* * *
Орлов, словно вихрь, вылетел от командира. Сияющий и радостный, он искал во дворе Рожкова и, увидев его, призывно замахал рукой.
– Ну, Коленька, всё в порядке! Полетим, как вчера ночью решили.
Вскоре они покинули остров.
Под крылом мелькали знакомые морские пейзажи. То блестела прозрачная с серо-зелёными переливами вода, над которой вставали горбатые, белые ледяные бугры. Меж этих зубчатых хрустальных громад, направляясь на северо-восток, ползал ледокол, волоча за собой извилистый хвост чёрного дыма. То встречались полосы мелкобитого льда, ледяные поля, вода и снова поля.
Орлов внимательно разглядывал пестрящий под собой колорит, изредка кося взгляд в сторону самолёта Рожкова. Рожков в свою очередь, кроме всего, следил и за ним.
Находясь на значительном расстоянии, два лётчика просматривали широкую полосу и страховали один другого.
Вдруг самолёты, нарушая параллельность курса, стали сближаться. Оба экипажа одновременно заметили льдину с людьми. И вот они уж кружат над ней.
Орлов, как старший, должен садиться первым.
Он быстро прикидывает размер и прочность льдины, по которой врассыпную бежали рыбаки. Определив направление ветра, лётчик заходит на посадку. Орлов держится внешне спокойно, но выдаёт непослушное сердце, оно не меньше радо, чем рыбаки, и, стеснённое в его груди, готово выскочить.
– …Далеко, далеко же вас унесло, – здороваясь с рыбаками, тоном удивления сказал Орлов. Он пристально вглядывался в похожие друг на друга, заострённые и ещё больше почерневшие лица.
– Занесёт, – протяжно заговорил старший, почёсывая рыжую щетину на щеке, – верховый-то, как бес сорвался. Благо, ещё лошадка была. Кончили и её, – словно оправдывался он.
– Эх! – хватаясь за голову, сказал Орлов. – Так в самолётах же посылки. Выгружайте!
– Ну, как быть? – советовался Орлов, пока рыбаки увлекались посылками.
– Самый близкий берег – форт Шевченко, – стуча пальцем по планшету, сказал Рожков, – туда и надо вывозить.
– Да, пожалуй, так, – согласился с ним Орлов.
– Но как? Разве двумя машинами вывезем? Расстояние около шестидесяти километров, а рыбаков тридцать три. – И, глянув на часы, Рожков удивлённо вскрикнул: – Ой, да времени-то совсем мало остаётся!
– А вот так, – после недолгого раздумья отрывисто заговорил Орлов.– Снимем передние бензобаки, что лишнее выгрузим и будем брать побольше рыбаков. Одного – я посажу в нос, где бак стоял, другого – на сиденье механика и двух – на пассажирское место.
– Что!? Это же бред! – вскипел Ковылин. – Надрывать мотор! Да и мыслимо ли это?! Зачем такой риск?!
– Кстати, Миша, – продолжал свою мысль Орлов, – тебе рисковать не придётся. Назначаю тебя комендантом пловучего аэродрома. Надеюсь, порядок будет полный. А ты, Коленька, – обратился он к Рожкову, – забирай для начала двух и механика. Оставим Глебова в форте, он там будет принимать и обслуживать нас.
– Пётр, это уж слишком, – невозмутимо возразил Рожков. – Многовато, – разведя руками, закончил он.
– Да вы только подумайте. Безумие! – не унимался Ковылин. – Наставление забыл!
– Ну, если уж так, – раздражённо выпалил Орлов, – то в наставлении не сказано, что можно бросать гибнущих людей на произвол судьбы. Нужно принять такие меры, чтоб и людей спасти и себя не подвергать опасности. Вот мы их и предпримем. Так облегчим самолёты, чтоб смело брать больше рыбаков.
– Товарищи! – убедительно продолжал он. – Другие самолёты сегодня нам не помогут. Ледоколу также не дойти. Вот они! – указал он на рыбаков, достававших продукты из мешочков. – Разве можно их бросать сегодня. У них вся надежда – это мы. Завтра… – он задумался и тихо произнёс: – завтра, может, и помошь будет не нужна. – И, вновь повысив голос, продолжал: – Надо не рисковать, а знать возможности машины. Уметь использовать их полностью в нужный момент. А вспомните спасение челюскинцев! Какую находчивость проявляли пилоты, стараясь быстрей увезти со льдины людей. Вспомните! Как возил Молоков, Водопьянов?! – он торжествующе обвёл приятелей быстрым взглядом.
– Да что митинговать! Видим положение людей. Возить надо скорей, время-то не ждёт, – вставил Рожков.
– Вот это дело говоришь, Коленька! – обрадовался Орлов. – Ну, приступим!
– Вот вы, вы садитесь, – и, внимательно взвешивая на глаз рыбаков, Орлов отобрал ещё двоих.
– Э-э-э! – обидчиво протянул старший. – Так, товарищ лётчик, несподручно. Сами говорили, чтоб я порядок соблюдал. Мы жребий тянули. Список вот составлен, кому первым лететь. Со дня на день вас ждали, не теряли надежды и на вот тебе… Нет уж давайте по списку, – протестовал он.
– По списку. Конечно, по списку, чего ещё там… – шумели ловцы.
– Федот… – и Орлов от неожиданного протеста задумался, подыскивая понятные для рыбаков слова.– Понимаешь, Федот, обстановка изменилась. Видишь, по скольку сажаю. Вот наперво и беру, кто поменьше и полегче.
Старший нахмурил брови, и они сошлись у переносицы, повиснув над глазами сплошной красноватой бахромой. Молча повернулся он к толпе, и по его взгляду поняли рыбаки, что спорить напрасно.
– Ну, как вам лучше, так и делайте, – сказал он Орлову и попрощался с отлетающими ловцами.
Резкий, звенящий гул мотора оглушил провожающих. Самолёт вздрогнул и понёсся, скрываясь за снежным вихрем, подымаемым со льда.
Ковылин сначала заслонил лицо ладонями: снежная пыль летела в глаза; потом нетерпеливо отбежал в сторону и, припав на одно колено, не спускал глаз с самолёта. Он особенно переживал необычный взлёт. Вот самолёт пробежал половину ледяного поля, а колёса не оставляли его, упорно продолжали катиться. Механик, расширив глаза, с затаённым дыханием измерял быстро сокращающееся расстояние между самолётом и обрывом льдины. Со стороны можно было заметить, как Ковылин медленно и тяжело выпрямлялся, будто этим он отрывал самолёт, а он всё бежал и бежал… Вот белёсая полоса, всё уменьшаясь, стала похожей на шоссе, на тропинку, на пояс и… Ковылин на мгновенье закрывает глаза и, открыв, видит свою краснокрылую машину. Она медленно, но уверенно уходит всё выше и выше от тяжёлых зелёных волн.
– Уххх! – вздох облегчения вырвался из его груди. Ковылин ощутил на себе всю невидимую тяжесть работы командира, инженера, диспетчера и других наземных работников, выпускающих экипаж в полёт, и так же вот переживающих за благополучие его.
– Да, не легка наземная работа. – Ковылин взглядом искал сочувствия у Рожкова, возбуждённо продолжал: – Это же стальные нервы нужно иметь, чтоб вот так наблюдать за каждым из нас.
– Эх ты, голова, – усаживая рыбаков, спокойно заговорил тот. – С чего разошёлся? Верь, лётчик чувствует машину, как себя.
– Сам-то, Коленька, ты голова! – обидчиво выпалил Ковылин. – На чувствах не вытянешь. Соображать надо!
– Ну, вот и договорились, – примирительно подхватил пилот и приказал запустить мотор.
Вскоре покинул льдину и Рожков.
Ковылин, оставшись на льдине, чувствовал себя, как и подобает коменданту, по-хозяйски. Он осмотрел её и негромко заключил:
– Да, при нужде и это аэродром, а лучше бы по возможности избегать таковые.
Затем прошёлся по следу, начерченному колёсами, и когда увидел, что две параллельные линии внезапно исчезли на приличном расстоянии до края, льдины, успокоился. Возвращаясь, Ковылин загибал пальцы, спрятанные в карманы куртки. Он считал рыбаков.
"Со мной двадцать восемь, – размышлял он, – так, ещё четыре рейса, и все на берегу будут".
Вдруг раздался сухой раскатистый треск.
– Что это?! – удивлённо спросил он .старшего.
– Вон видишь, – и Федот повёл рукой вдоль образовавшейся трещины, – зыбь ломает лёд, глубина большая. – пояснил он.
Ковылин задумался, наблюдая за медленно уплывающей, как паром, льдиной, и решил помочь пилотам.
– Костёр! Костёр надо! – повелительно сказал он ловцам.
Рыбаки быстро принялись рубить вмёрзшую лодку и конвейером подносить щепы.
– Кладите здесь! – механик облил их бензином из снятых баков, чиркнул спичку и пламя, гулко зашумев, вскинулось, играя огненными змейками. – Ну вот и приводной маяк для самолётов, – успокоенно сказал механик.
Через час с. небольшим вернулся Орлов. Механик приготовил четверых ловцов и бегло осмотрел самолёт.
– Куда четверых! Мотор надрывать! – в шутку запротестовал Орлов.
– Да что ты, командир, право! – обижаясь, начал Ковылин. – Кто старое помянет, тому глаз вон – до мотора ли сейчас. Торопись, время в обрез, видишь полаэродрома у меня оттяпало.
– Ну, то-то, – улыбнулся Орлов, – а за костёр спасибо, – и дал мотору полный газ.
Ковылин также быстро отправил во второй рейс и Рожкова. С каждым отлётом заметно меньше оставалось на льдине людей. И вот, наконец, он оказался сам четвёртым.
Ковылин как-то вдруг почувствовал себя беспомощным. "А вдруг не вернутся", – пронеслось у него в голове, и он беспокойно оглядел пустой, подёрнутый дымкой горизонт, откуда должны появиться самолёты. Повернулся на горевший в бордово-оранжевых красках запад, где большое, уставшее красное солнце, казалось, вот-вот нырнёт в море. Ослеплённый, он потёр глаза и увидел старшего с двумя рыбаками, спокойно разбиравших своё добро. "Как же они почти две недели на этой льдине, которая беспрерывно всё раскалывалась на части, блуждали в море", – пытался он представить всё это себе.
– Летят! Слышите? – и Ковылин, прислушиваясь к нарастающему гулу, смотрел в довольные, как и у него, радостные лица рыбаков.
– Поддать огоньку!
Рыбаки подбросили остатки дров, а механик плеснул бензин. Мгновенно, как из вулкана, с шумом взвился огненный столб. Ветер колыхнул его, вытягивая светло-жёлтые языки.
Один за другим на льдину сели самолёты.
Ковылин на радостях ещё плеснул. Костёр яро забушевал и, казалось, слился с огнями заката.
– Ну, Коленька, последних берём! – Орлов, глазами, полными восторга, смотрел, на размещавшихся в кабины рыбаков.
– Да, последние, – сдержанно ответил тот, – жаль вот до острова далеко.
– Поди, и там уж знают! – с таким же жаром продолжал Орлов. – Такую радиограмму не задержат.
Рожкова, как и Орлова, взволновали последние минуты на покидаемой льдине. У него было тепло и светло на душе так же, как от этого бушующего костра. И вдруг лопнуло его сдержанное спокойствие, и продолговатое лицо озарилось улыбкой. Он бегло глянул другу в глаза и смутился, махнул рукой и направился к самолёту.
Солнце огромным, раскалённым шаром легло на горизонт. Медленно утопая в море, оно сверкнуло последним лучом по крыльям, распластанным в воздухе. Казалось, что волна захлестнула светило. А самолёты, преодолевая упругие рывки разгулявшейся моряны, уверенно приближались к возвышенному берегу Мангишлака.
ПО ТОНКОМУ ЛЬДУ
Колонна санных подвод, огибая зубчатые торосы, вырастающие на пути, катила по заснеженному льду, к большому рыбацкому стану, за которым тёмным провалом виднелась широкая разводина. Подъехав к кошам, сани круто разворачивались, и с них проворно соскакивали рыбаки. Одни сразу же стали распрягать лошадей, окутанных испариной после тяжёлого пути, другие, не спеша, выкладывали на лёд белорыбицу.
– Нынче хорошо погреемся, – сказал кто-то из рыбаков.
– Как не погреться, первый раз за столько дней оно горячее такое, – щурясь на солнце, проговорил вслед ему парень с веснущатым лицом. – Весна уже не за горами, морозы сшибает…
К ловцам, возвратившимся с переборки сетей, развалистой морской походкой шёл "атаман" – так звали опытного, бывалого рыбака, руководителя группы.
Под дублёным полушубком, перетянутым кушаком, выпирали его широкие плечи и высокая грудь. Плотно надвинутая на голову шапка-ушанка делала его смуглое лицо совсем круглым.
– Ну, как улов? – попыхивая самокруткой, добродушно заговорил он.
– Поймали немного, – разгибаясь и вытирая о себя мокрые руки, отвечал звеньевой.
– Табачку, Гурьяныч, дал бы, – помедлив, спросил он, глядя на дымящую папиросу.
– Вот уж чего нет, того нет, – развёл руками "атаман" и продолжал: – На, докури… Сам знаешь, Егор, что мы не у тёщи в гостях. Вон она какая, – показал он на темневшую невдалеке полосу воды.
Двадцатикилсметровая "разводина" легла как пропасть, отгородив путь к "стоячей уторе".
– Её ведь сразу-то не обойдёшь, не перескочишь. Да и нас немало – пятьдесят душ. На всех какие нужны запасы! А сколько времени мы уже в "относе" живём? – и, чувствуя убедительность сказанного, с улыбкой ждал ответа.
– Шестнадцать дней, – опуская воспалённые веки, отвечал Егор.
– Ну, ничего, Егор, крепись! Сегодня самолёты махорочки нам подвезут, – отходя, торжественно закончил старший.
– Тсс! – вдруг предупредительно произнёс "атаман", призывая к порядку. – Никак летят. – И сквозь морскую тишину тихо просачивалось где-то далёкое урр… урр… урр…
– Да вон они! – наконец раздался радостный голос ловца.
Рыбаки, бросив все дела, с волнением следили за полётом стальных птиц. Самолёты летели вдоль разводины…
Перепадавшие морозные дни затягивали полосу воды прозрачной ледяной коркой. Она тянулась, как широкая река, на три сотни километров к северо-востоку. По бокам, словно меловые берега, простор её ограничивала ледовая кромка. Один такой ледовый берег соединялся с материком, другой, где жили рыбаки, уходил в морские дали. Не раз, пересекая разводину, лётчики снабжали жителей ледяного острова хлебом, фуражом, дровами, а рыбаки продолжали лов рыбы.
…Самолёты сели на льдине. Орлов вышел из кабины и торопливо направился к кошарам. Рожков, распахнув комбинезон, не спеша шёл за ним.
В меховом комбинезоне, с широкими лохматыми унтами на ногах и такими же рукавицами на раскинутых в сторону руках Орлов походил на вздыбившегося медведя.
Его окружили ловцы.
– Выходить на ту сторону надо, – энергично заговорил Орлов.
– Как дорога? – быстро, с затаённой надеждой спросил "атаман".
– Подкрепило, – отвечал Орлов. – В разводине молодой лёд спаял обрывки старых ледяных полей. По ним и будет дорога, – продолжал он и стал вырисовывать на снегу схему пути.
Все, нагнувшись, внимательно следили, как он выписывал зигзаги меж параллельных линий.
– Нет, этого для вас мало, – поднимаясь, сказал Орлов. – Вот что, старшой, давай слетаем. Посмотришь сам и решишь.
"Пожалуй, верно", – подумал тот и окрикнул стоявшего позади ловца. – Иван! Пешни захвати, тоже полетишь, – направляясь к самолётам, приказал он кряжистому рыбаку.
Со льдины наблюдали, как два самолёта извилистым путём удалялись к "стоячей уторе".
В напряжённой тишине потянулись томительные минуты. Рыбаки давно ждали этого часа. Сейчас он близок. И каждый ясно представлял себе, как он пойдёт по оцепенелым в разводине лавам, как выйдет на "стоячую утору" и по ровной дороге двинется к родным берегам, родному селу, дому, семье…
Гул моторов, доносившийся с берегов, опрокинул тишину. Самолёты, планируя, скользили вниз, как сани по невидимой крутой горе.
Толпой повалили ловцы к самолётам.
– Ну, что? – спрашивали они.
– Время такое, что ждать нельзя, надо выбираться. На "молодик" ходили мы с Иваном, – потирая щёки, говорил "атаман".
– Прорубали его, вот толщина какая, – показал Иван плотно сжатые четыре пальца.
– Выдержит, ходили по такому, – раздавались голоса. – Теперь уж лучшей дороги не дождаться, – настаивали все рыбаки. – Веди, Гурьяныч, веди!
– Где по старым льдинам пойдём, а где "молодик" слоями лежит, он покрепче, так и пройдём, – заключил старший и дал команду собираться.
Сборы были недолги. Караван в тридцать подвод вытянулся извилистой цепью. Лошади стояли в нервном ожидании похода, долбя подковами лёд.
Вот тронулась первая пятёрка, вслед за ней остальные.
Тишина разлилась в покинутом лагере. На льду остались покосившиеся камышовые заборы, чёрные пятна от разобранных кошей.
Орлов и Рожков поочерёдно вылетали, управляя движением каравана.
Передние были на подходе к кромке "стоячей уторы", где пилоты ожидали их. Среди чёрной движущейся цепи постепенно вырисовывались силуэты санных упряжек. Вот они уже совсем близко. Слышны были голоса людей и отрывистые лошадиные всхрапы.
– Петя, пора лететь домой, смотри, шарик-то низко, – сказал Рожков, показывая Орлову на повисшее на западе солнце. – Теперь, считай, что дошли, – добавил он.
– Подождать надо, – смотря в сторону каравана, отрывисто ответил Орлов.
Передняя лошадь бежала резво. Вдруг она упала. В сторону отскочила другая и тоже упала…
– Тонут! – не своим голосом закричал Орлов. – На помощь! – на бегу крикнул он товарищам.
Прогретый солнцем, молодой лёд рушился под тяжестью подвод. Лётчики подбежали, когда уже восемь лошадей беспомощно вскидывали головы над коркой льда. Ловцы бегали вокруг, ещё не решив, что предпринять.
– Спокойно, товарищи! Спокойно! – вдруг прогремел над паническим гамом голос "атамана". – Спокойно, говорю! – подняв обе руки и потрясая ими, продолжал он. – Подводы оставьте на месте! Люди ко мне!
Стали выпрягать провалившихся лошадей. Затем привязывали за хвосты, за гривы верёвки. За концы бралось по нескольку человек и тащили…
Гладкий, как зеркало, лёд не создавал ногам опоры, и люди скользили к майне.
– Пешни сюда давай, пешни! – кричал кто-то.
Для опоры вбивали пешни, но и они, прорезая молодой лёд, уходили к майне. На лёд выступала вода, и становилось ещё более скользко. Неотступно стоя в воде, напрягаясь изо всех сил, все тащили провалившихся коней. Вот на поверхности льда не надолго покажется спина лошади и тут же снова исчезает – конь валится под обломившимся льдом. Ещё и ещё усилие, и вновь животное на поверхности. Люди продолжают тащить быстрей, лёд прогибается, но не успевает проваливаться. На старой льдине останавливаются. Лошадь вскакивает, раскидывая в стороны брызги.
Особенно долго мучились с одним крупным конём. Он, словно понимая старания людей, помогал выбрасывать на поверхность себя, но тонкий лёд тут же рушился, и его могучая, будто лакированная, серая туша скрывалась в холодной темнозеленой воде.
– Хватит, бесполезно, – взглянув на часы, скорбно сказал "атаман". – Не жилец он теперь: застыл весь.
Конь будто понял его слова. Высоко вскинул красивую голову, заглядывая людям в глаза своими огромными, чёрными, горящими глазами. И вдруг, как подстреленный лебедь, он клюнул носом воду. Отфыркнулся и снова клюнул. Всё глубже погружаясь, он вскоре исчез. На воде медленно таяли белые пузыри.
Поочерёдно вытащили остальных лошадей. Осторожно, в одиночку, распряжённых, их перевели на "стоячую утору". Сани рыбаки перетаскивали сами.
Караван быстро принял прежний вид и по наезженной дороге уходил на берег.
Лётчики с самолётами остались на кромке льда под прикрытием тёмной ночи.
Дул свежий ветер.
– Что ж, будем устраиваться, – сказал Орлов, когда затих удалявшийся шум каравана.
– Что поделаешь, надо, – отозвался Рожков. – Я на кромке видел пласты наторошенного льда толщиной сантиметров в пять. Хороши они для "дома" будут, – продолжал он.
Орлов поддержал его.