Россия и мораль
Как же мы дошли до жизни такой?
Многие говорят, что все дело в упадке морали. И вообще, факт морального кризиса сейчас общепризнан. Я тоже считаю, что именно мораль определяет нынешнее состояние российского общества. Но в противоположность популярным толкованиям полагаю, что дело тут совсем не в отступлении от привычных моральных норм, а, наоборот, в последовательном следовании им.
Чтобы иметь возможность осмысленно рассуждать на эту тему, необходимо, прежде всего, понять, какие отношения между людьми относятся к сфере морали, а какие нет. То определение, которое я сейчас предложу, почти тривиально, но, тем не менее, ново. В последние десятилетия к нему приблизились многие исследователи, но в правильной форме его все же не дал никто.
Итак, мораль регулирует отношения власти и никакие другие, власти как способности одного человека или группы людей заставить, преодолевая любое возможное сопротивление, других людей сделать то, чего первые хотят, чтобы вторые сделали.
Отношения же власти, надо подчеркнуть, повсеместны и пронизывают практически все сферы жизни, такие как семья, работа, школа, магазин, медицина, бизнес, политика, профессиональное сообщество и пр. и пр.
Определенно можно сказать, что исследователей что-то удерживало от такого понимания морали, так как длилось это две с половиной тысячи лет после появления философии. Сами по себе барьеры на правильную постановку вопроса, на открытие простых адекватных понятий пронизывают всю историю любой науки, так что в этом отношении наш случай не нов. Но все-таки нет ни в одной области исследования такого положения, чтобы так долго не было открыто такое простое, такое фундаментальное и несложно абстрагируемое из феноменов понятие. Это все равно как если бы математика хитрым образом пыталась более двух тысяч лет обойтись без понятия числа, а физика - без понятий пространства и времени. Поэтому неудивительно, что именно история моральных учений являет столько глупости, самообмана и пропаганды.
В чем же особенность России в смысле морали и почему вопрос о морали именно для нее столь важен?
За неимением места коротко следует ответить так: западные страны густо пронизаны институтами урегулирования конфликтов и согласования интересов, восточные находятся пока под сильной властью традиций. Россия же избавилась от большей части традиций, но еще не построила нужных институтов, кроме того, огромное количество запретов и перегородок, имевшихся в Советском Союзе, было разрушено, поэтому в России человек оказался ближе всего к "естественному состоянию" и поэтому Россия (кроме всего прочего) - самый благодарный объект для создания теории морали. Удачную метафору в этом отношении придумал Сигэки Хакамада, который говорит, что западные люди похожи на кирпичики, японцы - на глину, а русские - на песок.
Примеры, наводящие на основные тезисы теории Один политик не любит, когда при нем "выражаются"; если слышит что-то подобное, недовольно морщится. Его сотрудники это знают и, приспосабливаясь, сдерживаются. Сам же он себе матерщину позволяет довольно часто, и сотрудники не обижаются - жизнь, мол, так устроена.
Патриарх Алексий II сидел в большой машине, сильно помявшей при столкновении небольшую машину, в которой ехала некая девушка, и не вышел посмотреть, как там она, по-быстрому уехав. Никакого скандала это не вызвало. Больше того, верующие начали выдумывать, почему патриарх не должен был выходить из машины: например, некоторые из них говорят, что так надо было поступить по причинам безопасности, а кое-кто творчески развивает эту версию, утверждая, что насчет подобных случаев в верхах Церкви было давно уже выработано специальное решение.
Хамка неспровоцированно орет на соседку. Если за последнюю кто-то вступается, она сама ужасается поступку заступника, а не обидчицы.
Директор института на собрании коллектива рассказывает, почему задерживается зарплата: снижение госфинансирования, повышение платы за отопление, электричество и т. п. Предваряя возможный вопрос о своем новом "мерседесе", он рассказывает, что его ему лично подарил Сорос за вклад в науку. Собрание послушно не возражает - при этом все знают, что особняк директор строит на деньги, полученные от сдачи в аренду 70 процентов помещений института.
Пожилой доктор наук, считающий своим "по жизни" начальником некоего кандидата наук, который моложе его лет на пятнадцать, возмущен поведением молодого коллеги, разговаривавшего с упомянутым начальником доктора не с подобострастием, а как с коллегой: как можно так говорить с таким человеком!
Коллектив лаборатории не любит завлаба за тиранство и в его отсутствие постоянно перемывает ему кости. Когда же один из сотрудников в глаза высказывает начальнику недовольство, коллектив дружно встает на сторону начальника. А в приватных разговорах все наперебой объясняют "бунтарю", почему он теперь должен уволиться: с начальником так разговаривать нельзя и теперь "пойдут склоки". А на встречный вопрос: а начальнику так себя вести можно? - отвечают: но ведь он же начальник!
Профсоюзный функционер приходит на завод, на котором несколько лет никто не работает - все перебрались на рынки и приусадебные участки. Но в традиционные дни аванса и зарплаты "работники" собираются поболтать (денег им, естественно, не дают). Ela вопрос функционера, почему они не бастуют, отвечают, что тогда уволят зачинщиков. Функционер удивляется - а не все ли им равно? Они хором отвечают: а трудовая книжка хорошо лежит.
Коллектив министерства в ужасе полдня обсуждает, как в ответ на матерную брань начальника департамента рядовая сотрудница ответила ему тем же.
Сотрудницы не любят одного из членов коллектива за некоторую неряшливость и с возмущением рассказывают всем, что он ставит свое грязное пиво в их чистый холодильник.
А напоследок не пример из жизни, а анекдот. Директор звонит из Флориды главному инженеру:
- Ну как, платишь?
- Нет.
- А ходят?
- Ходят.
- Ну ладно.
Через год он звонит опять, вопросы и ответы повторяются. Тогда он спрашивает: "Слушай, а может, с них плату за вход брать?"
Формулировка теории
Подобные примеры на самом деле знакомы каждому - отсюда и многочисленные анекдоты. Но никаких выводов из них никто не делает - как будто на них наложен запрет.
Выводы между тем почти напрашиваются - из этих примеров довольно легко получить феноменологическую классификацию людей. Она выглядит примерно так.
Люди делятся на три основных типа. Деление это, разумеется, нестрогое, так как имеются переходные типы, обладающие качествами разных основных типов (понятно, что переходных типов четыре). Но здесь я сосредоточу внимание на "чистых" типах.
Для их характеризации я не буду пытаться придумать научно звучащие термины, а возьму готовые, в основном из бандитского жаргона, тем более что они наиболее емко и точно раскрывают смысл означаемых понятий. По вопросу применения таких терминов хорошо высказался Эрик Берн: "Страница ученых слов не сможет передать простого смысла таких простых фраз, как "этот мужчина - придурок, а эта женщина - сука".
Самый массовый тип людей составляет до девяти десятых населения (точное их количество, как и количество людей других типов, можно выявить только социологическими методами). Этих людей я буду называть "лохами".
Лохи характеризуются неспособностью противостоять малейшему давлению в денежных и политических вопросах. Виды давления могут быть прямо-таки смехотворными - в силу их несоразмерной эффективности. Часто бывает достаточно недовольного нечленораздельного ворчания, поднятия брови, скривления рта и т. п. Лохи легко смиряются с получением за свою работу и за дополнительные унижения на работе десятой части от той цены, которую сами считают справедливой. Их существование протекает в "стратегии" улавливания отдаленных "угроз" возникновения конфликтов и в попытках от них убежать или спрятаться на манер анекдотического страуса. Они также непрерывно и, можно сказать, активно приспосабливаются к обстоятельствам, прямо-таки стелятся под них. В этом отношении они ведут себя в высокой степени когерентно.
Их "участие" в политике уже было описано. Они гораздо больше боятся тех, кто вступается за их права, чем своих притеснителей, даже тогда, когда им ничего не угрожает, а, наоборот, есть шанс что-то приобрести, оказав притеснителям сопротивление. Они и друг другу-то не помощники. Элементы солидарности проявляются у них почти только в семье и изредка по отношению к тем, кого они считают друзьями (именно "считают", так как на реальную дружбу они вряд ли способны, ведь дружба - это отношение власти, урегулированное на основе взаимности). Они напоминают газ или жидкость термодинамически одинаковых частиц.
По существу, людей именно такого типа Шпенглер презрительно называл "феллахами", и их же имел в виду Бердяев, когда говорил о "вечно бабьем в русской душе".
Второй массовый тип образуют те, кого я на том же языке буду называть ломщиками. Они составляют до десятой доли населения. Это люди, которые "хотят". Хотят они власти, богатства, славы, высокого социального статуса. Они не задаются вопросом, почему они этого неуклонно хотят и оправданно ли это их хотение. На этот счет у них имеется обширное "слепое пятно", способствующее настойчивости и упрямству.
Они выстроены на манер бандитской иерархии, в которой практически каждый знает, какое место занимает он сам и какое место занимают известные ему другие, причем знание это основано не на свидетельстве должностей и размеров богатства, а на чем-то другом (в этой среде придуман для этого даже соответствующий термин - крутость).
К этой иерархии, как уже было сказано, они относятся как к природному явлению, которое надо просто принимать и сообразовывать с ним свои действия. Единственное дополнительное отношение к иерархии состоит в желании подняться в ней выше.
На самый верх среди них пробиваются отнюдь не самые свирепые, не самые умные, не самые циничные и вообще не какие-нибудь "самые". Процесс этот случаен и "по спектру" близок к белому шуму, а управляется описанными в начале статьи "невидимыми референдумами".
Напоследок можно отметить, что ломщики имеют несколько общих черт с лохами. Это когерентностадное поведение, отсутствие солидарности, мнение о "бесполезности" любых попыток изменения общественного устройства в желаемую сторону и вообще отношение к вышеописанному, так сказать, "мотивационному разделению труда" как к неизменному объективно-природному явлению.
Таким образом, популярная поговорка, утверждающая, что "человек человеку - волк" (почти то же говорит тезис Гоббса), нуждается в серьезной корректировке: кое-какой человек действительно "человеку волк", зато другой по отношению к этому волку чаще всего "баран".
Третий чистый тип образуют те, кого я называю философами. Их количество я предварительно оцениваю как один процент населения. У них в отличие от ломщиков нет стремления получить желаемое почти за бесплатно, а в отличие от лохов они способны сопротивляться давлению и, в частности, хотят получать за свою работу или услуги справедливую плату. То есть афористически можно сказать, что они готовы платить и хотят, чтобы им платили.
Их положение наиболее сложно: они лучше всех видят несправедливость общественного устройства и не согласны с ней примириться. Но они именно благодаря тому, что не являются марионетками властного отношения, способны оценить его роль в общественной структуре и придумать схемы преобразования общества к более справедливому состоянию. Кроме того, они способны к солидарности, обладают любопытством (жаждой знания) и способностью понимать сигналы, которые окружающие их люди подают своим поведением. Эта способность изначально свойственна любому ребенку, а у них - в отличие от других типов - осталась неподавленной. Поэтому их труднее всего заставить играть по молчаливо подразумеваемым правилам. В этом смысле они больше всего похожи на андерсеновского мальчика - не в том смысле, что они всегда кричат о голости какого-либо короля, но в том, что им всегда хочется крикнуть.
По моему мнению (которое здесь нет места обосновывать), именно они вместе с союзниками из переходных типов (т. е. "полуфилософами") сумели гуманизировать жизнь многих стран, в том числе и России.
Например, сталинский режим, который в среднем не хуже режима Петра Первого и большинства допетровских режимов, представляется большинству нынешнего российского общества чем-то крайне ужасным (что вполне справедливо), а в прежние времена, скажем, при Алексее Михайловиче подавляющее большинство населения воспринимало наличное общественное устройство как нечто вполне нормальное.
Описанное мною деление людей, по-видимому, свойственно всем странам, но из-за отсутствия традиций и институтов урегулирования конфликтов в России оно проявляется наиболее отчетливо. Природа этого деления мне не известна: она может быть генетической, пренатальной, зависящей от воспитания, зоопсихологической или какой-либо иной. Но какова бы она ни была, я, в соответствии со всем вышесказанным, утверждаю, что в России мораль людей определяется их как бы природными склонностями, и чуть ли не только ими, и что существо российского морального кризиса в этом и состоит. Те, кто хорошо знает жизнь других стран, вероятно, согласятся, что моя классификация применима и к этим странам, но, скажем, американские ломщики и лохи благодаря корректирующему воздействию институтов ведут себя все же не совсем так, как в России.
Таким образом, у всех людей в России мораль "естественноприродна", но различие в склонностях приводит как бы к различным типам морали, так сказать, "морали рабов", "морали господ" и "морали (тут трудно придумать какое-то другое слово) философов".
Как исправить положение вещей?
Институты разрешения и урегулирования конфликтов и согласования интересов, которые являются сердцевиной всего того, что обозначается словом "демократия", создавались не одно столетие. Каким-то образом элиты западноевропейских стран решили, что им самим выгоднее ввести в своей среде механизмы не непосредственно силового, а процедурного разрешения конфликтов. Они также пришли к мнению, что с "плебсом" нужно разговаривать вежливо и правдиво. И оказалось, что эти два решения сильнее повлияли на историю, чем последующие теории о "естественноправовом равенстве" всех людей, чем выборность институтов власти, чем декларации прав и свобод и т. п.
Например, в России последнее начало реализовываться, а насчет первых двух положений вопрос в элитах даже еще не поставлен - если только речь не идет о естественно сложившихся формах приличий.
В какой среде надо пытаться выдвигать эту проблему? Разумеется, в политике. Политика - в противоположность популярному мнению - самая "негрязная" сфера жизни, по крайней мере, в России. (Подобную мысль в России уже довольно давно высказал Г.П. Щедровицкий.)
Во-первых, дела в политике ведутся честнее всего хотя бы потому, что в ней меньше всего скрывают цель - то есть власть.
Во-вторых, политика даже в своих зачаточных формах вынуждена прибегать к писаным процедурам. Вообще можно сказать, что там, где появилась политика, там появилась и демократия (в деспотиях никакой политики нет). Можно даже выдвинуть сильную гипотезу о том, что после демократии возникнет какое-то более справедливое общественное устройство (которое, скажем, будет учитывать моральное и интеллектуальное неравенство избирателей), а политика, тем не менее, останется.
Одним из важных политических институтов, отсутствующих в России, являются политические партии с реальной членской базой (одна партия, притом выражающая интересы самых социально инертных слоев, - это уродство российской политической системы). Партия может стать школой солидарности, школой агрегирования и осознания интересов, школой (хотя бы совместного) легального противостояния "наездам" и вообще коллективной защиты каждого члена партии, то есть она может хотя бы немного научить своих членов "философскому" отношению к жизни (интересно, что и здесь мы получаем во многом противоположное популярному понимание "философского").
Для создания реальных партий в короткие сроки нужно значительное финансирование, сравнимое с тем, которое выделяется на крупные избирательные кампании. И направляться оно должно не только на разворовывание ведущими участниками, а хотя бы наполовину на сам партийный проект. Для обеспечения этих условий нужно найти вменяемых вождей и инвесторов, которые поймут, что результата по сравнению с выборами достичь несколько труднее (затраты могут быть и меньше, но длительность, последовательность и кропотливость проекта будет больше), зато его объем и прочность значительно возрастут. Например, несколько десятков руководителей новой партии аналогично лидерам КПРФ почти автоматически будут проходить в парламент, и, в отличие от КПРФ, новая партия постоянно будет иметь возможность либо становиться правящей партией, либо входить в правительственную коалицию. При появлении реальных некоммунистических партий они почти неизбежно будут участвовать в формировании правительства, несмотря на то, что Конституция этого формально не позволяет.
Другим перспективным проектом "для исправления нравов" является давно рекламируемое Г. Павловским создание российского аналога Rand Corporation. В интересующем нас здесь аспекте реализация этого проекта привела бы к более существенному, чем сейчас, участию "философов" во власти, и в частности к продвижению в российских элитах постановки вышеупомянутых вопросов.
"Аншлаг" - конкурент общественной палаты
(П. Святенков)
Чем дальше продвигается формирование Общественной палаты, тем яснее, что нечто вроде парламента мы все же получили. Правда, парламента не "всенародно избранного", а телевизионного. Судите сами: в члены Общественной палаты попадают люди, пользующиеся известностью как завсегдатаи "голубого экрана". Никому не пришло в голову пригласить в палату чемпиона мира и победителя Каспарова - Владимира Крамника. Зато избран знаменитый соперник бывшего чемпиона - Анатолий Карпов. Чем Карпов отличается от Крамника? Известностью, засвеченностью в СМИ.
Для чего же нужен телепарламент?
В XX веке возник любопытный феномен - "Совесть нации". Это когда определенного человека (писателя, философа, ученого) объявляют конечной инстанцией в вопросах морали, чести и совести. И как-то само собой получается, что моральный авторитет становится авторитетом политическим. Это, впрочем, неудивительно. "Совесть нации" - это инстанция, контролирующая человеческое мышление и поступки, диктующая, как должно или не должно поступать и мыслить.
При грамотном использовании "совесть нации" имеет власть громадную. При этом по природе своей абсолютно неподконтрольную. Кто может переизбрать "совесть нации"? Ведь нет даже инстанции, которая ее избирает. Если спросить, откуда взялись многочисленные "Сахаровы" и "Еанди", вам скупо ответят, что это и так известно всем честным людям и нечего задавать лишних вопросов. Если совсем-совсем докопаться до истины, вам ответят, что Сахаров - совесть нации потому, что получил Нобелевскую премию, а Нобелевскую премию получил потому, что "совесть нации".