- Могу, - сказал я. - Но я не уверен, что это вам интересно. Его вдруг словно прорвало.
- Слушай-ка, голубчик, - прошипел он. - Давай-ка без дурацких обид! Что это за детский сад: уверен, что интересно, не уверен, что интересно… Когда я докладываю президенту… - Он замолчал. - Выкладывай.
Я рассказал ему об очередной затее Флеминга.
- Ну и что? - сказал он.
- Не знаю, - сказал я. - Но мне кажется, что это совершенно новый подход, а значит - совершенно новая технология, а значит…
- Понял. Может быть. Организуй срочный официальный запрос Флемингу, Горбатскому, Бюргермайеру. Пусть пришлют заключения по поводу энергетики и всего прочего. Пусть сообщат, кто из них дошел до этого уровня… Между прочим, сам мог бы догадаться послать.
- А я и догадался, - сказал я мстительно. - Еще из Пеши.
Несколько секунд он смотрел на меня с непривычным выражением. По-моему, это была смесь бешенства и одобрения. Мне даже страшновато стало. Никогда еще не видел я его таким, как сейчас. Потом уголки губ его снова приподнялись, и он снова превратился в древнего божка, лукавого и хулиганистого.
- Чтобы не было обид, - сказал он, - давай условимся. Все, что произошло в Малой Пеше, уже произошло. Нам остается сделать выводы. И мы с тобой их сделаем. Потерпи немного. Не сучи ножками.
Я ничего не стал говорить. Все-таки я не люблю его.
- Теперь о статистике, - продолжал он. - В каком она у тебя положении?
- Примерно полдела сделано.
- Хорошо. Поработай еще сегодня, а завтра, перед тем как отправляться в Харьков, передашь мне основные результаты. Там вообще-то есть хоть что-нибудь интересное?
- На мой взгляд - да. Правда, придется, наверное, посылать дополнительные запросы, но это уже на ваше усмотрение.
- Теперь слушай новую задачу. Институт Чудаков. Оказывается, около года тому назад на Землю прибыл с частным визитом некто Колдун, удивительный мутант с планеты Саракш, пожелавший ознакомиться с нашей цивилизацией. Принимал его институт Чудаков, который, естественно, решил воспользоваться случаем и произвести все возможные исследования этого поразительного феномена. В чем состояла эта феноменальность, я со слов Торы получил лишь весьма смутное впечатление: ясновидец, ридер, психократ, а паче всего - "сапиенс, способный при виде капли воды сделать вывод о существовании океана". Этот Колдун, оказывается, нужен был нам сейчас позарез. Проблема же состояла в том, что, пробывши четыре дня на Земле, он вернулся к себе на Саракш и там исчез, словно растворился в тамошних жутких радиоактивных джунглях. На протяжении последнего месяца Прогрессоры на Саракше пытаются (по просьбе Торы) выйти на связь с Колдуном, и у них ничего не получается. То ли Колдуна здесь на Земле мы как-то, сами того не ведая, обидели; то ли после своего визита он потерял всякий к нам интерес; то ли еще что-нибудь, специфически Колдуново и потому нам не представимое… Короче говоря, мне надлежало отправиться в институт Чудаков, поднять там все доступные материалы по обследованию Колдуна, переговорить со всеми сотрудниками, которые имели с ним дело, и попытаться понять, не произошло ли что-нибудь странное с Колдуном в этом институте, не сохранились ли какие-нибудь странные отзывы его о Земле и наших порядках, не совершал ли он каких-нибудь поступков, в то время оставшихся без внимания, а ныне представляющихся в новом свете…
- Психократ - это что такое? - деловито спросил я, когда Тора замолчал.
Он прищурился.
- Психократ - это общее название для существ, способных подчинять себе чужую психику.
- А, это вроде мохнатого слонопотама?
- Мохнатый слонопотам - это что такое? - спросил он, не моргнув глазом.
Не удержавшись, я рассмеялся.
- Простите, Тора, - сказал я, - но это в самом деле какое-то странное задание.
- А у нас в КОМКОНе все задания странные, пора бы и привыкнуть.
- Но не до такой же степени!
- Именно до такой! Будем искать колдуна. Настоящего колдуна, заметь, я с ним знаком, он настоящий колдун, с говорящей птицей на плече и прочими причиндалами… Да еще колдун с другой планеты! И нужный нам позарез.
- Возможный союзник, - проговорил я, не удержавшись.
Он снова перестал улыбаться. Он не любил, когда я показывал, что догадываюсь, чем мы с ним занимаемся.
- Имей в виду, что в Харькове ты будешь выступать как сотрудник Большого КОМКОНа. Это не прикрытие, поисками Колдуна действительно занимается Большой КОМКОН.
- Хорошо, - сказал я.
- Есть какие-нибудь вопросы?
- Нет. Пока нет.
- Ты сейчас домой? Или будешь работать?
- Я буду работать, - сказал я. - До семнадцати, не позже. А потом поеду домой и буду все время дома.
- Привет Асе, - сказал Тора.
5
В кабинете у нас все было так, как я оставил вчера, уходя домой. Стол Сандро был пуст и безукоризненно чист - видимо, Сандро так и не появлялся. А у меня на столе царил привычный хаос, который так раздражает меня по утрам и кажется таким необходимым и уютным каждый раз вечером. Я постоял у окна, бездумно провожая взглядом Облачный Город, величественно проползающий над окутанными зеленью крышами, потом сел за стол, подпер руками голову и закрыл глаза. Я отдыхал.
Всякий раз после разговора с Торой я испытывал потребность в отдыхе: вот так вот посидеть, расслабившись, понаблюдать за белыми и красными кругами, плавающими под закрытыми веками, и в который раз попытаться понять: почему?
Почему я его не люблю? Почему мне так трудно с ним? Почему он вызывает во мне что-то вроде страха, хотя это на самом деле не страх; что-то вроде презрения, хотя это, конечно же, не презрение… Как я могу презирать Максима Каммерера, легендарного Мака Сима, непревзойденного Белого Ферзя, организатора и руководителя операции "Тигр", после которой сам Президент стал звать его "Тора"? В обоих КОМКОНах любой мальчишка знает Максима Каммерера, нас еще на свете не было, а он уже работал на Саракше - подрывал лучевые башни, дрался с фашистами, создавал республики и коммуны… Мы были еще школьниками, а он первым из землян проник в самое сердце Островной Империи и не только вернулся невредимым, но и принес сенсационную информацию, о которой никто и помыслить не мог, когда планировался "Белый Ферзь"… Он дьявольски умен, он добр, он обаятелен, более того - он прекрасно ко мне относится… вот это, наверное, самое ужасное. Я же вижу, я же чувствую, что он отличает меня! Всего шесть лет как он принял меня в свой отдел, а я сейчас ближе ему, чем даже Гриша Серосовин… Может быть, было у них все-таки с мамой?
Мама его не любит категорически. Она даже не старается скрыть своей неприязни. Когда она узнала, что я работаю с ним, да еще под его началом, она была просто огорчена! При каких обстоятельствах они могли столкнуться? Ведь пути их никогда не пересекались. Единственное, что у них было общего, это то, что на протяжении нескольких лет они жили и работали в одном городе. Мама тогда работала в Музее Внеземных Культур, потом она заболела, уехала отсюда и никогда больше с тех пор не возвращалась. Может быть, тогда между ними что-то и произошло? Сейчас маму в Свердловск калачом не заманишь. Куда угодно, только не сюда. "Тойво, сынок, с этим человеком у меня связаны самые неприятные воспоминания". - "Он причинил тебе горе?" - "Не он. Он только выполнял свой долг, как он это понимал"… А Тора никогда не говорил со мной о маме, хотя он отлично знает, что я - сын Майи Тойвовны Глумовой. Но легко представить себе, что он все-таки чувствует себя виноватым и как-то старается загладить старую вину…
Конечно, мама хотела бы, чтобы я ушел от него, но как мне от него уйти? И ведь он знает, что я его не люблю. Я бы, конечно, никогда не позволил себе сказать ему это в лицо, но ведь такие вещи не скроешь. Я ведь не Прогрессор. Я не умею ни лгать, ни лицемерить, ни скрывать. Я умею быть только вежливым. По-видимому, Торе этого достаточно…
Уж он-то умеет и лгать, и лицемерить, и притворяться, уж он-то настоящий Прогрессор. Наверное, именно это более всего мне в нем отвратительно. Он никогда и никому не говорит всей правды. Я никогда не знаю, говорит он мне правду или лжет. По-моему, если у него есть выбор - сказать правду или солгать, он солжет. Он поступает так "в интересах дела". Разумеется, в этом есть своя логика, но ведь тошнит! Меня тошнит, Тора! Вот вы посылаете меня в Харьков. Я не знаю, действительно ли вам так уж нужен этот Колдун. Может быть, нужен, но к чему тогда вся эта ваша невнятица насчет обид, которые ему нанесли на Земле, насчет каких-то таинственных его поступков? А может быть, вовсе и не Колдун вам нужен, Тора? Может быть, историю с Колдуном вы используете только как правдоподобное прикрытие, чтобы я вынюхал для вас нечто об институте, причем вынюхал так, чтобы и сам бы не понял, что я там вынюхал?
Да нет, конечно, я поеду в Харьков, о чем речь, поеду и вынюхаю все, что требуется, потому что я верю ему в главном. Он может сколько угодно лгать в мотивировках, в деталях, в оценках, в определении тактических целей, и меня может сколько угодно тошнить от этого, но я не могу от него уйти, потому что он всегда остается верен самому главному. Более того, он, видимо, единственный человек на свете, с которым мы понимаем это главное одинаково. То есть он, конечно, понимает это главное еще лучше, чем я, и именно поэтому я подчиняюсь ему почти слепо, можно сказать, ем из его рук и смотрю его глазами… и так будет продолжаться до тех пор, пока наши представления о главном не начнут расходиться. Между прочим, если подумать, таких, как я, у него тоже немного… а может быть, и вовсе нет? Боже мой, какие же мы тогда одинокие! Ведь я же со многими пытался говорить на эту тему. Одни - чрезмерно легкомысленны. Другие - тупы (я не могу подобрать иного слова: люди, совершенно безукоризненные во всех иных отношениях, становятся неодолимо тупыми, когда речь заходит об этом, их словно подменяют). А третьи - слепы, я вызываю у них жалость и сочувствие, они хлопают меня по плечу и стремятся поскорее перевести разговор на другую тему… А, я давно уже перестал разговаривать об этом. Это в первое время, когда я вернулся на Землю после этих жутких лет, проведенных на Гиганде, после этой кровавой клоаки, после этого пиршества лжи и лицемерия… Я тогда готов был кричать - да и кричал, кажется - на каждом перекрестке: "Прекратите!", и мне казалось, что одна только мама понимает меня, Аська - не понимала, для нее я был героем, и это доводило меня до отчаяния, и вдруг, откуда ни возьмись, недалеко от меня появился Тора, а я вдруг как-то очень естественно, по гладенькой дорожке, как патрон из обоймы в ствол, вошел в КОМКОН и оказался у него под крылом. И однажды он сказал мне невзначай: "Что делать, дружище! Ведь Прогрессора может одолеть только Прогрессор". Ужасно построен этот мир…
Для успешного отдохновения после встречи с Торой самое главное - это как следует себя пожалеть. Неплохо помогает и самобичевание. Надо со всей откровенностью сказать себе: ничем ты не лучше любого Прогрессора, как был ты Прогрессором, так и остался, как бы ни хотелось тебе отречься, потому что, если бы ты всерьез хотел отречься, не было бы тебя в КОМКОНе, работал бы ты сейчас, например, с Аськой в "Деликатесах" на радость всем гурманам Вселенной, и мучила бы тебя сейчас не перспектива переться завтра в Харьков, чтобы врать там направо и налево, а мучила бы тебя проблема: почему вот уже неделю знаменитые пасифунчики отвергаются дегустаторами за прогорклость… Я представил себя дегустатором, и мне стало весело. Я вообразил себе, как Аська сидит у меня в лаборатории на краешке табурета и заискивающе смотрит на мои руки, белые нежные руки профессионала, которые осторожно и ловко вскрывают зеленую коробочку пасифунчиков, обнажают розовое прозрачное желе, неторопливо подносят это желе к белому нежному носу профессионала… и я шевелю ноздрями и говорю… нет, не говорю, а блею: "Продукт свежий у вас, а стагнация уже в третьем градусе, золотко мое…"
И подумать только, в школе я всерьез мечтал стать дегустатором! Из-за отца, наверное, потому что таланта у меня не оказалось никакого. Отец, который очень ревниво относился к своей работе, полагая, что в последние десятилетия профессия его приходит в упадок, сказал мне с жестокостью фанатика: "Какой из тебя дегустатор, Тойво? Ты едок!" И он был прав. Дегустатор я никакой, а едок - вполне на уровне, никто не жалуется…
Ну вот я и отдохнул от Торы, и можно работать.
Прежде всего я вызвал свою программу с терминала БМ. Машина еще не кончила считать. Ладно. Я принялся наводить порядок на столе, прикидывая, не имеет ли смысл подытожить хотя бы то, что уже получилось, чтобы подкинуть Торе пищу для размышлений. В конце концов, как он ставил задачу? Попытаться обнаружить хотя бы один казус, подозрительный на ксеногенность (Тора, конечно, сформулировал это гораздо более пространно и живописно, а я люблю лаконичные формулировки, пусть даже и на псевдоязыке). Так вот один казус я уже обнаружил…
Первый вариант. С. 84–93:
Глава седьмая
В десятом часу, как всегда без предупреждения, ввалился Шура Кикин, и Ася немедленно отправилась варить "кикиновку".
- Тойво! - воззвал Кикин, усевшись напротив и захрустев суставами на весь дом. - Я тебя прошу, Тойво!
- "В КОМКОН хочу!" - противным голосом произнес Тойво.
- Да! Хочу! В КОМКОН! У меня есть идеи! У меня есть опыт, какого ни у кого из вас нет! Я работал с дымчатыми галеодами! Два года!..
- Не работал ты два года с дымчатыми галеодами.
- Ну, не два! Ну, полтора!
- И полтора ты не работал.
- Полтора - работал!
- Не работал. А если бы даже и работал… Ну зачем нам этот твой опыт?
- Я хочу заняться ракопауками!
- Это не наша область, сколько раз тебе повторять?
- Это не ваша область, потому что вы дураки! Потому что вы не понимаете, что ракопауки разумны! Вы их боитесь, вы их целый век истребляли, у вас теперь запор совести!
- Это и есть все твои идеи? - спросил Тойво.
- Да! И между прочим, не хуже других!
- А почему ты так орешь? - осведомился Тойво.
- Я не ору, - сказал Кикин, понизив голос- Я ору, потому что ты мне не хочешь помочь. Ты вообразил, что это у меня очередное увлечение. А на самом деле я все обдумал. У меня талант к этим паукам, ты это можешь понять? Девяносто девять человек из ста пауков терпеть не могут, а я их люблю!
- Что ты от меня хочешь? - сказал Тойво, закрывая глаза.
- Я хочу в КОМКОН! В Комиссию по Контактам!..
- Подожди, не ори, - сказал Тойво. - Что ты хочешь от меня? Что ты от МЕНЯ хочешь вот уже две недели?
- Я хо-чу что-бы ты, - произнес Кикин, отбивая темп взмахами руки, - по-го-во-рил обо мне с Ко-мо-вым или с Ба-де-ром! - Тут он вдруг прервал себя: - Слушай, тебе говорили? Горбовский-то совсем плох…
- Говорили…
- Что именно тебе говорили?
- Что он совсем плох.
- А все-таки… может, обойдется?
- Может, и обойдется, - сказал Тойво.
Они помолчали.
- Так как же? - спросил Кикин.
- Хорошо, - сказал Тойво. - Как только встречусь с Комовым, обязательно поговорю о тебе. Обещаю.
Кикин посмотрел на него с огромным подозрением.
- Что именно ты обещаешь?
- Обещаю, что как только встречусь с Комовым…
- Ты, наверное, редко с ним встречаешься…
- Да как тебе сказать…
- Нет, это нехорошо, - сказал Кикин. - Вот видеофон, номер канала ты должен знать, изволь.
- Ну что я ему скажу? - произнес Тойво с тоской. - Есть у меня старый друг Шурка Кикин. Человек безусловно симпатичный, славный, добрый, но решительно без царя в голове… Тридцать лет он на свете прожил, тридцать работ переменил…
- Постой-постой! - встревоженно заорал Кикин. - Про это не надо! Зачем?
- А про что надо?
- Большой опыт работы с хелицероносными, отменная способность к зоопсихическим контактам с ними…
- А почему бы тебе не обратиться к зоопсихологам?
- Ты что, глухой? Я же у них уже работал, с дымчатыми галеодами!
Тут вернулась Ася с подносом, на котором дымились три керамические миски с горячей "кикиновкой". Кикин сразу обо всем забыл.
- А "колдоглаз" не забыла? - грозно спросил он, хватая обеими руками ближайшую миску.
Он тянул напиток прямо через край, хлюпая, причмокивая и шипя от горячего. Ася деликатно черпала из своей миски специальной ложечкой. А Тойво только понюхал пар и, пробормотавши "пусть остынет", отодвинулся подальше.
Слава богу, Кикин перекинулся на Асю. У него, оказывается, были идеи, касающиеся коренной перестройки гастрономической науки. Он, оказывается, четыре месяца проработал в учениках у дегустатора имярек в Шанхае и вынес из своего ученичества убеждение, что древняя методика дегустации, дегустация, так сказать, органолептическая, безнадежно устарела, и пора поэтому приступить к широкой дегустации посредством некоторых членистоногих, например галеодов дымчатых. Ася неудержимо хохотала, а Тойво слушал, стараясь не привлекать к себе внимания. Некоторое время это ему удавалось, но вот наконец Кикин допил свою порцию и обратил победоносный взор на Тойво.
- Ну, что пришипился? - осведомился он. - Э! Да у тебя полная миска. В чем дело?
- Аппетита нет, - сказал Тойво.
- Хм, - сказал Кикин, не спуская глаз с миски.
- Пей, пей, - сказал Тойво.
- И выпью! - объявил Кикин, придвигая к себе миску. - Что касается теории "кикиновки", то равных мне, чего там говорить, конечно, не найдется. Но вот что касается практического осуществления… - Он сделал огромный глоток и одобрительно посмотрел на Асю. - Тут ты, мать, непревзойденный мастер. Ты мне скажи, по моему рецепту делаешь? Честно скажи!
- По твоему. Клянусь.
- И ничего другого ни-ни-ни?
- Ни-ни-ни!
- Как можно, - проговорил Тойво мрачно. - Однажды она добавила туда мандариновую дольку, так взрыв был…
- Много Странников поймал? - сейчас же осведомился Кикин.
- А что? - спросил Тойво. - У тебя и на этот счет есть идеи? Тогда Кикин перегнулся через поднос и, понизив голос до трагического шепота, произнес:
- Тойво! Друг мой! Мы знаем друг друга тридцать лет. Скажи мне правду: только мне. Они на самом деле среди нас?
- Вот балда, - сказал Тойво.
- Иногда мне кажется, что я вижу их в толпе, - продолжал Кикин. - Их красноватые светящиеся глаза. Леденящие душу прикосновения заставляют меня вздрагивать. Иногда мне кажется, что мы все уже под игом!..