уладим возникшие между нами неудовольствия. Утешаем себя
надеждою, что и со стороны вашего блаженства не будет без
причины нарушен существующий между нами мир, потому что Бог, высочайший судья государей, сурово карает попирающих права
справедливости>.
По восточным дипломатическим законам приличия не
следовало вторично об одном и том же предмете посылать грамоты от
лица падишаха. Поэтому в ответ на королевскую грамату визирь
послал письмо коронному подканцлеру Ольшевскому, где изъявлял
удивление, что в грамоте польского короля Украина названа
наследственной польской областью. <Один Бог>, - выражался он, -
<может быть наречен владыкою земель; оный предвечный
правитель мира установил такой закон, что края, терзаемые
междоусобиями и бесправием, предаются под покровительство
могущественных властителей. Таким путем и народ козацкий, по воле
Провидения, достался под господство дома Османов. Этот народ
издавна был свободен и самостоятелен; полагаясь на силу
заключенных с вами договоров и условий, он добровольно отдался под
ваше главенство и долгое время оставался вам верным, пока
наконец не стало ему сил терпеть долее от вас утеснений, беззаконий
и отягощений; тогда, видя, что условия, заключенные с вами, вами же нарушены, он, ради охранения своей страны и своего
имени, поднял против вас оружие. Выбившись из-под вашей
власти, козаки искали союза с крымскими ханами, всегда
преданными высокому дому Османов, и при их посредстве стали
искать покровительства высокого порога. Врата блаженства все-
знатнейшего великого падишаха, моего господина, всегда отверсты
для всех ищущих прибежища под тенью его могучей обороны, и
потому покорные просьбы Козаков благосклонно были услышаны, 244
и начальный вождь этого народа удостоен знамением высшего
сана. Как же вы можете называть своими подданными народ, который уже с давнего времени сверг с себя вашу власть и долго
оставался с вами в открытой войне? Разве могущественнейший
падишах, мой милостивый властитель - ему же Бог да пособит
и да укрепит его - не властен употреблять все усилия, средства
и способы для освобождения утесненного козацкого народа, умоляющего о великодушном покровительстве? Впрочем, мой
могущественнейший повелитель всегда воззрит с праведным
удовольствием,- если прежде, чем его победоносные войска появятся близ
ваших рубежей, вы пожелаете чрез посредство послов обдумать
способы к погашению вспыхивающей войны; если же спор между
нами должен решиться оружием, то исход войны будет зависеть
от воли Того, кто сотворил из ничего и землю, и небеса, кто уже
более тысячи лет возносит могущество ислама и благоволит
окружать знамя пророка нетемнеющим блеском победы. Знайте, что
великий, непобедимейший падишах, мой всемилостивейший
повелитель, неотменно выступает из Адрианополя 8-го текущего
месяца сефера (26-го мая) и на челе войск многочисленнейших
паче звезд небесных прямо направится к вашим рубежам: присылайте возможно скорее ответ на письмо наше и знайте, что
каждый день приближения нашего к вашим рубежам будет
ставить препятствие к нашему примирению)>.
Дорошенко был немедленно извещен о решимости султана, и
в начале июня появился в Чигирине первый турецкий отряд, а
потом стали прибывать и татары. И те, и другие стали в Украине
вести себя нагло, насиловать женщин, забирать детей, и
возбудили всеобщий ропот против Дорошенка, о котором говорили, что
он, как овца заблудшая, сам не знал, что ему делать с такими
союзниками. На левом берегу распространился страх, чтоб
мусульманские союзники Дорошенка не прорвались на другой берег
Днепра, но Дорошенко сообщал туда, что он воюет против поляков
и своего недруга Ханенка, и ни за что не пустит татар и турок
в царскую область.
Турецкое войско, выступившее с падишахом, 25-го мая
перешло Дунай у Исакчи по мосту, устроенному Осман-пашею на 58
судах, и шло по неудобным и плохим дорогам продолжительное
время до Днестра, составлявшего тогда польский рубеж. Оно
достигло этой реки 20-го числа магометанского месяца ребиул-эвел-
ла, что приходилось уже в июле 1672 года. Здесь турки получили
известие, что Дорошенко с крымским ханом одержали победу над
поляками и Ханенком близ Лодыжина.
Вот как было это дело. Собеский поручил команду на Подолии
Лужицкому, человеку горячего нрава, вовсе не приобревшему
расположения подчиненных; современники говорят, что жолнерам так
245
хотелось идти под его команду, как волу под обух. У него было
до шести тысяч жолнеров. Он соединился в Лодыжине с Ханен-
ком, у которого было до четырех тысяч Козаков. Поляки
расположились в Лодыжине, козаки, кроме того, отрядами по
окрестностям. 11-го июля услыхали поляки, что под Бершадом брат
гетмана Дорошенка, Грицько, стеснил козацкого полковника Пе-
ребийноса, который шел на соединение к Ханенку. Лужицкий и
Ханенко пошли на выручку. Они освободили Перебийноса и
вместе с ним пошли к Лодыжину, и тут-то на возвратном пути поляки
потерпели поражение под Четвертыновкою на Батогском поле, знаменитом поражением Калиновского при Богдане Хмельницком.
Это событие у современников излагается различно. По одному
известию, Лужицкий, прогнавши татар, увлекся погонею за ними
и, не слушая умного совета Ханенка, перешел реку Буг, там был
внезапно окружен сильным татарским полчищем и сам едва ушел
с немногими, а остальные были побиты или потоплены в Буге.
По другому известию, Ханенко с козаками ушел вперед, а поляки
шли позади, и тут татары, напавши на них, отрезали от Козаков
и поразили. Весть о такой победе была принята с восторгом в
обозе падишаха, так как у мусульман господствовало верование, что успех или неуспех первой стычки с неприятелем служит
предзнаменованием счастливого или несчастного исхода войны.
Схваченные под Батогом польские пленники были присланы в
турецкий обоз и тотчас были обезглавлены. Вслед затем пришло в обоз
падишаха другое утешительное известие: что польский гарнизон
города Жванца, услыхавши о приближении турок, убежал, и
тотчас был послан турецкий отряд вперед занять опустевший замок.
Переправа турецкого войска через Днестр совершилась в
месте, отстоящем за пять или за шесть часов от Каменца. Поляки
не подумали принять заранее мер к защите этой важной крепости.
Краковский епископ Тржембицкий пожертвовал для обороны
Каменца 6000 пехоты на собственный счет; но эта доблесть
показалась более на словах, чем на деле: другой епископ, местный
каменецкий, говорит, что краковский епископ прислал туда только
500 человек; кроме них, был еще полк в 400 человек и 200 человек
каменецкой пехоты, - вот все, что составляло тогда в Каменце
залогу (военный гарнизон), не считая мещан и набежавших из
окрестностей в осаду хлопов, которых набралось в Каменце до
десяти тысяч.
Между тем, 4-го августа примкнули к турецкому полчищу
хан с своими ордами и Дорошенко с своими козаками. Сперва
с большим почетом крымский хан Селим-Гирей удостоился
поцеловать полу одежды верховного главы правоверных и получить
от него в дар бриллиантовое перо на чалму, а на другой день, 5-го августа, в шатер падишаха быль введен Дорошенко через
246
Чауш-Баши-Агу (начальник всех чау шей). Дорошенко поклонился
до земли высокому покровителю Козаков, произнес пред ним
уверение в своей благодарности и беспредельном повиновении воле
падишаха. Турецкий государь приказал дать ему в подарок
богатый халат, булаву и коня с нарядною сбруею.
На другой день после приема Дорошенка послано было в
Каменец предложение сдаться добровольно; за это обещали
выпустить всех на волю; в случае упорства грозили всех истребить
без милосердия. Осажденные ожидали еще выручки и отвергли
турецкое предложение.
7-го августа турки повели осаду. Средину турецкого войска, расположенного вокруг Каменца, занял великий визирь с
янычарами столичной гвардии и с румелийскйми войсками; вправо от
него расположился другой визирь, доверенный султана, Муста-
фа-паша, с анатолийскими войсками и с полком Загараджи-Баши
(начальника султанской гончей псарни); влево от великого визиря
стал помощник его (каим-мекам) Кара-Мустафа-паша с силами
Сиваса и Карамана, с ротами Самсонджу-Баши (начальника
борзой псарни). Воинам роздали заступы копать землю и устраивать
вокруг Каменца шанцы, - <земляной город> - выражаясь
тогдашним языком.
8-го августа турки открыли сильную пальбу по городу.
Осажденные выбросили на стенах белый флаг, выслали просить
приостановки пальбы, обещали ночью учинить между собою совет, а затем на следующее утро приступить к переговорам о сдаче.
- Я не поддамся на пустые обещания, - сказал визирь, -
не начну переговоров, прежде чем нам не пришлют заложников
и от нас взамен не возьмут таковых же.
Белый флаг был выкинут по совету каменецкого епископа с
целью заставить неприятеля на некоторое время приостановить
пальбу: через то осажденные могли бы собраться с духом и
принять кое-какие меры к обороне. Турки смекнули, в чем дело, и
не поддались на хитрость.
После того пошли дни за днями; пальба с обеих сторон шла
без остановки. Турецкие орудия были побольше и получше
польских, пушкари поискуснее; турецкие ядра врезывались в глубину
земляного вала аршина на два. У поляков пушки были невысокого
достоинства; притом немногочисленные польские воины от
беспрестанных работ скоро пришли в изнеможение: не было им
времени ни поесть, ни заснуть. При скудости оборонительных сил
ужас овладевал поляками, когда они со стен смотрели на громаду
неприятельского полчища, кишевшего по полю вплоть до самого
Жванца. Каждый день турки посылали в город до 400 выстрелов
и пускали до ста пятидесяти гранат; одна из них упала на
лютеранский молитвенный дом и произвела пожар. При непрерывной
247
пальбе шла у турок другая работа - велись подкопы, и на них-то
возлагали турки главную надежду.
12-го августа прибыли в турецкий стан польские послы Би-
невский и Гуляницкий с жалобою от польского короля, что султан
неожиданно и тайно вступил во владения Речи "Посполитой.
Падишах отвечал польскому королю, что пришел не тайно, а
объявивши наперед войну, и теперь пригласил польского короля
выходить в поле. Отпустивши польское посольство, турецкий султан
в тот же день приказал крымскому хану и Дорошенку идти ко
Львову против королевского войска, а сам остался кончать с
Каменцом.
16-го августа турки овладели наружными батареями, на
которые осажденные крепко надеялись. Вслед затем турки начали
приступ к Каменцу; с обеих сторон пало много людей, туркам в
этот день удалось водрузить на стене Каменца знамя ислама, но
то был, по их собственному замечанию, далеко не конец делу.
16-го августа турки вкатили в подкоп бочки с порохом и
зажгли. С ужасающим треском полетели вверх бревна и камни, входившие в кладку стены; одна башня совсем развалилась.
Сквозь образовавшиеся проломы увидали мусульмане еще другую
внутреннюю городскую стену; приходилось им вести подкопы еще
далее, и под эту стену.
Однако и осажденные, не дождавшись ожидаемой выручки, сообразили, что им долее обороняться нельзя, особенно когда
неприятельские шанцы подошли к городу так близко, что можно
было пустить с них камень через стену в город. 17-го августа
комендант приказал выбросить белое знамя. Визирь сначала не
доверял и подозревал прежние хитрости, но из Каменца вышли
уполномоченные с просьбою начать переговоры о сдаче и привели
с собою заложников. Визирь доложил падишаху и получил
высочайшее разрешение взять Каменец на капитуляцию.
Переговоры тянулись не долго: поляки потеряли присутствие
духа и соглашались на все, чего бы ни потребовал победитель.
Договор состоялся и был написан в тот же день на следующих
условиях:
1) Все польское войско, находящееся в Каменце, выйдет оттуда
с оружием, забравши с собою свои семьи и свои имущества
беспрепятственно со стороны турок, а крепость поляки сдадут
победителям. 2) Вместе с войсковыми людьми имеют право выйти из
Каменца жители города и все пришедшие в осаду с своими
семьями и имуществом; турки не только не станут им в том мешать, но еще дадут им провожатых до тех мест, куда они перейти
пожелают. 3) Те из жителей города Каменца и волостей, принадлежащих к округу этого города, которые пожелают оставаться на
своих местах, не будут со своими семьями и имуществами под-
248
вергаться от турок никаким оскорблениям. То же предоставляется
шляхте и духовенству, с тем еще вдобавок, что лица их сословия, оставшись на прежних местах своего жительства, будут
освобождены от военного постоя. 4) Всем христианам исповеданий
римско-католического, греческого, армянского и других
предоставляется нестеснительно свобода веры; им оставится несколько
церквей для отправления <их пустых и суеверных обрядов>, а их
священники и церковники не станут испытывать никаких
притеснений. Уполномоченные выпросили себе копию с этого договора
в латинском переводе.
В этот день, когда уполномоченные заключали договор, уже
на закате солнца, в Каменце произошел взрыв по вине майора
артиллерии Генинга: вспыхнуло 120 бочек пороха, и погибло, по
одному известию, 500, по другому до восьмисот человек. Одни
толковали, что он сделал это из отчаяния, другие - что это
произвели жолнеры в пьяном виде, а один малороссийский летописец
говорит, будто немец прежде был подкуплен турками, а потом
побоялся, чтоб измена его не открылась, и решился кончить жизнь
таким отчаянным способом.
10-го августа каменецкий комендант вручил великому визирю
ключи города Каменца, и за то, в знак благосклонности, победители надели на него халат. Польские паны, бывшие в Каменце: каменецкий епископ, каменецкий староста (он же и генерал
подольский) Ревуцкий и подкоморий Лянскоронский также ходили
на поклон к великому визирю, одевшись в присланные от него
заранее халаты. По их просьбе визирь приказал нарядить 300, другие же говорят 400 возов для вывоза из Каменца тех жителей
с их имуществами, которые пожелают переселиться. Три тысячи
турок выпроводили их из города, а визирь назначил им 600
провожатых до Ягельниц; за любезность визиря, назначившего
провожатых, поляки послали ему в дар 2000 червонных.
Так поляки, по замечанию турка, оставили Каменец со
срамом, а турки праздновали свою победу с большим торжеством.
На другой день, 20 августа, к шатру падишаха сошлись с
поздравлениями все турецкие военачальники, и всех победитель
обдарил златоглавными халатами и собольими шубами. В знак
всеобщей радости стреляли из пушек и ружей; горели потешные
огни; издан был указ в продолжение трех дней праздновать по
всей империи завоевание Каменца. Падишах отправил в новопри-
обретенный город янычар-агу очистить шесть костелов и обратить
их в мечети. Первая из этих мечетей, преобразованная из бывшей
фары, посвящалась имени падишаха, вторая - имени его матери, третья - имени возлюбленнейшей из его жен, султанши Хазеки, а остальные три - именам знатнейших сановников: великого
визиря, его товарища (каим-мекема) и визиря, любимца падиша^
249
хова. Из усыпальниц, устроенных под костелами, при обращении
их в мечети вытаскивали гробы умерших и вывозили за город, а
иконы, почитаемые ‘ мусульманами за признак идолопоклонства, выбросили из храмов и мостили ими улицы в тех местах, где
было грязно’. По такой мостовой Мугамет IV въехал в Каменец.
Турки, в своем воинственном фанатизме, в глазах христиан
ругались над иконами, кололи их, рубили, жгли, топтали ногами*
делая это нарочно для того,- чтобы дразнить побежденных, которые, при виде таких возмутительных выходок, должны были
молчать, чувствуя свое бессилие. Смотрел на все это Дорошенко, и
не заболело его сердце при виде такого бесчестия образов Божиих: все сносил он ради своего несчастного временного гетманства; так замечает о нем малороссийский летописец. В новоустроенной
главной мечети отправлено было мусульманское пятничное
богослужение в присутствии падишаха и его сановников, и в первый
раз раздался в Каменце, вместо колокольного звона, любезный
мусульманскому уху голос <муэдзинского изана>. Колокола были
спущены: падишах приказал разбить их и перелить на орудия, а некоторые подарил Дорошенку. Тогда поймали восьмилетнего
мальчика по имени Петра Ястржембского, привели в главную
мечеть и в присутствии султана обрезали1. Великодушие, объявленное жителям, не помешало сделать для некоторых из них
исключение: падишах приказал отобрать 800 ребят в янычары, а
дам и девиц шляхетского звания забирали в гаремы, назначая, смотря по их красоте, одних к самому падишаху, других -
верховному визирю, а иных - пашам. Султан назначил в Каменце
губернатором Али-пашу с гарнизоном, по одним - в числе
двадцати тысяч, по другим - в пятнадцать тысяч.
Падишах оповестил по войску, что пойдет далее в глубину
неприятельской страны. Но турки не слишком спешили, будучи
слишком уверены в своем превосходстве над неприятелем; они
презирали поляков, называя их низкими трусами: и в самом деле, из подольских городков, не защищаясь, бежали польские <залоги>.
Ягельница, куда отведены были из Каменца жители, была сдана
туркам самим владельцем Лянскоронским, и турки, овладевши
этим городом, распоряжались жителями, как своими
невольниками, и гоняли их работать мост на реке. Было не мало таких, говорит современник, которые предпочитали остаться под властью
турок, чем идти в Польшу, чтоб не слыхать там упреков и
ругательств от соотечественников за то, что так постыдно сдали
Каменец.
1 Впоследствии этот мальчик, обжившись в Турции и даже
разбогатевши, уже сам имел детей, но вспомнил о своем происхождении и