Во-первых, заявлял Стекль, США - это важный элемент мирового баланса сил… Но тут будущий барон выдавал желаемое за действительное.
Да, позволено будет мне заметить, что тогда это было совершенно не так, потому что США в то время (и значительно позже) не обладали вооруженными силами, мало-мальски способными (как в психологическом, так и в военно-техническом отношении) вести серьезные военные действия вне национальной территории и вдали от родины.
Во-вторых, Стекль заявлял, что для России нет-де Севера и Юга, а есть только американская федерация, существование которой для нас "важнее, чем для любого иностранного государства", и что "сохранение единства Союза соответствует нашим политическим интересам".
Логический "курбет" тут был просто акробатическим! Барон совершал некое политическое сальто-мортале, в процессе которого в какой-то момент голова и ноги меняются местами, но - лишь на время.
Вначале он заявил, что России лучше остаться беспристрастным наблюдателем, и тут же предлагал фактически вмешаться в ситуацию на том основании, что американские-де внутренние дела для России важнее (!), чем для кого бы то ни было другого!
Н-да…
Сохранение единства США отвечало интересам их наднациональных покровителей, и уже поэтому поражение заносчивого Юга, действительно пропитанного идеями "изоляционизма" на уровне элиты, было предопределено.
Но при любом теоретически возможном развитии событий для России был выгоден только вариант максимального ослабления США, а еще лучше - их раздробления.
Нашим политическим и военным союзником США не могли быть не только потому, что они могли быть "союзником" только своекорыстным, то есть вероломным, а прежде всего потому, что их чисто военный потенциал был невелик.
А с экономической, с торговой точки зрения какая разница, с кем торговать - с южанами, с северянами? Они и сами друг с другом во время Гражданской войны торговали! Доллары не пахнут!
Слабые же США исключали реальную угрозу Русской Америке и вообще интересам России на Тихом океане.
Однако Стекль утверждал почему-то обратное, и - что удивительно, к нему прислушивались! Почему мнение Стекля - челове-
ка без прошлого, безродного, без каких-то предварительных заслуг вне его "поприща" в США, было всерьез воспринимаемо в русской столице - это само по себе загадка, даже задуматься над которой историки так и не удосужились.
А ведь вопрос это интересный.
Зато историки - тот же академик Болховитинов - считают, что именно Стекль вновь поднял вопрос о возможной продаже после своего очередного приезда в Петербург в октябре 1866 года. Стекль оставался там до начала 1867 года, и длительность его пребывания - да еще в сырую, неуютную осеннюю пору - сама по себе говорит о многом. И эта деталь (как и многие другие) позволяет мне видеть в Стекле не только и не столько российского дипломата, сколько некоего эмиссара настоль могущественных наднациональных сил, что не считаться с ними российская элита была уже неспособна.
Правда, нельзя исключать и простой шкурной, чисто "рублевой" заинтересованности как этой элиты, так и великого князя Константина лично (о чем еще будет сказано).
Но в конечном счете дело продажи Стекль мог обеспечивать лишь как доверенный консультант и курьер. А принципиальные моменты были обсуждены, надо полагать, не со Стеклем, а ранее - летом 1866 года…
КАК мы знаем, положительное мнение Государственного Совета по Русской Америке было утверждено Александром 14 (26) июня 1866 года. А 4 (16) апреля этого года Дмитрий Каракозов стрелял в царя у ворот Летнего сада, и спасло Александра то, что находившийся рядом крестьянин Комиссаров успел подтолкнуть руку террориста, и пуля прошла мимо (Комиссарова в тот же день возвели в дворянское достоинство).
Соответствующие случаю поздравления пришли от всех властвующих и царствующих особ "цивилизованного" мира, но янки тут вышли не то что из протокольных рамок, но и вывели ситуацию в разряд помпезного балагана, где везение царя стало лишь поводом
для беспримерной до того и после того демонстрации их "любви" к России.
Вначале русского монарха приветствовал конгресс - особой высокопарной резолюцией, принятой единогласно обеими палатами по предложению лидеров радикальных республиканцев (н-да) Стивенса и Самнера и утвержденной президентом Эндрю Джонсоном 16 мая.
Случай в политической истории США опять-таки беспримерный!
А после этого было решено отправить в Россию по случаю удачи царя и неудачи "врага эмансипации" (н-да) Каракозова чрезвычайное посольство. Главой его был назначен заместитель морского министра капитан Густав Ваза Фокс.
Тогда уже был проложен трансатлантический кабель Филда, и резолюцию-поздравление можно было бы "отбить" и по нему (это была новинка, и все можно было обставить тоже с помпой).
Но вот же - Фокс отправился в Россию на огромном мониторе "Миантономо" в сопровождении фрегата "Огаста" и прибыл в Кронштадт 25 июля (русского стиля) 1866 года. По пути были задержки в Англии, в Дании, в Швеции, то есть торопились не особенно, хотя можно было все попутные визиты нанести и на обратном пути.
Когда морской министр Краббе получил от Стекля депешу, извещавшую о миссии Фокса, Александр "высочайше повелел" Краббе: "Принять с русским радушием"…
Ну, это у нас умели всегда - до самозабвения, до потери даже внешнего чувства приличия (о потере чувства собственного достоинства не говорю, потому что для того, чтобы его терять, надо его предварительно иметь).
Академик Болховитинов утверждает, что прием Фокса "вылился в беспрецедентную демонстрацию дружественных чувств…" и т. д., а особенно, мол, отличились тут русские моряки.
Что же, штабные деятели типа Краббе - может быть, и отличились… Но читатели статьи лейтенанта Збышевского о бесчинствах янки в русской Сибири (о Русской Америке - не разговор); а тем
более - свидетели этих бесчинств, чепчики (ах, пардон, фуражки) в воздух бросали вряд ли…Но шума и шампанского было действительно много…
Фокс отправился восвояси 3 сентября, побывав в Москве и триумфально проехавшись по Волге от Нижнего Новгорода до Твери.
На празднестве в Нижнем Новгороде, где, как сообщали газеты, "собрались представители народов со всех концов Российской империи (интересно - алеуты там были? - С.К.)", Фокс призвал слушателей не более и не менее как "к нравственному союзу не для угрозы кому-либо, а для счастья и благоденствия рода человеческого".
Очевидно, в рамках этого проектируемого "нравственного союза" американский посланник в России Клей передал Краббе перечень вопросов, интересующих Фокса: планы адмиралтейств, доков, морских арсеналов с обозначением "запасных магазинов", описание артиллерийских орудий, система подготовки моряков, численный состав офицеров и матросов, полный корабельный состав флота, подробные сведения о броненосцах и прочие "мелочи"…
Не могу удержаться и сообщу читателю, что не раз поминаемый мной академик Болховитинов в самых розовых тонах сообщает об адресе, который в ту же пору, когда Фокс разглагольствовал о "нравственном союзе", преподнесла отдыхавшему в Ливадии царю группа американских туристов, совершавших кругосветное путешествие на паровой яхте "Квакер-Сити". Среди них был и специальный корреспондент газеты "Дейли Альфа Калифорния" Сэмюэл Л. Клеменс, вскоре под псевдонимом "Марк Твен" опубликовавший своих "Простаков за границей"…
Болховитинов пишет об адресе и реакции Твена без тени иронии, цитирует страницу 383-ю тома 1-го двенадцатитомного собрания сочинений Твена, где есть "Простаки", и утверждает, что "монаршая милость явно притупила скептицизм будущего великого сатирика"…
Однако на странице 374-й этого тома мы читаем: "Итак, мы… отплываем к императорской резиденции. Какая теперь поднимется суматоха!… Сколько будет создано важных комитетов (как раз в комитет по составлению адреса Твен и попал. - С.К.)!.. Стоит мне вообразить, сколь устрашающее и грандиозное испытание нам предстоит, как мое пылкое желание побеседовать с настоящим императором заметно остывает. Куда девать руки? А ноги?…"
И далее все это "испытание" описывается в тоне когда добродушного, а когда - и настолько иронического (да и не очень благодарного) зубоскальства и скептицизма, что мне, к поклонникам Александра, не относящемуся, стало даже как-то обидно за императора, когда на странице 379-й Твен самодовольно сообщил, что вот, мол, янки уже привыкли к тому, что дворцы им показывают ливрейные лакеи и требуют за это франк, а тут "император всероссийский и его семейство сами провели нас по своей резиденции", и тут же прибавил: "Они ничего не спросили за вход"…
Твен же написал там: "Приехал и барон Врангель. Одно время он был русским послом в Вашингтоне (н-да! - С.К.)… барон очень приятный человек и, по слухам, пользуется величайшим доверием и уважением императора"…
Увы, слухи Твена обманули, потому что через три с половиной месяца Фердинанда Петровича не пригласят на то "особое заседание", где окончательно и неожиданно будет решена продажа русских американских владений.
ФОКС удалился, но только ли для вручения резолюции конгресса и поздравлений по поводу благополучного исхода покушения на царя появлялся он в России?
Повод-то, если вдуматься, был ничтожным. Однако из антимонархической пули Каракозова раздули этакого развесистого республиканского слона.
Зачем?
Для демонстрации русско-американской "дружбы" с целью давления на Францию и Англию? Надо полагать - не без того…
Но насколько миссия Фокса имела своей задачей подтолкнуть царя к отказу от Русской Америки?
Хотя в научной печати и встречаются редкие прямые утверждения о том, что в ходе пребывания Фокса в России продажа и была обговорена и решена, все тот же академик Болховитинов однознач-
но заявляет, что влияние на сей счет было, но - общее, а вот конкретных переговоров не было, потому что нет, мол, о том никаких документов.
Но о каких документах может быть речь в таком деликатном деле? Ведь при всем своем августейшем самомнении и царь, и его брат не могли не понимать, что продажа русских земель им авторитета не прибавит (позднее я отдельно скажу об общественной реакции на нее).
Реконструировать события по документам можно и нужно. Но нередко простой принцип "Ищи, кому выгодно", известный еще римлянам, способен помочь нам не менее, а даже более документов!
Да вот и компетентный современник событий профессор Антонэн Дебидур в своей "Дипломатической истории Европы" пишет: "В середине 1866 г. американская делегация явилась с большой помпой поздравить царя со счастливым избавлением от покушения Каракозова. Она была принята по всей империи не только с большими почестями, но и с весьма знаменательным подчеркиванием сердечных чувств. Янки и русские в продолжение нескольких недель шумно братались. Впрочем, впоследствии между вашингтонским и санкт-петербургским кабинетами произошло и нечто большее, чем простой обмен любезностями. Так, например, в следующем году царь формальным договором уступил Соединенным Штатам русские владения в Америке (Аляску)".
Царь уступил не только Аляску, а еще и полосу до 54 градуса с примыкающим архипелагом имени его дяди, и Алеуты, и много еще чего. Но это единственное замечание, которое я могу сделать к цитате из Дебидура…
В СЕНТЯБРЕ 1866 года уезжает из России Фокс, а в октябре в Россию приезжает Стекль, затратив на очередной трансатлантический переезд около двух недель. Уезжает он обратно в январе 1867 года и 15 февраля прибывает в Нью-Йорк, завершив свое 11-е морское путешествие (то есть это была за несколько лет уже шестая его "челночная" поездка!).
С учетом всей этой "челночной" возни можно представить себе такую картину…
Стекль в течение нескольких лет пытался уговорить царя через его высших сановников и Константина (с которым в эти годы или виделся, или которому, что вероятнее, передавал соответствующие, говоря языком современным, "информационно"-"аналитические" материалы).
Но все такие попытки были с большим или меньшим успехом отражены.
Поэтому Фокс приехал, чтобы поставить вопрос прямо и практически. Причем уже непосредственно доверенным агентом американского правительства. Причем поставить на уровне одновременно и высшем, и неофициальном, под громы салютов и фонтаны шампанского…
И интерес Фокса к возможностям русского флота был тоже явно неслучайным. Ко второй половине 60-х годов Россия уже прочно обосновалась на Дальнем Востоке. Айгуньский договор 1858 года о русско-китайской границе, основание Владивостока, усиление русского тихоокеанского флота - все это заставляло янки торопиться.
Минимально умная русская политика в этом регионе, и - Русская Америка оказалась бы подкрепленной так, что ее переход к США мог стать проблематичным. Могли ли допустить это в Америке?
Выстрел Каракозова явился удобным поводом, и американец шведского происхождения Густав Ваза Фокс двинулся в Россию…
Он возвратился, сделал доклады Джексону и Сьюарду. Теперь вновь наступал черед Стекля…
И Стекль развил в Петербурге такую бурную деятельность, что уже сложно было понять, чьи интересы он представляет в столице Российской империи - русские или американские?
Он ведет переговоры с Константином, с министром финансов Рейтерном, с морским министром Краббе и, естественно, контактирует с Горчаковым. Формально решения принимают высшие лица империи, но фактически тон задает Стекль. Хотя, похоже, в узком кругу причастной к делу элиты зреет желание пойти даже дальше, чем этого хотели бы янки.
Тем более что, кроме документально зафиксированных контактов, у Стекля явно хватало и разговоров и встреч незафиксированных. Ведь поговорить в Петербурге ему было с кем…
За всей этой закулисной возней прошел ноябрь, и наступала пора оформлять итоги кулуарных разговоров в виде так любимых историками "бумаг".
2 (14) ДЕКАБРЯ 1866 года Рейтерн направляет Горчакову конфиденциальную записку "по предмету уступки Соединенным Штатам наших Северо-Американских колоний за известное вознаграждение Российско-Американской компании и правительству".
Уважаемый читатель! Только что, летом, все вроде бы решилось в пользу РАК (хотя устав ее и привилегии императором не утверждались, а высочайшее одобрение "мнения" Государственного Совета юридически полноценной базой для продолжения деятельности РАК быть не могло).
И вот менее через полгода этот вопрос вновь встает на повестку дня. И ставит его Стекль. И вместо того, чтобы сказать ему: "Милейший, все уже решено на высшем государственном уровне!" - сановники начинают новые "обсуждения", но теперь уже - в предельно узком кругу и предельно конфиденциальные…
А связующее звено - Стекль.
Историки круга академика Болховитинова (а это почти все столичные "эксперты" по проблеме) и слышать не хотят о каких-то тайных мотивах, о слове "сговор", а ведь уже обстановка вокруг "русско-американского" вопроса в его финальной - как вскоре оказалось - стадии позволяет уверенно утверждать: "Да, это был тщательно подготовленный антирусский сговор!"
И министр финансов Рейтерн (между прочим, прочно связанный с железнодорожными проектами, что в царской России было тождественно прочной связи с международными финансовыми дельцами) вопреки фактам и логике заявляет в декабре 1866 года, что "после семидесятилетнего существования компании она нисколько не достигла ни обрусения мужского населения, ни прочного водворения русского элемента и нимало не способствовала развитию нашего торгового мореплавания…".
Необходимость отказа от Русской Америки Рейтерн объяснял кроме прочего и тем, что мы, мол, "ныне уже прочно водворились в Амурском крае".
Что же и кто же был Михаил Христофорович Рейтерн?
Назначенный министром финансов после Княжевича в 1862 году, в сорок два года, он пробыл на этом посту шестнадцать лет, обеспечивая позднее финансовую подготовку Русско-турецкой войны 1877–1878 годов. Расположенные к нему биографы утверждают, что он настойчиво-де предостерегал императора Александра от ее развязывания и "твердо решил уйти в отставку после окончания кампании"…
И ушел… Хотя если он заранее предвидел крах экономики (особого ума тут, правда, не требовалось), то было бы честнее и логичнее уйти "до…", а не "после…".
Рейтерн был дружен с такой одиозной в истории русской экономики фигурой, как "барон" Александр Штиглиц, и в знак "благодарности" Штиглиц "по чрезвычайно дешевой цене" продал родной сестре Рейтерна - баронессе Юлии Нолькен имение в Курляндской губернии. Там в 1890 году экс-министра и похоронили.
Началу карьеры Рейтерна, закончившего Царскосельский лицей, способствовал поэт Василий Андреевич Жуковский, женатый на двоюродной сестре будущего министра. А вот кто способствовал ее продолжению - сказать непросто…
В 1854 году он поступил на службу в морское ведомство и стал сотрудником "реформатора" Константина - "константиновским орлом", поэтому считается, что Михаил Христофорович был великокняжеским выдвиженцем. Но - вот такая "мелочь"…
После лицея Рейтерн вначале три года служил по будущему вроде бы "профилю" - в Министерстве финансов. А потом на семь лет ушел в Министерство юстиции.
С 1855 же по 1858 год он за границей изучает "финансовый" строй крупнейших европейских стран (читай: Англии и Франции) и… И - Соединенных Штатов!
Вернувшись после этой долгой зарубежной стажировки в Россию, Рейтерн оказался почему-то не в "орлином гнезде", а в Комитете железных дорог, который был почти безраздельной вотчиной финансового агента царя - барона Ротшильда…
И как раз с Ротшильдами лондонскими и парижскими Рейтерн, только-только ставший министром финансов, вступил в переговоры о новых займах, на что те сразу же "откликнулись", предлагая для начала 15 миллионов фунтов стерлингов. Это был седьмой 5 %-ный заем на такую сумму!
К тому времени Российская империя стараниями "геополитиков" Николая Первого и его сынов Александра и Константина была уже в государственных долгах, как императорская фрейлина на балу- в шелках. Если к 1 января 1853 года, до Крымской войны, государственный долг составлял и так уже немалую сумму в 732 миллиона рублей, то к 1 января 1862 года он вырос до 2493 миллионов рублей.
Без малого два с половиной миллиарда золотых тогдашних рублей!
А к этим сухим цифрам я сейчас приведу занятную иллюстрацию из времен сразу же за продажей Русской Америки- из 1870 года. Рейтерну до его отставки было тогда еще восемь лет…
Бессменный держатель всех русских железнодорожных займов Лайонел Ротшильд устраивал нам в тот год очередной из них. И 19 февраля 1870 года Карл Маркс в письме издателю журнала "Diplomatic Review" Колетту писал, что барон так ловко разместил облигации русского займа, что "было просто детской игрой в кратчайший срок взвинтить их цены на 4 % выше номинала".
Еще бы было не так! Огромная потребность России в современных коммуникациях, огромная их нехватка, огромные, неевропейские расстояния и железная уверенность в том, что русский царь в конечном счете оплатит любые займы потом и кровью русского мужика…
Так что такие-то облигации - да не распродать в мгновение ока! И вот такими "детскими играми" занимались заграничные "русские" финансовые агенты.
А долг империи этим "агентам" тянул уже более чем на два миллиарда!