Закипела работа. Вскоре соорудили ледяной дом. Правда, он был без крыши, но всё же служил неплохой защитой от пронизывающего ветра.
– Ну-с, – входя в это жильё, произнёс Орлов, – следует новоселье отпраздновать.
– Не нами такой порядок заведён и не нам его отменять, – весело подхватил Рожков и ловко на пальцах смастерил воображаемую стопку.
Усаживаясь, все дружно смеялись.
– Это у нас, Коля, имеется, – и Орлов показал на ящик с неприкосновенным запасом, который вскрывали механики.
Обедали и ужинали сразу, в необычной обстановке. В консервных банках неровным пламенем горел бензин.
– Светить – не светит и греть – не греет, – как бы обижаясь, проговорил механик Рожкова, протягивая ближе к огню ноги с намокшими унтами.
– Ты прав, – поднимаясь, сказал Орлов и вышел.
Ни звёзд не увидел он на тёмном куполе неба, ни блуждающего огонька на затерявшемся горизонте. Всё исчезло под чёрным крылом ночи.
Только, как далёкий маяк, тускло пылал ледяной "дом", причудливо разливая свет меж трещин вокруг, как-то сказочно окрашивая его. А поверх в тусклом зареве, как из волшебного очага, дымилась снежная пыль. Ветер кружил её и бесконечно бросал в ненасытную чёрную пасть ночи.
Зябко пряча голову в воротник, Орлов вернулся.
Нескончаемо тянулась холодная ночь. Не раз ходили на кромку льда, к самолётам, и снова собирались вокруг коптящего огня… Невольно кое-кто, утомившись, сидя засыпал. И тогда его ожидала весёлая неприятность: размалёванный сажей, он тут же просыпался под общий смех товарищей. Орлов, как ни крепился, всё же не заметил, когда ему навели бородку клином и завитые усы…
Наконец-то наступил рассвет. Он вернул людям бодрость и энергию. Будто и не было этой бессонной ночи. Оживлённые, они работали у самолётов. Бортмеханики быстро проворачивали винты, засасывая горючее в цилиндры, затем рывками толкали их с компрессии, а пилоты яро крутили пусковое магнето. Много раз повторялось то же самое, но захолодевшие моторы упорно не запускались.
Намучившись, Орлов сердитым взглядом окинул мотор и вылез из кабины.
Так же молча к нему подошли остальные.
– Надо бы факелы поделать. Да из чего только? – проговорил в раздумье Орлов.
– Найдём! – отозвался его механик. Поняв замысел пилота, он проворно сбросил с плеч комбинезон.
– Вот, – бросил он снятую байковую рубаху и стал натягивать свитер на обнажённое тело, принявшее вид гусиной кожи.
Орлов заботливо принялся помогать быстро одеться Ковылину, а Рожков с Глебовым накручивали клочки рубахи на рукоятки ручников, отвёрток. Крутили на всё, лишь бы огонь не обжигал руки.
– Греть! – приказал Орлов.
Самолёты развернули "хвостом" на ветер.
Все четверо быстро поднесли полыхавшие факелы к цилиндрам.
– Верхний, верхний цилиндр грей! – басовито кричал Рожкову Ковылин.
Ветер раздувал пламя, оно гудело, будто форсунка, облизывало ребристые головки цилиндров.
В аэропортах так моторы не греют, а на кромке льда это был единственный выход.
– Хватит греть! – опять раздался бас, и брошенные факелы зашипели на снегу.
Дорога была каждая минута.
Орлов сидел в кабине, а механик быстро проворачивал винт.
– Контакт! – крикнул он, резко дёрнув книзу винт.
С упоённо довольным видом, вытирая потное лицо, Ковылин смотрел, как вылетали сизые дымки от ритмично работающего мотора. Прогрели и так же запустили мотор второго самолёта. Вскоре машины, рассекая холодный воздух каспийского неба, парили в нём, а под упругими крыльями расстилался скованный льдами; грозный седой Каспий.
НА РАЗВЕДКЕ ТЮЛЕНЯ
В колхозах тюленщики только ещё начинают говорить о предстоящем зимнем промысле, только ещё готовят флот, а каспийские лётчики уже ведут над морем разведку, определяют места будущих залёжек тюленя.
В это время море покрыто тонким прозрачным льдом, но воздушный разведчик замечает во льду множество миниатюрных лунок, похожих на пробоины от брошенных ребятишками камней для пробы первого льда.
Это "продухи", которые делает тюлень. Гоняясь в воде за рыбой, он через каждые 10-15 минут всплывает, сильной челюстью пробивает молодой лёд и через это отверстие дышит. По количеству "продухов" лётчики и намечают место будущей залёжки морского зверя.
День ото дня лёд крепнет, и тюлень старательно поддерживает пробитый им "продух", который увеличивается до полметра в диаметре и превращается в "лазку". Тюлень свободно выходит на лёд, а при опасности ныряет в "лазку".
Ветры ломают льды, перемещают тюленьи залёжки. Лётчики находят их вновь.
В конце января наступает период щенки тюленя. На льду появляются "белки" – пушистые, беложёлтые, с круглыми, чёрными, как уголь, глазами.
И, наконец, наступает первое февраля – в этот день, как обычно, начинается бой тюленя, на льду раздаются первые выстрелы…
* * *
В поселковом клубе людно, шумно. Собрались тюленебойцы, кормщики, капитаны промысловых моторных судов. Все с нетерпением ожидали пилотов, только что прилетевших с разведки.
Наступил канун выхода на тюлений промысел. Этот день в посёлке Баутино проходит особенно оживлённо и празднично.
Морозы крепким льдом сковали рассеянный по бухте промысловый флот. В течение многих дней трудились тюленебойцы, пешнями окалывая лёд вокруг своих судов и по одному сводили их в караван. Затем пробили во льду прямую дорогу к морю. И вот в замёрзшей бухте в длинный ряд выстроились суда, готовые к отплытию. А люди собрались в клубе послушать воздушных разведчиков о размещении залёжек тюленя и подходах к ним.
Наконец, автомашина доставила пилотов. В лётных костюмах, нарумяненные холодом, они тут же направились на сцену. Слово получил начальник авиаразведки Карамшин.
Протирая запотевшие стёкла пенснэ, Карамшин заговорил живо и увлекательно.
Орлов и Рожков, утопая в табачном дыму, наблюдали за Карамшиным. Он то водил рукой по большой карте Северного Каспия, то резко поворачивал к слушателям обветренное продолговатое лицо с быстрыми, чёрными глазами. Он горячо убеждал тюленебойцев идти в указанные авиационной разведкой места, а не вслепую лезть в лёд, доверяясь своим чувствам. Окончив, Карамшин повторил то же самое на казахском языке.
Бодрые, воодушевлённые тюленебойцы покинули клуб и в ту же ночь вышли в море.
…На другой день пилоты стали указывать путь тюленщикам. Они наблюдали, как флот, растянувшись вдоль кромки, искал "лазейки", чтобы пройти вглубь ледяного поля.
Орлов сделал два резких крена влево. Рожков, поняв сигнал, отвалил от него в другую сторону. Наметив себе несколько судов, он занялся проводкой их по разводинам к залёжке тюленя.
Орлов продолжал полёт. Вдруг он увидел, что группа судов удалялась на запад, не замечая большой залёжки зверя. Орлов быстро снизился и произвёл посадку на льдину. Вскоре сюда подошёл "мотор".
– Что же мимо тюленей проходите? – обратился пилот к капитану. – Вам же говорили, что в районе "Горбочка" залёжка есть.
– А мы хотели пониже спуститься, – оправдывался капитан, – там мы в прошлом году хорошо охотились… Ну, а как к "Горбочку"-то нам под силу будет пробраться? – немножко переждав, спросил он.
– Вполне, – уверил Орлов. – Нужно будет сначала обогнуть вот эту льдину, а затем по разводине близко к залёжке подойдёте.
– Ну, спасибо, – поблагодарил капитан и собрался уходить.
– Нет, ещё не всё. Вот когда в залёжку вас втащу, – говорил Орлов, – тогда и скажете спасибо. А сейчас сообщите остальным, чтобы следили за мной.
И, не медля, Орлов сел в машину.
Самолёт несколько раз подлетал к дымившим "моторам", описывал круги, пролетал над ними и уходил вперёд, вилял по изгибам разводины. Но вот тюленебойцы энергично замахали руками.
Орлов понял, что они уже видят залёжку и полетел дальше…
* * *
Зимний промысел тюленя был в разгаре.
Зверобойный флот растянулся вдоль кромки льда. Тюленебойцы, вооружённые ружьями, баграми и другим охотничьим снаряжением, смело покидали свои суда – "тюленки". Порой они уходили по ледовым полям за десяток километров к залёжкам морского зверя. Там прятались за ледяным навалом и наблюдали, когда тюлени появятся из "лазок". Выждав удобный момент, начинали бой… На льду всё гуще чернели туши морского зверя. Колхозники острыми ножами отделяли шкуры со слоем жира от мяса и волоком тянули "обелованных" тюленей к своим судам.
Такие картины наблюдали Орлов и Рожков, возвращаясь, с разведки залёжек тюленя.
Далеко позади остались последние "тюленки". Внизу под крылом потянулась запорошенная снегом ледяная пустыня. Сверкая на солнце, она слепила глаза.
Но вот на льду что-то зачернело. Приближаясь, лётчики увидели человека, идущего с багром и перекинутым через плечо ружьём.
"Тюленебоец, тюленя ищет", – скачала подумали они.
"Нет, что-то не то, – мелькнула затем мысль у Орлова. – Ни лодок нет близко, ни санных упряжек… Надо вернуться".
Самолёты опустились на лёд. К ним подошёл казах-тюленебоец. В лёгкой одежде он походил на хозяина, вышедшего встретить гостей.
– Что здесь делаешь? – спросил Рожков. Казах не мог ответить им по-русски и только усиленно жестикулировал.
– Понятно, заблудился, – сказал Орлов и пригласил его сесть в самолёт.
Под вечер пилоты приземлились на острове, где обосновался один из рыбацких колхозов.
Необычный пассажир оказался жителем этого острова, и, вступив на родную землю, он весь сиял в улыбке на широком бронзовом лице. Обнажая белые зубы, он без конца повторял: "Айда! Айда!" – увлекая лётчиков к посёлку.
Вскоре встретился сам председатель колхоза, высокий, средних лет, с чёрными свисающими усами казах.
– Это наш колхозник Дюсендибаев с 15-ой "тюленки". Ушёл он сегодня рано утром на промысел, увлёкся и заблудился…
На следующий день, Дюсендибаев летел обратно. Подлетая к "тюленке", Орлов заметил полуспущенный на мачте вымпел – сигнал о случившейся беде.
Завидев самолёты, люди выскакивали на лёд, бегали, махали шапками, привлекая внимание лётчиков.
Самолёты ещё катились по гладкому льду, а люди бежали к ним. Расстроенные, они начали было рассказывать о своей беде, но тут увидели тюленебойца – и в растерянности смолкли. Они не сразу поняли, что это он, их товарищ, но вдруг, повеселев, кинулись к нему и повели на "тюленку".
Старый кормщик с редкой, торчащей бородкой был особенно рад спасению тюленебойца.
– Ой, спасибо вам, спасибо! А мы уж думали – погиб он, – без конца повторял кормщик.
Лётчики, рассказав зверобоям о новых залёжках зверя, вылетели продолжать наблюдения за ходом промысла…
* * *
– Смотри! Ледокол! – восторженно сказал бортмеханик Ковылин и показал на грузно осевший в воду гигант.
– Ледяной бугор это, – хмуро ответил Орлов…
…Вчера над морем пронёсся штормовой норд-вест. Он разорвал ледяную кольчугу, укрывавшую водную гладь. И запенилось море, понесло ледовые поля… Они сталкивались, разбивались, осколки их кружились в кипящем море. Иные льдины, переворачиваясь на ребро, цеплялись за грунт, на них наседали другие. Всё это громоздилось, с диким грохотом осыпалось, оставляя заострённые вершины ледяных бугров.
Под крылом самолётов-разведчиков проплывали заснеженные ледяные поля. На некоторых из них виднелись вытянутые в длинную линию круглые лунки – там унесённые ветром порядки сетей.
Меж таких ледяных полей образовалась масса озёр самых причудливых форм. Зеленоватые волны там набегали одна на другую, ударяясь о ледяные бугры, как о борта огромных кораблей.
"Ну вот и заново всё начинать, снова залёжки искать", – подумал Орлов и посмотрел налево, где виднелся самолёт Рожкова, а внизу пробегала кромка льда с резкими изломами и крутыми поворотами; справа, теснясь, спускались на юг ледовые поля. Впереди открывались всё те же пейзажи зимнего Каспия.
Вдруг неожиданно взметнулись взбудораженные шумом мотора беркуты. Махая длинными крыльями, они описывали круги над островерхими ледяными буграми.
– Значит, где-то недалеко должна быть тюленья залёжка, – подумал пилот, провожая взглядом огромных птиц.
Вот на одной из льдин показалось круглое отверстие – это лазка, в которую ныряют тюлени. Пилот и механик насторожились, но тюленя не было видно. Ещё южнее удалялся самолёт…
Вдруг на льдине всколыхнулась чёрная масса. Она, меняя форму, медленно разползалась. Теперь было ясно видно тюленей. Одни неуклюжими прыжками направлялись поближе к торосам, другие переваливались в воду.
Тюленей становилось всё больше и больше… Залёжка найдена вновь.
– Вот теперь, Миша, ледокол непременно надо найти, чтобы он флот сюда затащил, – сказал Орлов и перевёл взгляд на горизонт.
Вскоре пошёл снег. Сквозь белёсую занавесь проглянуло курчавое облачко дыма.
– Там и будет ледокол, – и пилот уверенно развернул самолёт.
Вот уж корабль оказался в центре описываемого самолётом круга. Он медленно полз, как гигантский утюг, давил своей тяжестью лёд. Мелкие обломки льда тянулись вдоль его железных бортов к корме, где смешивались с бурлящим белым крошевом.
Многие из команд были рады случаю покинуть наскучившую тесную корабельную палубу. Группа матросов быстро спустилась на лёд. На ходу застёгивая новенькие светложёлтые полушубки, моряки спешили к самолётам. Среди них выделялась крупная фигура капитана. Высокий, широкий в плечах, в белковой шапке, одетый в дублёный полушубок и валенки, он напоминал известного капитана Воронина.
"Как полярники одеты", – подумал Орлов, смотря на их тёплую одежду.
Придерживая дымившую трубку, капитан поздоровался с пилотами и стал приглашать пилотов к себе.
– Прошу, прошу ко мне на корабль, – раздавался его отрывистый хриповатый голос. – Поговорим, чайком погреемся. Небось, замёрзли. Холодновато у вас там, – и он пальцем показал ввысь.
– Благодарю, – ответил Орлов, – времени у нас маловато. Поговорим здесь, а погреемся дома. Да и погодка что-то хмурится, – добавил он, недовольно осматривая потемневшее небо, сыпавшее мокрый снег.
– Ну, послушаем вас здесь, – согласился капитан, сдвинув шапку на затылок.
Орлов и Рожков подробно рассказали о найденной залёжке тюленя, о зажатых во льдах судах, о том, как добраться к ним.
– Петя, смотри, что это?! – спросил Рожков, повернув товарища в сторону самолётов. Орлов увидел, как самолёты слегка покачивались, словно они стояли на гигантских весах, поднимая и опуская один другого.
-Трещина между ними, – спокойно сказал Орлов. – Это не страшно, ветер "прижимный", льды не отнесёт.
– Ну, спасибо, теперь мне всё ясно, – благодарил капитан, – а всё же поторапливайтесь, уплывут ваши самолётики, и придётся мне гоняться за ними, – шутя закончил он.
Рожков, перешагивая трещину, услышал голос Орлова:
– Ты, Коленька, не отставай. Держись ближе. Пойдём вдоль кромки на остров.
– Есть! – громко ответил Рожков.
Самолёты устремились вперёд. Небо было тёмное, беспрерывно сыпался мокрый липкий снег, заслоняя ориентиры. Залепило смотровые козырьки и очки. Лётчики, сбросив очки, смотрели поверх козырьков. Ветер резал глаза. Всё меньше становилась видимость. Орлов, склонив голову за борт, следил за извилистой ледовой кромкой. Справа по борту она отделяла чёрную с пенистыми полосками воду, а слева – ледяные поля.
А снег всё лепил и лепил…
Самолёты покрывались льдом, который "шершавил" гладкую поверхность крыльев и утяжелял их. Вопреки желанию пилотов, машины теряли скорость.
Приближались к ледяным торосам. Орлов взглянул на торчавшие внизу глыбы и быстро дал мотору полную мощность. Напрягаясь, мотор загудел ещё сильнее и, казалось, он вот-вот разлетится на части. Но это не помогло. Самолёт лишь ненадолго приподнялся, а налипающий лёд вновь потянул его вниз. Как в лихорадке, задрожали все части самолёта. Орлов, осматриваясь, заметил удобную для посадки льдину и "плюхнул" на неё самолёт. За ним сел и Рожков.
Лётчики тут же принялись быстро сбивать лёд. Верёвками, рукоятками бортового инструмента они били по самолётам.
– Ну, теперь недалёк наш путь, – сказал Орлов, когда наледь была счищена.
Взлетели.
Вновь постепенно нарастал лёд. Совсем исчезла видимость. – Не вижу Рожкова, – крикнул механик.
– Приотстал, – не отвлекаясь от мелькающей кромки, ответил пилот.
Орлов ещё два раза сажал свою машину. Отбивали с механиком наледь. Снова взлетали и, наконец, приземлились на острове.
Вечерело. Рожков всё ещё не появлялся. Обеспокоенный Орлов смотрел на низкое серое небо, сторожко вслушиваясь в тишину: не раздастся ли шум мотора. А когда в домах островного посёлка засветились окна и вдали ритмично замигал маяк, стреляя пучками света в темноту, он быстро пошёл на радиостанцию.
– Мои радиограммы передал?
Молодой, с худощавым лицом, радист сосредоточенно выстукивая на ключе, часто откидывая сползавшие на глаза русые волосы, утвердительно кивнул ему головой.
– Володя, слушай! Слушай! Может, кто сообщит о нём, – заставлял радиста Орлов, как только он заканчивал передачу.
Володя осторожно крутил рукоятки, настраивал приёмник. То вправо, то влево бегала стрелка по шкале, выхватывая из эфира свистящие звуки.
– Есть! – придерживая рукой наушники, восторженно проговорил радист.
– Что там, Володя? – нетерпеливо спросил Орлов.
– С ледокола, – отрывисто выговорил радист, и его карандаш забегал по бумаге.