Сергей Доренко: Я, дело в том, что я сам очень оттуда, и должен сказать, что вообще всю информацию, в основном, теперь получаю из интернета. Всю информацию. И если человек, с моей точки зрения, не в интернете, то он значит пленен либо рулем – ну, не может в этот момент, за рулем, и тогда он на радио, на радио…
Познер: Ну конечно, конечно, вы в плену…
Сергей Доренко: Это и есть правильный человек.
Познер: Это правильный человек?
Сергей Доренко: Да. Человек, который смотрит телевидение, не может быть правильным.
Познер: По определению?
Сергей Доренко: По определению! Потому что на телевидении…
Познер: А которые вас смотрели?
Сергей Доренко: Э… Дело в том, что в то время…
Познер: Другие люди были?
Сергей Доренко: В то время, в то время не было такого Инета.
Познер: Но радио-то было! И вот это вот было…
Сергей Доренко: Радио было, радио было… Ну я сам себя ни разу не смотрел. Согласитесь, что я сам себя…
Познер: Ну согласитесь, что вас смотрели такие же, как и смотрят сегодня!
Сергей Доренко: Нет.
Познер: Нет?
Сергей Доренко: Нет.
Познер: Все-таки нет…
Сергей Доренко: Люди мигрировали в интернет.
Познер: Хорошо.
Сергей Доренко: Я считаю, что человек, смотрящий телевидение, априори позволяет пригласить вам себя на танец, и вы ведете в танце – ведь телевидение нельзя кликнуть. Невозможно! И в этом проблема телевидения. Вы – талантливый танцор, и я говорю сейчас конкретно о вас, но в основном танцоры бесталанные. И когда человек позволяет вам…
Познер: А что, радио – это другое, что ли? Радио… я обожаю радио!
Сергей Доренко: Радио – это форум, радио – это продление форума. Нет.
Познер: Но ведь тоже там есть талантливые танцоры, а есть совершенно бездарные.
Сергей Доренко: Нет. Я строю…
Познер: Могу их назвать даже, и вы их знаете! Бездарных радиотанцоров…
Сергей Доренко: Я строю… Я строю радио как форум. У меня, у меня танцоры…
Познер: Вам звонят…
Сергей Доренко: Да! Мы и есть телефо…
Познер: И дураков очень много.
Сергей Доренко: Дураки тоже живописны. Деды Щукари, всевозможные деды Щукари…
Познер: На самом деле, я хотел с вами… если всерьез… Я хотел с вами говорить о журналистике.
Сергей Доренко: Интересно!
Познер: Я хотел с вами говорить о журналистике, потому что… ну… да потому что это очевидно, что вы в российской журналистике фигура особая, очень известная, очень яркая… и, наверное, думаете о том, чем вы занимаетесь. Так вот… Вы сами говорите: "Журналистика – это наслаждение, это странноватый способ рефлексии, это способ думать. Для меня журналистика – это счастье быть". Вы сейчас готовы это повторить?
Сергей Доренко: Да. Я встаю каждый день в 5 утра, если я дождусь будильника. Иногда – в 4. И я ложусь для этого в 9-10. Я еду… я еду на работу так, чтобы приехать в 6–6:15. И у меня нет редакторов, я сам готовлюсь… Я к тому, что это счастье…
Познер: Понимаю.
Сергей Доренко: И я уже много раз говорил… все воспринимают это за шутку… все акционеры – придурки. Почему – объясню. Если бы они мне не платили, я б им платил. Я бы им платил за счастье быть в эфире. Я бы грабил прохожих!
Познер: Журналистика в России, то есть тот род деятельность, который когда-то во Франции стали называть "четвертой властью", в общем молодая профессия, вот. Я… мне как кажется, даже не кажется, я бы сказал так, что в СССР вообще журналистики не было. Журналистов называли солдатами идеологического фронта, задача которого продвигать, объяснять политику партии правительства. То есть это была пропаганда. Очень талантливые были пропагандисты! Я бы сказал, высокоталантливые были среди них, а были там и всякие… Но все-таки это не журналистика, как я ее понимаю. Или вы считаете, что то тоже было журналистикой?
Сергей Доренко: Я думаю, что…
Познер: Или, если нет, то что есть журналистика?
Сергей Доренко: Смотрите, журналистика – это способ передавать информацию и обмениваться информацией.
Познер: Так.
Сергей Доренко: Информация – это значимое различие… Назовем термин – что такое информация? Значимое различие. Значимое различие. В том числе молчание есть информация. Грегори Бейтсон говорит: "Попробуйте за…"
Познер: Может, может…
Сергей Доренко: Да. Грегори Бейтсон говорит: "Попробуйте завтра не выставить плошку с пищей для вашего кота, и вы узнаете, что ноль значим". Итак, даже ноль…
Познер: Зависит от кота!
Сергей Доренко: Ноль значим. Ноль значим.
Познер: Значим! Я согласен, да.
Сергей Доренко: Таким образом, значимое различие есть информация.
Познер: Да, ну…
Сергей Доренко: Значит… Как передавать значимое различие? Через эмоцию, через сообщение, и так далее. Мы с вами должны признать, что способов примерно миллион, поэтому словом "журналистика" называются совсем разные вещи. Белинский – журналист?
Познер: Нет, конечно.
Сергей Доренко: Конечно, да! Он публицист!
Познер: Конечно, нет. Публицист, не журналист.
Сергей Доренко: Ну, журналист-публицист!
Познер: Нет…
Сергей Доренко: Журналист-публицист!
Познер: Ну хорошо… Я слушаю вас.
Сергей Доренко: Белинский… Чернышевский – журналист? Публицист, да. Герцен – журналист? Да! Основатель одного из изданий, как мы знаем. Герцен, Герцен…
Познер: "Колокол".
Сергей Доренко: Совершенно верно!
Познер: Да.
Сергей Доренко: Журналист? Да! Публицист, борец, тираноборец… Чего хочешь! Значит, в то же время, в то же время люди, отвечающие на пять "дабл-ю" – журналисты? Who, when where, what, why? Журналисты? Да, но они манипулируют…
Познер: Если отвечают…
Сергей Доренко: Они отвечают, манипулируя с why, потому что всегда в синхроне герои…
Познер: Конечно, конечно…
Сергей Доренко: Они манипулируют нами.
Познер: Да-да…
Сергей Доренко: В сущности…
Познер: Но тогда это не журналисты! Строго говоря…
Сергей Доренко: А кто ж журналист? Аманпур манипулирует или нет?
Познер: Разберемся все-таки…
Сергей Доренко: Аманпур манипулирует?
Познер: Конечно!
Сергей Доренко: Конечно.
Познер: Она просто врет.
Сергей Доренко: Она просто манипулирует.
Познер: Но это просто "врет".
Сергей Доренко: Ну хорошо. Давайте… давайте тогда найдем одного журналиста. Сейчас выяснится, что это вы… Но тогда…
Познер: Не, ну зачем же, Сергей… Это же ерунда.
Сергей Доренко: Я вас умоляю, я вас умоляю!
Познер: Есть люди, которые ошибаются. Есть люди, которые думают, что говорят точно, и при этом заблуждаются. Но это не то же самое, когда ты понимаешь, что говоришь не совсем правду. Это разные вещи.
Сергей Доренко: Самое худшее – это когда ты понимаешь, что ты говоришь неправду.
Познер: Вот! Конечно!
Сергей Доренко: Но, но… Занимать позицию… Человек, например… Смешно… я говорю об этом журналистам… Смешно в 23 года занимать позицию. Надо иметь седые глаза, чтобы занимать позицию. Но когда ты уже имеешь седые глаза, от тебя требуют занять позицию! А тебе говорят: "Пожалуйста, не выхолащивай…"
Познер: Поговорим, поговорим!
Сергей Доренко: Да, да…
Познер: Это интересная тема! У журналиста, на ваш взгляд, есть долг? Ну, то есть, как у врача, есть долг лечить, спасать жизнь. Это долг! Неважно, враг – не враг, он это должен делать. На поле боя лежит человек, он не спрашивает, наш – не наш, он его спасает. Он – врач.
Сергей Доренко: Беда с этим, беда с этим…
Познер: Я не сравниваю, но у журналиста есть долг?
Сергей Доренко: У журналиста бывает… бывает такой долг, что обидно… У меня… У меня был однажды разговор. С Александром Стальевичем Волошиным, который был в то время – однажды – главой администрации…
Познер: …президента.
Сергей Доренко: …президента Путина.
Познер: Да.
Сергей Доренко: Мы сидели, и Александр Стальевич… сидели у банкетки такой, это надо сказать, там… в помещении Кремля…
Познер: Да.
Сергей Доренко: И он рассказал мне кучу интересного. Ну настолько интересного, что в какой-то момент я ему сказал… Да, он сказал: "Я думаю, может быть, мы продолжим эти встречи…" И я ему сказал: "Александр Стальевич, вот это последняя наша встреча". Он говорит: "Почему?" Я говорю: "Я должен стоять за форточкой. Я должен, вцепившись в подоконник, висеть за форточкой и услышать, как вы это рассказываете кому-то, чтобы мгновенно выляпать все это, рассказать, потому что теперь я, получилось так, что в результате нашего разговора и человеческих отношений – а человеческими отношениями я не могу пренебречь – в результате этого я узнал две-три обалденные, невероятные вещи. Выболтать надо сейчас же! Но я уже ангажирован моментом… моментом доверия вашего и моментом командной некой дисциплины".
Познер: Если б он вам сказал after record, – и все, он снял бы с вас все проблемы.
Сергей Доренко: Он хотел… он хотел, чтобы я понимал глубинную историю, чтобы…
Познер: Хорошо.
Сергей Доренко: …быть членом команды. Это ужасная ситуация для журналиста.
Познер: Но вернемся все-таки… долг у журналиста…
Сергей Доренко: Долг – выляпать все, как сороке, конечно.
Познер: …говорить правду.
Сергей Доренко: Нет, просто выляпывать вообще все. Вообще все.
Познер: Вообще все? Не проверив, не зная…
Сергей Доренко: Нет, проверив и зная, но не таить это в интересах команды.
Познер: Информировать? Информировать, можно так сказать?
Сергей Доренко: Да, именно. Не утаивать в интересах команд.
Познер: Хорошо. Вообще – в интересах кого-либо.
Сергей Доренко: Команд!
Познер: Хорошо.
Сергей Доренко: Хуже всего…
Познер: Хорошо. Вот вы говорите о журналистике… Интересно: журналистика осталась такой же, какой она всегда была. Она эмоциональная. Главная ее суть – вы за внимание продаете эмоции. Что вы предлагаете за внимание? Обычные эмоции и плюс еще что-то. Эмоции – паскудство, эмоции – самодовольство, эмоции – кичливость, эмоции – переживание, гордость, интеллект… Вот что вы предлагаете за внимание? Вы конкретно, когда работаете?
Сергей Доренко: Я предлагаю раздумывать своим слушателям сейчас, потому что я на радио. Я предлагаю раздумывать вместе. Мне кажется, что выводы…
Познер: Это вы им предлагаете?
Сергей Доренко: Мне кажется… я абсолютно убежден, потому что я это делал на телевидении, я абсолютно убежден, что надо оставить недосказанное таким образом, чтобы человек сам пришел к выводу. Я рассчитываю на то, что люди вместе со мной подойдут к чему-то, к чему-то… когда они скажут: "Серег, ну что ж ты не договариваешь, ну все ж понятно!" То есть… но я не должен этого произнести. Я не име… я не должен, вот если красиво, если красиво, то мы должны прожить, прожить, подойти к тому моменту, когда мне скажут: "Ну договори! Скажи это слово! Приговор!" И я не скажу. Они должны сказать. После программы.
Познер: Вот к теме, о которой мы только что говорили. Хочу уточнить. Вы считаете, что… Вы говорите, у редакции должна быть политическая линия. У редакции.
Сергей Доренко: Она и есть… У редакции она есть.
Познер: Более того, вы говорите, что у канала, как у большого бизнеса, всегда есть политическая линия.
Сергей Доренко: Обязательно. Но должна быть общая.
Познер: Но при этом вы рассказываете очень любопытные истории о том, когда вы работали на CNN и рассказывали о том, как чеченцы взяли больницу… И вы в репортаже…
Сергей Доренко: В Кизляре…
Познер: В Кизляре, да… И вы в репортаже их назвали "террористами", вам позвонил человек из CNN и сказал: "Слушай, дорогой мой, мы их называем не так…
Сергей Доренко: Rebeldes.
Познер: …Мы их называем "повстанцами"…
Сергей Доренко: Rebeldes.
Познер: …Это так наш канал их видит". На что вы ответили: "О’кей!" и стали дальше называть их "повстанцами". Это ваш рассказ. Дайте я закончу его.
Сергей Доренко: Да.
Познер: Значит, и при этом вы говорите таким образом. И вот для канала они "повстанцы" – и точка. И мы будем кривить душой, если скажем, что мы объективны, как Господь. Мы стараемся, мы не можем быть… не быть людьми… людьми. Поэтому я говорю, что всегда есть таблетка в конфетке. Проблема в том, насколько вы уважаете своих зрителей и как много конфетки окружает таблетку. Так? Но на самом деле вопрос не об объективности. Вопрос о неправде.
Сергей Доренко: Смотрите… я… я смотрю на… тогда террористов, которые захватили больницу в Кизляре…
Познер: Да.
Сергей Доренко: Я на них смотрю, как на террористов.
Познер: Они и есть террористы! И вы объяснили очень логически, почему.
Сергей Доренко: Потому что они захватили людей, непричастных к войне!
Познер: Абсолютно! Абсолютно!
Сергей Доренко: Абсолютно. И поставили под угрозу их жизни. Мне говорит CNN: "Это – rebeldes, revel… rebels".
Познер: Да-да, это "повстанцы", по-русски – "повстанцы".
Сергей Доренко: Я говорю: "Товарищи дорогие, но они же захватили…"
Познер: Да, да, да…
Сергей Доренко: Мне объясняют: "Да, с вашей точки зрения. Но для Латинской Америки, конкретно в ряде стран просмотра, это слово – "террористы" – ассоциируется с таким нежелательным словом, как…" И он мне начинает плести, плести, плести.
Познер: Он вас "лечит", как говорят.
Сергей Доренко: Он меня лечит и начинает упаковывать.
Познер: Да, да, да…
Сергей Доренко: Что же я делаю? Что же я делаю?
Познер: Что вы делаете?
Сергей Доренко: Я говорю "хорошо" и начинаю уклоняться от материалов в следующие разы. То есть я начинаю уклоняться. Ведь это мое право. Мое право…
Познер: Да ваше право вообще хлопнуть дверью, что вы и делали неоднократно.
Сергей Доренко: Знаете… и неоднократно! Я начинаю уклоняться. Когда он мне говорит: "Еще о них?", я говорю: "Немножко другой… Немножко другой подход, я про другое сделаю", потому что я не могу сказать, как он велит.
Познер: На самом деле это, конечно, политика.
Сергей Доренко: Это политика.
Познер: Это, конечно, политика. Это политика.…
Сергей Доренко: Но я, как журналист, могу уклониться…
Познер: И либо вы играете в эту политику с ними, тогда это командное, хотите вы того или нет.
Сергей Доренко: Да, да, да.
Познер: Либо вы от этого отказываетесь.
Сергей Доренко: Но я не хочу… Я не хочу. Я ставлю условия. Вот смотрите, я сейчас нанимаю людей, когда принимаю людей на работу…
Познер: Да.
Сергей Доренко: Я им говорю, что, конечно, у радиостанции – да, есть политика. Да. Я ставлю ее очень общо. Я говорю следующее: "Ребят, вы должны только мне гарантировать, что сейчас в голове… не ручайтесь, не ручайтесь о будущем… но сейчас в голове вы хотите, чтобы вы, ваши дети и ваши внуки жили в нашей любимой стране. В нашей любимой стране. Если это так…
Познер: То есть вы не хотите быть эмигрантами, другими словами?
Сергей Доренко: Да. И если… И вы, и ваши дети, и ваши внуки. Если это так, то вы строите страну для себя, детей и внуков…
Познер: Так…
Сергей Доренко: …и отвечаете перед могилами. Вперед! Дальше я за все – за дискуссию, за драки, за ссоры, за все. Вот это мое условие при найме. Теперь скажите – у меня есть политика? Да.
Познер: Ну это можно назвать, конечно, политикой, безусловно.
Сергей Доренко: Это политика.
Познер: Принцип даже, я бы сказал, принцип.
Сергей Доренко: Да, да, но политика.
Познер: Вот вы говорите: "Моя профессия – быть наблюдателем…
Сергей Доренко: Всегда хочется сделать шаг в сторону…
Познер: …свидетелем, но не участником". Ни в коем случае, говорите вы, иначе – ангаже. Но ведь на самом деле вы же абсолютно ангаже.
Сергей Доренко: Когда?
Познер: Вы известны как ангаже.
Сергей Доренко: Когда?
Познер: Многократно.
Сергей Доренко: Вы придумали это!
Познер: Ну нет, честное слово…
Сергей Доренко: Ну да, ну да…
Познер: Ну послушайте, я когда вас знал…
Сергей Доренко: Да-да…
Познер: …когда-то, и мы даже чуть-чуть с вами работали, когда вы были… когда вы возглавляли информационную службу, тогда ОРТ…
Сергей Доренко: Да. В 98-м году это было.
Познер: И я должен был срочную программу делать с вашей помощью, и я говорил, что я не хочу, и вы мне говорили: "Да вы сделаете, вы – хохол такой же, как и я!" Я очень смеялся – какой я хохол… Но, тем не менее, я очень хорошо это помню. Но вот то, что вы тогда делали, это же было ангаже! Это же было не вопре…
Сергей Доренко: В каком смысле?
Познер: Ну…
Сергей Доренко: Мне кажется, знаете, вот извините, то, что вы говорите сейчас… То, что вы говорите сейчас…
Познер: Я не… Почему нет, собственно говоря?
Сергей Доренко: Нет, нет, нет! То, что вы говорите сейчас…
Познер: Да?
Сергей Доренко: …чуть-чуть по-другому попробуйте взять.
Познер: Давайте!
Сергей Доренко: Вы в плену штампов.
Познер: Я?
Сергей Доренко: Да-да, вы, конечно, вы. Вы придумали штамп и дальше обслуживаете свой штамп.
Познер: Так, так…
Сергей Доренко: Теперь послушайте меня. Перед вами журналист, на которого в сентябре 99-го года…
Познер: Да…
Сергей Доренко: …напали могущественнейшие люди страны. Вы знаете…
Познер: Как-то…
Сергей Доренко: Я, я, я… если позволите… Значит, в этот момент президент страны находился в Барвихе, и мы не знали, то ли он больной, то ли нетрезвый – мы не знали этого.
Познер: Да.
Сергей Доренко: Все до единого человека, включая, там, Ястржембского, который перешел работать к Лужкову, и так далее – перебегали туда. Самые могущественные люди страны, у которых даже просто формально было 100 000 одних милиционеров в Москве, набросились на вашего коллегу. Вот вспомните…
Познер: 100 000?
Сергей Доренко: Да, 100 000 милиционеров в Москве. В штате, в штате, в штате…
Познер: Вы живы остались?
Сергей Доренко: …да. Вспомните нравы той эпохи. Вспомните нравы той эпохи.
Познер: Понимаю…
Сергей Доренко: Когда каждую неделю Лужков появлялся в эфире и говорил обо мне гадости.
Познер: Да, да, да…
Сергей Доренко: Каждую неделю!
Познер: Да! Вы отвечали ему взаимностью.
Сергей Доренко: Вам не стыдно, что вы меня не защитили?
Познер: Я?
Сергей Доренко: Да вы.
Познер: Я бы с удовольствием, да только меня не пустили в эфир.
Сергей Доренко: Почему вы меня не защитили?
Познер: А почему вы меня не пустили в эфир, дорогой мой? У меня не было эфира! Нет, нет, нет!
Сергей Доренко: В 99-м я не был начальником!
Познер: Но меня… не вы, но меня не пустили в эфир!
Сергей Доренко: Значит, посмотрите…
Познер: И, кроме того, я вам хочу сказать, что я вспоминаю ваши эфиры… Они были блистательные! Талантливые! И не от меня вы это слышали!
Сергей Доренко: Я работал только от паса.
Познер: Но, кончено, это было ангаже.