- Не надо, Шура! - сказала Ася с досадой. Кикин глянул на нее и откинулся на спинку кресла.
- А в чем дело? - спросил он обычным голосом.
- Не надо, и все, - сказала Ася. - Хочешь, еще сварю? Кикин перевел взгляд с нее на Тойво и тихонько присвистнул.
- Я вижу, теперь у вас на эти темы не говорят, - сказал он вкрадчиво.
- Все уже на эти темы переговорено, - проговорил Тойво.
- Понимаешь, Шура, - сказала Ася. - Что мы все время об этом шутим, шутим? Ведь это очень серьезно, Шура!
- Это он тебя убедил, что это серьезно? - осведомился Кикин не без яда.
- Да перестань, Шура! Ну что это за окаянное легкомыслие, в самом деле? Куда ни повернись - везде шутят, шутят, шутят… У всех рты до ушей… Ты на себя посмотри. Ты же не человек, ты мотылек! Что тебя волнует? Заменить дегустаторов большими пауками… Ну что это за идея? Рядом, в двух шагах от тебя, грозная, тайная и, может быть, мрачная сила. Ты все заботы об этом на других перевалил, а сам валяешь дурака - в стиле века…
И тут произошло необычайное. Кикин покраснел. Он так покраснел, что у него даже глаза заслезились. И он надулся, как разобиженный ребенок, и явно потерял дар речи. Что же касается Аси, то она, увидевши всю эту метаморфозу, испугалась и тоже потеряла дар речи. Прошли томительные мгновения.
- Я… - просипел Кикин и откашлялся. - Ты извини! Я, между прочим, ни на кого и никаких забот не переваливаю! Это ты слишком, мать! Я, может быть, и мотылек… может быть… Я и в самом деле никак не могу определиться, но свой хлеб с маслом я отрабатываю! А что касается шуток по некоторым поводам, то уж извините, не моя вина, что весь этот ваш психоз нормальными людьми воспринимается юмористически!.. Нет, каково! Они понавыдумывали себе призраков, гоняются за ними по всему миру…
- Ладно! - сказал Тойво и махнул рукой. - Убедил. Давайте о чем-нибудь другом.
- Нет, позволь! - Кикин уже не был красен, но надулся еще сильнее. - Вы попытались нас убедить, что существует некая угроза! Вы нас не убедили и теперь хотите запретить нам подшучивать над вами?
- Ни в коем случае, - сказал Тойво. - Любовь и шутка правят миром!
- А ты не шути! - рявкнул Кикин. - Я с тобой не шучу сейчас! Ты меня обидел!..
- Шурик, милый, прости, это я виновата, - сказала Ася.
Кикин не обратил на нее внимания.
- Я твой друг! - орал он. - И это все знают! Ему не нравятся, видите ли, мои шутки! А ты бы послушал шутки по вашему адресу, которые приходится выслушивать мне! А синдром Сикорски? Я полагаю, ты слышал это выражение? Это уже даже и не шутка! Это уже приговор, милый мой! Это диагноз!
Он отскочил к окну, уселся на подоконник и стал с вызовом глядеть то на Тойво, то на Асю.
- Сварить еще или не сварить? - спросила Ася сердито.
- Свари, свари ему, - посоветовал Тойво. - А то он нас сейчас сожрет. Обидели его. Галеода.
- Ну в самом деле, Тойво, - укоризненно сказал Кикин, - ведь у вас ничего, по сути, нет, кроме голой идеи. Не спорю, идея довольно любопытная, кое-кому даже способна нервы пощекотать, но ведь не более того! По сути своей эта ваша идея есть просто инверсия давным-давно известной человеческой практики. Прогрессорство навыворот! Да, разумеется, сверхцивилизация в принципе действительно может вмешаться в нашу жизнь и в нашу историю с целью нас облагодетельствовать…
- Слушай, может быть, кончим говорить на эту тему? - сказал Тойво.
- А я уже кончил! - сказал Кикин, подавшись к нему всем телом. - В том-то все и дело, голубчик ты мой, что больше говорить не о чем. У вас, кроме этой идеи, больше ничего нет! - Он соскочил с подоконника, сел напротив Тойво и продолжал: - Я тебя только прошу: не злись! Я не хотел говорить на эту тему, но так уж получилось. А раз получилось, так давай уж доведем этот разговор до конца! Ты знаешь, что мне сегодня сказал один деятель? Комконовцам можно только позавидовать, сказал он. Когда они сталкиваются с какой-нибудь действительно серьезной загадкой, когда им попадается ЧП действительно неразрешимое, они быстренько атрибутируют его как результат деятельности Странников, и все дела!
- Это кто же тебе сказал? - мрачно спросил Тойво.
- Какая тебе разница? Аварийщик один знакомый!
- И что же ты ему ответил?
- Ах ты, елки-палки, да разве в этом дело? - сказал с досадой Кикин. - Дело в том, что никто ему на это толком ответить не может. Никто! На такие заявления не словами надо отвечать, а делами! А где они - дела? Дел-то ведь никаких не видно, Тойво!
Тойво уже справился с собой.
- Так ведь это хорошо, - сказал он. - Когда и если начнутся дела, тогда твоему аварийщику будет уже не до разговоров…
Кикин с досадой хлопнул кулаком в ладонь.
- Ах ты, господи, вот опять!.. Ну почему? Почему трагедия? Почему угроза? Вот это вот особенно в тебе раздражает! Откуда в тебе эта космическая мизантропия? Может быть, и в самом деле потому, что ваши необъясненные ЧП - это трагедии? Но ведь ЧП - это всегда трагедия, на то они и ЧП! Верно ведь?
- Неверно, - сказал Тойво.
- Что, есть ЧП счастливые?
- Бывают, - сказал Тойво.
- Например? - осведомился Кикин, полный яду.
- Тебе имя Гужон знакомо?
- Ну?
- А Содди?
- Еще бы!
- Чем эти люди по-твоему замечательны?
- Что за дурацкий вопрос? Гужон - замечательный композитор… А Содди, как всем известно, замечательный адаптер… Ну?
Тойво покачал головой.
- Нет, не угадал. Профессионалы они, конечно, превосходные, но замечательны они не этим. Гужон до пятидесяти пяти лет был неплохим - но не более того - агрофизиком. А потом вдруг - понимаешь, Кикин? - вдруг, в одночасье стал замечательным композитором.
- Ну и что тут такого? Талантливый человек, развивал свой талант всю жизнь… количество перешло в качество…
- Барталамью Содди, - продолжал Тойво. - Сорок лет занимался теневыми функциями. Сухой, педантичный, нелюдимый человек. И вдруг - вдруг, Кикин, вдруг! - обнаруживается, что он блистательный, мирового класса адаптер.
Кикин пожал плечами. Он и в самом деле, самым искренним образом не понимал.
- А при чем здесь, собственно, ЧП? Я понимаю, это случаи довольно редкие, но в любом биографическом справочнике ты обнаружишь их десятка два… Маркелиус всю жизнь был довольно рядовым пианистом, а потом создал "Балладу Юга"… Ляхович… - Кикин стал загибать пальцы. - Караян… м-м-м… Да мало ли кто еще, не могу я сейчас всех упомнить! Люди скрытого таланта, долго, упорно занимались, а потом количество переходит в качество…
- Не было количества, Кикин, - сказал Тойво. - Одно лишь качество возникло вдруг, в одночасье!
Кикин помолчал, шевеля губами, потом сказал:
- Что ж это по-твоему: Странники их вдохновили, так?
- Я этого не говорил. Ты попросил меня привести примеры счастливого ЧП. Пожалуйста. Могу назвать еще несколько имен.
- Ну, а что тут собственно особенного? Почему вы должны этим заниматься?
Тойво пожал плечами.
- Мы занимаемся любыми чрезвычайными происшествиями.
- Вот я и спрашиваю: что в этих происшествиях чрезвычайного?
- В рамках существующих представлений они необъяснимы.
- Ну, мало ли что необъяснимо! - вскричал Кикин. - Ридерство тоже необъяснимо! Просто мы к нему привыкли!
- То, к чему мы привыкли, мы и не считаем чрезвычайным. Мы не занимаемся явлениями, мы занимаемся происшествиями, событиями. Чего-то не было, не было тысячи лет, а потом вдруг случилось. Почему случилось? Непонятно. Как это объясняется? Специалисты разводят руками. А мы берем на заметку.
- Много уже набрали?
- Да порядочно… Ты прав в одном отношении: счастливые П - это действительно большая редкость.
- Ну, хорошо. Приведи пример несчастливого ЧП.
- То есть?
- Ну, такого ЧП, которое несет в себе угрозу… привело к несчастью…
- Это совершенно разные вещи, - сказал Тойво. - ЧП, которые привели к несчастью, ничего загадочного собой не представляют. Это результат либо случайности, либо чьей-то небрежности, либо неоправданного риска… А вот что касается угрозы, то тут все сложнее. Я лично считаю, что любое необъясненное ЧП несет в себё угрозу.
- В том числе и счастливое?
- Да. В том числе и счастливое.
- Какую же угрозу несет в себе превращение рядового мелиоратора в гениального математика?
- Я не совсем точно выразился. Угрозу несет в себе не ЧП. Самые таинственные ЧП как правило совершенно безобидны. Иногда даже комичны. Угрозу несет в себе причина такого Ч П. Механизм, который порождает это ЧП. Зачем кому-то понадобилось превращать мелиоратора в гениального математика?..
Кикин прервал его.
- А откуда ты знаешь, что это не статистическая флюктуация?
- В том-то и дело, что мы этого не знаем. Все на свете, знаешь ли, можно объяснить статистическими флюктуациями, но дальше-то что? Сидеть, ковыряя в носу, и составлять списки статистических флюктуации? Очень мило. Спасибо тебе за такую работу. А если рассуждать теоретически, методологически? Чем, скажи на милость, твое объяснение лучше нашего? Статистическая флюктуация, по определению непредсказуемая и неуправляемая, или Странники, которые тоже не сахар, но которых все-таки в принципе можно схватить за руку. Да, конечно, статистическая флюктуация звучит куда как более солидно, научно, беспристрастно, чем эти пошлые, у всех уже на зубах навязшие Странники, дурно-романтические и банально-легендарные…
- Подожди, не кипятись, - сказал Кикин. - Я, собственно, и не собирался твоих Странников отрицать. Пусть будут Странники, ладно. Я тебе не об этом толкую! Ладно, пусть Странники вмешиваются в нашу жизнь. Почему это плохо - вот о чем я тебя спрашиваю. Почему вы из них жупел делаете, вот чего я понять не могу. И никто этого не понимает! Потому что ребенок сегодня знает, что сверхразум - это добро!..
- Сверхразум это сверхдобро, - сказал Тойво.
- Ну? Тем более!
- Нет, - сказал Тойво. - Тут уж ты меня извини. Что такое добро - мы знаем, да и то не очень твердо. А вот что такое сверхдобро!..
Кикин ударил себя обоими кулаками по голове.
- Не понимаю! Уму непостижимо! Может быть, ты знаешь какие-то факты, которые мне недоступны… Так расскажи тогда! Объясни, втолкуй! Откуда у вас эта презумпция угрозы?
- Ты неправильно понимаешь нашу установку, - произнес Тойво уже с раздражением. - Никто не считает, что Странники хотят причинить землянам зло. Это действительно чрезвычайно маловероятно. Другое страшно! Страшно, если они хотят творить здесь добро, как ОНИ его понимают…
- Добро - всегда добро, - сказал Кикин, впрочем, скорее по инерции.
- Ты прекрасно знаешь, что это не так. Я был Прогрессором всего два года, я нес добро, и никто и нигде меня не ненавидел так, как мои подопечные… Впрочем, это банальность, ты и сам это знаешь. Ты мне лучше скажи, Кикин, что ты ко мне пристал? Остроты твои, шуточки твои дубовые… Я тебе что - мешаю жить? Работать тебе мешаю? Ракопауков хочешь в дегустаторы определить - валяй! Благодарные едоки тебе спасибо скажут. Но от меня отстань. Я усталый, недобрый, озабоченный человек, взваливший на себя груз неописуемой ответственности, у меня синдром Сикорски, я психопат, я всех подозреваю, я никого не люблю, я урод, я мученик, я мономан, меня надо беречь, проникнуться надо сочувствием ко мне, как вот Аська прониклась… Ходить вокруг меня на цыпочках, целовать в плечико и услаждать анекдотами…
- Постой! - заорал Кикин. - Ты мне скажи, есть у вас хоть один достоверный факт вмешательства Странников в наши дела? Хоть один! Только честно!
- А зачем тебе? - спросил Тойво. - Что ты будешь с этим делать?
Несколько секунд Кикин смотрел на него.
- Нет у тебя никаких фактов, - сказал он наконец, - Бездельник ты. Елки-палки! И эти люди называют меня мотыльком!
Второй вариант. С. 59–61:
Глава пятая
В 17 часов Тойво отложил в сторону "Вертикальный прогресс" (сочинение анонимного 3. Оксовью) и вызвал на терминал свою программу. Сбор информации закончился, программа уже считала. Тойво принялся прибирать стол. Сандро так и не появился, стол его был пуст и безукоризненно чист. Прибравшись, Тойво постоял у окна, бездумно глядя в небо. В поле зрения его величественно вполз и завис над окутанными зеленью крышами Облачный Город. Тойво поморщился и вернулся к столу.
Гриша Серосовин вошел по обыкновению без стука, остановился на пороге и спросил:
- Можно к тебе?
- Можно. Только я сейчас ухожу домой.
- А где Сандро?
- Это я тебя спрошу: где Сандро? Его третий день уже нет. Гриша легко сел за стол Сандро и задрал ногу на ногу.
- А сам ты где пропадал с утра? - спросил он.
- В Малой Пеше.
Гриша весь наморщился, вспоминая.
- Малая Пеша… Малая Пеша… Позволь, это где-то на Севере… А! Нижняя Пеша! Неужели Флеминг опять что-нибудь натворил?
Тойво постучал пальцами по столу, потом пожал плечами.
- Непонятно, - сказал он. - Может быть, и Флеминг. Буду разбираться.
Гриша помолчал, ожидая продолжения, не дождался и сказал решительно:
- Наверняка Флеминг. Этот дьявол ничего не боится, все ему как с гуся вода. Я помню, лет восемь назад… тебя еще не было у нас… нет, семь… мы его поймали на изготовлении агрессивной квазибиомассы. Он потом клялся, что это у него-де промежуточный продукт какого-то цикла, но факт был фактом - какая-то растяпа у него в Нижней Пеше выпустила этот самый промежуточный продукт прямо в бухту… то ли выпустила, то ли упустила, а может и запустила, но, во-первых, там устричные отмели погибли, а во-вторых, пока эту дрянь вылавливали и уничтожали, двое из его же флеминговских ребят здорово покалечились… И ты представь себе, Тойво: ведь мы его за руку поймали, явное и злостное нарушение закона, он и сам не отрицал, что закон нарушен, до Европейского Совета дошло дело, а кончилось ничем. Отболтался дьявол. Пригрозили только в следующий раз отнять лицензию… Ты меня слушаешь?
Тойво несколько раз кивнул.
- Да, - сказал он.
- Знаешь, какой у тебя вид?
- Знаю, - сказал Тойво. - У меня вид человека, который напряженно думает о чем-то своем. Ты мне уже говорил это. Несколько раз. Штамп.
- Нет, - возразил Гриша с торжеством. - На этот раз у тебя вид человека, недовольного своим начальством.
Некоторое время Тойво молча смотрел на дисплей.
- Это шутка? - осведомился он.
- Да, сэр! - вскричал Гриша, изображая испуг. - Разумеется, сэр!
- Очень рад за вас, сэр, - сказал Тойво.
Гриша хохотнул и поменял местами скрещенные ноги.
- Хотя я заметил, - произнес он, - что особенно сонный и отсутствующий вид бывает у тебя именно после собеседований с Торой. Или это случайные совпадения?
Тойво, склонив голову к правому плечу, неторопливо оглядел Гришу от светлого его и плотного бобрика над загорелым гладким лбом и до кончиков неописуемо элегантных мокасин скользящего хода и проговорил:
- А я тоже заметил, что когда ты выходишь от Торы, вид у тебя не самый жизнерадостный. Или это случайные совпадения?
Второй вариант. С 64–76:
- Я надеюсь, что это все-таки НЕ они, - сказал наконец он.
- То есть, если это все-таки они, - немедленно подхватил Гриша, - ты просто не знаешь, что делать. Так?
Тойво повернулся к нему.
- Извини, Гриша, но мне и в самом деле нечего добавить к тому, что я уже сказал.
Гриша смотрел на него, приоткрыв рот.
- Неужели ты относишься к этому настолько серьезно? - спросил он с изумлением.
- Да. Настолько. А ты?
Гриша закряхтел, осторожно взял себя за кончик носа и морщась проделал им несколько круговых движений.
- Хочешь - честно? - произнес он. - Я не могу позволить себе относиться к этому серьезно. Относиться к этому серьезно - значит, пожертвовать всем, что у тебя есть, от всего отказаться. Мне этого просто не потянуть. По крайней мере, сейчас я к этому не готов… Да и кто готов? На тебя я смотрю с некоторым, знаешь ли, жалостливым восхищением. На всей Земле ты, наверное, один такой, после Сикорски, кто уверовал в то, что Странники вмешиваются в нашу жизнь… Может быть, ты сам не понимаешь, что это значит? Ведь такая вера - это не твое личное дело: я-де верю, а вы - как угодно! Во-первых, ты тогда обязан всех заставить тоже поверить, это твой долг… Во-вторых, ты должен первым из всех ответить на вопрос: что же в таком положении делать? А уж это задача, которая заберет у тебя всю жизнь без остатка, не оставит тебе ничего… Или, может, я все это излишне драматизирую?
Тойво отбил пальцами несколько беспорядочных тактов по столу и проговорил:
- Может быть. А может быть, и не очень.
- Ну так вот, я на это не годен, - решительно сказал Гриша. - Жизнь слишком многовариантна, и слишком жалко вколачивать ее во что-нибудь одно. Мне - жалко. Вот я и норовлю отшутиться… Хотя, конечно, иногда мне становится стыдно и страшно, и тогда я смотрю на тебя с особенным восхищением…
- Ну и зря, - сказал Тойво. - Восхищаться нечем. Я ведь и сам никак не решусь окончательно закабалить себя в это дело. К сожалению, я далеко не Сикорски… - Он вернулся к столу и сел, и посмотрел на Гришу. - Мне скептики мешают. Остроумцы.
- Плюнь, - сказал Гриша, и совершенно непонятно было, говорит он серьезно или развлекается. - Никого не слушай. Одного себя слушай. И шефа.
- А тебя?
- Меня не обязательно. Хотя все-таки прислушивайся. Я тебя буду предупреждать, когда ко мне надо прислушиваться.
Он хотел сказать еще что-то, что-то легкое, что смазало бы ощущение неловкой интимности, возникшее у обоих в последние минуты, но тут пропел сигнал окончания программы, и на стол короткими толчками поползла лента с результатами. Тойво просмотрел ее всю строчку за строчкой, аккуратно сложил по сгибам и сунул в щель накопителя.
- Ничего интересного? - спросил Гриша сочувственно.
- Да как тебе сказать… - промямлил Тойво. На этот раз он действительно напряженно думал о другом. - Снова весна восемьдесят первого…
- Что именно - снова?
Тойво прошелся кончиками пальцев по сенсорам терминала, запуская очередной цикл программ.
- В марте восемьдесят первого года впервые после почти двухсотлетнего перерыва зафиксирован случай массового самоубийства серых китов.
- Так, - нетерпеливо сказал Гриша. - А в каком смысле "снова"? Тойво поднялся.
- Пошли домой, - сказал он. - Долго все это рассказывать. Потом отчет почитаешь.