Здесь не следует заблуждаться: строя глобальную сеть с отсутствием четкой локализации главного командного пункта, США строят американскую сеть, сеть, действующую в их интересах. Глобализм проистекает из того, что эти интересы сегодня глобальны, но, как бы ни казалось на поверхности, сетевую войну ведут именно США, и ведут ее против всех остальных стран и народов – как против врагов, так и против друзей и нейтральных сил. Установление внешнего контроля и внешнее управление действиями и есть порабощение – только в эпоху постмодерна оно оформлено в иные образы, нежели в индустриальную эпоху. Но сеть – это не что иное, как система ведения войны и военных действий, даже если она подается как "благо" и "пик технического развития". Главный вывод из знакомства с теорией сетецентричных войн: эта война ведется против России и направлена, как и всякая война, на ее покорение, подчинение и порабощение, в каких бы терминах это ни преподносилось.
Сегменты американской сети в российском обществе
Факт ведения сетевой войны против России заставляет по-новому осмыслить многие процессы, протекающие в российском обществе. Раз мы подвергаемся сетевому воздействию и раз существует могущественная, технологически развитая и эффективная инстанция, занятая этим, то многие явления российской жизни – в социальном, политическом, информационном и иных смыслах – объясняются этими внешними влияниями, вполне структурированными, неслучайными и направленными к конкретной цели. Сетевые войны постоянно апеллируют к контексту, к когнитивным, информационным и психологическим факторам. Кроме того, центральность задачи влияния на "стартовые условия войны" указывает на огромную заинтересованность США в манипуляциях социальными процессами еще тогда, когда перспективы реального столкновения и близко нет. Отсюда сама собой напрашивается вполне конкретная задача: выявление сегментов американской сети в российском обществе, исследование системы влияний, импульсов и манипуляций в информационной и социальной сферах, а также в иных областях, являющихся приоритетными зонами воздействия в среде "сетецентричных операций".
Совершенно очевидно, что российские спецслужбы, политические институты, системы обороны, силовые министерства и ведомства концептуально остаются в рамках стратегий эпохи модерна, индустриального общества. Более того, в России практически не идет процесс национальной модернизации, а по инерции эксплуатируются остатки советской экономики и природные ресурсы, что, по сути, означает регресс даже в отношении промышленных общественных парадигм – в сторону ресурсного придатка и примитивных стратегий аграрной эпохи. Такие структуры принципиально не способны не только эффективно справиться с вызовом постмодернистских сетевых технологий, которые задействованы в сетевой войне против России, ведущейся активно и на нашей территории, но и корректно распознать сам факт ее ведения. Используемые сетевые технологии слишком тонки и рафинированы для устарелых систем функционирования спецслужб, которые беззащитны и совершенно не эффективны против системных действий со стороны США. Сегменты американской глобалистской сети свободно пронизывают все российское общество – от простого телезрителя до Кремля, Белого дома, политической элиты и верхушки силовых министерств и ведомств, – не встречая ни малейшего противодействия. Множество процессов и явлений в российской жизни, которые кажутся спонтанными, на самом деле являются прямыми следствиями использования против нас отлаженных технологий нового поколения.
Сегментами этой глобалистской сети выступает как прямое проамериканское лобби экспертов, политологов, аналитиков, технологов, которые окружают власть плотным кольцом, так и многочисленные американские фонды, которые все еще активно действуют на территории России, подключая к своей сети интеллектуальную элиту. Представители крупного российского капитала и высшего чиновничества естественным образом интегрируются в западный мир, где хранят свои сбережения. Средства массовой информации массированно облучают читателей и телезрителей потоками визуальной и смысловой информации, выстроенной по американским лекалам. И большинство этих процессов невозможно квалифицировать как действия "внешней агентуры", как это было в индустриальную эпоху. Технологии информационного века не улавливаются классическими системами и методиками индустриальных спецслужб.
Сетевые угрозы Путину
На данный момент складывается впечатление, что Владимиру Путину ничего не угрожает. Рейтинг действующего президента высок, а ожидаемые результаты "Единой России" не оставляют сомнений. И это неудивительно. Понятие "Путин" в сознании народа стойко ассоциируется со стремлением утвердить заново суверенитет России, а это, как показывает история, для русского человека всегда является самым важным. Путин – это не суверенная демократия, Путин – это просто суверенитет, демократия – это в нагрузку или для внешнего пользования. Может быть, Путин действительно искренне верит в демократию, но это неважно, так как много кто искренне верит в демократию, но они из-за этого "путиными" не становятся. Чаще всего искренне верующие в демократию люди становятся чем-то противоположным Путину, то есть либералами, врагами России и русского народа. Путин же – это суверенитет России.
То, что в Путине не суверенитет России, то второстепенно и незначимо. Смысл действий Путина в том, чтобы укрепить этот суверенитет. Будет укрепляться и отстаиваться в условиях глобализации суверенитет России – будет преемственность политической системы, не будет – не будет преемственности. Поэтому не важно, кого Путин предложит в качестве преемника, не важно, как он решит даже собственную судьбу после ухода от власти – все это второстепенно перед фактом: будет ли охраняться и укрепляться суверенитет России или он ослабнет. В этом и заключается "план Путина", все остальное не важно.
Каковы же угрозы курсу Путина на суверенитет, кто является "врагом" Путина? В сегодняшней внутриполитической картине серьезных угроз явно не существует. Нет никаких сомнений в том, что "Единая Россия" до тех пор, пока Путин будет ее поддерживать, будет получать значительное количество голосов на выборах. Как только Путин отзовет свою легитимность, история партии "Единая Россия" тут же закончится. Что касается других партий, то ЛДПР и "Справедливая Россия" – это своего рода продолжение структур Управления внутренней политики Администрации президента в Государственной Думе. Коммунисты полупредсказуемы, а значит, полууправлемы, но в критических для Кремля ситуациях они всегда на стороне Кремля. А значит, у нас и дальше будет полностью управляемый из Кремля парламент, не представляющий угрозы для Путина. Многие не хотят этого, но, видимо, придется с этим смириться, поскольку у нас есть ностальгическое, в рамках патриотического консенсуса, представление о политической консолидации элит, и есть новое путинское направление на суверенитет. Эта номинальная, управляемая "оппозиция" в лице ЛДПР, "Справедливой России" и КПРФ не так уж и плоха, она патриотична, если не смотреть на некие эксцессы. Но даже Зюганов, несмотря на разовые истеричные выпады, вполне договороспособный политик. В значительной степени эксцессы сближения КПРФ с "оранжевыми" на прежних этапах являлись результатом того, что Кремль в какой-то момент совершенно напрасно загнал Зюганова в угол. Что и вызвало резкое отношение к власти тех, кто мог бы быть ее левой опорой.
Управляемый парламент с левой, нормальной, вменяемой оппозицией в лице социал-демократов "Справедливой России" и коммунистов не является угрозой для стабильности России, а является, наоборот, залогом полной благостности в партийно-политическом пространстве. Однако существуют вызовы и угрозы куда более серьезные. США стремительно меняют манеру и методологию взаимодействия с другими государствами, оттачивая технологии сетевых войн с каждой неудачной попыткой, коих в отношении России было уже несколько.
Мы уже установили, что сетевые войны – это войны, которые ведутся преимущественно в информационной сфере и основаны на использовании эффекта резонанса, когда самые разнообразные, не связанные между собой идеологические, общественные, гражданские, экономические, этнологические, миграционные процессы манипулируются внешними операторами для достижения конкретных целей. Главной целью в сетевой войне является десуверенизация тех, с кем она ведется. Однако сетевая война ведется американцами, по их собственному признанию, не только против их противников, но и против их союзников и нейтральных сил, поскольку в нынешней глобальной системе США не допускают наличия никакой иной субъектности помимо своей собственной, и наличие суверенности не предусмотрено даже для союзников, которые тоже подвергаются десуверенизации, как и противники. Таким образом, мы имеем дело с новой моделью взаимоотношений всех стран – и в первую очередь России с США, – которая не сводится к обычной логике: друзья/враги, конкуренция/партнерство, противостояние/сотрудничество. Логика сетевых войн лежит в другой плоскости. И, к сожалению, наш президент и наше руководство пока принципиально не готовы осознать эту ситуацию. Они иначе воспитывались, они совершенно не учитывают ни постмодерн, ни сеть. Власть в целом и Путин лично сегодня беззащитны перед сетевыми вызовами со стороны США, не готовы адекватно реагировать – в силу других исторических традиций, а также в связи с огромным количеством технических и хозяйственных проблем, которые власть вынуждена решать. Но именно глобальная сетевая война сегодня является главным содержанием мировой политики. Для сетевой войны не существует государственных границ, для нее нет преград, нет зон влияния национальных администраций. И если прямое вмешательство внешних сил можно пресечь, как это сейчас делает Путин, то ни постмодерн, ни сеть прямым, лобовым образом запретить не получится – и в этом главная угроза суверенитету России и лично Путину.
Инфраструктура сетевой войны в России
Основы инфраструктуры сетевой войны в России американцы заложили еще в 80-е и особенно в 90-е годы. Наше общество сплошь пронизано различными сетями, которые не идентифицируются ни как враждебные, ни как подрывные, не являются прямой агентурой западных спецслужб, не получают деньги за "продажу Родины", но при этом они координируются внешними центрами с помощью особых технологий. Тот факт, что существует активный внешний игрок, имеющий мощный сетевой инструментарий внутри Российской Федерации, великолепно отлаженные в онлайн-режиме системы сетевого влияния, и составляет фундаментальную угрозу для Путина и его курса.
Путин отождествляется у нас с человеком, который укрепил наш суверенитет после того, как мы его чуть было не утратили совсем, и именно на этом основана его харизма, его популярность, доверие и его высочайший рейтинг. Но этот суверенитет постоянно находится под угрозой системных "сетевых атак", которые используют любые "дыры" в легальности российского законодательства – в частности, разделение властей, отсутствие национальной идеи, депрессивное интеллектуальное состояние элиты. Одним словом – любые объективные причины. Американцы используют также множество сетей, естественных и искусственных, которые пронизывают наше общество на всех уровнях, и с помощью новейших информационных технологий, пользуясь объективными проблемами в нашей стране и используя еще естественные и искусственные сети, американцы будут всегда играть на десуверенизацию и использовать для этого все подворачивающиеся под руку возможности. И эта угроза нарастает.
Чем больше Путин будет настаивать на суверенитете – как он это делает сейчас, пусть грубовато, но зато эффективно и действенно, – тем больше будут нарастать риски. Постепенно в этой сетевой войне будут задействованы очень сложные, многомерные, фундаментальные сетевые стратегии, к которым наша власть не готова. Потому что американцы будут использовать для этого не только откровенную либеральную пятую колонну – либерал-демократическую, прозападную демшизу (сейчас с этим разобрались, и ее значение в нашем обществе почти сведено к нулю), – но и национализм, социальную проблематику, экспертные сети, в том числе – научный мониторинг, молодежные движения, интеллектуалов.
И если прямое воздействие внешних сил – например, в сфере политических процессов или наблюдателей на выборах – можно пресечь, как сейчас это делает Путин, то множество, тысячи "сетевых" каналов осуществления внешнего влияния, ни государством, ни даже самыми бдительными спецслужбами не фиксируются, не идентифицируются как таковые. Потому что технологии сетевой войны являются очень тонкими и оперируют тем, что у любого чиновника, даже спецслужбиста, протекает сквозь пальцы.
По сути дела, гражданское общество, которое мы строим, является максимально удобной платформой для ведения сетевой войны, поскольку гражданское общество в техническом смысле и есть оптимальное пространство для эффективного ведения сетевых войн. Институты гражданского общества не подлежат, как правило, жесткой юрисдикции и плотному административному контролю. Соответственно, в условиях сетевой войны гражданское общество, его институты и его сегменты становятся наиболее эффективной и не контролируемой государством средой десуверенизации. Различные неправительственные организации, фонды, движения, экспертные сети, научные сообщества, группы людей по интересам, институты или группы, скажем, исследования этнических проблем – все это вместе, включая, кстати, и радикальные, и интеллектуальные центры – будет задействовано американцами. Это очень серьезный вызов, который в таком качестве не встречался ранее в нашей истории.
Мы знаем эпохи войн государств против государств – Вестфальская модель, – мы знаем идеологическую борьбу двух мировых лагерей – капиталистического и социалистического. Кстати, показательно, что идеологическую борьбу с Западом мы проиграли. Это – тревожный момент: если в модели "государство на государство" мы способны выигрывать, то мы дважды проиграли идеологическую борьбу: один раз (в 1917 году) позволив опрокинуть царский режим, который был основан на вполне определенной православно-монархической русской идеологии, а потом – советский режим в 1991-м, где русско-мессианский фактор выступал косвенно. И в обоих случаях огромную роль сыграли внешние сети. Эти сети были разнообразными: от этнических групп до религиозных сект и политических заговорщиков. И те, и другие были в свою очередь густо приправлены прямыми шпионами и коррумпированными представителями собственных спецслужб.
Россия подчас неуязвима для прямого вторжения и способна вести и отстаивать свой суверенитет в горячих войнах, но перед тонким идеологическим сетевым проникновением она как раз оказалась весьма уязвима. Мы, конечно, можем вести эти идеологические войны, но мы их в XX веке дважды проигрывали – это 1917 год и 1991 год. В 1991 году сами американцы, сам Запад рассматривал крушение Советского Союза как свою идеологическую победу. То, что происходило с Россией в 90-е, американцы – в значительной степени оправданно – рассматривали как оккупацию побежденной и сломленной вражеской державы, приблизительно как оккупацию Германии после 45-го года. Мы проиграли в холодной войне и были оккупированы. У нас "стояли" оккупационные войска в лице Ельцина, Чубайса, тех людей, которые работали на них в то время, – олигархов, реформаторов, "семьи", говорливых экспертов и политтехнологов, на сто ладов воспевавших ценности "демократии" и "свободы". По сути дела, режим Ельцина был колониальной администрацией, осуществлявшей геноцид населения.
Таким образом, по сути, мы имели колониальную администрацию, осуществлявшую в стране внешнее управление. Как, например, в Японии или в Германии после 45-го года. В результате – крах СССР. Это была самая настоящая оккупация, разгром.
С Путиным мы, наконец, стали выползать из режима этой оккупации, стали восстанавливать суверенитет. Но надо учитывать: система оккупационной власти (Ельцин, олигархи, "семья", коррумпированные кланы, предательская интеллигенция и компрадорская буржуазия), которая была заложена в 90-е годы, внедрила внешние сети еще глубже, на несколько уровней глубже. Сегодня эти сети пропитывают современное российское общество.
Складывается впечатление, что Путин и его ближайшее окружение интеллектуально, исторически, идеологически не готовы к полноценному ведению сетевой войны. Субъективно, морально, этически, по совести – Путин за суверенитет. Он и есть гарант суверенитета. Но отстаивать суверенитет и продолжать оставаться гарантом суверенитета в новых условиях, которые становятся все более и более сложными для России, в условиях эскалации сетевых войн, Путину будет все труднее и труднее. Пока не видно каких-то признаков того, что власть всерьез озабочена эффективным ведением сетевой войны. Многие и не подозревают, что это такое. Термин "сетевая война" сегодня звучит как нечто экстравагантное.
Если мы не мыслим в категориях "сетевой войны", значит, мы просто живем в неадекватном смысловом пространстве, не понимаем, что происходит и будет происходить с нами, не понимаем, какие вызовы и угрозы существуют в отношении преемственности курса, в отношении России и Путина.