"Вы спрашиваете, зачем я в Австрии. ЦК поставил здесь бюро (между нами): близко граница, используем её, ближе к Питеру, на 3-й день имеем газеты оттуда, писать в тамошние газеты стало куда легче, сотрудничество лучше налаживается. Склоки здесь меньше, это плюс. Библиотеки нет хорошей, это минус. Без книг тяжело".
Осенью предстояли выборы в IV Государственную Думу, так что время было горячим. Заранее было понятно, что выборы будут сфальсифицированы, что и произошло путём "разъяснения" выборных законов, которые и без подтасовок приравнивали голос одного помещика к 15 голосам крестьян и 45 голосам рабочих. Но участвовать в выборах было необходимо, потому что даже куцые думские возможности были полезны.
Летом и осенью 1912 года Ленин опубликовал в "Правде" не один десяток статей на самые разные темы - от краткого анализа концентрации производства в России до своеобразного некролога "Карьера" - на смерть издателя "Нового времени" А. С. Суворина (1934–1912), где Ленин писал:
"Бедняк, либерал и даже демократ в начале своего жизненного пути, - миллионер, самодовольный и бесстыдный восхвалитель буржуазии… в конце этого пути. Разве это не типично для массы"образованных" и "интеллигентных" представителей так называемого общества? Не все, конечно, играют в ренегатство с такой бешеной удачей, но девять десятых, если не девяносто девять сотых играют именно такую же самую игру в ренегатство, начиная радикальными студентами, кончая "доходными местечками" той или иной службы, той или иной аферы…"
Это ведь Владимир Ильич писал и о многих своих бывших соучениках по гимназии, по университету. Они "поняли" жизнь, они "вовремя созрели" и отыскали свои доходные местечки, а теперь пытались отгородиться от совести тем, что говорили о революционерах как о "смутьянах", "неудачниках, не умеющих найти себя в жизни", "бездельниках, не желающих тянуть лямку" и т. д.
Они и сегодня говорят о Ленине и его сподвижниках то же самое, но удивляться тут нечему - ведь девять десятых, если не девяносто девять сотых современных "обличителей" Ленина тоже начинали как радикальные столичные студенты в курилках на "образованных" и "интеллигентных" кухнях…
В Европе тоже было неспокойно. И для людей прозорливых - а Ленин был, конечно, из их числа - порохом густо запахло именно в 1912 году - с началом первой Балканской войны, за которой последовала вторая Балканская война - предвестие войны уже мировой…
Угрозу мировой войны искушённые в мировой политике люди - а таких в европейских социал-демократиях хватало - видели и раньше. Уже на Копенгагенском "кооперативном" конгрессе II Интернационала, прошедшем в 1910 году, вопрос о будущей войне и об отношении к ней организованных трудящихся поднимался. И тогда - не в последнюю очередь благодаря активной позиции Ленина - была вынесена резолюция о голосовании в парламентах против военных кредитов.
Социалистическим партиям рекомендовалось требовать от своих правительств сокращения вооружений и полного разоружения, требовать разбора межгосударственных конфликтов в третейских судах. Рабочих призвали протестовать против угрозы войны.
В октябре 1912 года началась первая Балканская война между Турцией и странами Балканского союза: Болгарией, Сербией, Черногорией и Грецией, носившая до определённой степени характер национально-освободительной. Ленин сразу же откликнулся на неё обращением "Ко всем гражданам России", выпущенным отдельной листовкой. В Обращении, поддержавшем идею федеративной Балканской республики, в то же время осуждалась "великая" кадетская идея о завоевании Константинополя и говорилось:
"Товарищи рабочие и все граждане России!
…Балканский кризис есть одно из звеньев той цепи событий, которая с начала XX века ведёт повсюду к обострению классовых и международных противоречий, к войнам и революциям…
Войны со всеми их бедствиями порождает капитализм, который обостряет борьбу между нациями и превращает рабов капитала в пушечное мясо. Только всемирная социалистическая армия революционного пролетариата в состоянии положить конец этим бойням рабов ради интересов рабовладельцев…
Долой царскую монархию! Да здравствует демократическая республика Российская!
Да здравствует федеративная республика Балканская!
Долой войну, долой капитализм!
Да здравствует социализм, да здравствует международная революционная социал-демократия!"
В связи с Балканской войной Международное социалистическое бюро, членом которого от РСДРП был Ленин, созвало в Базеле Чрезвычайный международный социалистический конгресс II Интернационала, где вопрос об отношении к войне стал основным и единственным. Конгресс занял два дня - 24-го и 25 ноября, в нём приняло участие 555 делегатов, в том числе - 6 от РСДРП.
Ленин в Базеле не был - 10 ноября он написал Каменеву: "Возможно, что я не поеду и назначим Вас". Поехал в Базель действительно Каменев, а представителем от России в комиссии конгресса по выработке манифеста против войны был по согласованию с Лениным избран эсер И. Рубанович.
Конгресс единогласно принял Базельский манифест, который чётко определил назревавшую войну как империалистическую и грабительскую и обвинял в подготовке войны правительства Германии, России, Англии, Франции и Италии. Упущен был, правда, главный поджигатель войны - Соединённые Штаты, но все остальные были указаны верно.
В Базельском манифесте горячо приветствовались выступления против войны рабочих, особенно - русских, и было заявлено, что эта война "не может быть оправдана ни самомалейшим предлогом какого бы то ни было народного интереса"! В случае возникновения войны манифест рекомендовал социалистам использовать экономический и политический кризис, вызванный войной, для борьбы за социалистическую революцию.
Но когда Первая мировая война началась, идеям Базельского манифеста остался верен лишь Ленин. Все остальные лидеры II Интернационала повели трудящиеся массы своих стран, говоря словами Ленина, на "бойню рабов ради интересов рабовладельцев".
ЕСТЕСТВЕННО, Ленин готовился к будущим событиям, но ко всем политическим задачам прибавилась чисто личная - в 1912 году Крупская заболела базедовой болезнью, весной 1913 года её здоровье ухудшилось, и врачи посоветовали ей выехать на несколько месяцев в горы. Ленин всегда был заботлив к родным и близким, очень волновался за жену, и в двадцатых числах апреля они с Крупской перебрались из Кракова в деревушку Поронин, находящуюся рядом с известным горным курортом Закопане.
На пятизвёздочные отели у Ульяновых денег не было - Первая мировая война ещё не началась и кайзер Вильгельм вкупе со своим Генштабом ещё не осыпали Ленина "стариковско-германским" золотом. У крестьянки Терезы Скупень сняли домик из двух комнат с кухней и мансардой, заменившей Ленину кабинет. Показательно, что сам Ленин определил эту дачу как "громадную" и писал: "слишком велика"!
Уже устроившись, Ульяновы, как всегда, списываются с родными в России, и в середине мая 1913 года Ленин сообщает младшей сестре в Вологду:
"Место здесь чудесное. Воздух превосходный - высота около 700 метров. Никакого сравнения с низким местом, немного сырым, в Кракове. Газет имеем много, и работать можно…
Деревня - типа почти русского. Соломенные крыши, нищета. Босые бабы и дети… Место у нас некурортное (Закопане - курорт) и потому очень спокойное. Надеюсь всё же, что при спокойствии и горном воздухе Надя поправится. Жизнь мы здесь повели деревенскую - рано вставать и чуть ли не с петухами ложиться. Дорога каждый день на почту да на вокзал…"
Последняя фраза показывает, что и в деревне жизнь была у Ленина "деревенской" лишь относительно - он и в Поронине много работал, что подтверждает и 23-й том Полного собрания сочинений с десятками статей, написанных в то время: "Капитализм и женский труд", "Буржуазия и мир", "Строительная промышленность и строительные рабочие", "Пробуждение Азии", "Уроки бельгийской стачки", "Из Франции", "Организация масс немецкими католиками", "Об отпусках для рабочих", "Либералы в роли защитников IV думы" и так далее…
Деревня, однако, есть деревня, да ещё и горная… 25 мая 1913 года Крупская писала свекрови в Феодосию:
"…Я уже поправляюсь. Сердцебиения гораздо меньше. Следуя совету доктора, ем за троих, лакаю молоко… Володя очень кипятится, особенно его смущают Кохером (крупный швейцарский хирург, специалист по оперативному лечению базедовой болезни. - С. К.)…
Настоящий отдых теперь только начинается. Была архисутолока с переездом… Погода с сегодняшнего дня собирается расстояться, а то целую неделю не переставая шёл дождь, хотя сырости не было. Сегодня гуляли с Володей часа два, а теперь он один ушёл куда-то в неопределённую часть пространства.
С утра от соседей прибегает к нам чёрный лохматый щенок, и Володя с ним подолгу возится. Жизнь самая дачная…
Тут очень красиво. Хорошо также, что нельзя очень гонять на велосипеде, а то Володя очень злоупотреблял этим спортом и плохо отдыхал, лучше больше гулять…"
Возможность в любой момент уйти одному "куда-то в неопределённую часть пространства" всегда была для Ленина и редкой, и желанной. Подумать ему наедине с собой всегда было о чём, а где думается лучше, как не во время неспешной прогулки? Да ещё и когда атмосфера вокруг в прямом смысле слова чистая, целительная!..
Болезнь Крупской его беспокоила, в том же письме в Феодосию есть и приписочка самого Ленина: "Дорогая мамочка! Крепко обнимаю тебя и шлю всем привет. Мите большое спасибо за письма. Надю уговариваю ехать в Берн. Не хочет. Но теперь она немного поправляется. Твой В. У.".
В Берн ехать всё же пришлось, и 23 июля Кохер удачно оперировал Крупскую. Операция шла около трёх часов, без наркоза, но Надежда перенесла операцию мужественно, хотя в первые сутки бредила в сильнейшем жару. 26 июля 1913 года Ленин сообщал об этом матери из Берна уже в Вологду, признаваясь, что "перетрусил изрядно". В том же письме он сетовал: "Закрытие газеты, в которой я писал, ставит меня в очень критическое положение. Буду искать поусерднее всяких издателей и переводов; трудно очень найти теперь литературную работу".
Речь здесь о "Правде", которую 5 июля 1913 года на номере 151-м закрыли… 13 июля 1913 года она начала выходить уже под названием "Рабочая Правда", но всё равно материальное положение Ульяновых, да ещё и после расходов на сложную операцию, оставляло желать лучшего. Тем более что Ленин не мог позволить себе уйти в чисто журналистскую или научную работу - партийные дела давно стали для него примерно тем же, что ядро, прикованное к ноге каторжника… С той лишь разницей, что Ленин приковал себя к этому "ядру" по собственной воле и сбегать с добровольной "каторги" намерения не имел.
ВЛАДИМИР Ленин всегда жил скромно - и когда был один, и когда он женился на Надежде Крупской. Ренегат-невозвращенец Валентинов-Вольский (1879–1964) в изданном посмертно, в 1972 году, в Париже "Малознакомом Ленине" - книге, увы, мало правдивой, усердно "разоблачает" "мифы" о Ленине и, в частности, "миф о жизни впроголодь".
Но, если не считать нескольких незначительных "лакировщиков" наоборот, никто о голодающем в эмиграции Ленине никогда не писал. Нет ни слова об этом и в нормативном сталинском кратком курсе "Истории ВКП(б)". Валентинов заявляет, что одним из творцов "легенды о бедной жизни Ильича" стала-де его старшая сестра Анна Ильинична, "утверждавшая, - как пишет Валентинов, - что за границей "во время наших кратких наездов, мы могли всегда установить, что питание его далеко не достаточно"…".
Придётся привести не выдранные "мемуаристом" из контекста строки, а развёрнутую цитату из предисловия А. И. Ульяновой-Елизаровой к сборнику писем Владимира Ильича к родным издания 1930 года:
"Видны также из писем Владимира Ильича его большая скромность и невзыскательность в жизни, умение довольствоваться малым; в какие бы условия его ни ставила судьба, он всегда пишет, что ни в чём не нуждается, что питается хорошо; и в Сибири, где он жил на полном содержании на одно своё казённое пособие в 8 р. в месяц, и в эмиграции, где при проверке, во время наших кратких наездов, мы могли всегда установить, что питание его далеко не достаточно. Необходимость в его условиях пользоваться дольше, чем обычно, денежной помощью матери вместо того, чтобы помогать ей, всегда тяготила его…"
Не удержусь и продолжу цитирование:
"Стесняла его необходимость пользоваться при недостаче литературного заработка партийными деньгами…
Из-за этой же экономии старается Владимир Ильич, где можно, пользоваться книгами в библиотеках. На удовольствия он почти ничего не тратит: посещения театров, концертов… являются такой редкостью, что не могут отражаться на бюджете. Да Владимир Ильич всегда определённо предпочитал этим видам отдыха на обществе, на народе - отдых на природе…"
Надеюсь, теперь всё стало на свои места? Бедная жизнь и скромная жизнь - вещи всё же разные… К тому же Анна Ильинична была женщиной волевой, с "инспекторскими" наклонностями, и её оценка "недостаточности" питания Ленина не очень сообразуется с его собственными оценками.
Но зачем Валентинов так мелко передёргивал факты?
Э-э, в том-то вся и штука!
Предавшему социалистические идеалы, а значит, и Ленина Валентинову, как и всякому предателю, хотелось самооправдаться. А для этого волей-неволей надо кусать и страну, которую предал, и человека, которого предал. Иными словами, надо лгать, смешивая правду с ложью.
Валентинов и прочие валентиновы этим и занимаются. Но иногда, к слову, у того же Валентинова прорывается такая фраза, что дорогого стоит - как, например, тогда, когда он сообщает: "Ленин не имел привычки говорить о себе. Уже этим он отличался от подавляющего большинства людей". Это - правда сквозь зубы, то есть - самая ценная правда… Та, которую не может утаить даже враг.
А ложь Валентинова насчёт того, что в СССР якобы бытовал миф о жизни Ленина впроголодь, опровергается и тем, что, как уже было сказано, ещё в тридцатые годы издавались письма Ленина и к родным, и к соратникам. А знакомство с ними свидетельствует лишь о скромной, без излишеств, но отнюдь не бедной жизни Ильича в эмиграции!
Подтверждений тому отыскивается в письмах Ленина и Крупской множество - не ленись только листать том, например, 55-й Полного собрания сочинений, где опубликованы письма к родным с 1893-го по 1922 год. И очень уж непривычный для многих Ленин смотрит на нас со страниц этих писем - и его собственных, а особенно - писем жены…
Всем известна штампованная формула: "Ничто человеческое ему не чуждо"… Но почему-то в подтексте её всегда имеются в виду те или иные маленькие и не очень маленькие слабости, а то и пороки, которые эта самая формула призвана оправдать. А ведь человеку - если он действительно заслуживает звания человека - должны быть не чужды и в действительности не чужды достоинства. Пороки - это от неразвитости, от гипертрофированного животного, а не человеческого начала. И как раз то, что приведённой выше сомнительной формулой оправдывалось, было Ленину чуждо. Зато подлинно человеческое ему было, напротив, свойственно! Вот что писала Надежда Константиновна 26 декабря 1913 года в письме - отличном, между прочим, по стилю - из Кракова матери Ленина в Вологду, где тогда жила Мария Александровна:
"Дорогая Марья Александровна, целую вечность не писала Вам. Вообще у меня с письмами последнее время шла какая-то итальянская забастовка! Отчасти виноват Володя. Увлёк меня в партию "прогулистов". Мы тут шутим, что у нас есть партии "синемистов" (любителей ходить в синема [кинематограф. - С. К.]), "антисинемистов" или антисемитов, и партия "прогулистов", ладящих всегда убежать на прогулку. Володя решительный антисинемист и отчаянный прогулист. Вот и меня вовлекает всё в свою партию, а потом у меня ни на что не хватает времени…"
Всё здесь (как и почти всегда в тех случаях, когда Ленин или Крупская пишут о своей житейской, так сказать, жизни) проникнуто абсолютным душевным здоровьем. Этот здоровый дух натур виден даже тогда, когда речь в письмах идёт о тех или иных немочах… Вот и сейчас за беглой зарисовкой Крупской о "партийных разногласиях" сразу видны и дружная семья, и готовность к шутке, и умение шутку оценить.
Ленину - сорок три года. Он полон сил и ещё даже не догадывается, что всего через четыре года он встанет во главе России, а всего-то жить ему осталось какой-то десяток лет.
"Деньки, как нарочно, стоят удивительные, - продолжает Крупская. - Выпал снежок, прямо отлично. Ну, в Кракове что и делать, как не гулять. Культурных развлечений никаких. Раз пошли было в концерт, квартет Бетховена, даже абонемент вскладчину взяли, но на нас почему-то концерт страшную скуку нагнал, хотя одна наша знакомая, великолепная музыкантша (имеется в виду Инесса Арманд. - С. К.), была в восторге. В польский театр ходить не хочется…"
Это может показаться не очень понятным - все создатели казённых "лениниан" хрущёвско-брежневских времён уверяли нас, что Ленин-де был без ума от Бетховена. И вроде бы резон у них имелся. Максим Горький вспоминал, что уже в Москве, слушая на квартире первой жены Горького, Екатерины Пешковой, сонаты Бетховена в исполнении Исая Добровейна, Ленин признался:
- Ничего не знаю лучше "Apassionata", готов слушать её каждый день. Изумительная, нечеловеческая музыка. Я всегда с гордостью, может быть, наивной, думаю: вот какие чудеса могут делать люди!
Так был Бетховен близок Ленину, или не был?
Конечно, был! И даже - очень…
Есть Бетховен и есть Бетховен.
Часть музыкального наследия практически всех великих композиторов - это сложно построенная музыка для музыкальных гурманов вроде Арманд, а Ленин не был гурманом ни в чём, изысков не любил и, более того, не терпел.
Жил он всегда по материальным возможностям весьма скромно, да и на развитие того, что называется "художественным вкусом", времени у Ленина, профессионального революционера, не было. Он не очень-то жаловал европейские музеи, в том же Лондоне предпочитал картинным галереям богатейшие лондонские публичные библиотеки… Однако искусство в его наиболее великих и наиболее бесспорных проявлениях он понимал и ощущал глубоко - оттого его и волновал тот Бетховен, который не для знатоков и ценителей, а для всех…
Вернёмся, впрочем, к письму Крупской:
"…Без чего мы прямо голодаем - это без беллетристики. Володя чуть не наизусть выучил Надсона и Некрасова, разрозненный томик Анны Карениной перечитывается в сотый раз. Мы беллетристику нашу (ничтожную часть того, что было в Питере) оставили в Париже, а тут негде достать русской книжки (это в славянском якобы Кракове! - С. К.). Иногда с завистью читаем объявления букинистов о 28 томах Успенского, 10 томах Пушкина и пр. и пр.
Володя что-то стал, как нарочно, большим "беллетристом". И националист отчаянный. На польских художников его калачом не заманишь, а подобрал, напр., у знакомых выброшенный ими каталог Третьяковской галереи и погружался в него неоднократно.
Все мы здоровы. Володя каждый день берёт холодный душ, ходит гулять, и бессонниц нет у него…
Ваша Надя".
Внимательный читатель увидит за этими строками многое…