Так Питер попал в гущу долгого и трудного боя, который разгорелся в "зеленке" под Баграмом. В этом бою со стороны русских участвовали танки, бэтээры, вертолеты. Но "духи", как обычно, избегали прямых столкновений, они действовали, словно призраки: обстреливали из засады машины или людей и тут же уходили прочь по заранее намеченному пути.
Гуль Хайда, не пригибаясь, ходил под пулями и тихим голосом отдавал приказы.
Когда бой закончился, Питеру показали парня, одетого в советскую военную форму. Он был голубоглазый, русоволосый, с жидкой бороденкой.
– Это бывший советский солдат, который теперь сражается за нас,– объяснили ему.
Питер тут же вскинул фотоаппарат. Сенсация! Впоследствии его снимок появился в "Пари матч": русские переходят на сторону моджахедов. Через два года, опять приехав в этот отряд, он спросил:
– А где тот русский парень, которого я снимал?
Партизаны схватились за животы:
– Русский? Ха-ха-ха!
Оказывается, Питер стал жертвой розыгрыша. Тот блондин был нуристанцем, среди них часто встречаются такие – с голубыми глазами и светлыми волосами.
Гуль Хайда впервые поведал Питеру об Ахмад Шахе Масуде, и англичанин сразу понял, что должен непременно познакомиться с ним. Это был 1981-й год, когда Масуд еще только набирал силу, о нем пока мало кто знал. Правда, вспомнил Питер, однажды в американском консульстве ему посоветовали обратить внимание на этого командира, сказали: у него большое будущее. И скривились: но уж больно он независим, этот таджик.
Прямо из Парвана Джувенал направился в ущелье Панджшер, где были основные базы Масуда. Ему понравилось, что все моджахеды, которые подчинялись этому командиру, одеты в одинаковую песочного цвета форму, купленную у советских интендантов на перевале Саланг. Он сразу обратил внимание на то, что Масуд отдает команды, как офицер, что у него в отряде дисциплина и порядок. Ахмад Шах охотно позировал ему в саду, затем они долго – целых четыре часа – беседовали и расстались, довольные друг другом. Впрочем, как говорил позже Питер, он тогда и думать не думал, что Масуд станет таким знаменитым.
До этой встречи Питер знал, что отношения между различными группировками моджахедов вовсе не такие безоблачные, как это казалось со стороны. Но только сейчас он стал понимать, как глубоки трещины. Ахмад Шах резко отзывался об исламской партии "Хезбе исламие", возглавляемой Гульбеддином Хекматияром и наиболее активно поддерживаемой западными странами. "Они продались американцам и Пакистану. Для них главное – урвать как можно больше денег". Этот конфликт, как понял Питер, начался еще в середине 70-х, когда они оба – и Масуд, и Гульбеддин – были эмигрантами в Пакистане. Они покинули Кабул, гонимые правительством Дауда, то есть еще задолго до Апрельской революции. С тех пор их пути разошлись. Ахмад Шах скоро вернулся в родной Панджшер и приступил к вооруженной борьбе – сначала с "неверными" Дауда, затем с революционерами Тараки и Амина, теперь – с Кармалем и советскими. Он своей славы достиг сам, собственными способностями, умом и энергией. А Гульбеддин осел в Пешаваре, не делал секрета из тесных связей с пакистанской военной разведкой, охотно принимал деньги от западных доброхотов и при этом не всегда использовал их по прямому назначению.
Когда, вернувшись в Пешавар, Питер поделился своими наблюдениями со знакомым дипломатом, тот рассмеялся ему в лицо.
– Ну, конечно, – ехидно сказал он Питеру. – А Масуд твой чист, будто агнец. Он что, на свои кровные воюет? Тоже не без греха, тоже берет денежки у нас.
– Да,– неохотно согласился Питер, – видимо, берет. Как я понял, он больше связан с французами и англичанами.
Совсем скоро Питер встретит одного малого, своего соотечественника, который за стаканом как-то похвастает ему: однажды, дескать, вез Масуду на лошади миллион фунтов в золотых соверенах. Целый мешок.
Кого только не встретишь в этих диких горах. Какие невероятные типажи. Какие крутые интриги. Куда там полковнику Лоуренсу Аравийскому!
В 84-м Питер Джувенал перешел с фото на телесъемку. Дело было так. В пешаварском Deans Hotel, где он предпочитал останавливаться, Питер однажды познакомился с командой из телекомпании Эн-Би-Си. Советником американцы наняли его знакомого француза Доминика, тоже пешаварского старожила, он то и представил Питера телевизионщикам. Сели в баре, разговорились. Питер был поражен: они приехали всего на неделю, а их бюджет при этом составлял 50 тысяч долларов. Ничего себе! Прежде он и не предполагал, что телевидение располагает такими деньгами. Было отчего задуматься.
Оказавшись вскоре в Лондоне, он направился в компанию VIS-news, наполовину принадлежавшую Би-Би-Си. Он показал там свои афганские фотографии и сказал, что впредь хотел бы заниматься киносъемкой. Как ни странно, его не выставили за дверь. Компания в то время переходила на новый формат пленки, старые камеры все равно выбрасывали в утиль, вот одну из таких камер Питер и получил в подарок.
Он вернулся в Пешавар и отправился в район Тора-Бора, где партизаны замышляли крупную операцию. Однако в то же время стало известно, что русские намерены нанести по этому району упреждающий удар с высадкой десанта. В Джелалабад были стянуты вертолеты чуть ли не со всего Афганистана. Они хотели блокировать эту огромную территорию, а потом тщательно прочесать ее всю. Моджахеды настояли на том, чтобы их гость немедленно уходил обратно. Ему дали провожатых, и Питер отправился в Пакистан – через заснеженные горы и глухие ущелья (шестнадцать лет спустя тем же путем отсюда уйдет Бен Ладен). Но по пути случилась беда. Из-за скал им наперерез вышли пакистанские бандиты, направили на них автоматы. Пришлось отдать им все – деньги, камеру, отснятые пленки.
Едва они пересекли границу, Питера, как обычно, арестовала полиция. В участке он пил чай с офицером и жаловался ему на разбойников, ожидая пока последует обычный звонок "сверху", означающий свободу. Через три месяца этот же офицер пригласил его в участок и торжественно вручил кинокамеру. "Работаем!" – гордо доложил полисмен.
Да, телевидение платило совсем другие деньги. Он два года сотрудничал с американской компанией Си-Би-Эс, которая давала ему 1000 долларов за каждый съемочный день плюс оплачивала накладные расходы. Допустим, идет Питер в Панджшер, к Масуду, это путешествие занимает не меньше месяца и за каждый день набегает больше чем по тысяче баксов. Разве плохо?
Этого англичанина многие в Пешаваре считали большим везунчиком. Но сам он все свои удачи объяснял просто. "В отличие от остальных я хорошо подготовил себя к жизни на войне, вот и все", – настаивал Питер и в доказательство рассказывал историю, случившуюся с ним под Кандагаром.
Там моджахеды по ночам повадились обстреливать из минометов аэропорт. Позицию они выбрали, как им казалось, безупречную: за высокой горой, полностью укрывавшей их от русских. "Духи" появлялись на этой позиции ближе к ночи. Выгружали из "Тойоты" свой скарб, устанавливали минометы китайского производства, доставали из ящиков мины и детонаторы к ним, снаряжали заряды и открывали огонь. При этом они совершенно не обращали внимания на то, чтобы соблюсти хоть какую-то маскировку. Не было ни траншей, ни окопов, а пластиковые футляры от детонаторов скоро усеяли все вокруг. И никто даже не подумал их убрать, закопать в землю, увезти с собой. "Это было типично для моджахедов – никакой особой маскировки, никаких мер безопасности, – объяснял Питер. – Сойдет и так. Все в руках божьих. Фаталисты". Конечно, рано или поздно русские обнаружили бы эту позицию. Поэтому Питер все время был начеку.
Так и случилось. Когда партизаны в очередной раз принялись готовиться к стрельбе, невдалеке от них разорвалась мина. Перелет, отметил про себя Питер. И сразу еще один взрыв. Теперь недолет. Они берут нас "в вилку", понял Питер. В следующую секунду он выключил камеру, в прыжке бросился в сторону, распластался в ложбинке. Это его спасло. Третий снаряд взорвался как раз там, где он только что стоял. Были убиты все пять афганцев, а Питеру осколки посекли плечо. Но он уцелел. "Это было 21 октября, в день моего рождения, я не мог погибнуть тогда".
Он никогда не подвергал свою жизнь безоглядному риску. Старался все просчитать, накопить побольше информации, узнать детали... Не случайно именно с ним хотели идти в Афганистан западные корреспонденты. С ним было надежно.
Итак, они оказались в районе Джаджи, в зоне пуштунских племен, на афганской территории. Опытный фрилансер Питер Джувенал и зеленый новичок, еще не нюхавший пороху Рори Пек. Здесь партизаны намеревались атаковать базу правительственных войск. Однако перед самым боем Питер обнаружил неисправность в своей камере и остался в лагере. Рори, подумав, сказал, что пойдет один. У него был любительский фотоаппарат, и он наивно надеялся сделать им хорошие фотографии. Питер вначале пытался его отговорить от пустой затеи, но скоро понял, что это бесполезно. Ирландец был упрям и напорист, словно буйвол.
Питер давал ему последние наставления, когда в небе появились штурмовики.
– А вот и та опасность номер два, о которой я тебя предупреждал, – Питер потянул ирландца за рукав, увлекая его под кроны деревьев.
Поздно. С неба раздался нарастающий свист. Опытный Питер решил, что бомба летит прямо в них. И он не ошибся. Она упала рядом, буквально в нескольких шагах от того дерева, под которым они укрылись. Огромная 500-килограммовая бомба. Упала и не взорвалась – иначе от них не осталось бы и следа.
Но удивительно также было другое: Рори отреагировал на это так, словно бомбы падали рядом с ним всю прежнюю жизнь. Он даже обрадовался: "Вот это приключение!" Питер и прежде видел, как по-разному люди реагируют на опасность, но чтобы вот так радоваться… Похоже, сегодня я приобрел себе нового компаньона, подумал он.
Всю неделю, пока продолжался этот рейд, он внимательно приглядывался к новичку. Интересный персонаж! Конечно, парень не без странностей, но зато ведет он себя так, будто провел в этих диких горах всю жизнь. Казалось, удивить его просто невозможно. Он охотно уплетал приготовленную афганцами на очаге грязноватую пищу, мертвым сном спал на голых скалах, без единой жалобы терпел долгие переходы. Более того, весь его вид свидетельствовал о том, что именно такая жизнь ему и нравится.
Снова оказавшись в Пешаваре, в окружении привычного комфорта отеля Deans – любимого прибежища Питера последних лет, – они пригласили знакомого оператора из афганцев по имени Хабиб, достали выпивку. Рори поднял стакан: "За нашу удачу в Афганистане!" Оказывается, он уже принял решение осесть в Пешаваре и присоединиться к племени свободных журналистов. Питер с удивлением глянул на него, но ничего не сказал, только молча выпил. В тот вечер, когда все уже прилично набрались, а сигаретный дым стал щипать глаза, Рори вдруг предложил им вместе организовать компанию или агентство по производству и продаже эксклюзивных видеоматериалов с фронта.
– Так мы сможем делать гораздо больше, – уверял он. – У нас появятся новые возможности.
– Идея, может быть, и хорошая, но я должен подумать, – осторожно ответил Питер.
Вскоре Рори Пек снова отправился в Афганистан – на этот раз с Хабибом, а Питер ненадолго уехал в Европу. Через две недели приятели позвонили ему:
– Мы вернулись в Пешавар.
– Отлично, – похвалил их Питер.
– Мы привезли эксклюзив. Съемка – закачаешься.
– Отлично, – снова похвалил их Питер.
– Но у нас кончились деньги.
– У меня есть для вас совет. Пора покинуть отель и снять дом. Мы на этом хорошо сэкономим.
Еще через пару дней Рори опять нашел его:
– Мы сняли виллу с тремя спальнями. Когда ты приедешь, тебе понравится.
Питер приехал. Однако он обнаружил, что арендован не только дом с тремя спальнями. Еще там есть повар, охранник и трое слуг. Питер схватился за голову: какая тут экономия? Но и это еще не все. По дому разгуливали незнакомые молодые красотки, и места для Питера форменным образом не было. Он понял, что депрессия окончательно покинула Рори Пека.
Ирландец, не снимая черных очков, целыми днями колесил на моторикшах по городу, энергия так и била из него. Иногда он напоминал Питеру мачо из голливудских фильмов. Ну, ну, думал про себя Питер, пусть развлекается.
Однако, повар, слуги… Не чересчур ли? Пока Питер размышлял над этим, ему шепнули, что Рори приплачивает сто рупий менеджеру в отеле Deans только за то, чтобы тот сообщал ему о вновь прибывших в Пешавар молоденьких девушках. А этим девушкам менеджер, отрабатывая гонорар, рассказывает, что вот, мол, есть неподалеку роскошный дом с поваром, прислугой и классными ребятами, рекомендую. Нет, Питер был, конечно, не против того, чтобы развлечься с девчонками, но… Короче, повара и одного из слуг по его настоянию уволили почти сразу.
Компания, которую они организовали, получила название VIP. Video in Pakistan. Но Рори расшифровывал это по своему: "Видео Интернэшнл Продакшен". Ему казалось, что так солиднее. Он вообще с самого начала говорил о том, что скоро об их фирме узнает весь мир, ни больше, ни меньше.
СЕРЕДИНА 80-Х. СЕВЕРНЫЙ КАВКАЗ. ИНГУШСКИЙ ДОМ
Сижу за столом на втором этаже просторного частного дома, расположенного в ингушском поселке рядом с городом Орджоникидзе. Чувствую себя неловко. Потому что другие гости за этим столом – сплошь убеленные сединами местные старики. Они в папахах, начищенных сапогах, лица у всех торжественные, спины прямые. Верховодит застольем самый почтенный из аксакалов по имени Идрис Базоркин. Он – живой классик ингушской литературы, автор романов, которые описывают жизнь и характер горцев. Сейчас он, показывая рукой в мою сторону, говорит:
– Мы рады приветствовать в нашем доме дорогого гостя из Москвы. Это замечательный человек. Он специально проделал такой длинный путь, чтобы приехать к нам. Такая честь для всех нас! И он, – тут писатель делает многозначительную паузу, – он большой друг нашего Руслана.
Провалиться мне на этом месте. Что он говорит? Да это для меня большая честь – оказаться за одним столом с мудрецом Идрисом Базоркиным и с любым другим из почтенных старцев – тоже. В какое неловкое положение он меня ставит. Но надо терпеть. В чужой монастырь со своим уставом не ходи. Я уже не первый день на Кавказе, потихоньку привыкаю к местным обычаям.
Эти застольные комплименты в адрес гостя имеют явный педагогический подтекст. Аксакалам, конечно, ясно, что никакой я не замечательный, а вполне заурядный, если не хуже, человек, но их велеречивые тосты как бы заставляют внутренне подтянуться, постараться стать лучше.
Самое смешное, что поводом для сегодняшнего праздника является приезд сюда Руслана Аушева, первого и единственного Героя Советского Союза у ингушей. Молодой майор в этих краях – больше, чем национальный герой, он объект всеобщего восхищения и обожания. Ингуши в 44-м были выселены Сталиным в Казахстан, лишены всех прав. Режим обвинил их в сотрудничестве с немцами. И хотя Хрущев уже давно вернул их на родные земли, это не означало, что им вернули возможность жить, как живут другие. Долгое время существовали негласные установки, запрещавшие продвигать горцев по карьерной линии, принимать их в военные училища, направлять на работу за рубеж. За ними как бы все еще тянулся шлейф вины за прегрешения, которых они вовсе не совершили.
Аушев был одним из первых советских офицеров, получивших в Афганистане золотую звезду Героя. Храбрец, каких мало. И вообще, он удался – и статью, и умом, и манерами. Он быстро стал очень популярным человеком в Советском Союзе. О нем восторженно писали газеты, его часто приглашали на телевидение. А уж как почитали его на Северном Кавказе!
В Кабуле мы с ним находились в одно и то же время, но тогда странным образом ни разу не встретились. Я вернулся в Москву в марте 82-го, он заменился на пару месяцев позже, стал слушателем военной академии. Вот тогда, в Москве, мы и познакомились. "Комсомолка" проводила так называемые "дни газеты" в Экибастузе, нам требовалось в выездную бригаду найти известных узнаваемых людей, вспомнили про Аушева. Редакция обратилась к командованию академии откомандировать Героя в наше распоряжение на неделю. Так мы встретились. И сразу, едва ли не с первой минуты, сделались друзьями.
Руслан часто бывал в моем доме, даже иной раз оставался ночевать. Я приезжал в дом его родителей, расположенный в Грозном. Глава клана Султан Юсупович Аушев, быстро вникнув в наши отношения, объявил меня "старшим братом". В один из таких приездов он сказал, что нас ждут в поселке Карца под Орджоникидзе, где тогда проживало много ингушей. Самые почтенные старцы пригласили Руслана в гости. Мы сели в "Волгу" и по трассе Баку – Ростов поехали в столицу Северной Осетии.
Но сейчас за столом Руслана не было. Торжественный ужин давался в его честь, а сам виновник торжества отсутствовал.
Под каким-то благовидным предлогом я вышел из комнаты, спустился вниз. Во дворе тоже был накрыт стол, за которым так же чинно, как и старики, сидела молодежь. И Руслан сидел здесь же. Я подошел:
– Как же так?
– Потом тебе все объясню. По нашим обычаям я не имею права быть за одним столом со стариками.
– Но ведь это все в твою честь?
– Ничего, ничего, ты там за меня побудь.
Ну и дела! Я опять поднялся к аксакалам. Они по очереди, подчиняясь команде тамады, говорили свои тосты – про честь, храбрость, верность, про славного сына ингушского народа Руслан и про "замечательного московского гостя, который уважил их своим присутствием".
В доме Аушевых законы гор тоже соблюдались со всей строгостью. К примеру, если мы с его отцом садились за стол, то никакая сила не могла заставить Героя Советского Союза сесть рядом с нами. В лучшем случае он мог появиться в комнате только за тем, чтобы налить нам чай. Поначалу меня это напрягало, я даже пытался протестовать, однако Султан Юсупович – высокий, статный, седоусый, – позволив мне высказаться, выдержал паузу и спокойно объяснил:
– Верно, он уже битый час стоит за нашими спинами, а если потребуется, будет стоять сутки. И двое суток будет стоять, и трое. Потому что я стоял так у своего отца, а мой отец – у моего деда. И сын Руслана будет так стоять, когда в дом к Руслану гости придут. А если Руслан нарушит эту традицию, значит он не мой сын и он – не ингуш.
Только один раз я видел, как старый обычай был нарушен. Мы приехали к родственникам Руслана в Назрань – в то время это было обыкновенное большое село: по улицам бродили коровы, пахло навозом. Конечно, прознав о приезде Аушева, в местном ДК стали собирать население, чтобы каждый воочию мог увидеть Героя. И вот мы идем с ним по улице, а на лавочке сидят, подставив солнцу лица, три старика. Горбоносые, в каракулевых папахах, в сапогах с галошами, они сидят молча и горделиво. Так, словно знают какую-то тайну. У них красные, натруженные шеи, узловатые руки. При виде Руслана они как по команде встают и тянут правые руки к тому месту, где сердце: "Салам". Руслан смущен до слез. Это неслыханно, чтобы почтенные старцы вставали перед 30-летним парнем.
Он вернулся из Афганистана, а два других его брата, тоже офицеры, туда добровольно поехали и сейчас сражались с моджахедами.