– И все же, – продолжала настаивать Джульет, – подумай, откуда может исходить угроза.
Доминик запустил руки в свою патлатую голову, задумался.
– Ну, например, от Гульбеддина. Я никогда не скрывал своего отношения к нему. Его действия деструктивны, они подрывают основы общей борьбы. Недавно я опять резко говорил по этому поводу с американцами. Могла произойти утечка. А Гульбеддин своих врагов не щадит.
– О-о, Доминик, – простонала она. – Может, нам лучше уехать?
– Да что ты! Это ведь только предположение. Одно из многих. Давай выбросим это из головы. Все обойдется.
Не обошлось. В тот вечер они поздно вернулись домой после ужина в Американском клубе. Джульет сразу отправилась спать, а Доминик пошел в сад – успокоить собаку, которая отчего-то подняла лай. Когда сквозь сон Джульет услышала автоматную очередь, она не придала этому никакого значения: стрельба в Пешаваре была делом привычным. Потом в спальне зазвонил телефон, это был живущий по соседству приятель-афганец:
– Хай, Джульет! Извини, что так поздно. Где Доминик?
– Вышел в сад. А что?
– Иди проверь. Боюсь, как бы с ним не случилась беда.
Она набросила на плечи халат и выскочила наружу. Доминик лежал рядом с домом, где находился охранник. И был мертв.
Прибежал сосед, сказал, что охранник-пуштун пришел к нему и сознался – это он убил хозяина. По словам пуштуна, Доминик был сильно пьян, ломился в дом, требовал дать ему автомат. Ну, охранник от испуга и выстрелил через дверь. Через дверь? Но Доминик убит пулей в затылок. Нет, тут что-то было не так…
Убийцу арестовали. Джульет сама предложила судить его по законам свободных пуштунских племен – такая практика существовала в Пешаваре. Собрались старейшины. Их приговор был единодушным: этот человек виновен и заслуживает сурового наказания. Либо казнь, либо крупная денежная компенсация – вдова должна сама сделать выбор. Выбор-то она сделает, но кто поможет ей разгадать тайну этого убийства? Джульет пообещала себе обязательно докопаться до истины. Рано или поздно.
Француз Доминик Вергос и британец Питер Джувенал считались аборигенами среди пишущей и снимающей братии, состав которой в Пешаваре то и дело менялся. К самым авторитетным старожилам можно отнести также и американца Курта Лейбека, имевшего контракт с телекомпанией Эй-Би-Си. Но встречались там и другие яркие личности. Конечно, назвать их просто журналистами нельзя, у этих людей порог страха либо отсутствовал начисто, либо был значительно отодвинут. Я не представляю себе, чтобы обычный человек мог решиться на путешествие с отрядом моджахедов, когда на каждом шагу (на каждом – это не преувеличение) тебя поджидала смертельная опасность.
Чаще всего такие смельчаки сотрудничали с людьми Ахмад Шаха Масуда или Абдул Хака из партии Юнуса Халеса. Про Масуда у нас речь еще впереди.
Что же касается Абдул Хака, то у журналистов он имел репутацию надежного, предсказуемого человека, который всегда сдерживал свои обещания. Большинство афганцев похвастаться такими качествами не могли. Молодой пуштун из рода гильзаев прекрасно говорил по-английски. Все свои рейды вглубь Афганистана он продумывал до мелочей. Если с ним шли западные корреспонденты, то к каждому из них были приставлены специально обученные люди, головой отвечавшие за безопасность гостей.
Это был жесткий, но не жестокий командир со своим кодексом чести. Савик Шустер, который в те годы часто тайно проникал на афганскую территорию по заданию западных СМИ, рассказал мне такой случай. Однажды в ходе партизанского рейда Абдул Хак пригласил журналиста разделить с ним трапезу в долине недалеко от Кабула. День был солнечный, тихий, поэтому командир распорядился постелить ковер прямо на макушке холма, откуда открывался живописный вид. Сидели вдвоем, пили чай, беседовали. Абдул Хак, абсолютно доверявший Савику, советовался с ним, брать ли ему четвертую жену? Охрана расположилась ниже, по склонам холма. И тут налетели вертолеты. Сделав крутой вираж, они зашли на боевой курс. Вот сейчас их пулеметы, пушки, ракетные системы обрушат на холм свой смертоносный огонь. Савик мгновенно натянул кроссовки и приготовился бежать. Бежать надо, как учил его Абдул Хак, только в сторону вертолетов, ни в коем случае не от них. Так больше шансов спастись. Но его пуштунский друг отчего-то медлил. Он спокойно натянул сначала один армейский ботинок, потом другой. Затем он стал медленно завязывать шнурки. Охрана открыла по вертолетам стрельбу. Уже и холм вспучился разрывами. А Абдул Хак все еще завязывал свои чертовы шнурки.
- Почему ты так медлил? – спросил его журналист, когда опасность уже миновала. - Ведь каждая секунда могла стоить жизни.
- А авторитет? – вопросом на вопрос ответил ему Абдул Хак. – Что бы подумали о своем командире мои бойцы, увидев, как я бегу от врага.
В отличие от многих других моджахедов, особенно принадлежавших к лагерю "непримиримых", он старался проявлять уважение к пленным.
- Зачем я буду их пытать или убивать? – объяснял он. - Русских и так убедили их вожди, будто мы звери. А мы всего лишь сражаемся за свою свободу.
Абдул Хак твердо верил в то, что с победой в джихаде Афганистан ждут счастливые времена. Наступят мир и согласие. Западные страны помогут восстановить экономику. "Здесь будет азиатская Швейцария", – любил повторять он. И ради этого больше десяти лет не выпускал из рук автомат.
Если он обещал привести тебя в центр Кабула, то можно было не волноваться: так оно и будет. Ты увидишь и резиденцию Бабрака Кармаля, и ХАД, и даже штаб советских войск. Тебе обеспечат интервью с самыми высокопоставленными деятелями режима. Люди Абдул Хака в афганской столице создали хорошо законспирированное подполье, в которое входили высшие чины из армии, госбезопасности и партии.
Нельзя сказать, чтобы КГБ и ХАД в это время дремали. Нет, агентов исламских партий вылавливали едва ли не каждый день. На какие только ухищрения не пускалась контрразведка. Однажды поступила информация о том, что некий работающий на моджахедов афганский полковник в условленное время позвонит в одно западное посольство с городского телефона-автомата. Но с какого? В Кабуле было 160 таких телефонов. Тогда у каждого устроили засаду. И взяли агента во время разговора.
В марте 1985 года в Кабуле накрыли целую агентурную сеть, работавшую на Масуда, но с активным участием ЦРУ. Возглавлял ее… начальник разведуправления генерального штаба генерал-майор Халиль. Целых шесть лет эти люди передавали моджахедам все планы советского и афганского командования по операциям в Панджшере, Баглане и других районах страны. Эти планы, едва родившись, тут же становились известны противнику. Генерала и еще кое-кого расстреляли, остальных надолго упрятали в тюрьму.
Агентурному проникновению активно противодействовала афганская контрразведка, целиком находившаяся под контролем КГБ, а также специальные мобильные отряды советской госбезопасности и милиции – "Каскад", "Зенит", "Кобальт". Эта подковерная война не стихала ни на одно мгновение. В начале 80-х, почти свободно разгуливая по Кабулу, я был уверен, что город полностью контролируется властью. И только много позже понял степень своего заблуждения. Особенно, когда узнал, как легко "духи" проникали в столицу, как много у них было влиятельных помощников.
Западные журналисты тоже нелегально просачивались и в предместья Кабула, и в сам город. В феврале 1980 года репортажи из внутренних районов Афганистана в газете "Ю.С. ньюс энд Уорлд рипорт" публиковал Эдвард Джираде. Спустя три года Савик Шустер в журнале "Ньюсуик" красочно описал свое участие с партизанами в ночном налете на Кабул. Чуть позже Энтони Дэвис в газете "Интернэшнл геральд трибюн" рассказал о том, что видел в Панджшере. А Теренс Уайт в "Ньюсуик" делился впечатлениями о боях с русскими под Кандагаром.
Около двух лет нелегально провели в Афганистане американский режиссер Д.Хармон и английский оператор А.Линдсей, снимая документальный фильм под названием "Джихад". У них получилась обстоятельная попытка разобраться в том, кто же такие "борцы за веру", каковы их истинные цели, идеалы, ошибки и заблуждения.
"Большинство моджахедов безграмотны, очень религиозны и свято верят в то, что попадут в рай, если погибнут в "священной войне", – делился своими впечатлениями Джефф Хармон. – К тому же они любят войну, у них это в крови. Некоторые из них курят гашиш. Я бы не сказал, что они воюют за деньги. Мы ни разу не видели, чтобы им платили за боевые операции. Перед тем, как их отправляют из Пакистана в Афганистан, им выдают автоматы Калашникова. По возвращении они обязаны их сдать. Но почти никто этого не делает – все ссылаются на то, что оружие, якобы, утеряно ими в бою. Автоматы продают и таким образом им есть, на что кормить семью. "Калашников" на рынке стоит около ста тысяч афгани".
Еще одна яркая личность из числа разгуливавших по Афганистану авантюристов – англичанин Ник Данзигер. Я познакомился с ним в Кабуле после вывода наших войск. Корреспондентка Би-Би-Си Лиз Дуссет отрекомендовала мне Ника, как самого необычного человека из ей известных. Этот парень тоже был "фрилансером" и по его словам работал на журнал "Мидл ист". Но на кого он работал, не имеет ровным счетом никакого значения. Ник Данзигер в середине 80-х совершил, можно сказать, беспримерное пешее путешествие через Сирию, Ирак, Иран, Афганистан, Пакистан и Китай. Без единой визы в паспорте он миновал пять государственных границ, прошел сквозь войны, перевороты и революции. Его могли посадить в Ираке, казнить в Иране, разбомбить в Афганистане, ограбить и тихо пристрелить в Пакистане… Он написал книгу, которая имела успех в Великобритании. Мы разговаривали.
- Ник, – спросил я, – как к тебе относились моджахеды?
- Вначале настороженно, затем, познакомившись поближе, дружески. Они ненавидят советских, однако следом идут американцы – их они ненавидят тоже.
- Но почему? Ведь американцы несут основное бремя расходов на эту войну?
- Мне трудно сказать. Однако стойкая ненависть к Штатам существует, я в этом убеждался много раз.
- Встречались ли тебе на пути наши военные?
- Видел их только издалека. А вот крупного офицера правительственных войск наблюдал в двух шагах. Дело было под Гератом. Он пришел к Турану Исмаилу с ценной информацией о том, как лучше устроить засаду на русских. Это был завербованный агент Исмаила.
- Что главное вынес ты из этого путешествия?
- Я увидел, что больнее всего война бьет по обычным мирным людям.
- А что ты теперь думаешь об афганцах?
- Они открытые. Очень гордые. И очень свободолюбивые. Никто и никогда не должен советовать афганцам, что им надо делать, как поступать.
К такому же выводу насчет афганцев со временем пришел и Рори Пек. Общаясь с моджахедами, он всегда старался быть максимально уважительным, подчеркивал восхищение их отвагой, а если что-то от них требовалось, он добивался своего обходными путями. Рори научился довольно бегло говорить на фарси, обзавелся полезными связями в партизанских штабах, прикормил кое-кого из пакистанской разведки. Он полагал, что деньги, вложенные в контакты с нужными людьми, окупятся сторицей. И его партнеры не раз убеждались в том, что это правда.
Ирландец всегда раньше всех узнавал о готовящихся крупных операциях и, очертя голову, лез в самое пекло. Ему очень хотелось заполучить эксклюзив. Причиной были не деньги, которые бы он заработал на сенсации. Деньги, конечно, имели для него значение, но еще больше Рори ценил возможность стать первым. Однако время шло, а ничего исключительного он так и не запечатлел. Это в художественных фильмах война получается хорошо, а когда снимаешь реальные бои, то чаще всего на пленке остается нечто невыразительное.
Моджахеды, едва завидев камеру, вытягивались по стойке "смирно" и делали абсолютно идиотские выражения лиц. Или, что еще хуже, начинали улыбаться и размахивать руками. Хорошенькое дело, злился Рори, он снимает сражение, а эти кретины, словно малые дети, корчат в объектив рожи и гогочут. Кто же такой материал возьмет?
Однажды приехали американцы из одной известной телекомпании. Узнав о переживаниях Рори, они подняли его на смех: "Нашел о чем печалиться! Да всю афганскую войну мы имеем в окрестностях Пешавара". Они и вправду не стали утруждать себя дальним походом. Пришли в лагерь подготовки моджахедов, заплатили хорошие деньги, и "воины ислама" два дня добросовестно изображали перед камерой, как они устраивают засады, как минируют дороги и бегут в атаку с криком "Аллах акбар". Снят был даже эпизод воздушного налета, якобы, советских штурмовиков на мирный афганский кишлак: для этого американцы подрядили два самолета пакистанских ВВС, которые с большой высоты пикировали на брошенную деревню, а в условленный момент среди домов взрывались заранее размещенные там фугасы. Полное впечатление бомбардировки.
Увидев этот материал, Рори пришел в ярость. Он едва не полез на американцев с кулаками: "Это подлог. Вы позорите профессию". Янки благоразумно не стали втягиваться в дискуссию. Видимо, они поняли, что с этим парнем лучше не спорить. Когда Рори был возмущен, его глаза становились просто бешеными. Американцы быстренько собрали вещи и отбыли восвояси. А Рори еще долго не мог успокоиться.
- Скажи, Питер, где ты видел у русских истребители Ф-16? То-то! Да плевать этим янки и на Афганистан, и на нас с тобой. У них одно на уме – только баксы.
Питер в ответ, как обычно, ухмылялся в светлые усы и отмалчивался.
Рори Пек все глубже погружался в войну. Начиналось все, как увлекательное, щекочущее нервы приключение, на котором к тому же можно было неплохо заработать. Но однажды он обнаружил, что уже не может жить без регулярных визитов в Афганистан. Он попробовал разобраться с тем, что случилось. Выходили странные вещи. Получалось, что его притягивает сама война. Внешне все выглядело пристойно: он – репортер, освещающий справедливую борьбу афганцев за свободу, снятые им кадры – это тоже оружие в этой борьбе. Но следовало честно признаться самому себе: он снова и снова оказывался на линии огня потому, что… Потому что его неудержимо тянуло туда, вот и все. Это было как наваждение. Как наркотик. Как болезнь.
Странно, думал он, ведь сами походы в Афганистан не доставляют мне никакого удовольствия: грязь, голод, усталость, постоянное напряжение, страх… Каждый раз я мечтаю о возвращении в Пешавар, словно о великом счастье. Но, едва вернувшись и смыв с себя пыль, опять рвусь обратно. Почему? Потому что окружающая жизнь кажется мне пресной и серой? Потому что я подсознательно ищу ответы на какие-то очень важные для меня вопросы? Потому что я включился в дьвольскую лотерею: повезет – не повезет, останусь жить – или меня убьют? И каким же тогда будет главный приз в этой лотерее?
Случалось, он много месяцев подряд проводил с моджахедами. Научился, как они, часами сидеть, поджав ноги. Спать, где застанет ночь. Он без колебаний пил воду из грязных арыков и ел грубую пищу, которую ему предлагали, обычно это были рис и лепешка. Правда, в одном он пока не продвинулся вперед – в понимании души этих бородатых людей, их внутреннего мира. Они были совсем не такие, как он, его и их разделяла пропасть, и все попытки выстроить через эту пропасть мост часто оказывались тщетными.
Но он старался.
Рори Пек не был обычным фрилансером, то есть свободным журналистом, рискующим своей головой только ради денег. Есть много примеров, доказывающих это.
Однажды отряд партизан, в который он напросился, под Кандагаром попал в засаду. Судя по всему, спецназ ГРУ вел их еще от границы. Рори и прежде слышал об этом грозном кандагарском спецназе, о том, что его агентура порой отслеживает моджахедов от самой Кветты, а в укромном месте их обычно ждет ловушка, из которой мало кому удается уйти живьем. В сентябре 84-го этот спецназ выловил здесь же, в пустыне Регистан, французского журналиста Абушара из Антенн-2. Была перестрелка, в которой обе стороны понесли потери. К счастью для француза, его взяли живым. Потом судили, приговорили к тюрьме, но вскоре амнистировали. А вот американцу Торнтону из газеты "Аризона Рипаблик" повезло меньше: вместе со всем отрядом был уничтожен – и тоже под Кандагаром.
Спецназовцы в каждом иностранце видят шпиона или военного советника, так их инструктируют. Им и в голову не может прийти, что есть сумасшедшие журналисты, готовые в поисках информации забрести так далеко. Прежде Рори слышал об этом от других, а теперь вот на собственной шкуре убедился: все – правда!
Лишь горстка людей уцелела после шквального огня, который русские открыли по ним из заранее подготовленных и тщательно замаскированных укрытий. Дело было под утро. Моджахеды уходили из-под обстрела по узкой ложбине, между невысоких лысых холмов. И когда им показалось, что худшее уже позади, налетели вертолеты. Это были "крокодилы", знаменитые штурмовые "вертушки" Ми-24, которые обрушивали на цель лавину ракет.
В несколько минут все было кончено. Уже почти рассвело, и Рори пытался снимать, как "крокодилы" атакуют их маленький отряд. Но первый же залп оглушил его, бросил на землю, засыпал песком. Когда ирландец очнулся, вокруг стояла тишина. Не было ни вертолетов, ни моджахедов, ничего. И солнце стояло уже довольно высоко. Он медленно поднялся, стряхнул с себя песок. Вроде бы, цел. От контузии слегка кружилась голова и звенело в ушах. Но где же остальные? Осмотревшись, он понял, что все его спутники убиты. Хотя нет, не все. Кто-то стонал неподалеку.
Живым был парень по имени Башир. Он лежал ниже по склону холма, тоже наполовину засыпанный песком. Этому Баширу было лет шестнадцать. Из беженцев, первый раз отправился в рейд с моджахедами. Только накануне вечером Рори долго разговаривал с ним, пытаясь понять, отчего он взял в руки автомат. Приветливо улыбаясь, Башир на все вопросы твердил одно и то же: "Джихад, джихад". Он произносил это слово, однако Рори уже прекрасно знал, что смысл его мало понятен афганцу. Джихад? Да просто все воюют, другого дела нет, вот и он тоже решил быть заодно с другими. Мальчишка абсолютно не представлял себе, куда они идут и что будут делать. "На все воля Аллаха". Джихад, Аллах, с раздражением мысленно передразнил его Рори. Вот тебе и ответ на все вопросы. И думать ни о чем не надо. А ведь они сражаются за свободу, отчего же тогда никто не произносит этого слова, которое все бы объяснило?
Он тронул парнишку за плечо. Тот застонал еще сильнее. Рори перевернул его. И сам застонал от досады. Нижняя часть рубахи была пропитана кровью. Рори достал нож, разрезал рубаху и увидел на боку большую рану. Осколок от реактивного снаряда, понял он. Ирландец порвал свою майку и кое-как перевязал рану. Затем взвалил мальчишку на спину, по солнцу определил направление на юг и пошел. Наверное, в тот момент он еще сам не оправился от контузии. И не сознавал того, что делает. Потому что идти с такой ношей по пустыне было безумием. А идти предстояло не меньше трех дней. Но он пошел…
Камера оказалась цела, однако Рори бросил ее. Рюкзак со спальником и личными вещами бросил тоже, все это мешало ему. Взял только флягу с водой и немного сушеных фиников. Все.
Моджахеды передвигались по этой пустыне ночью или ранним утром, а днем таились в ложбинах, прятались в редком кустарнике. Но у него выбора не было: он отправился на юг прямо сейчас, в открытую, будь что будет.