екатерины славных дней,
Средь сонма избранных мужей
В совете бодрствует Мордвинов?
Благодаренье небесам
За их святое снисхожденье!
От них, для блага русских стран,
Муж добродетельный нам дан…
Между прочим, в том же 1823 году Николай Семенович был награжден высшим российским орденом Андрея Первозванного (а имел он и "Анну", и "Владимира", и "Александра Невского" первых степеней).
Президент Вольного экономического общества, он выступал за развитие промышленности и внедрение научно-технических достижений, настаивал на финансово-кредитной поддержке отечественных предпринимателей, писал труды по экономике и банковскому делу, по сельскому хозяйству…
В 1825 году Рылеев посвятил Мордвинову отдельное издание своих знаменитых "Дум". Одна из них, к слову, начиналась так: "Ревела буря, дождь шумел, во мраке молнии летали…" Были в ней и такие строки: "На диком бреге Иртыша сидел Ермак, объятый думой…….
Многие декабристы видели Мордвинова в будущем правительстве.
Мордвинов же оказался единственным членом Государственного Совета и Верховного уголовного суда, который отказался подписать смертный приговор пяти главным - "вне разрядов" - "преступникам" (повешенным, к слову, почему-то именно в день 13 июля 1826 года).
И Мордвинов был в то время наиболее значительным и влиятельным радетелем перспектив Русской Америки.
Но тем более неприязненно относился к ней царь Николай…
К ДЕКАБРИСТАМ был близок видный "американец" Василий Головнин, в 1825 году - капитан-командор, управляющий исполнительной экспедицией Адмиралтейств-коллегий со званием генерал-интенданта флота. При нем в качестве офицера для особых поручений состоял декабрист мичман Феопемт Лутковский, дважды "кругосветчик" ушедший в свое первое плавание к Русской Америке с Головниным, имея четырнадцать лет от роду.