ТАК, уже в начале первого "николаевского" года - 1826-го, пятидесятишестилетний (умер он восьмидесяти семи лет, в 1857 году) барон Григорий Строганов, бывший посланник в Константинополе, направил 18 января из Парижа императору письмо, в котором "возлагал к стопам" царя "плоды размышлений, подсказанных самой искренней преданностью, лишенных всякого своекорыстия, всякой задней мысли…".
Все может быть - может, мыслей у барона задних и не было, но вот суть его письма-манифеста была очень уж некстати… Строганов призывал царя на Восток, на. помощь грекам, на борьбу за святую веру против турок… А это означало для России расходы, кровь, пот. И все - без какого-либо материального возмещения этих расходов и тяжких трудов.
Обеспечение территориальных приращений в рамках выхода России на ее естественные (хотя и отрицаемые всякими труайя позапрошлого, прошлого и нынешнего веков) южные рубежи?
Это было делом необходимым. Но его можно было решить с затратами намного более скромными, чем те, которые России предстояло понести в ее восточных войнах XIX века…
Часть, лишь часть "восточных" усилий и расходов, уделенных Русской Америке, и ее дело было бы спасено, прочно обеспечено и успешно развивалось бы!
А вместо этого Россию втягивают в войну за… устранение Турции с Балкан, из Греции! То есть, пользуясь выражением мемуариста Андрея Болотова о Семилетней войне, очередной раз "вплетают в до нее нимало не касающееся дело"…
Начавшись в 1828 году, война с Турцией привела русские войска к стенам Царь-града, к Константинополю… Султан Махмуд II вынужден был начать переговоры, и 2 (14) сентября 1829 года был заключен Адрианопольский мирный договор.
Как сообщает нам 2-я БСЭ, "греческий вопрос, длительное время волновавший Европу, был в основном разрешен благодаря успехам русского оружия".
Но успех оружия всегда имеет цену крови. По самым скромным подсчетам, независимость Греции стоила русскому народу десяти тысяч только убитыми. А наши приобретения на Кавказе, обеспеченные Адрианопольским миром, обошлись нам менее чем в тысячу человек.
Итак, лишь 10 процентов кровавых русских усилий шли на пользу России. Остальные же девять десятых можно было и не предпринимать.
В заключении Адрианопольского мира активно поучаствовал Федор фон дер Пален. Очевидно, благодаря как раз ему по этому миру Черное море впервые открылось для свободного американского судоходства.
Англичане решали нашими руками свои европейские проблемы. А вот свои тихоокеанские проблемы они решали собственными руками, активно внедряясь в Китай и подготовляя те опиумные войны, которые обеспечили англо-французам господство в Поднебесной империи и в зоне Тихого океана.
Я тут приведу свидетельство результатов "цивилизаторской миссии" англичан, относящееся уже к концу 80-х годов XIX века: "Сингапур. Я желал бы, чтобы какая-нибудь пресыщенная леди, пьющая чай на террасе своего красивого имения в Англии и жалующаяся на вечное отсутствие мужа Фрэдди, находящегося на Востоке, имела возможность осмотреть Сингапур и видеть процесс добывания денег, на которые покупаются ее драгоценности, туалеты и виллы… Китайский квартал… Каждый второй дом - курильня опиума… Развращенность в высшей степени развития… Разврат в грязи и мерзости, запах гниения, разврат голодающих кули, которые покупают свой опиум у европейских миллионеров… Голые девятилетние девочки, сидящие на коленях у прокаженных… А невдалеке от этого ада - очаровательные лужайки роскошного британского клуба, с одетыми во все белое джентльменами…"
Это, уважаемый читатель, отрывок не из записок революционера. Это великий князь Александр Михайлович, "Сандро", описывает впечатления от своего плавания 1886 года на "Рынде"…
Англосаксам доставались "вершки" в Европе, доставались они им в Азии и на Дальнем Востоке…
ТЕМ ВРЕМЕНЕМ время потихоньку шло, и приближался срок окончания действия Конвенции 5 апреля 1824 года…
5 апреля 1834 года он истек. Русской Америкой в это время уже четвертый год управлял Фердинанд Петрович Врангель…
Но вначале - о русско-американском Договоре о торговле и навигации, подписанном в Петербурге 6 (18) декабря 1832 года.
Удивительно, но факт. В монографии профессора Болховитинова "Русско-американские отношения и продажа Аляски. 1834–1867", изданной издательством "Наука" в 1990 году, об этом договоре почти ничего нет. Правда, о нем, как сообщает сам автор, шла речь в предыдущей его монографии, но уж хотя бы пару абзацев такой серьезной вещи, как договор 1832 года, можно было и посвятить…
В 1999 году увидел свет трехтомник "История Русской Америки. 1732–1867" под редакцией уже академика Болховитинова (о сем занятном труде я скажу в главе 11-й). Так вот, там о договоре вообще нет ни слова!
А ведь этот договор ударял по Русской Америке почище Конвенции 1824 года! Он объявлял торговлю и мореплавание "во владениях сторон" свободными и основанными на взаимности (н-да!). Жителям обеих стран разрешалось торговать везде, где допускалась иностранная торговля. Торговля могла вестись и на русских, и на американских судах.
И этим же договором жителям обеих стран гарантировалось ведение дел и та же безопасность, что и жителям страны пребывания.
Короче, зачем было продлевать в 1834 году Конвенцию от 5 апреля 1824 года, если существовал договор 1832 года?! Он был заключен до 1839 года, но продлевался и оставался в силе до 1911 (!) года.
И все эти годы он давал янки законные основания для грабежа русских богатств, сводя их в северной зоне Тихого океана на нет…
И только через семьдесят семь (!!) лет - в 1911 году, договор был американской стороной расторгнут на том основании, что его-де статьям противоречит практика России в отношении евреев - граждан США, бывших выходцев из России.
Когда мы доберемся до времен после Русско-японской войны, я о договоре 1832 года еще вспомню…
А СЕЙЧАС нам надо бы вернуться в Русскую Америку, находящуюся под рукой Врангеля, однако я еще не рассказал о человеке, не помянуть которого в этой книге - грех…
Собственно, читатель уже мог запомнить имя Василия Михайловича Головнина, но сейчас мы познакомимся с ним поближе… Очень уж порой невеселый предстоит мне рассказ о невеселых временах в Русской Америке, и, приступая к нему, хочется запастись верой в силу и гений русского человека, в конечное торжество русского дела… А история Головнина способна как раз и удивить, и - ободрить!
Он родился в 1776 году в старинной, но небогатой дворянской семье в деревне Гулынки Пронского уезда Рязанской губернии… Места - самые сухопутные. Он и записан был в малолетстве в Преображенский полк, но, в десять лет осиротев, "переписался" в Морской кадетский корпус.
То есть море звало его уже тогда, когда он его еще и в глаза не видел. А в четырнадцать лет - гардемарином он уже воевал в шведскую войну на корабле, название которого, передаваемое из одного корабельного поколения в другое, всегда восхищало меня чисто русской удалью без похвальбы - "Не-тронь-меня"… Был награжден золотой медалью за отвагу и храбрость.
Молодым лейтенантом Головнин крейсирует в Немецком море, у берегов Англии и Голландии. С 1802 по 1806 год служил стаже-ром-"волонтером" в английском флоте, плавал в Средиземном море, у берегов Африки, в Атлантике и у Антильских островов. Служил он под началом адмиралов Корнуэлса, Коллингвуда и самого Нельсона, от которого получил благодарность.
По возвращении из Англии тридцатилетний Головнин составил "Сравнительные замечания о состоянии английского и русского флотов", позднее странным образом не сохранившиеся, а вскоре был назначен командиром шлюпа "Диана", уходящего в кругосветное путешествие на Камчатку и в Русскую Америку… Помощником командир взял капитан-лейтенанта Петра Ивановича Рикорда - своего сверстника и товарища по английской командировке, будущего адмирала и академика.
"Диана" ушла из Кронштадта 25 июля 1807 года, а в Петропавловск-Камчатский пришла лишь 25 сентября 1809 года. По сравнению с обычной продолжительностью таких походов задержка составила более чем год. Однако тому была причина…
На подходе к мысу Доброй Надежды шлюп перехватили англичане, а в Саймонстауне командующий английской эскадрой объявил о начале англо-русской морской войны в связи с "тильзитским" переходом России на сторону Франции.
"Диану" арестовали "до получения соответствующих указаний"… Головнин вынужденную стоянку использовал для научных наблюдений и исследований, но это были не просто действия склонного к науке, образованного моряка. Это была еще и боевая рекогносцировка: Головнин, выходя на шлюпке в море, изучал господствующие направления ветров у берегов и в океане.
"Диана" стояла в глубине Симанского залива рядом с флагманом "Прозерпина", окруженная английскими судами. Стерегли ее крепко. И все же после ареста в течение года и 25 дней Головнин ушел! 16 мая 1809 года дождался под вечер шквала, поднял якорь, поставил штормовые паруса и ушел! "Все офицеры, гардемарины, унтер-офицеры и рядовые - все работали до одного на марсах и реях", - записал в дневник Головнин.
Весной 1810 года он уходит с грузом продовольствия в русские американские поселения, а весной 1811 года начинается его вторая "одиссея". Он получает задание исследовать русскую зону Тихого океана, в том числе - Курильские острова.
Головнин точно установил, что Курильская гряда состоит из двадцати четырех, а не двадцати одного острова. На Расшуа - острове в середине гряды, жители с гордостью предъявили ему грамоту, выданную еще в конце XVIII века иркутским генерал-губернатором о принятии их в русское подданство.
Но южные Курилы были зоной, по сути, "ничейной", а на Куна-шире были японцы. "Диана" более двух недель лавировала у островов Итуруп, Шикотан и Кунашир, а 4 июля 1811 года стала на якорь у гавани Кунашира, и Головнин с семью матросами отправился на остров. Японцы встретили его вроде бы радушно, провели в крепость, а там… захватили в плен.
Позднее они объясняли это как отместку за акцию Хвостова - Давыдова, по указанию Резанова сжегших японские склады на Сахалине и южных Курилах.
Рикорд хотел идти на выручку, но подойти к берегу "Диана" не могла из-за малых глубин, да и опасения за результаты исследований, которые могли погибнуть, тоже играли свою роль. Головнин как-то ухитрился передать Рикорду приказ уходить.
14 июля Рикорд ушел. В сентябре он выехал в Иркутск, где губернатор сообщил ему о своем ходатайстве организовать спасательную экспедицию.
22 июля 1812 года "Диана" Рикорда и бриг "Зотик" вышли к Кунаширу, но недалеко от него встретили судно японского купца Такая Кахи, и тот рассказал, что Головнина и его товарищей перевели в тюрьму города Хакодате на Хоккайдо. За это время Головнин, между прочим, успел совершить побег - 24 апреля 1812 года, но через девять дней его и его товарищей схватили.
Рикорд от японцев ничего не добился. До Страны восходящего солнца дошли первые вести о вторжении Наполеона (к слову, подозрительная быстрота, с какой эти вести добрались до Японии, позволяет предполагать антироссийские каверзы тайных агентов англосаксов на Японских островах). Соответственно японцы вели себя заносчиво.
Все изменилось через год - русские войска одерживали победы в Европе, а результаты сказывались на Дальнем Востоке - японцы стали предупредительны, вежливы и 1 октября 1813 года пленников освободили.
Замечу в скобках, что в академическом трехтомнике "Русская Америка" 1999 года под редакцией Н. Болховитинова такая уступчивость японцев объясняется иначе - японцы, мол, убедились в непричастности русского правительства к действиям Хвостова и Давыдова, которые академик Болховитинов аттестует, между прочим, как "разбойные"…
Какое жалкое, исторически ублюдочное объяснение, вполне достойное времен, когда русских пытаются принизить в их собственных глазах и в глазах внешнего мира… Да, японцы могли свою новую лояльность к русским объяснить именно так - сохраняя лицо. Не могли же они признаться, что освобождают Головнина под впечатлением краха Наполеона! И неужели так сложно это понять, не проявляя удивительную научную и нравственную слепоту?
Японский плен дал возможность Головнину создать удивительное сочинение "Записки флота капитана Головнина о приключениях его в плену у японцев в 1811,1812 и 1813 годах…".
Батюшков назвал его "Монтенем у японцев"…
История "Записок" уникальна не менее, чем они сами. Не имея бумаги, Василий Михайлович вел свой тюремный "судовой журнал", искусно связывая и сплетая в разные узелки (а уж запас их у него, опытнейшего моряка, был велик) разноцветные нитки! Каждому разговору, событию, факту соответствовал свой цвет и узел.
Нитки он выдергивал из манжет, мундира и подкладки мундира, из офицерского шарфа… "Записки", изданные впервые в 1816 году, быстро перевели на все европейские языки. А потом - и на японский…
Что примечательно! Декабрист Кюхельбекер, читая "Записки" во время заключения в Свеаборгской крепости в 1832 году, записал в дневнике: "Эта и по слогу, и по содержанию одна из самых лучших книг на русском языке. Читая Головнина, нельзя не полюбить японцев, несмотря на их странности".
Вдумайся, читатель! Русский моряк пишет записки в плену, в сырой тюремной камере, захваченный японцами вероломно, но пишет так, что его соотечественник проникается к чужому народу любовью!
Вот как! Вот так…
В 1816 году сорокалетний Головнин был назначен почетным членом Государственного Адмиралтейского департамента, а через год ушел во второе свое кругосветное путешествие на шлюпе "Камчатка".
Есть удивительный, если вдуматься, документ, относящийся к этому второму плаванию и связывающий сразу два славных русских имени - Гавриила Андреевича Сарычева и Василия Михайловича Головнина. Документ этот - "Инструкция государственного адмиралтейского департамента командиру шлюпа Камчатка капитану В.М. Головнину", от 13 (25) августа 1817 года. Подписана она была так:
"Вице-адмирал Сарычев, действительный статский советник А. Лабзин (Александр Федорович Лабзин - писатель и член Адмиралтейского департамента с 1804 года. - С.К.), обер-берг-гауптман 4-го класса Логинов (Матвей Иванович Логинов - директор Паноптического института и непременный член Адмиралтейского департамента. - С.К.), Федор Шуберт (Федор Иванович Шуберт - астроном, с 1783 года на русской службе, с 1813 года почетный член Адмиралтейского департамента. - С.К.)".
Несмотря на такую представительную коллективную подпись, "Инструкция…" носит явные следы авторства Сарычева. Только он, сам проводивший картографические съемки на кожаной байдаре, мог дать такие конкретные советы (именно советы, а не "начальственные указания") о том, как лучше организовать описание камчатских и аляскинских берегов при ее использовании, или написать об одном из аляскинских заливов: "Сей залив во время бывшей там экспедиции капитана Биллингса капитан Сарычев намерен был осмотреть, но позднее время и противные ветры тогда ему попрепятствовали; а посему желательно было бы при случае бытия Вашего в тех местах, ежели время позволит, исполнить намерение Сарычева".
Эти "желательно…" и "ежели время позволит…" очень характерны для духа и стиля "Инструкции…" - предельно к Головнину и к его задачам уважительных.
Я читал ее, и чуть ли не слезы на глаза наворачивались - как уж нас, русских, выставляют лишенными инициативы, рабски трепещущими начальства и т. д, а вот же - служебный приказ одного русского человека другому русскому человеку. И все в нем наполнено идеями разумной инициативы, самостоятельности, доверия к опыту того, чьему опыту можно и должно доверять…
"При первом Вашем отправлении в путешествие вокруг света 1807 года, - писал Сарычев, -дана была Вам от Адмиралтейского департамента инструкция с подробным наставлением, как поступать во время плавания Вашего касательно определения пути, ведения журнала и внесения в оный полезных замечаний. Ныне департамент, удостоверясь на опыте в Ваших познаниях и способностях, не находит надобности повторять тех же предписаний и полагается во всем на Ваше искусство и благоразумие".
А далее все необходимые директивные указания сопровождаются оговорками "судя по времени и обстоятельствам…", "полезно б было курсы Ваши располагать…", "естли обстоятельства позволят…….
Есть в "Инструкции…" одно место, где связь времен обнаруживается самым убедительным - деловым образом: "Приближаясь к Камчатке, постарайтесь перерезать курсом Вашим черту плавания судна "Слава России" 1790 года…" На этом судне в том году плавал сам Сарычев…
И Головнин вновь ушел из Кронштадта в Тихий океан - прокладывать новые курсы во славу России.
Он заходил в русскую Калифорнию, записав, между прочим: "Русские промышленники по одному и по два ходят стрелять в лесах диких коз, часто ночуют у индейцев и возвращаются, не получив от них ни вреда, ни обиды. Напротив того, испанцы в малом числе и без оружия показаться между ними не смеют, иначе все будут убиты. Индейцы сии отдают своих дочерей в замужество за русских и алеут, поселившихся у них; и в крепости Росс теперь их много…".
Головнин имел задание также провести инспекцию Русской Америки, и в своем отчете о ней он высказал прежде всего возмущение безнаказанностью янки, ведущих в русских владениях разбой, хищничество, избиение морского зверя и постоянно провоцирующих индейцев против русских под вселенские крики о свободе и уважении "прав человека" (этой неизнашивающейся "тряпкой" они махали уже тогда!)
Головнин удивлялся: "Я не понимаю, каким образом согласить явную к нам вражду сих республиканцев с правами народными?".
По поводу уже поминавшихся мной претензий комитета конгресса США на русский северо-западный берег Америки аж до 60-го градуса, Головнин писал:
"Очень странно, что никому из членов сего комитета не удалось читать ни одной из множества книг, изданных на английском языке (который и им природный)… во всех коих… упоминается, что русские прежде всех европейцев открыли северо-западный берег Америки и прежде всех заняли его".
А далее он задавался правомерным и ироническим вопросом:
"Разве комитет думает, что русские потому не предъявили своих прав на сии берега, что министерскими нотами не сообщили всем государствам об оных; но членам оного не кажется, что открыть землю, занять ее и утвердиться в ней почиталось во всех веках и у всех народов самым действительным из всех дипломатических актов".
Ну конечно же! Что - англичане, французы, испанцы, голландцы и прочие извещали друг друга "министерскими нотами" о своих колониальных открытиях и занятии? Нет, конечно. Так с чего вдруг надо было тупить перья русским? Мы что - не равными правами обладали?
И ведь не дипломатом был Василий Михайлович, а вот же - опровергал претензии янки чисто дипломатическими аргументами на основе глубокого понимания сути и принципов международного права.
А я, читая эти спокойные строки, написанные рукой русского патриота, вновь подумал: "Каким же все-таки врагом русского дела был чужак Нессельроде и каким стервецом был "англоман" Поле-тика"…
По поводу же Александра в очередной раз могу сказать одно: "Эх!"