Очищение болью (сборник) - Геннадий Пискарев 14 стр.


И тут же он выступил с инициативой проведения в России велотура подобного тому, что проводится во Франции (Тур де Франс). До этого президентское контрольное управление тщательным образом проверило исполнение программы по физвоспитанию и оздоровлению нации. "Нарывы" беспощадно вскрывались.

Вероятно, так будет и впредь. Нас такой подход вдохновляет. Значит, то, что мы наметили – развитие юношеского и ветеранского спорта, возрождение славных традиций, подготовка олимпийцев, улучшение качества соревнований (планы огромные) – осуществимо.

– О, на этой оптимистической ноте можно беседу и закончить. И пожелать вам долго и удачливо гнать московский, российский велосипед. Да не будут скрипучими колеса его.

Стояние на камне

"Итак, если око твое будет чисто, то и всё тело твоё будет светло; а если оно будет худо, то и тело твоё будет темно".

(Лука-евангелист, профессиональный врач)

"А я говорю вам: …да будете сынами Отца вашего небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных"

(Евангелие от Матфея)

"Жатвы много, а делателей мало… Что легче сказать: прощаются тебе грехи твои, или сказать: встань и ходи?"

(Евангелие от Луки)

Среди множества чудес, совершаемых во имя Божие на грешной земле Иисусом Христом, одно из них, говоря современным языком, превалирует – это исцеление сокрушенных сердцем и возвращение света слепым. Последнее здесь очень часто подразумевает прозрение духовное, но в немалой мере означает и физическое врачевание незрячего, отчего чудо восстановления зрения не перестает быть чудом – от времен библейских до наших дней.

Когда-то, теперь уже в далекие безбожные советские времена, но когда медицинское обслуживание и, в частности, глазная хирургия были бесплатны (за рубежом-то это и тогда стоило тысячи и тысячи долларов), мне пришлось рассказывать на страницах газеты об одной крестьянской супружеской паре пенсионеров из глухой сибирской деревеньки, которым в столичной больнице "возвратили утраченные глаза". Помню слова вновь увидевшей свет героини по возвращении домой, что сказала она собравшимся вокруг ее односельчанам и верующим старушкам:

– Бабки, – (она вынула из кармана домотканой кофты фотокарточки офтальмолога Краснова и его ученика, оперировавшего ее), – вот кого, вместо икон, в Красном углу ставить-то надо!

Возможно, с позиций воцерковленных граждан призыв такой покажется языческим, святотатством. Однако же от избытка сердца раскрываются уста. И неподдельные, искренние чувства, овладевшие простой труженицей, вполне, думается, простительны, а мне близки и понятны. Сам испытал подобное, когда "предстал" пред человеком, который только за последние восемь лет (за предыдущие десять – статистика приблизительная), совершил чудо возвращения зрения не одному, не двум, не сотне даже, а трудно представить, – 10 тысячам слепнущих пациентов!

Прошу прощения за употребление пафосного словосочетания "предстал пред человеком" – уж больно велики деянья, чтобы говорить о них низким слогом, нелегко опуститься с небес в скромный кабинет, хотя и Центральной клинической больницы (ЦКБ – "кремлёвки"), где за низеньким столиком после очередной операции сидел устало бледный, с чеховской бородкой, молчаливый, но пытливо смотрящий на вошедшего (меня) доктор. Это и был он – кандидат медицинских наук, глазной хирург Николай Владимирович Ермаков. Кстати, тоже ученик названного выше глазного академика Михаила Михайловича Краснова и, как оказалось, друг Вячеслава Ефимовича Бочарова, того самого, что осчастливил невероятно героев моего давнего очерка – сибирских рядовых тружеников. По простоте душевной, когда был я у исцеленных ветеранов в гостях в деревне с милым названием Палочка, всё пытались они передать со мной московским чудотворцам гостинец – мешочек картошки ("хорошая уродилась"). Кое-как отказался. На что старики осерчали, молвив с обидой: "Упрямый какой, хуже доктора. Тот хоть деньги ни за что не хотел взять от нас, ну, а картошку-то жалко, что ли?"

Вот такие "презенты", вот такие подходы и отношения с пациентами, вот такие друзья у Николая Владимировича Ермакова. А ведь, как говорят, скажи, кто твой друг…

Не скрою, идя на встречу с Николаем Владимировичем, я мысленно неоднократно повторял перечень многочисленных и, наверное, неудобных вопросов для человека такого положения и профессионализма: как-то о платности нынешней медицины, отношении к современной элите (врачует ни где-нибудь ведь – в "кремлёвке"), материальном положении престижного доктора, ну, и непосредственно о работе, методе, самоотверженности, о подвигах героев в белых халатах…

Он сбил мою журналистскую прыть первой же фразой.

– Подвигов не совершал. Работаю. На работе с семи тридцати. В восемь сорок пять – операции. Их ежедневно – семь-восемь.

Передо мною сидел человек дела. Дела большого, настоящего. С такими людьми не суесловить спесиво надобно, а созерцать их. Как икону. И тогда откроется тебе сокровенное. Идущее из души собственной, обволакиваемое огромной энергетикой визави, оно сметёт банальные помыслы, разбудит в тебе дитя божиего, возвысит как человека.

Не знаю, стоит ли говорить об этом. Но, как пред причастьем… В нашей семье медработников не жаловали. Не из гордости, не из-за богатырского здоровья членов ее – такового, увы, не наблюдалось. Случай произошёл. В войну. Мой отец, тяжело раненый, прислал матери, на руках которой остались мы с сестрой малолетки и бабушка, письмо из тылового Уральского госпиталя, где умолял жену продать корову, чтобы вырученные деньги передать какому-то врачу: тот обещал ему за это оформить по окончании лечения отпуск на родину.

Крестьянка, исконная труженица, не получившая за всю свою жизнь ни копейки дармовой, мать не могла себе представить, что такое возможно. Как не могла представить и того, как она будет сохранять без коровы детей. Святая женщина не вняла мольбам мужа, которого так больше никогда и не увидела. Попавший прямым ходом из лазарета снова на фронт, он "погиб смертью храбрых" в 1943 году.

Осознание матерью какой-то не искупаемой вины в этом мучило ее всю оставшуюся жизнь, будоражило душу беспрестанно. Когда она умирала в нашей московской квартире и увидела, что невестка суёт рублёвку в халат медсестре, делающей уколы, она, суровая матерь, грозно и твердо произнесла:

– Если еще раз увижу такое, выброшусь из окна.

Со времен Гиппократа, а вероятнее всего, и более ранней поры, человек, подвизающийся на поприще, близком к деяниям божиим – врачевании тех, в кого Творец вдохнул свою душу, постоянно несет, должен нести в себе незамутненный кристалл высочайшей нравственности и справедливости. Присловье "врач, исцели самого себя", по свидетельству святого Луки, было произнесено и Иисусом Христом, когда проповедовал он ученикам Лето Господнее благоприятное, остерегая их от закваски фарисейской, которая есть лицемерие.

И неправда, что за содеянное, как доброе, так и плохое, воздается людям лишь на небесах. "Кому дано много, много и потребуется, и кому много вверено, с того больше взыщут, – говорит Спаситель и продолжает. – Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!"

Потомственный врач (дед Владимир Альбертович – эпидемиолог, отец Владимир Владимирович – Лауреат Государственной премии, нефролог, мать Маргарита Николаевна – вирусолог) Николай Владимирович Ермаков непреклонно верит в высшую справедливость. Это признание во время нашей лаконичной беседы просто вырвалось у него из сердца.

Я не стал при нём подкреплять верность его убеждения фактами, происшедшими, что называется, на нашей памяти и, в частности, с людьми, хорошо известными Николаю Владимировичу. Например, с прославленным глазником Святославом Фёдоровым. Не заключена ли трагедия этого человека, коему было дано, ой, как много, именно в том, что в новых реалиях жизни не сумел достойно распорядиться божественным даром, стал мимикрировать. Лично мне трудно было бы утверждать это, но есть свидетельства тому весьма и весьма авторитетных исследователей – скажем, старшего редактора журнала "Форбс" Павла Хлебникова. Он пишет, что когда знаменитого мафиози, убийцу Вячеслава Иванькова, по кличке Япончик, наконец-то, арестовали, то в камере он просидел недолго. Верховный Суд освободил его по причине пошатнувшегося здоровья. Среди тех, кто просил за него, оказались "неутомимый борец" за права человека Сергей Ковалёв и …Святослав Фёдоров. "У Япончика были нелады со здоровьем, и ещё четыре года он мог не просидеть", – объяснил свои странные действия сердобольный офтальмолог. Но, как резюмирует Павел Хлебников, у Фёдорова были более веские причины вмешиваться в подобные дела: помимо знаменитой московской больницы и клиники за рубежом, он владел акциями двух больших московских гостиниц и казино "Ройял".

Да, есть Верховный суд. Но есть и Высший. А истинная работа пиара не любит. Служенье муз не терпит суеты. Вот уж воистину: "Горе вам, фарисеям, что любите председания в синагогах и приветствия в народных собраниях".

К слову, кремлевский хирург Ермаков, спасший от слепоты тысячи людей, среди коих были, как говорится, и великие мира сего, особыми наградами похвалиться не может, а живет далеко не на "Рублевке" (на ней он только работает) и даже не имеет степени доктора наук. Лично его это беспокоит мало. Он обеспокоен делом и настоящей наукой. Восемь авторских свидетельств и около ста научных публикаций говорят тут сами за себя.

"Но до лекций я не охоч – их ночью пока не читают", – улыбается Николай Владимирович.

И то верно. Днем же работать надо, оперировать, оперировать. А статьи-то и ночью пишутся. Однако жаль: лектор он был бы – заслушаешься. Я, во всяком случае, рта не закрывал, пока рассказывал он об истории глазной хирургии, уходящей корнями в практику эскулапов аж древнего Египта, о собственном восхождении: от первой операции, связанной с энуклеацией – удалением глаза (о, Господи!) до овладения современной ультразвуковой и лазерной хирургической аппаратурой. Очень, очень интересно и вдохновенно рассказывал. И я все понимал. Правда, сейчас, как то существо с умными глазами, понимать понимаю, и вроде бы знаю всё, а пересказать не могу. Да, наверное, и не надо: специалистам об этом лучше прочесть в специальной литературе, а нам, грешным, важнее понять прозвучавшую в том же разговоре сентенцию: "Медицина как ни одна другая отрасль из специальных деяний даёт человеку возможность самореализации. Самореализации как в практическом, материальном плане, так и в духовном. Разве случайно: Вересаев, Булгаков, Чехов – врачи, но они же и великие писатели-духовники. Не говоря уж о евангелисте Луке".

Преданность призванию своему, коему неуклонно следует доктор Ермаков, это как стояние Серафима Саровского на камне, как молитва за воскрешение Великой Руси, ее беззаветного, но простодушного народа, оболганного, расчлененного, оккупированного всевозможной мерзостью. Но, как говорили в моей родной стороне: на праведнике деревня держится. О том же гласит и святое писание: "Спасись сам, и вокруг тебя спасутся тысячи".

Со времен рабовладельческого Рима люди, к сожалению, чаще требовали "хлеба и зрелищ". Вот основной интерес, как пишет профессор Святослав Поляков, среднестатистического землянина. Люди хотят иметь знания, но без преодоления трудностей, и получать их в виде развлечений; открыть истину, но без труда; иметь большие достижения во всем, но без усилий; приобрести славу и мировую известность, но только за то, что они сумели открыть рот и сказать: "А", или представить в качестве высокого искусства, как обезьяна, закорючку на полотне. Вот почему пресловутый "Гарри Поттер" писательницы Джоан Роулинг стал настольной книгой для сотен миллионов землян. Каждый из них стремится представить себя волшебником, который без особых напряжений может иметь и вершить все.

Но развитие человечества определяется пониманием Бога, где "правда и вера – суть две сестры родные".

Я забыл сказать, что встретились мы с Николаем Владимировичем во второй половине дня, когда операции на сегодня были сделаны. Но оставался еще обход больных, решение различных административных вопросов. Когда же домой-то? – крутился в моей голове вопрос, – ведь там семья, жена, правда, тоже врач, дочка, в которой, как знал, герой мой души не чает. Но, видя его озабоченность, посчитал любопытство такого рода со своей стороны просто-напросто неприличным.

Однако не удержался и спросил – о другом:

– Ваши деянья, состояние души, – выдают вас, как человека глубоко верующего. Ваша собственная оценка самого себя в этом плане – она такова же?

– Что не атеист я – безусловно. Но в храм хожу редко. Помолиться Господу, да простит Он меня, и то иногда забываю. Даже и не забываю, а, прибегая к примитивному современному сленгу, скажу: как бы не успеваю. Слабое оправдание, конечно…

Объяснять Николаю Владимировичу, что вера – чувство сакральное, не мне надо. Да и стоит ли? Он, полагаю, сам понимает это не хуже. Но одну поучительную легенду не поведать ему под конец я не мог.

Господь путешествовал по свету со своим молодым учеником. Однажды он встретил землепашца, обрабатывающего землю, и поклонился ему в ноги. Ученик сильно удивился, вопрошая: "Как же так, Боже, я молюсь тебе в течение стольких лет, а ты за это время даже не поблагодарил меня ни разу. Пахарю же, который, если и молится, то не более двух раз в сутки, отвесил поклон". Бог сказал отроку: "Я отвечу на твой вопрос, но перед этим исполни мою просьбу. Возьми чашу, наполни ее до краёв водой, поставь на голову и обойди вокруг города. Только смотри, не пролей из чаши даже капли".

На вечерней заре, неся на голове чашу с водой, боясь из неё расплескать хоть каплю, возвращается ученик. Когда он приблизился к Всевышнему, Тот, оценив хорошо выполненное задание, спросил: "Но скажи, друг мой, молился ли ты Мне, пока обходил город?" "Нет, – ответил пристыженный юноша, – не мог я, потому как думал всё время, как бы не расплескать в чаше воду". И сказал Господь: "Вот и ответ на твой утренний вопрос. Ты работал один день, и не нашел времени помолиться. Пахарь же годами тяжко трудится на поле своем, добывая хлеб насущный для себя и своей семьи в поте лица своего. При этом дважды в день он помолиться мне успевает. Воздавай же ему должное и не кичись своим превосходством".

Николай Владимирович понимающе выслушал притчу и, как показалось, с некоторой долей признательности посмотрел на меня.

Не потеряем веру

В душе каждого из нас, как отмечают лучшие умы рода человеческого, протекают те же процессы, что и в государстве. А коль это так, то и великие общественные изменения не через фундаментальные катаклизмы происходят, а через души людей – обычных, рядовых вершителей и жертв истории. В этих мыслях утверждаешься еще более, когда читаешь вышедшею недавно в свет эпопею Ахмета Хатаева, с пронзительным, на много открывающим глаза названием – "Ночи без бога". Это заключительная часть трилогии, начало которой положили книги "Эшелон бесправия" и "Враг народа", на что в свое время откликнулся я исчерпывающей рецензией.

Обладающий "искрой божьей" – писательским даром, автор, что называется, еще и напрямую занимается тем, что к делам государственным имеет самое непосредственное отношение. Он доктор наук, докторант, ответственный работник Федеральной службы Российской Федерации по контролю за оборотом наркотиков, Секретарь Координационного совета антинаркотических ведомств государств – членов Организации Договора о коллективной безопасности, в прошлом – руководитель КГБ Чечено-Ингушетии. Его творения – сказ о вайнахском народе, жизнь которого Ахмет Хатаев, оставаясь ярким его представителем, не мыслит без единения с Россией. Этим определяется и некая особенность творчества Ахмета – с ним иногда хочется поспорить, но не как с непримиримым антагонистом, а как с не согласным в чем-то с тобою другом. С ним просто подмывает продолжить беседу, которая, верится, непременно приведет к взаимопониманию.

Спровоцированный, в хорошем смысле слова, таким воздействием на себя Хатаевских книг и задал я писателю-государственнику по прочтении трилогии "волнительный" вопрос:

– Ахмет Цуцаевич, вы, безусловно, достойный сын своего народа, его историограф. И вы с понятной гордостью пишите о великих предках своих, средствами языка коих были расшифрованы надписи на камнях первого известного историкам древнего государства – Урарту, вы приветствуете деяния соплеменников, направленные на открытие ими России, прорубавшими в нее окно, как когда-то царь Петр прорубил его в Европу, вы воспеваете мужество, стойкость своего народа, для которого честь, стремление оставить после себя добрую память являются основополагающими чертами характера, – и как же вы объясните не читавшим ваших книг, почему такой народ стал ныне объектом, мягко говоря, настороженного отношения, а "чеченский вопрос" отнесен к числу наиболее "проклятых"?

– Вы правильно сделали, что оговорились относительно тех, кто не читал моих книг. Им, действительно, труднее понять, как наш народ в корне своем близкий по умострою, беззаветности и простодушию, что отмечал еще Александр Сергеевич Пушкин, русскому народу, был превращен в носителей чуть ли не наследственной враждебности к русским, к России. Ответ на этот вопрос разбросан по всей трилогии. Но если выразить его несколькими фразами, что я и сделал в "Ночах без бога", то он прозвучит так: какая-то часть вайнахов, точнее ее наиболее активная часть дала себя втянуть в страшную кровавую авантюру, затеянную политиками-бизнесменами с тем, чтобы отвлечь народы России от чинимого ими грабежа нажитого трудом многих советских поколений общегосударственной собственности. Остальные же люди то ли от усталости, то ли от неспособности понять суть всей этой грязной игры "прислонились к сатанинскому дому лжи". А ложь, как известно, чрезвычайно опасное "достижение" человечества, хотя порою бывает и очень выгодным проявлением, особенно для "власть предержащих", что мы и видели на протяжении длительного времени. Но не напрасно ложь входит в набор семи смертных грехов – грехов, несущих смерть. Авторы авантюры хотели превратить Чечню в своего рода черную дыру, и им это отчасти удалось. Поднявшиеся на волне беспредела, дурящие народы болтовней о демократии лжехозяева нынешней жизни сами попали в западню своих алчных устремлений.

В основной массе люди зачастую наивны, их нагло обманывают. Чтобы не говорили сейчас о марксистско-ленинском учении, но классики его были правы, заявив, что любой народ будет жалкой игрушкой в руках злобных сил, пока за хитросплетениями слов, изрыгаемых циничными политиками, не научится видеть интересы враждебных ему групп и классов.

Народ! Да, он за свою тысячелетиями исчисляемую историю выковал и возвел в степень уважения и преклонения, великие качества как трудолюбие, стремление к справедливости, но этот же самый народ становится нередко тем деревом, на коем не икону пишут, а из которого дубину вырубают. Примеров предостаточно. Просвещенейшая нация Европы – немцы и – пещерное человеконенавистничество под прессом фашизма. Всемирная отзывчивость русских и – чуть ли не поголовное безразличие к судьбам братских народов в системе либерализма и выживания.

Назад Дальше