"Первый вопрос… касался невразумительной и сумбурной записки Ленина, сущность которой сводилась к тому, что вся Совдепия должна покрыться сетью библиотек, причём каждая из них должна дать отчёт о своих успехах, а все вместе - соревноваться одна перед другой. К записке все относились совершенно так же, как к тому, что всемилостивейше начерталось на всеподданнейших докладах…"
Современные антиленинские публикаторы дневников Готье - впоследствии академика АН СССР, снабдили дневниковую запись на с. 264 подловатым, вводящим читателя в заблуждение примечанием № 57 на с. 346, которое, экономя место, не привожу. Зато познакомлю читателя с извлечениями из записки, направленной Лениным в Наркомат просвещения в начале февраля 1919 года и презрительно встреченной академиком Готье.
Ленин писал:
"…Библиотечное дело… больше всего требует вызова соревнования между отдельными губерниями, группами, читальнями и проч.
Правильная постановка отчетности, которой потребовал теперь СНК, должна служить трём целям:
1) правдивое и полное ознакомление как Советской власти, так и всех граждан о том, что делается;
2) привлечение к работе самого населения;
3) вызов соревнования библиотечных работников.
Для этой цели необходима немедленная выработка таких формуляров и форм отчёта, которые удовлетворяли бы этим целям.
По-моему, формуляры отчётов должны быть изготовлены в центре…
К обязательным §§ должны быть отнесены, например, адрес библиотеки… имена заведующего и членов правления с адресами их, число книг и газет…
К необязательным §§ должны быть отнесены в виде вопросов все улучшения, применявшиеся в Швейцарии и Америке (и других странах) (жирный курсив мой. - С. К.)…
Например: 1) можете ли вы точными данными доказать рост обращаемости книг?.. 2) посещаемость… 3) обмен книгами и газетами с другими библиотеками, 4) создание центрального каталога <…> 9) простые и практичные способы хранения книг и газет? сбережения их?.." и т. д.
Царя Николая, как и его предшественников на троне, никогда не волновало - сколько там у них в империи библиотек и как они работают. А уж задумываться над тем, как верно построить их работу, как учитывать и координировать её в масштабах всего государства - это императорам даже с большого похмелья в голову прийти не могло. Так что "всемилостивейше" накладывать какие-либо резолюции на "всеподданнейших докладах" о состоянии библиотечного дела в царской России царям нужды не было - таких докладов им никто с петровских времён не подавал, а они их от своих министров не требовали.
Эх, академики!
По данным переписи 1897 года, 76 % населения России в возрасте девяти лет и старше были неграмотными, причём на селе был неграмотен 91 % женщин. Грамотных таджиков было 3,9 процента, осетин - 2,1 процента, казахов - 2,1 процента, узбеков - 1,6 процента и т. д.
В 1913 году Ленин в небольшой статье "Русские и негры" провёл хотя и неожиданное, но корректное сопоставление. Он писал, что негры "позже всех освободились от рабства и до сих пор несут на себе всего более тяжёлые следы рабства". Тем не менее, отмечал Ильич: "В России неграмотных 73 %, не считая детей до 9-летнего возраста. Среди негров в Северо-Американских Соединённых Штатах неграмотных (1900 г.) - 44 1/2 %…".
В том же 1913 году Ленин писал: "Такой дикой страны, в которой бы массы народа настолько были ограблены в смысле образования, света и знания, - такой страны в Европе не осталось ни одной, кроме России". Это было сущей правдой - хотя царизм в 1910-е годы и спохватился и начал финансировать не только органы полиции, но и органы народного просвещения, тот огромный разрыв между образованием масс в России и в Европе, который сам же царизм и создал, не царской России было под силу ликвидировать!
Могли это сделать лишь большевики, и они это делали даже в условиях разрухи. В 1921 году Ленин ставил перед Государственным издательством (Госиздатом) задачу "дать народу по 2 экземпляра на каждую из 50 000 библиотек и читален, все необходимые учебники и всех необходимых классиков всемирной литературы, современной науки, современной техники…".
При этом в 1921 году декретом Совнаркома была создана Центральная междуведомственная комиссия по закупке и распределению заграничной литературы (Комитет иностранной литературы - Коминолит).
В 1913 году в России было 14 тысяч массовых библиотек с числом книг в среднем на библиотеку - 680. После всех невзгод революции и гражданской войны в 1927 году в СССР имелось более 26 тысяч библиотек со средним фондом на библиотеку примерно в две с половиной тысячи экземпляров. В 1932 году их было уже 33 тысячи при среднем фонде на библиотеку более трёх тысяч!
В старой России никогда не было культа знаний - ни на верхних "этажах" социального "здания", ни в его "подвале". Граф Канкрин, министр финансов с 1823-го по 1844 годы, в ответ на просьбу книгоиздателя Смирдина выделить ссуду под его библиотеку сказал: "Всё товар, и мусор товар, а книги не товар". Его афористический ответ Владимир Даль включил в свой двухтомный сборник "Пословицы русского народа", первое издание которого увидело свет в 1853 году.
Так мыслила "элита", живущая в "бельэтаже"… Однако народные массы, рождённые в "подвале" российских "Растеряевых улиц", нередко исповедовали примерно тот же подход к знаниям. В помянутом выше сборнике Даля в разделах "Грамота" и "Ученье - Наука" до удивления мало пословиц и поговорок, ставящих знание, да ещё и книжное знание высоко - на уровень высших жизненных ценностей. Все знают знаменитое: "Ученье - свет, а неученье - тьма", но чаще в массовом народном обиходе считали иначе: "Сытое брюхо к учению глухо", "Знайка дорожкой бежит, незнайка на печке лежит" и "Меньше знаешь - крепче спишь"…
Такой взгляд на грамоту и образование имел хождение на Руси не всегда. Средневековый "господин Великий Новгород" был грамотен почти поголовно - об этом нам рассказали берестяные грамоты. Однако совместная "просветительская" деятельность монголо-татарских "культуртрегеров", затем косной допетровской знати, а позднее - послепетровской царской администрации XVIII и XIX века, привели к появлению психологии: "Мы люди простые, едим пряники толстые"…
Только Россия Ленина сразу же начала выводить на уровень общественного символа Книгу. И в каждой советской школе были вывешены слова Максима Горького: "Любите книгу - источник знаний".
В два десятка лет, ещё до войны, это дало России лучшую в мире систему массового образования - сталинскую.
КУЛЬТ Книги как источника знаний автоматически исключал примат в советском обществе любого религиозного культа, даром что слова "библиотека" и "Библия" имеют один и то же греческий корень ("biblion" по-гречески и значит "книга").
Ленин порвал с религией ещё в гимназические годы, а отношение его к любым религиям как вождя политической партии и политического руководителя масс определялось знаменитой формулой: "Религия - опиум для народа".
После Октября принципиальное отношение Ленина к проблеме не изменилось, но теперь он был главой государственной власти. А власть - если она не "от Бога", а от желания народа иметь свою власть, - обязана учитывать интересы всех законопослушных граждан.
Тех попов, которые становились информаторами "белых", большевики расстреливали, но - не как "служителей культа", а как информаторов "белых". Не более мягко относились они к "проповедникам слова Христова" типа попа-колчаковца Малюты из фельетона Ярослава Гашека "Дневник попа Малюты". Однако вот записка, которую Владимир Ильич адресовал 2 апреля 1919 года председателю Афанасьевского сельского Совета В. Бахвалову - представителю верующих граждан Ягановской волости Череповецкого уезда Череповецкой губернии, приехавшему в Москву хлопотать о завершении строительства храма, начатого в 1915 году:
"Окончание постройки храма, конечно, разрешается; прошу зайти к наркому юстиции т. Курскому, с которым я только что созвонился, для инструкции".
Идейная же линия Ленина оставалась, как сказано, неизменной. В марте 1922 года в третьем номере нового журнала "Под знаменем марксизма" он опубликовал статью с вполне однозначным заголовком "О значении воинствующего материализма".
Там он напоминал слова Иосифа Дицгена ("Дицгена-отца", 1828–1888), немецкого рабочего, ставшего марксистом и соратником Маркса… Дицген писал, что профессора философии в современном обществе представляют собой в большинстве случаев не что иное, как "дипломированных лакеев поповщины", и Ленин далее указывал, что "журнал, который хочет быть органом воинствующего материализма, должен быть боевым органом в смысле неуклонного разоблачения и преследования всех современных "дипломированных лакеев поповщины"…", а также "органом воинствующего атеизма".
Это было, конечно, директивой не для административных, а для идейных разоблачений и преследований, и статью Владимир Ильич публиковал не как председатель Совнаркома, а как воинствующий атеист, подписав её литературным псевдонимом "Н. Ленин".
Как глава государства он публично высказывался, например, так, как на Первом Всероссийском съезде работниц, проходившем в ноябре 1920 года… Съезд работниц, на котором выступает первое лицо государства, был для старой России событием невозможным. В России же Ленина это было событием если и не рядовым, то и не сенсационным. Выступая на женском съезде, Ленин основное внимание обращал, конечно, не на вопросы религии, начав речь со слов:
"Не может быть социалистического переворота, если громадная часть трудящихся женщин не примет в нём участия…"
(В скобках замечу, что сегодня такое заявление может показаться тривиальным, однако тогда это было отнюдь не общим местом. Напомню, что в "просвещённой" Германии в тридцатые годы в ходу были популярны "три К": "Kirche, Kinder, Küche" - "церковь, дети, кухня"…)
О религии же Лениным было сказано так:
"Бороться с религиозными предрассудками надо чрезвычайно осторожно; много вреда приносят те, кто вносит в эту борьбу оскорбление религиозного чувства. Нужно бороться путём пропаганды, путём просвещения… Самый глубокий источник религиозных предрассудков - это нищета и темнота; с этим злом мы и должны бороться…"
Тогда же было сказано и следующее:
"Внося остроту в борьбу (антирелигиозную. - С. К.), мы можем озлобить массу; такая борьба укрепляет деление масс по принципу религии, наша же сила в единении…"
Это ведь надо помнить и сегодня, потому что любые антинародные режимы разжигают не только национальную, но и религиозную рознь, активно используя разделение масс по принципу религии в рамках общей установки: "Разделяй и властвуй!".
В декабре 1921 года на совещании беспартийных делегатов IX Всероссийского съезда Советов Ленин напомнил: "Вы знаете, что по нашей Конституции, по основному закону нашей республики, свобода духовная насчёт религии за каждым безусловно обеспечена".
Но когда Оргбюро ЦК РКП(б) по просьбе Емельяна Ярославского запросило мнение членов Оргбюро о возможности оставления в партии лиц, участвующих в религиозных обрядах, Владимир Ильич 30 мая 1919 года ответил: "Я за исключение из партии участвующих в обрядах. Ленин".
Любопытно при этом, что жёсткая позиция Ленина в деликатном вопросе о религии со временем претерпела изменения в сторону… смягчения! 18 мая 1921 года пленум ЦК РКП(б) обсуждал вопрос о проведении мероприятий, касающихся религиозных отношений, и Ленин пишет в тот же день короткую записку с предложением о корректировке пункта 13-го программы РКП(б):
"Поручить Ярославскому и Бухарину переделать в направлении таком, чтобы не выпячивать вопроса о борьбе с религией… и допустить с рядом особо ограничительных условий оставление в партии верующих, но заведомо честных и преданных коммунистов.
Борьбу с религией поставить научнее…"
Мог ли лидер партии и страны одной рукой писать это, а другой рукой санкционировать "избиение духовенства"?
Конечно, в представлении Петра Бернгардовича Струве "аморальный" Ульянов был способен и не на такое… Но посмотрим на вопрос не с этической стороны, а с чисто прагматической.
С огромным трудом, через неверие, непонимание, через прямо враждебное отношение части народной массы большевики получили от народа мандат доверия на управление страной.
И вот в этих условиях Ленин с одной стороны публично - ту же его речь на женском съезде сразу же опубликовала "Правда" - призывает бороться с религиозными предрассудками осторожно… Призывает не оскорблять религиозные чувства и не вносить остроту в антирелигиозную борьбу, ибо это может озлобить массу…
И в то же время, на фоне подобных публичных призывов, Ленин якобы предпринимает широкие репрессивные меры против духовенства как против духовенства…
Если бы так в самом деле и было, долго ли продержалось бы после этого доверие к словам и делам Ленина у масс, немалая часть которых находилась под влиянием духовенства? И разве не использовали бы все враги Ленина это расхождение Слова и Дела, крича на всех углах: вот, мол, они, ваши большевики, вот он, ваш Ленин!? Болтает одно, а делает другое…
Ну ладно, пусть Ленин был - по Струве - аморален. Но глуп-то он не был? И если призывал быть в антирелигиозной борьбе осторожным, то никак не мог допускать расстрелы "попов" только за то, что они "попы", не так ли? Инсинуаций со стороны "высокоморальных" профессоров Ленину и без этого хватало.
К сожалению, непросто выполоть не только сорную траву, но и сорную мысль, и духовные "сорняки" как не перевелись в эпоху Ленина, так и продолжали засорять жизнь СССР в сталинские, в хрущёвские, в брежневские времена. Наконец, эта публика дожила до "эпохи" Горбачёва - Ельцина и вот уж тут почувствовала себя как муха на куче…
ВПРОЧЕМ, не буду уточнять, где вольготнее всего живётся "россиянской" интеллигентской публике, но сообщу, что всё сказанное в этой главе выше было в некотором смысле присказкой к дальнейшему рассказу.
"Российские" "интеллигенты" давно - потомственным образом - не могут терпеть Ленина и поэтому уже давно клевещут на него истерически злобно и исторически безграмотно. Бывшая советская "элита", которая сформировалась как продукт брежневских времён, вкупе с якобы интеллектуальными продуктами "новорусской" "эпохи", из кожи вон лезет, чтобы "обозвать похуже" великих усопших, и трусливо набрасывает на свой роток платок, когда надо возвысить голос, протестуя против преступлений ельцинщины и неоельцинщины уже в путинско-медведевском её исполнении.
Сюжет, на котором мы ниже остановимся, имеет давнюю историю, и всё же он по сей день злободневен, почему ему и нашлось место в книге о Ленине. А на фоне этого сюжета современный читатель сможет увидеть не очень, надо полагать, привычные для него черты ленинского портрета…
Итак, 22 апреля 1992 года в № 17 тогдашней "Литературной (или - "Либературной"?..) газеты" на 6-й странице с предисловием О. Михайлова "Во дни сомнений и тягостных раздумий" был перепечатан старинный пасквиль некоего Петра Пильского "Извратители духа".
В дневнике Корнея Чуковского в записи от 17 июля 1907 года было отмечено: "Встретил Пильского, которого презираю"… Это как раз об этом самом Петре Моисеевиче Пильском, критике и фельетонисте, речь о котором, а точнее - о его "фельетоне" "Извратители духа", пойдёт у нас далее.
Впервые сей перл антиленинской "публицистики" увидел свет в рижском издательстве "Грамату Другс" в 1929 году, и, увы, предисловие 1992 года стоило самого пасквиля. О. Михайлов вслед за П. Пильским возлагал на "изверга" Ленина основную долю вины за порчу русского языка и заявлял: "Мы давно говорим на… собачьем (? - С. К.) языке… Главная опасность подстерегала нашу родную речь с началом великой культурной революции, учинённой (? - С. К.) большевиками". Далее было сказано, что это было "испытание безмерное, не сравнимое даже с татарским игом (жирный курсив мой. - С. К.)"!
Вот так, ни более и не менее…
Нашествие Батыя превращало в пепел русские летописи и монастырские библиотеки, отбрасывало Русь на века назад, а благодаря ленинской культурной революции миллионы ранее неграмотных людей уже в двадцатые годы получили возможность приобщаться к знаниям, читать и писать письма родным и близким. И это - по О. Михайлову - были явления схожего характера.
Н-да…
Писал О. Михайлов и так: "Особый и зловещий вклад в порчу русского языка внесли архитекторы коммунистической зверофермы (!? - С. К.), и прежде всего В. И. Ульянов-Ленин".
Писал и этак: "Когда я слышу по телеящику, как один из руководителей российского правительства говорит несуразности, то угадываю в этом тяжкую ленинскую картавость".
Интересно, на какой "звероферме", после каких зверских пыток в чекистских застенках стилиста-пуриста О. Михайлова вынудили включить в свой словарь слово "телеящик"? Владимир Ульянов-Ленин тут был явно ни при чём, в его времена "телеящиков" не было.
Зоологический (вот уж точно - со зверофермы) благоприобретённый антикоммунизм настолько подводил О. Михайлова, что он то и дело употреблял такие выражения, как "тюремные отстойники", "профсоюзные сходки", "коммунистическая целлюлоза", "бард октябрьского переворота" (это - о Владимире Маяковском!)…
Сотрудник Института русского языка О. Михайлов сообщал, что Пётр Пильский, эмигрировавший в Латвию и скончавшийся там же в 1942 году, защищал "язык и культуру россиян". Вот так я впервые - от О. Михайлова - узнал о существовании "россиянского" языка. Собственно, с тех пор и стал называть ельцинскую Россию "Россиянией".
Интересно получается! Если лишь пользуешься русским языком, то с какого-то момента "во дни сомнений и тягостных раздумий" начинаешь мыслить и говорить не по-русски, а воистину по-россиянски!
О. МИХАЙЛОВУ принадлежало, однако, лишь предисловие, а "гвоздём" полосы была давняя статья Петра Пильского. Начиналась она со злого, издевательского описания волны неблагозвучных аббревиатур и новых сложносокращённых слов, появившихся в первые годы после революции, всяких там "персимфансов" и "опоязов".
Но Пильский валил всё на большевиков, а ведь, живя в те времена, Пётр Пильский мог бы и знать, а точнее - не мог не знать, что подобным "словотворчеством" грешили и "белые".
Примеры?
Пожалуйста: "ВСЮР - Вооружённые силы Юга России", "Добрармия", "главком генлейт Деникин", "наштаглав генлейт Романовский" и т. д.
Да и не с революции всё началось! Вот слова из официального обихода царской России времён Первой мировой войны: "Продпаровоз", "Продвагон", ГИУ, ГАУ, "Продуголь", "Продамет", Согор (Союз городов), Земгор, ГУЗЗ, ВОКЗ, "Комкож", "Осотоп", Хлебармия, "Центросахар", "Саломас", Закупсбыт, Руссуд… Иными словами, Советская Россия получила и "канцелярит", и названия многих учреждений по наследству от царизма. Да и объективный смысл в новых сокращениях и аббревиатурах был - новый век требовал краткости.