присланным людям - подьячему Михаилу Савину, стрелецкому
полуголове Александру Танееву и подьячему Щоголеву
непристойные речи о царском величестве, будто царь хочет Киев и всех
малороссийских жителей отдавать польскому королю, грозил
после Пасхи идти войною, на Московское государство в соединении
с турками и татарами, воровски уверял старшин, будто царь хочет
сослать их в Сибирь, приводил переяславского полковника Дмит-
рашку Райчу к присяге, чтобы царских ратных людей в
малороссийских городах побивать, объявлял старшинам^ что не хочет
быть у царя в подданстве и приказал не пропускать в Киев и
другие малороссийские города гонцов с вестовыми письмами.
-Старшины, не допуская до конечной измены, поймали его и
доставили в Москву, а он под пыткою <во всех своих изменных
словах винился>. По желанию старшин, полковников, всего
Войска Запорожского сей стороны Днепра со всем народом
малороссийским, великий государь указал ему учинить смертную казнь.
Василий Многогрешный, в прочитанном приговоре, осуждался
за участие в измене брата; уликами в таком участии признавалось
то, что он отгородил черниговский замок от города, приказывал
229
держать в тюрьме великороссийских ратных людей, не велел
пропускать запасов, закупленных черниговским воеводою, ссылался
с Тукальским и, узнавши о взятии под караул своего брата
гетмана, переоделся в чернеческое платье и ушел в Киево-братский
монастырь, намереваясь оттуда бежать за Днепр к митрополиту
Тукальскому.
Головы осужденных Демьяна и Василия уже положили на
плахи, вдруг прибежал царский гонец, стрелецкий сотник Федор
Меркулов. Он всенародно объявил, что <великий государь, по уп^-
рошению детей своих, царевичей Феодора и Иоанна Алексеевичей, пожаловал изменников и клятвопреступников Дёмку и Ваську, не
велел казнить смертию, а указал их сослать в Сибирь с их
семьями>.
Сняли с плахи осужденных и отвезли в Малороссийский
Приказ. - Кроме Демьяна и Василия Многогрешных определены
были для отправки в Сибирь: бывший войсковой асаул Павел Гри-
бович и бывший нежинский полковник Матвей Гвинтовка с
сыновьями своими Евфимом и Федором; хотя эти лица ни в чем
не были осуждены, но ссылались в Сибирь потому только, что
были друзьями Демьяна Многогрешного, и малороссийские
старшины не хотели их держать в отечестве.
На другой день объявлено было, что великий государь велел
дать на милостыню Демку 15 рублей, а Ваське 10 рублей, прочим
по пяти рублей и возвратить им бывшую с ними рухлядь. Эта
рухлядь у самого гетмана состояла из выбойчатой постели, подложенной кумачом, двух подушек, шелкового пояса, голубого
кафтана, лисьяго меха, жестяной кружки, деревянной посуды: стакана, чашки, блюда и солонки, склянки и муравленого горшочка, да рубахи с портками. Все имущество Многогрешного, которое
вообще было невелико, приказано было обратить на церковное
строение, так как бывший гетман обещал построить в Братском
монастыре церковь и устроить там школу, да сверх того начал
строить церкви в Нежине и в Батурине. О присылке семейств, осужденных для препровождения их в Сибирь, послан был указ
в Малороссию. К Демьяну присланы были: жена его Анастасия, сыновья Петр и Иван, дочь, называемая по одним Елена, по
другим Марина, племянник Михайло и две работницы. Их всех
отправили в Тобольск, где приказали держать скованными за
крепким караулом, а потом разослать по разным городам, поверставши
в козачью службу. Павел Грибович ушел с дороги, и это отягчило
участь остальны. .
Дорошенко, узнавши о несчастии, постигшем Многогрешного, писал киевскому воеводе, что гетман Демьян Игнатович сносился
с ним и находился с ьим в дружбе, <не для якои здрады, як
удают сами превратный головы, але для славы его царского
230
величества>; злые люди оклеветали пана Демьяна Игнатовича, доброжелательного его царскому величеству человека, и, внезапно
низложивши его с гетманского уряда, неизвестно куда дели. Если
в этом деле не будет рассмотрения царского величества, то я
уверен, что Бог на каждом взыщет за его невинность. Но такое
заступничество Дорошенка могло только расположить московские
власти к тому, чтобы смотреть на Демьяна, как на изменника: в
числе главнейших улик в измене поставлено было его
дружелюбное сношение с Дорошенком.
Каждый, прочитавши все производство суда над
Многогрешным, не может не придти к тому убеждению, что этот человек
потерпел совершенно безвинно, единственно только по
несдержанности своего характера, за произнесение в пьяном виде
резких, хотя, надобно правду сказать, и правдивых слов. Он своею
вспыльчивостью и раздражительностью вооружил против себя
старшин, и они решались поступить с ним с беспримерною
наглостью, надеясь, что выходки гетмана в присутствии, царских
гонцов достаточно вооружат против него московские власти. Они
не ошиблись.-Успех увенчал самое вопиющее дело. Подчиненные, без всякого следствия, суда и верховного указа, хватают
утвержденного царскою властью главу края, везут в столицу, предают
суду и получают за то высочайшую похвалу и одобрение. Нельзя
не поражаться странным бесправием, господствовавшим тогда в
московском правительстве, не говоря уже о том, что, по допросу, гетман и его сообщники не оказались виновными ни в каких
противозаконных делах; если бы даже они были виновны, то все-
таки самовольное взятие их под караул было преступление, достойное наказания. Что малороссийский народ не сочувствовал
такому беззаконному поступку, показывает отписка князя Ромо-
дановского, от 12-го июня 1672 года, о народном волнении, когда
генеральные старшины боялись, что их побьют.
О судьбе несчастного Многогрешного мы знаем, что он был
сослан в Селенгинск, поверстан в дети боярские и жил долго. В
1688 году вместе с сыном Петром Демьяновичем он содействовал
полномочному русскому послу Головину в усмирении табунутов
и в разбитии мунгалов. Дочь Многогрешного была в замужестве
за сибирским дворянином Иваном Бейтаном, была жива еще в
1726 году, а внучка была за священником селенгинской Спасской
церкви Игнатием Боршевским.
Гетманство Многогрешного не осталось без влияния на
историю Малороссии того времени. Принявши правление в такое
время, когда левобережная Украина распадалась, он с большим
усилием добился цо того, что соединил ее снова. Он потом начал
пытаться дружелюбным отношением с Дорошенком охранять ее
от грозивших ей ударов с правой стороны Днепра, и тут-то не-
231
избежно встретились ег попытки с пагубными следствиями Ан-
друсовского договора. По своему открытому нраву, Многогрешный
высказывал Москве прямо тог что чувствовал и думал: прямота и
смелость его Москве пришлись не по вкусу; тотчас
воспользовались этим домашние враги и погубили его.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Гетманство Самойловича
I
Предварительное совещание в Батурине старшин
козацкого сословия об избирательной раде. -
Челобитная их, посланная в Приказ с Лисенком. -
Серко схвачен в Полтавщине. - Распоряжения в
Москве о предстоящей раде. - Смятение в
Малороссии 26-го мая. - Ромодановский идет в
Малороссию. - Полки о месте отправления рады. -
Избирательная рада в Козачей Дуброве. - Известие о
рождении Петра Алексеевича. - Избрание в гетманы
Ивана Самойловича. - Отправка Серка в Москву. -
Выбор некоторых новых старшин.
В апреле 1672 года, по возвращении из Москвы Карпа Мок-
риевича, собрались в Батурине значные люди козацкого
сословия - генеральные старшины, полковники, полковые старшины, атаманы и войсковые товарищи. Они порешили просить государя, чтоб избирательная рада была устроена без участия простых ко-
заков и поспольства для того, как сказано было в челобитной, чтоб <от великого совокупления поспольства не повстало какое-
нибудь смятение>. С этой батуринской предварительной рады
отправился в Москву от всего Войска Запорожского бывший
черниговский полковник Иван Лисенко со статьями, имевшими
значение условий, на которых желали избрать нового гетмана. Не
мало было в этих статьях такого, что должно было показаться
угодным Москве. Старшины просили, чтоб без царской воли
гетман, не советуясь со старшинами, не писал к иностранным
владетелям и не вел с ними изустных сношений через пересылки.
До сих пор московское правительство всегда отказывало местной
малороссийской власти в праве сноситься с посторонними
державами, чего напрасно добивались малороссияне; теперь они сами
об этом просили и уж, конечно, без всякой необходимости, а
единственно из угодливости московским видам. Старшины в своей
233
челобитной изъявляли желание, чтобы будущий гетман не иначе
мог наказывать Козаков и посполитых, как по приговору
войскового суда: это становилось правилом для того, чтобы не
повторялось то, что дозволял себе делать самовольно отрешенный гетман.
Наконец, старшины просили: если бы даже и на той
избирательной раде, где заранее примутся меры к предупреждению смут
удалением козацкой черни и поспольства, возник бы какой-нибудь
беспорядок, то царские ратные люди, которые прибудут с
царскими боярами, обороняли бы старшин.
Вместе с челобитною Лисенко привез в Москву известие о
Серке. Служа, как видели мы, в последнее время польскому
королю и признавая гетманом поставленного от Речи-Посполитой
Ханенка, Серко между Днепром и Бугом на реке Куяльнике
разбил отряд белогородских татар, оставленных Дорошенком на
зимовке в Украине, взял в плен мурзу и вез в Курск для доставления
Ромодановскому. В местечке Новом-Санжарове Полтавского полка
задержал его полтавский полковник Федор Жученко, мурзу
отправил в Полтаву в тюрьму, а Серка окованного сам повез в
Батурин. Жученко показал, что сам слышал, как Серко при
многих товарищах в Новом-Санжарове говорил, что пришел на левый
берег Днепра с намерением склонить на сторону польского короля
и подчинить Ханенку города полков Полтавского и Гадяцкого, надеясь, что у него там найдутся благожелатели. Как показывают
многие черты последующей жизни Серка, он, услышавши, что в
левобережной Украине не стало гетмана, спешил туда с надеждою
быть выбранным в гетманы.
В первых числах мая начались в Москве распоряжения о
предстоявшей в Малороссии избирательной раде. По челобитью
малороссийских старшин, поручено присутствовать при выборе
нового гетмана боярину князю Ромодановскому и думному
дворянину Ивану Ивановичу Ржевскому с дьяком, восемью дворянами, переводчиком и четырьмя подьячими; указано было изготовить для
рады царский шатер и повозки под царскую казну для подарков
новоизбранному гетману и старшинам. 13-го мая Ромодановский
получил отпуск с надлежащим наказом: Ромодановский должен
был прежде всего объявить царскую похвалу старшинам за то, что не пристали к изменническим замыслам Демка, а затем
сообщить, что прежние статьи, постановленные в Глухове при
выборе Многогрешного, могут быть признаны и теперь
состоятельными. К архиепископу Лазарю Барановичу послана была царская
грамота, в которой указывалось ему участвовать на предстоящей
избирательной раде. 25-го мая Ромодановский двинулся в путь.
Между тем к Батурину 26-го мая приступила многолюдная
толпа малороссиян, как говорили, числом до 400. Они послали
из своей среды в город к обозному и судьям такое слово: 234
- Прежнего гетмана нашего вы неведомо куда дели, а ныне
у нас нет гетмана. Мы пришли к Батурину и стоим в поле для
гетманского обирания, выходите к нам на раду.
Обозный отвечал:
- Мы в поле к вам на раду выходить не смеем без царского
указа. Вот приедет из Москвы царский боярин, тогда соберется
рада и выберут нового гетмана.
Посланные в город малороссияне ходили к Григорию Неелову, как к начальнику московской ратной силы в Батурине и говорили
ему:
- Выходи к нам и веди с собою генеральных старшин; -пусть
и восковые клейноты несут.
Неелов дал им такой же уклончивый ответ, как и обозный, но, заметивши, что в Батурине стали появляться новые лица, приказал запереть батуринский замок и не пускать туда никого
из прохожих. Сами старшины послали к Ромодановскому просить, чтоб он поспешил с царскою ратью, иначе народ побьет их, рассердившись за то, что они не поехали в поле на раду. Ромода-
новский писал тогда в Москву, что между самими старшинами, как приходили к нему известия, <стало бессовестно>. В Москве
тогда получен был откуда-то слух, что в Малороссии есть желание
выбрать в гетманы Серка, что более всего хочет этого чернь, но
от такой мысли не прочь и некоторые старшины. Но выбор Серка
в гетманы вовсе не был желателен московскому правительству: Серка настолько не верили, чтоб допустить его сделаться главою
всех Козаков, подвластных московскому государю. В Москве знали
и понимали Серка: истинный запорожец, он не отличался
постоянством и легко мог идти за всяким увлечением, как это и
доказывал прежней жизнью; когда-то, наравне со всем
малороссийским народом, был он заклятым врагом поляков и верно служил
православному царю, когда у последнего шла война с Польшею, потом приставал к Дорошенку, отставал от него, держался Сухо-
веенка и Ханенка, потом вслед за Ханенком пристал к полякам, и теперь, рассчитывая на свою богатырскую славу в народе, начал
думать о гетманстве под царскою рукою.
Со стороны Москвы было бы непростительным
неблагоразумием мирволить честолюбивым желаниям такого ненадежного
человека, и 9-го июня послан был старшинам, управлявшим
временно Малороссиею, указ препроводить в Москву Серка за
караулом. .
Прибывши 9-го июня в Путивль, Ромодановский известил
старшин о своем вступлении в Малороссию через1 харьковского
полковника Захарьяшевича. Старшины 12-го июня выступили из
Батурина в Конотоп и оттуда послали к боярину киевского
полковника Солонину представить, что раде отправляться в Конотопе
235
затруднительно - потому что около города козацкое войско
вытравило всю степь, и царские ратные люди, не находя конского
корма кругом верст на десять, выпасут засеянные на нивах хлеба, отчего конотопским жителям станется великое разорение. Поэтому
лучше учинить раду где-нибудь между Конотопом и Путивлем.
На это Ромодановский дал такой ответ:
- Нам дан царский указ быть раде в Конотопе. Мы пойдем
к Конотопу.
Отпустивши Солонину, Ромодановский переправился через
Сейм-и остановился на пути между Конотопом и Путивлем близ
местечка Козачей-Дубровы, в 15 верстах от Конотопа на берегу
речки Красени в конце старого окопа. Здесь явился к нему при-
луцкий полковник Лазарь Горленко и сказал: - Вся генеральная старшина и полковники желают, чтоб раде
быть в Козачей-Дуброве; они сюда придут к тебе, боярину, <в
сход>.
Ромодановский отвечал:
- Мне по царскому указу велено раду чинить и нового
гетмана выбрать в Конотопе, но не в Козачей-Дуброве.
Видно, боярин хотел буквально держаться царского указа и, отпустивши Горленка, уже снова двинулся в дальнейший путь, как вдруг, когда он отошел три версты от Козачей-Дубровы, встретили его все генеральные старшины и стали бить челом боярину, чтоб он отправил раду здесь же, не ходя до Конотопа.
Боярин им сказал:
- Хотя царский указ велит учинить раду в Конотопе, пусть
будет по-вашему: учиним раду в Козачей-Дуброве.
Прежде выставленная причина, почему не желают
отправления рады в Конотопе, была только предлогом, но, кажется, старшины думали избежать многолюдства, которое в Конотопе было
неизбежно, как бы только народ из окрестностей услыхал о раде.
Старшинам хотелось совершить выбор нового гетмана как
возможно незаметнее дая народной громады. Они воспользовались
тем, что могли встретить боярина не на малороссийской земле и
там отправить выбор нового гетмана. Вероятно, и Ромодановский
склонился на такое соображение, чтоб избежать волнений, подобных тем, какие остались в памяти от нежинской черной рады, на которой избран был Бруховецкий. Старшинам так хотелось
поторопиться с выбором, что они упросили боярина открыть раду, не дожидаясь приезда архиепископа Лазаря Барановича.
Ромодановский согласился и на это их челобитье, потому что сперва
пришлось бы толковать о статьях, а потом уже, на другой день, совершался бы выбор, и к тому времени успел бы приехать
архиепископ. Ясно, что старшины сильно боялись народного
стечения и потому из кожи лезли, чтоб совершить свое дело поскорее.
236
Ромодановский приказал поставить государев шатер, пригласил туда старшин и полковников; полы шатра были отвернуты; за шатром стояли строем козаки, приехавшие со старшинами в
числе от трех до четырех тысяч: они могли видеть, что происходит
в шатре, и с дозволения боярина и старшин принимать участие
в выборе, насколько нужно.
Прежде всего боярин от царского имени спросил старшин и
все войско о здоровье. Старшины ударили челом за такую госу-
дарскую милость и с своей стороны спрашивали о здоровье
великого государя. Ромодановский произнес им речь по наказу и
окончил ее словами:
<Великий государь жалует вас по прежним глуховским
статьям; ваши права и вольности никогда нарушены не будут>, и вы
бы все прежние статьи подтвердили и новые, какие вам к
прежним будут надобны, станов или>.
По приказанию боярина прочтены были вслух прежние глу-
ховские и новосоставленные добавочные статьи. Тогда обозный
Забела сказал:
- Мы довольны статьями глуховскими, и все нам надобны, кроме 22-й статьи, где написано, чтоб учинить полковника и
при нем тысяча человек компании, чтоб унимать своевольцев, буде где проявятся и начнут измену и шатость. Но от таких
компаний чинятся жителям малороссийских городов, сел и
деревень разорения и обиды; и мы просим: пожаловал бы нас