Вот почему так яростно и так долго уничтожалось русское, украинское, белорусское, казахское и другое крестьянство! Сколько лет крестьянство уничтожалось, столько лет придется его и восстанавливать. Но я могу доказать, что и сейчас, сию минуту, сохранившиеся в нашей стране остатки настоящих крестьян оскорбляются, эксплуатируются и третируются.
Вчера мы приняли приличный Закон о земле. На этом можно было бы закончить крестьянскую тему. И пусть бы сам крестьянин свободно решал, как ему жить: остаться ли в колхозе или выйти на хутор. Только вот беда: никогда-никогда город и вся так называемая демократическая интеллигенция не давали крестьянину свободы этого выбора! Боюсь, что и новым Законом воспользуются одни горожане.
Два года тому назад я говорил на съездах о том, что Россия оскорблена, обворована и унижена. А что изменилось за два года? Россию по-прежнему унижают, оскорбляют и обворовывают. Да еще и требуют от нее покаяния, требуют отказа от "имперского" мышления. Но какое уж там имперское мышление, если русский народ, оскопленный гражданской войной и раскулачиванием, надорванный войной Отечественной, оглушенный алкоголем, обманутый всякими академиками, даже не участвует в наших политических играх? Утверждаю, что интересы русских людей не представлены как следует ни в Союзном правительстве, ни в Союзном Верховном Совете.
Еще меньше прав у русского народа в нашей свободной прессе. Да, наша цензура благодаря М. С. Горбачеву приказала долго жить. Но ведь способов зажать рот очень много. Вот один пример. Почти вся бумага с помощью иностранных толстосумов попала в определенные руки. И Российское правительство не ударило палец о палец, чтобы остановить бумажную спекуляцию, чтобы дать свободно вздохнуть тем печатным органам, которые осмеливаются заступиться за русские интересы. Журналистов и писателей, пытающихся защитить эти интересы, оголтелая леворадикальная пресса называет шовинистами и даже фашистами. Да, я утверждаю и могу это доказать, что Союзное правительство во многих случаях ведет себя по-предательски не только к тем русским, которые живут в других республиках, но и ко всей России. Правительство, сформированное Российским Верховным Советом, пока только пытается защитить политические и экономические интересы России. У всех на глазах борьба за групповые интересы. Время и силы уходят на мелкие политические стычки, в борьбе за власть. Иногда мне кажется, что и Михаил Сергеевич Горбачев, и ваш лидер Борис Николаевич Ельцин формируют свои команды не по деловым качествам, а по принципу личной преданности. Скажите, кто мешал М. С. Горбачеву опереться на таких депутатов, как, например, Т. Авалиани? Вот и взять бы его в Президентский совет. Но нет, Михаил Сергеевич предпочел других, менее умных, зато податливых, вроде С. Шаталина и Е. Примакова! Та же история и с вашим Российский правительством…
Я знаю, по какому принципу назначают министров. Генерал Б. Громов был на своем месте. Он охранял государство от внешних врагов. Теперь будет воевать с пьяницами и спекулянтами. По-хозяйски ли это? На мой взгляд, и Ю. Соломин, и Н. Губенко тоже были на своем месте. Не стоило подражать Рейгану. Он был средним актером, но оказался неплох президентом.
Меня глубоко волнует, а точнее сказать, оскорбляет нынешняя направленность экономики. Мы почему-то решили буквально все позаимствовать у Запада, то есть в чужих людях. Когда-то мы позаимствовали у Европы марксизм с его непримиримой враждой к частной собственности. Ныне опять заимствуем приватизацию, то есть ту же частную собственность. А не пришло ли время пожить и своим умом?
Страну охватила, нет, не лихорадка, а самая настоящая валютная чума. (Точнее - валютный СПИД, потому что все началось с валютной проституции.) Еще совсем недавно милиция безжалостно вылавливала этих поборниц финансового прогресса, которые толклись около гостиниц. Слово "валютчик" было синонимом слова "преступник". И вот нынче солидные дяди, почти все наши начальники, все министры оказались валютчиками. Всесоюзные валютные разговоры стали выражением хорошего тона. Вместо того, чтобы начать кооперативное движение с деревни, мы начали его со столицы. В Москве даже гадалки и экстрасенсы объединились в кооперативы.
Еще вчера наша страна была великой державой. С нашим рублем худо-бедно считались. Сегодня наше Министерство финансов оказалось на задворках у западных биржевиков. Наши лидеры униженно клянчат двенадцатипроцентные займы. Государственный долг растет как на дрожжах. Сырьевой экспорт тоже растет.
Вы скажете, что у нас нет иного выхода.
Позвольте не согласиться! Альтернатива (какое модное слово!), альтернатива сырьевому экспорту есть. Альтернатива для внешних займов тоже есть.
Ладно, взяли мы в долг даже парламентскую, президентскую систему. (Порнографию и массовую культуру мы получили от Запада бесплатно.) Взяли мы в долг сорок восемь миллиардов долларов или уже больше? В долгу мы как в шелку. А чем будем расплачиваться? Опять за счет "неисчерпаемых природных ресурсов"? Президент ошибается, когда говорит о неисчерпаемости наших природных богатств. Лес в стране почти вырублен. Нефть наполовину выкачана. Газ перекачиваем на Запад за тысячи верст мимо своих деревень. А зачем, скажите заимствовать то, что есть у самих? Например, песни и хлеб? Ведь стоит дать свободу нашим колхозам, колхозам не по Сталину и Кагановичу, а колхозам по модели Чаянова и Кондратьева, - стоит дать такую свободу и достойную экономическую поддержку именно нынешним колхозникам, я подчеркиваю, одним лишь нынешним колхозникам, не говоря о единоличниках, - через два года мы завалим Европу дешевым зерном. Но в том и беда, что такую чаяновскую кооперативную свободу колхозникам мы не даем, а даем свободу городским спекулянтам, выручаем из беды не своих мужиков, выручаем американских фермеров.
Вспоминается мне частушка:
Мы чужие крыши кроем,
А свои некрытые.
Мы чужих девчонок любим,
А свои забытые.
А зачем, скажите, покупать собственные технические изобретения и открытия? (У меня нет времени, чтобы привести примеры.) Не такие уж мы беспомощные, как утверждают иные газетчики. Нам вполне по силам самим создавать собственную технологию. Разве мы не имели своей собственной, например, химической и мыловаренной промышленности, когда начался шум вокруг мыла? Мыльный дефицит лопнул как мыльный пузырь…
Я признаю международное разделение труда, но не настолько, чтобы картошку возить с Кубы, а из Аргентины - говядину. На этот счет есть пословица: "За морем телушка - полушка, да рубль перевоз". А мы покупаем не только залежалое масло и хлеб, но и устарелое оборудование, причем рассчитанное на иную среду, на иной природный и психологический климат. Нам сбывают устарелые технологии, нас специально держат в зависимости. Или нет у нас своих образованных инженеров, талантливых самоучек и конструкторов? Полноте, все есть! Меня удивляет болтовня о так называемой "утечке мозгов", болтовня не только в печати, но и на самом "верху". Во-первых, что это за мозги, которые текут из пустого в порожнее? Если текут, значит, они слишком разжижены, толку от них мало и жалеть о текучих мозгах нечего. Во-вторых, кто мешает платить талантливым людям не за докторские и кандидатские дипломы, а за истинные заслуги? На месте Совмина я давно бы отменил пожизненную ренту докторам и кандидатам наук (ни в одной стране такого безобразия нет). Давно бы надо установить оплату ученых по договорам, по результатам их деятельности.
Итак, люди есть. Сырье пока тоже есть, есть и промышленность, причем отнюдь не всегда отсталая. (Примером тому наша авиационная продукция.) Все у нас есть, чтобы стать экономически независимым государством! Так почему с таким воодушевлением кидаемся в объятия западных монополий, почему переход к рынку не мыслим иначе, как с зарубежной помощью? Я не верю в то, что нельзя быстро и энергично оздоровить нашу финансовую систему. "Деревянный рубль!" - кричат демократы и просто захлебываются от восторга перед долларом. Но, к примеру, я сомневаюсь в могуществе этого самого доллара. Был и в Америке, и в Канаде. За один доллар в Америке можно купить всего лишь один сэндвич, по-нашему бутерброд. А приезжим американцам наше Министерство финансов выдает почему-то за один такой доллар по 8 рублей, чью же валюту наше правительство укрепляет: свою или американскую? Девальвация рубля не всегда происходит стихийно. Эмиссию можно остановить обычными, даже не радикальными правительственными мерами. Потребительский рынок, если всем поднатужиться, также можно стабилизировать без миллиардных займов. Можно! Однако прозападные лоббисты в правительственных и в высших органах власти не желают этого. Так велика и заманчива мечта о западном экономическом стиле! И вот приезжать в Москву приходится уже не только со своим хлебом, и со своей солью. Что, неужели страна не может снабдить свою столицу хлебом и солью?! Да ерунда же и чушь! Ясно, и хлеб, и соль поставлены на службу политиканам, а также откровенным нуворишам, которые еще вчера были сторонниками и строителями зрелого социализма. Когда телевизор показывает посылки с едой, присланные аж из-за океана, я краснею от стыда за свою страну и ее лидеров.
За два года на площадях городов, и этом зале, и в соседних залах наговорено столько, что слова, как и рубли, девальвировались. Мне тоже приходится повторяться: на первом Съезде я призывал объявить в стране, немедленно внедрить строжайший и всеобщий режим экономии. Депутаты и ухом не повели. Никто не подумал об экономном житье-бытье. По-прежнему горят мощные фонари при ясном солнышке, все так же до 40 процентов древесины остается гнить на лесных вырубках. Кричим о пустых прилавках, а тысячи вагонов с продовольственными и промышленными товарами стоят неразгруженными.
Правда, в деревнях уже не кормят овец и телят размоченными баранками. Московские мальчишки уже не играют в футбол батонами… Но буханка хлеба по-прежнему стоит чуть дороже обычно глиняного кирпича. Куда идут народные деньги? 14 (или 18?) миллионов управленцев, о которых, кажется, в Мурманске говорил Михаил Сергеевич, как получали зарплату, так и получают. Их примерно столько же, сколько мужиков - колхозников. В одном месте их сократят, они в другом копятся. Нет, мы не экономим рубли на бесполезных чиновниках, на пустопорожних съездах, на бесконечных совещаниях. Мы не жалеем денег на всякие международные симпозиумы, на бесконечные и многолюдные заграничные вояжи. Попал я как-то на прием в одном нашем заокеанском посольстве. Каких только бутылок не было на столах, чем только не угощали наши дипломаты толпу нужных, а больше совсем ненужных людей! Так получилось, что, вернувшись в Москву, я был опять приглашен на прием, но уже во французском посольстве. Кроме легких напитков и крохотных тарталеток, французы ничем не потчевали.
А ведь Франция - страна далеко не бедная! И мое уважение к французскому послу только усилилось. Если учиться у Запада, то учиться надо именно такой экономии, такой бережливости, а не мельчайшим нюансам английского парламентаризма. Кстати, Россия имеет тысячелетний опыт государственного строительства. Но многие депутаты просто в восторге от европейской парламентской цивилизации…
Уважаемый Съезд, меня удивляет еще несколько обстоятельств: почему экономисты так активно выступают за свободные экономические зоны? Что это такое, эти зоны, и почему они свободные? Не пора ли отказаться вообще от всяческих зон? И почему правительство смертельно боится денежной реформы? Кто бы популярно и просто объяснил, почему наш рубль нельзя конвертировать?
Об иностранном капитале в газетах пишется больше, чем о чем-либо ином, у всех на устах одна валюта… В моде у прессы и Персидский залив. В Америке и во Франции проходят манифестации, люди требуют вывести из Аравии все войска. В нашей печати - все наоборот. Так хочется повоевать некоторым дипломатам и журналистам - просто невтерпеж!
Но вы должны знать, что дело не только в одной экономике. Не хлебом единым жив человек. Несмотря на всю нашу демократию, по-прежнему тысячи, поселков и колхозов носят имена Урицкого и Менжинского. Не будет от нас толку, пока мы увековечиваем собственных палачей.
Глубоко верю в то, что народы России рано или поздно преодолеют недуг чужебесия. Мечтаю о том времени, когда страна перестанет заседать и митинговать и начнет наконец просто трудиться. Пришло время снимать галстуки. Надо в прямом смысле засучить рукава и начать просто работать, работать в первую очередь физически. Трудиться упорно, умно и настойчиво! Я готов поддержать такие призывы личным примером.
Уважаемые депутаты! Вашему Съезду прежде всего необходимо единство. Россия еще не сказала своего последнего слова. Россия все еще ждет, приглядывается, что могут учинить Э. А. Шеварднадзе и А. Н. Яковлев, за чьи интересы будет бороться Межрегиональная депутатская группа.
Но Россия, несомненно, еще скажет свое веское слово. И в труде, и в политике. Хочется пожелать вам, российским депутатам, терпения и мужества…
1990, декабрь
Несвободная свобода
Дж. Буш снова усиленно хвалит Михаила Сергеевича за гласность. Но американский лидер либо хитрит, либо неверно информирован: гласности у нас пока, как говорят, кот наплакал (а по-моему, не только у нас, но и у американцев).
Приведу несколько примеров. Редакция журнала "Журналист" обратилась ко мне с просьбой ответить всего на один вопрос. Я отказался отвечать из-за занятости. Но редакция "Журналиста" была настойчива, начались телефонные звонки. Они длились много месяцев. Я наконец согласился и послал в редакцию полторы странички.
Но эти полторы странички, хотя были уже набраны, в журнале не появились. Сотрудник даже не объяснил причину. Я, конечно, признаю право редакции отказывать тому или иному автору в публикациях. Но ведь здесь-то… Сами же просили, при этом очень активно.
Вот тебе и весь плюрализм. Вновь вспомнилась история с моим выступлением в Верховном Совете. Тогдашний редактор "Известий" И. Д. Лаптев отказался публиковать текст выступления и сказал: "Я Верховному Совету не подчиняюсь!" (Подробности опускаю.) Вспомнились и десятки других случаев, которые произошли, когда я еще не был ни депутатом, ни лауреатом, ни делегатом и т. д.
Но ведь времена изменились, подумалось, у нас же гласность теперь. И рассказал о случае с "Журналистом" в "открытом письме" редактору "Комсомольской правды". И стал ждать публикации (уж эта-то газета, думаю, обязательно напечатает). Время идет, из "Комсомолки" никаких вестей. Звоню недавно в редакцию. Редактор - в отпуске.
Женский голос с некоторой поспешностью сообщает: "Такого писателя не знаю, письмо от Белова В. И. не поступало".
Что ж, может быть, и впрямь почта в Вологде работает хуже, чем в Красноярске? Но ведь письмо-то было заказное, вон и квитанция есть. Куда же оно могло деться? Нет, не могу я свалить вину на почту, хотя там тоже полно плюралистов. Просто "Комсомолка" публикует материалы выборочно, не брезгуя и вторичной, уже отработанной информацией.
Мне могут возразить: печатайся в других местах. Так в общем-то и приходится делать… Но что значит какой-нибудь "Голос Тушина" по сравнению с "Комсомольской правдой", у которой 15 (или 16?) миллионов тираж? Это как бы комариный писк в реве встречного поезда.
"Как и от кого надо защищать "свободу слова"?" - спрашивала редакция "Журналиста". Дословно мой ответ был такой:
"Вопрос придуман как бы нарочно. Налицо типичный, не очень порядочный журналистский прием: спрашивать о том, что и само по себе еще стоит под вопросом. Поэтому приходится говорить сначала вообще о слове. Существует ли эта самая "свобода слова"? На мой взгляд, нет. Даже сочетание двух этих слов нелогично (как нелогично, например, выражение "демократический централизм"). Слово в своем высшем значении всегда свободно, вернее, понятие "свободы" или "несвободы" для него не существует.
Конструктор и составитель вопроса, вероятно, имел в виду так называемую "свободу печати", и тут понятие "свобода" или "несвобода" вполне применимо. Другое дело, что в жизни, на практике, свободной печати никогда не было, нет и, наверное, долго не будет и впредь. Везде и всюду печать (а нынче к ней прибавились и другие виды идеологического оболванивания) была зависимой либо от денежного мешка, либо от партийно-групповых интересов, то есть несвободной. Одновременно средства массовой информации изначально заражены вирусом несвободы, поскольку их суть всегда в монологе, то есть в навязывании частного мнения. Диалогичность тут мнимая, равноправия между газетой и читателем нет и быть не может. Так же, как нет и быть не может равноправия между зрителем и телевизионной редакцией, между слушателем радио и самим радио со всеми его глобальными техническими и идеологическими средствами.
Скажут, что все зависит от того, в чьих руках находятся эти средства. То-то и оно. Одни руки лучше, другие хуже, но "свобода печати" - пустой звук в любом случае. Выходит, что и "защита свободы печати" по достаточном размышлении вызывает всего лишь улыбку".
Такой ответ "Журналисту" оказался явно не по нутру. Редакция предпочла его не публиковать, чем и подтвердила правильность такого ответа. "Комсомольская правда" подтвердила то же…
Нет, господин Буш, ваши слова о гласности, сказанные в Кремле, для наших условий (да и для ваших) не годятся.
Клевету, распространяемую у нас и у вас миллионными тиражами газет и с помощью радиостанций, опровергнуть очень трудно, почти невозможно. Это я испытал на себе. Думаю, что-то же, только еще в большей степени, испытали такие люди, как Валентин Григорьевич Распутин и Игорь Ростиславович Шафаревич. Рассчитывать на совесть журналистов и радиокомментаторов радиостанции "Свобода", к примеру, увы, не приходится. Тиражи и мощности передатчиков зависят всего лишь от толщины кошелька.
Хотелось бы только знать, долго ли американский налогоплательщик будет кормить не очень добросовестных комментаторов упомянутой радиостанции? Но я не очень рассчитываю на ответ, поскольку знаю, как тщательно оберегаются от подобных вопросов все президенты без исключения.
"Советская Россия", 1991, 8 августа
Хватит сидеть в темноте. Выступление на Русском соборе
Уважаемые члены собора!
Мне кажется, что самый главный кризис, который сейчас существует у нас, - это кризис государственности. Потери наши неисчислимы. Ослаблено национальное самосознание, без которого не возможно никакое государственное самоустройство. Утрачена территориальная целостность.
Утрачены нравственные и трудовые традиции во многом. Мастера переделывать мир, любители нового мирового порядка в 17-м году знали, что делать. Знают они и сейчас, что делать. Разрушение русского народного самосознания продолжается и сию минуту.
Я не буду касаться специальных вопросов о власти. Об этом уже много сказано. Мне хочется добавить к выступающим вот что. На мой взгляд, в проекте устава недостаточно отражен вопрос о крестьянстве. Здесь я вынуждаю себя повторяться и цитировать самого себя. Вот что я говорил в 90-м году в Верховном Совете:
"Крепостное право, основанное на марксизме, должно наконец исчезнуть. Крестьянин должен стать свободным, свободным от всего, кроме земли. Но и зависимость от земли должна быть добровольной, свободно выбранной. Наша общественность ждет от крестьянства одного: чтоб крестьянство ее накормило, желательно досыта. Какое кощунство - видеть в крестьянине всего лишь кормильца! Я твердил и буду твердить: крестьянство, даже если оно колхозное, вовсе не обязано в одиночку выполнять так называемые продовольственные программы.