Конфликты в Кремле. Сумерки богов по русски - Валентин Фалин 17 стр.

Кое-кто исповедует облегченную версию соци­ализма по причине умственной отсталости или догматической оседлости. При всем желании ему не объять масштаба нынешних перемен. Некото­рые же засуетились от того, что партия с помо­щью СМИ не застряла на периферии, докапыва­ется до сути. Их же, зубы съевших отнюдь не на мякине, устроило бы, если бы перестройка иссяк­ла, исчерпала себя в перестановке мебели в квар­тире или смене прописки, лучше в том же го­роде.

Разочарую: нынешний этап перестройки - са­мое начало. Основное впереди. Социализм пере­стает быть буквой. Он снова живая мысль и живая практика масс, Именно этого партия и добивалась. Активность и как можно больше творческой актив­ности - лишь так идеи авангарда становятся идея­ми всего народа. Только так и не как иначе все со­ветское общество проникается пониманием того, что час идей обновления пробил и мосты для от­ступления сожжены.

Нельзя, разумеется, допустить, чтобы признание закономерности противоречий во всяком движе­нии, кстати, и назад тоже, влекло за собой недо­оценку или беспечность в отношении спорных или конфликтных ситуаций. Есть противоречия и про­тиворечия. Есть борьба и борьба, позиции и пози­ции. Партия добивается больших демократизации и гласности, чтобы стало больше социализма, прису­щих ему свобод, прав и общественных привилегий. Никакого "обновления" за счет социализма и про­тив социализма не может быть и не будет. Заявляю это не первый раз и с предельной ясностью.

Вместе с тем свидетельством беспомощности или несостоятельности, а совсем не признаком непрек­лонности и решительности является стрельба из пушек по воробьям. Полагаю, мы с вами не соби­раемся одни вульгаризмы подменять другими, ша­рахаться из крайности в крайность, из-за несовер­шенства исполнения наказывать замысел или, не разобрав броду, поиск лучшего пути для претворе­ния в жизнь задуманного клеймить как покушение на идею.

Осмысление состояния и перемен должно совер­шаться непрерывно. Не для наукообразного укра­шательства и изобретения более изысканных ком­плиментов основоположникам социализма. Никто не вправе ожидать или требовать от нас, чтобы каж­дый пленум или съезд партии обязательно ста­новился "вкладом" в наше учение и чуть ли не в мировоззрение. Соблазны все это и суета. Нам при­писки не нужны в отчетности и еще меньше в тео­рии. Однако нельзя поощрять и терпеть также кос­ность, упорство из упрямства, капризное неприятие любой перемены, отрицание фактов жизни и само­го факта жизни.

Если мы верим в собственную способность к са­мосовершенствованию, то давайте усвоим: завтра в чем-то обязательно поправит наши нынешние представления так же, как сегодня корректирует и опровергает наше вчера. Однопартийность в дан­ном контексте создает свою специфику. Просчет, неудача одного не гасится неумением и ошибками оппонента. Правящая партия принимает на свой счет все издержки. Заслуженно и незаслуженно.

Какой вывод из этого следует? Ответственность и самокритичность всегда и во всем плюс прин­ципиальность. Чтобы моральное единство стало по-настоящему весомым, партии и всему обществу надо очиститься от безнравственности, вернуть не­преложность коммунистическим заповедям. Ленин не зря требовал, чтобы с коммуниста был двой­ной и тройной спрос за небрежение своими обязан­ностями, за всякое злоупотребление и особенно умышленное преступление. Большое дело должны делать незапятнанные руки и горячие сердца.

С некоторых пор частенько можно услышать и прочитать, что на рубеже 70-80-х годов в совет­ском обществе накапливались усталость, апатия, ра­зочарование. Спросим же строго - почему? Мог­ло ли быть иначе без возрождения ленинизма? Не фрагментарно, а как целостного учения. Без приду­мывания квазитеоретических декораций под стать тогдашней наличности.

До чего мы докатились. Ленина разучились чи­тать, а читая, понимать. Гениального мыслителя и революционного практика начетчики умалили до Ленина-оракула и Ленина-иконы. Для чего? Что­бы не промахнуться и не выпасть из обоймы. Сиди, нанизывай цитатку на цитатку и изображай на лице умную мину.

Где же вы найдете у Ленина пропись, чем нам заниматься с 1 января 1988 года, через год или 100-200 лет? Естественно, Ленин разборчивой кириллицей записал, что должно быть исключено при всех условиях, - не ханжествовать, не дву­рушничать, не воровать, не праздновать труса. Он назвал и выстроил в ряд родовые признаки совет­ского социалистического строя. И кроме того, дал настоятельный, категорический совет - жить сво­им умом. А для этого - учиться. Учиться у глав­ного и самого взыскательного учителя - у жизни. Учиться коммунизму, ибо коммунистами не рож­даются, ими становятся. Учиться на собственном опыте, но не чураться и опыта других.

Сталин же поступал почти во всем наоборот. Он поставил строй с ног на голову. Под видом ликвидации "кулачества как класса" он нанес удар по крестьянству как классу и союзнику пролетариата. Противопоставил государство обществу, перессо­рил друг с другом все виды собственности, категории политэкономии. Хотел, но не успел перетасовать все классы и слои населения, чтоб жило оно, не помня родства, в работном доме.

Понадобятся годы, прежце чем удастся возродить уважение к кормилице земле, к нелегкому сельско­му труду, к труду вообще, а не только изыскан­ному элитарному. Уйдет не одна пятилетка, что­бы заработал на полных оборотах экономический механизм хозяйствования, который мы привели на смену изжившего себя административно-команд­ного.

Будем, однако, откровенны сами перед собой: административно-командный стиль поразил не только экономику. Он пронизал все наше бытие. Бытие всех от мала до велика. Потребуются деся­тилетия, пока мы закроем все прорехи, образовав­шиеся или умноженные из-за черствости, неува­жения к физическому и душевному здоровью об­щества, пренебрежения нуждами самых уязвимых его членов - детей, варварского отношения к природе. Пока мы изведем внутри себя психоло­гию временщиков, что побуждает делать дело кое-как, если уж его вовсе нельзя не делать. Переста­нем экономить на копейках для показухи, чтобы ничтоже сумняшеся растратить миллионы на ис­правление брака и глупостей.

Коммунисты, поставившие целью помочь чело­веку труда распрямиться, вздохнуть полной грудью, почувствовать себя рачительным хозяином земли, на которой он живет, что же мы забыли, чему при­сягали? Или нас не волнует, что, пройдя сталинс­кие университеты, большинство поныне существует с оглядкой, страшится ошибиться, дует на холод­ную воду, подстраховывается и перестраховывает­ся, не спешит воспользоваться правами, которые перестройка уже ему предоставила дома и на про­изводстве?

Не надо строить иллюзий - сталинизм не враз забудется. В том числе по причине нашего нацио­нального характера. На Руси во все времена чутко реагировали на оттенки и акценты. В наш просвященный век да с дублеными спинами и подавно. И если в центральной газете вдруг появляется ма­териал, подвергающий сомнению уместность для коммуниста трудиться в сфере торговли или прим­кнуть к кооперативному движению, то думные дья­ки, что по лавкам и завалинкам сидят или в мягких креслах устроились, наскоро вычисляют: ага, реше­ние ЦК - это лакмусовая бумажка, дабы отделить семена от плевел, проверить, кто зрел, а в ком чер­воточина.

Возьмем другой пример - закон об индивиду­альной трудовой деятельности. Если он вводится в действие под аккомпанемент кампании против "ча­стника" и рассылки приглашений на собеседование в ОБХСС, то вряд ли призыв не бить баклуши, а заняться выгодным для себя и общества делом вы­зовет повсеместный позитивный отклик.

Наполеон придумал, Сталин позаимствовал у него, что лучше наказать 10 невиновных, чем упу­стить одного виноватого. Худое, как болезнь, вхо­дит пудами, а выходит золотниками. Это особенно верно, когда усердием не по уму безупречная идея компрометируется, превращается в карикатуру, вы­ставляется на посмешище. Право, порой одолевает желание кричать - я совсем другое имел в виду. Да нельзя. Тебе, доверили быть дирижером, так и неси крест.

В общем, забот невпроворот. Отчасти это связа­но с припозднившейся раскачкой, с неизжитыми расчетами, авось пронесет или шибко повезет. Гля­дишь, выдастся сверхурожай. Манна небесная об­наружится, или сыщется философский камень, что в одночасье наведет порядок и в партийно-полити­ческой работе, и в школе, и в жилуправлении.

В ожидании даров данайских мы съехали на одно из последних мест в мире по использованию дости­жений научно-технической революции. И кто ска­зал, что НТР - это машины, приборы, технология? Люди, в первую очередь люди. Все заключено в них и зависит от них. Это мой комментарий к понятию "человеческий фактор", которое мы бодро склоняем.

Революция и эволюция непрерывно совершают­ся в общественной сфере. Может, хотя бы тут мы показываем образцы? Чего же мы медлим? Ведь не нужно менять оборудование, выбивать фонды, до­полнительные деньги. Требуется лишь самому пе­ремениться. Опять психология временщиков меша­ет, заставляет вынюхивать расхождения на стыках между руководителями, учреждениями, на лест­нице, именуемой иерархической? Психология, оту­чившая верить в стабильность, в то, что завтра не случится разворот на 180 градусов, понуждающая сомневаться в том, что перестройка не маневр, а генеральный курс. Всерьез и надолго.

Короче, есть над чем поразмыслить, чему учить­ся и переучиваться не одним детям и юношест­ву, а вполне зрелым по возрасту. Словом, суще­ствует потребность переписать множество книг - от букварей до пособий, по которым поднимают тонус у партработников. Чтобы перестали толочь воду в ступе и искали призвание свое в живой жизни. Чтобы, следовательно, укрепляли в себе готовность трезво воспринимать окружающий мир как величину, не заданную раз и навсегда (приро­ды не стану касаться), но, во-первых, подвижную словно ртуть, во-вторых, постижимую, в-третьих, отзывчивую на добро.

Вряд ли мы что-нибудь получим, если не привьем каждому чувство собственного достоинства и уваже­ния к ближнему, не воспитаем в человеке понятий долга, ответственности, солидарности. Без высоких гражданских качеств о человеческих и говорить не стоит, специалист всегда будет чем-то походить на чеховского больного флюсом или, хуже того, на об­разованного монстра.

С чего начинается Родина, мы в общих чертах усвоили. С чего начинается человек? Когда и каким образом складываются его характер и его жизнен­ная позиция. Какова роль общеобразовательной и высшей школы? Что могут и что должны делать средства массовой информации, культура и искус­ство, общественные организации, армия, семья, улица, двор?

Школа должна была бы сделать первейшим своим предметом обучение воспитанников думать. То есть заниматься чем-то противным тому, чем школа занималась при Сталине и чем отчасти еще занимается сегодня. Учить думать. Вроде чего тут непонятного. Если не вникать, вопросов не возни­кает. Но их, этих вопросов, немало. Нельзя учить думать от и до, или по расписанию, или в ознаме­нование юбилея, пленума, съезда. Предложив ре­бенку и взрослому думать, вы приглашаете его все подвергать сомнению, задавать самые разные во­просы, на которые придется отвечать, а среди них - на неудобные.

Самым неприятным из неудобных все время бу­дет вопрос: как внедрилась в нашу действительность разъедающая душу ложь и почему ее вовремя не вы­вели в дверь? Почему после Сталина ложь, пусть без жестокостей и жертв 30-40-х годов, опять шастала в нашем обществе? Подделки, подчистки, подмена понятий, эшелонирование правды - могло ли это не спровоцировать раздвоение совести? У какого жер­твенного огня нам очистить свои души и на чем вос­питывать детей и юношестество? История ведь не для истории пишется. Не случайно умный человек назвал историю политикой, повернутой в прошлое. Какую мораль нам выводить из опыта 70 лет, каким он будет, общий знаменатель?

До недавнего времени, согласно официальной вер­сии, считалось, и так записано во всех энциклопе­диях и учебниках, что каждый из наших пятилетних планов был полностью выполнен и перевыполнен. С этими выросли поколения. "План - закон", - мы произносили не задумываясь. Как же при вы­полнении и перевыполнении обострялись диспро­порции, деформации, дефициты, приняли такую весомость жилищная и продовольственная проб­лемы, здравоохранение и просвещение не удовлет­воряют самым элементарным требованиям, уси­лились социальные напряжения? Может, плохо планировали? Не то и не столько на социальную сферу выделяли ресурсов и средств - это теперь точно установлено. Но ведь даже скупые ассигно­вания и мизерные проекты осваивались наполови­ну, а населению внушалось, что все отлично и луч­ше быть не может.

И не утруждали себя сомнением: не глупость ли делаем, выказывая пренебрежение к здравому смыслу, выдавая черное за белое? Если план вы­полнили, а прорех, гнетущих людей, не только не убавилось, их стало больше, из этого следует, что прорехи запланированы. Как подобное могло иметь место при советской власти? Если вышло против желания, а власть не сумела предотвратить перекос, то что же это за власть, которая не справляется со своей главной задачей - удовлетворением потреб­ностей человека.

Сами себе яму рыли? Некомпетентность конк­ретных руководителей и исполнителей сеяла сомне­ния в систему социалистического хозяйствования, в строй. Желание согрешить против правды и при этом увенчать себя лаврами затмевала политичес­кий и партийный долг. Если дозволено фальсифи­цировать общегосударственные показатели по ито­гам пятилетки, то, естественно, надо было ждать, что в республиках, областях, районах найдутся под­ражатели. Начнут собирать, складировать, перера­батывать хлопок, которого не было, перевозить не­существующие грузы на несуществующих транспорт­ных средствах и т. п.

При Ленине вещи назывались именами собствен­ными. Это была пора не только разглашения тайных договоров, но и разоблачения буржуазно-помещичь­их механизмов обездоливания народа, его эксплуа­тации, удержания масс на отдалении от экономиче­ской и политической власти. Ленин настойчиво следил за тем, чтобы народ знал правду в ее реаль­ном трехмерном измерении. Материально социализ­ма не было и не могло быть, но именно тогда, а не шестьюдесятью годами позже массы морально вку­сили от реального социализма.

В труднейшее время, когда судьба революции висела буквально на волоске, Ленин скрупулезно изучал ростки социалистического опыта, по кру­пицам собирал факты, из которых родились его рекомендации по утверждению народовластия на смену военному коммунизму после окончания на­вязанных нам гражданской войны и иностранной интервенции.

Мы совсем плохо знаем эту главу - едва ли не важнейшую в ленинском понимании социализма. Десятилетиями она оставалась скрытой от партии и науки. Произвольно выдернутыми отрывками, вне контекста работ Ленина, зачастую доказыва­лось противоположное тому, что Ленин хотел до­казать. В ходе было типичное сканирование тер­минов, составление цитатников сомнительного до­стоинства во имя наведения блеска на достигну­тое и извинения растерянного капитала.

Вот так. Планирование от достигнутого долж­но было когда-то закончиться теоретизированием от достигнутого. Культ личности понадобился - извольте. Даже Иван Грозный для колорита сго­дился. Петр I не помешал. Вспомнили фольклор ("сильна рать воеводою"). Вседозволенность са­модержавного пошиба потребовала беспробудно­го ликования по поводу сыпавшихся, как из рога изобилия, "успехов", "рекордов", "побед". Неуспе­хи и поражения заранее исключались, и те, кто рисковал усомниться, что подобное может в прин­ципе быть, сразу попадали в обойму врагов вож­дя, следовательно - врагов народа. Волею одно­го материалисты впали в идолопоклонство.

Этот порок вошел в плоть и кровь. Он продол­жал себя давать знать после смерти Сталина, даже после 1956 года. Его перенесли на Центральный Комитет, который был выведен из-под критики. Деятельность ЦК должна была слыть в любых пе­рипетиях правильной "целиком и полностью". Не спешите соглашаться или не соглашаться. Вдумай­тесь в сказанное и разберитесь в самих себе. Кри­тически разберитесь. Тогда, возможно, призыв к обновлению, новому мышлению откроется вам полнее и предметней.

Наверное, это главный вывод, который мы впра­ве и должны сделать. Видимо, он должен стать тем моральным критерием, который поможет держать наш корабль при самом сильном ветре и высокой волне строго по курсу. Собственно, здесь ответ на вопрос, который вынесли на обсуждение Пленума: какими быть советской средней и высшей шко­ле. Человечной и честной, умной и ответственной, устремленной вперед и уважительной к нашему на­циональному прошлому, к наследию земной циви­лизации.

Школе предстоит возродить в полном объеме искусство раннего распознания талантов и тактич­ного их пестования. Если угодно, общество дол­жно с детства изучать свои кадры и растить каж­дого для начерченной ему природой деятельности. Социальная справедливость начинается в школе, еще даже до школы, так чтобы люди не только рождались, но равными в правах и обязанностях прошли через всю жизнь. Чтобы каждый совет­ский гражданин, независимо от возраста, знал: социальная защищенность - это не нечто само собой разумеющееся, но богатство, которое надо ценить и беречь, это Октябрьская революция в дей­ствии, это и его собственная революция.

В. Фалин

Приложение 2

Сопроводительная к докладной записке В.М. Фалина М.С. Горбачеву.

Ноябрь 1986 года

Уважаемый Михаил Сергеевич!

Дурная голова ногам покою не дает. И рукам тоже, и глазам. Причем, как Вы, возможно, убе­дитесь, не только моим.

Ваше пожелание получить от меня некоторые со­ображения к Пленуму настроило меня на философ­ский лад. Но прежде чем я представлю на Ваш суд текст, позвольте сделать несколько пояснительных замечаний.

1. Сегодня мы говорим - морально-политичес­кое состояние общества оздоравливается. По срав­нению с тем, что имело место три-пять-десять лет назад, оно много чище. Есть не просто на­дежда, без которой любая жизнь не в жизнь. По­явилась перспектива, сам горизонт ожидания стал выше. Это факт. Кто бы и что бы ни говорил. Так же, как факт и то, что перемену принесла пере­стройка.

2. Вместе с тем общество полно движения. Его обозначают по-разному. В зависимости от угла зре­ния и прочих обстоятельств. Волнение, брожение, смятение, активность, поиск.

Допустим - волнение или смятение. Надо ли удивляться, если на дворе революция, которая зо­вет под свои знамена всех честных граждан? Мож­но ли удивляться, когда в процессе обновления всплывают такие вещи из нашего недавнего и дав­него прошлого, которые несовместимы с любым толкованием морали? Было бы странно, если бы люди не реагировали на совершающееся. Вот тог­да бы имелся повод задать себе вопрос: не убита ли способность строя к возрождению, к тому, что­бы разорвать путы, мешающие ему вырваться на простор?