город Димер, с намерением отмстить своему личному врагу, польской службы полковнику Пиво-Запольскому.
Пиво-Запольский был типичною личностью поляка своего
времени. Посланный в полесский край по соседству с Киевом, он
набрал себе своевольный отряд, постоянно возбуждавший жалобы
малороссиян на бесчинства и насилия. Летом 1678 г. он напал
на Киев и наделал там разорения. Несколько времени в Киеве
боялись, что этот польский полковник снова сделает нападение
на Киев с целью отобрать его во власть польского короля. Но
вдруг Пиво-Запольский изъявил готовность перейти на службу к
московскому государю; ему отказали, не желая входить в
недоразумения с польским королем. Тогда Пиво-Запольский
предложил себя на службу Дорошенку и уже в Паволочи, перед Доро-
шенковым генеральным асаулом Шуликом, произнес присягу
украинскому гетману, турецкому подручнику. Такие измены у
поляков в тот век оправдывались шляхетскою вольностью. Вот с
этим-то господином был Ханенко во вражде. В предшествовавшем
году Ханенко отбил на дороге пленницу, черкешенку
изумительной красоты, которую Дорошенко посылал в дар падишаху.
Ханенко отдал ее на сбережение в Белую-Церковь к коменданту
Лобелю до своего востребования. Проведавши о ней, Пиво-Запольский сочинил фальшивое письмо от имени Ханенка и так искусно
подписался под его руку, что Лобель выдал девушку подателю
письма. Пиво-Занольский жил с нею четверть года, потом, как
говорят, на ней женился. Ханенко, пока служил Польше, таил в
себе желание мести, но после поражения Дорошенком, недовольный притом поляками за то, что его мало наградили, решился
отступить от Польши и на прощанье расправиться с своим врагом.
Не открывая никому своего намерения, он прибыл в Димер, расположился перед замком, пригласил Пиво-Запольского к себе на
пирушку, убил его в своем шатре, потом выступил из Димера в
Брагин и оттуда послал новую просьбу к Самойловичу о
дозволении пройти в Запорожье. Самойлович тогда уже получил
решение московского правительства. Царская грамота от 23-го
октября дозволяла Самойловичу пропустить Ханенка на Запорожье, а его разбежавшихся Козаков, шатавшихся на левой стороне, водворить на жительство в левобережной Украине, но приказать
начальным людям по полкам смотреть за ними, чтоб от них не
было ничего дурного. Вслед за уходом Ханенка на Запорожье
множество жителей из Уманского полка, признавшие Ханенка, 264
не хотели подчиняться Дорошенку и турецкой власти, покинули, по выражению украинского летописца свои красные жилища и
угодья, перешли на левый берег Днепра и поселились в разных
местах Полтавского полка близко к днепровскому побережью.
Стремление переселяться в царские владения охватило и тех
малороссиян, которые жили в крае, непосредственно
принадлежавшем Польше. Поляки стали не допускать народ до таких
переходов, и весною 1673 года, под Любаром, остановили большую
партию <прочан> (так назывались в то время переселенцы).
Дорошенко роптал^ что ляхи <не пропускают наших>, но, заступаясь
за прочан, желал, чтобы они селились в его пустевших владениях, а перевозиться через Днепр претил им не менее поляков.
Осенью, между тем, у поляков возобновлялся разрыв с Тур-
циею. Вопреки Бучацкому договору, поляки не платили
определенной дани, не выводили своих <залог> из подольских городков и даже
стали выгонять турецкие и татарские залоги, помещенные в Под-
олии. Падишах грозил наказать поляков военною силою за
вероломство; но поляки, с своей стороны, понадеялись на измену Турции
господарей, молдавского Гики и валахского Петриченка. Коронный
гетман Собеский с наступлением осени двинулся к Хотину.
Услышавши об этом движении, турецкий сердарь (главнокомандующий) отправил Гуссейна-пашу с небольшим отрядом и к усилению его
приказал идти другому турецкому генералу, Каплан-паше, с
двадцатью тысячами войска. Но, прежде чем Каплан-паша успел
придти, поляки атаковали Гуссейна-пашу. Силы врагов оказались
неравномерными: у поляков было 30.000 человек да еще 4.000
валахов, у турок - только 10.000. Гуссейн и бывшие с ним паши
покинули свои становища, добежали до моста, построенного через
Днестр, и ушли в Каменец. За ними, по тому женаправлению к
мосту, бросилась большая часть турецкого войска, но от
многолюдства мост обломился, много турок потонуло, умевшие хорошо
плавать спаслись, а поляки с берега по ним стреляли; остальные
турецкие воины, не бежавшие через Днестр, были натиснуты на
глубокую и узкую пропасть между двумя скалами и там погибли с
своими лошадьми. В тот же вечер сдался полякам Хотин.
Поляки, как часто с ними случалось, не воспользовались
своею победою. Приближалась зима. Жолнеры стали роптать и
требовать, чтоб их отпустили на зимние квартиры. Кроме того, в самый день победы умер во Львове король Михаил. Начиналось
междукоролевье; паны рвались к участию в выборе нового короля.
И султан, с своей стороны, не хотел продолжать военных действий
в зимнее время.
После хотинской победы торжествующий Собеский отправил к
Дорошенку находившегося у него в плену козацкого сотника Савву
Туптала (родителя св. Димитрия Ростовского) - уговаривать гет-
265
мана отступить от бусурман и вместе с христианами идти против
неверных на освобождение христианских народов из неволи.
Дорошенко и митрополит Тукальский оба выставляли себя перед Туп-
талом ревнителями и поборниками христианства; но вслед затем
явились к Дорошенку посланцы от турецкого султана с
приказанием быть готовым на весну к содействию султану. Не мог предвидеть
Дорошенко, чья сторона возьмет теперь верх в возобновившейся
борьбе Турции с Польшею, особенно когда поляки старались
заручиться содействием христианских держав. И счел Дорошенко на то
время за лучшее мирволить и тем, и другим. Он отправил на
содействие Гуссейну-паше два полка: Брацлавский и Могилевский, с
наказным полковником Шумским, а Собескому написал, что
посланные к туркам козаки не будут вредить польским войскам. Таким
образом, Дорошенко, исполняя для вида обязанность турецкого
вассала* в виду одержанной уже поляками над турками победы, приготовлял себе иную дорогу - на случай, если и далее счастье
изменит Турции,
IV
Зажигатеди. - Посольство монаха Серапиона к
Дорошенку. - Условия, предложенные Дорошенком, и ответ на них московского правительства. - Отзывы
Самойловича. - Поход русских войск на правый
берег Днепра. - Сдача городов. - Рассказ Лизогуба
о раде у Дорошенка. - Возвращение Самойловича и
<Ромодановского на левую сторону Днепра. - Рада в
Переяславе. - Избрание Самойловича гетманом обеих
сторон Днепра. - Мазепа.
Намерение склонить Дорошенка к подданству московскому
государю приостановилось по представлениям Самойловича, находившего, что, вместо мирных попыток, лучше прибегнуть прямо к
военной силе. Самойлович старался возбудить недоверие
московского правительства к искренности Лизогуба, а о Дорошенке писал, что он подсылает тайных зажигателей в левобережную Украину1.
По этому донесению московское правительство для осторожности
приказало воеводам в Малороссии учредить строгий надзор за
всеми приезжавшими с правого берега Днепра, но не покидало мысли
мирно сойтись с Дорошенком. Сам Дорошенко, видя в народе
правобережной Украины сильное тяготение к Москве и соображая, что, * В июне 1673 года в Конотопё поймали зажигателя, объявившего под
пыткою, что его наняли за три рубля с полтиною зажечь город, и что
Дорошенко разослал по левобережной Украине <палиев>, в виде слепых
нищих с поводырями и назначил над ними главного атамана, Федора
Ольшанского, который ходит в красном кафтане и в желтых сапогах (А.
Ю. и 3. Р., XI, 266). Это известие едва ли можно признавать вполне
достоверным: оно исходит от врага Дорошенкова - Самойловича, который заимствовал его из народной молвы.
266
быть может, рано или поздно ему придется отдаться ей в руки, опять делал дружелюбные шаги, писал киевскому воеводе, князю
Трубецкому, что считает для себя высшим счастьем милость
православного монарха, и обещал не пускать в царские области своих
союзников татар. В Киеве ревностно поддерживал мысль о мирном
соглашении с Дорошенком печерский митрополит Иннокентий Ги-
зель, и, по его совету, киевский воевода отправил 10-го августа в
Чигирин умного иеромонаха Печерского монастыря Серапиона
Палчовского.
Серапион пробыл в Чигирине до 4-го сентября. Дорошенко
дал ему статьи, на которых соглашался отдаться под московскую
протекцию. Он требовал, чтоб Киев был отдан в козацкое
управление, чтоб гетман над обеими половинами Украины был один, чтобы Украина состояла в пределах прежних польских воеводств: киевского, черниговского и брацлавского, чтобы Запорожье было
в повиновении у гетмана и чтоб московский царь обязался
защищать Украину от турок, если турецкий султан захочет мстить
козакам.
Серапион заметил ему, что Самойлович уже избран на раде
козаками гетманом и утвержден царем. Дорошенко сказал: - Пусть Самойлович не хвалится, чтоб он был такой козак, как я - от прадедов козак! Разве он видал запорожские речки и
море? Где он бывал? К чему присмотрелся? С какими государями
о войне и о мире добрым обычаем переговаривал? Сумеет ли он
что нужно для царского величества начать? Пусть укажет: коли
все знает и может доброе дело вести, я ему уступлю и низко
поклонюсь за то, что снимет с меня тягость гетманского чина.
Но знает то Бог и люди: не давний он козак. Разве переходил
он все войсковые чины, от малого до большого? Я так многажды
был полковником и все старшинские чины прошел! Пусть царское
величество сам. рассудит, что это будет, когда под царскою рукою
будет состоять разом нас два гетмана. Я его не люблю, а он меня
не любит, - и станет у нас делаться в Украине то же, что
делается в Польше, где два гетмана и вечно между собою ссорятся.
Ты говоришь: Самойлович избран вольными голосами; знаем мы, какое это вольное избрание: иной бы не хотел подать за него
голос, да принужден был подавать, - оттого, что за него держал
руку боярин!
- Он царским величеством утвержден, - повторил монах. -
Как теперь его отставить или понизить?
- Я не желаю его понижения, - сказал Дорошенко. - Пан
Самойлович может иным способом быть награжден от царского
величества. Я желаю за веру христианскую и за целость державы
его царского величества в поганских землях умирать, а он пусть
себе спокойно жительствует без хлопот. Всегда я желал - и те-
267
перь желаю - добра его царскому величеству и земле московской, только одной стороной Украины нельзя нам от турок и татар
оборониться; затем-то мы и принуждены были поддаться
турецкому государю: если я это сделал, то сделал для веры
христианской. Сам о себе я всего менее помышлял; сыновей ведь у меня
нет! Мне идет дело о людях: не хочу, чтоб кто-нибудь по моей
воле погиб!
Был потом Серапион у Тукальского. Митрополит восхвалял
благочестие Дорошенка и превозносил его за то, что давно уже
хочет отдать Украину царской власти. В бытность Серапиона у
Тукальского пришел туда и Дорошенко.
- Дай Бог, - сказал Дорошенко, - чтоб я, недостойный, того дождался, когда бы его царское пресветлое величество
покорил своей власти стольный град греческий, идеже есть святая
святых! Пусть только великий государь изволит отвратить свой
гнев от христиан и обратить его на неверных. Николи не бывало
такого удобного времени турка воевать, как теперь. Лишь бы царь
только начал, а то многие помощники у него обрящутся. Начать
бы надлежало ранее и не медлить, покамест турки поляков под
свою власть не подбили; а то коли подобьют, то и поляки на
царскую державу недобром станут!
Еще не простился Серапион с Дорошенком, как явились к
гетману посланцы от крымского хана просить козацкой помощи
против непокорных ногайских" мурз, а вслед за ними приехали
ногайцы просить Дорошенка не оказывать против них содействия
крымскому хану. Дорошенко, рассказавши об этом Серапиону, воскликнул: <дай Бог,.чтоб эти бусурманы сами себя разрывали, и чтобы ненависть, которая до сих пор была между
христианскими народами, обратилась на неверных>.
Серапион не получил от Дорошенка ничего писанного и только
сам записал слышанные им речи1.
* В какой степени искренно было то, что Дорошенко говорил о себе, -
о том может быть сомнение; но он, бесспорно, говорил правду на счет
турок. Из одинаковых показаний разных лиц, посещавших тогда турецкие
области, ясно оказывается, что Москрвское государство было нравственно
сильнее, чем само это сознавало. Не только народ в правобережной
Украине предпочитал соединение с Московским государством всякой иной
для себя судьбе, но и у христиан Балканского полуострова возрастала
надежда, что России суждено избавить их от мусульманской неволи.
Приходили вести, что греки, валахи, болгары, сербы, все христианские
народы, как только услыхали, что великого государя ратные люди вместе
с поляками хотят идти на турок, обрадовались и молят Бога, чтобы это
скорее сталось: хотят они соединиться с государевыми людьми и вместе
с ними ^подняться на турок войною, потому что все они <у турецкого
султана в тяжелой неволе и беспрестанно чинится им от турок великая
налога> (А. Ю. и 3. Р., XI, 277-299).
268
Когда в Москве узнали о беседе с Серапионом, послали к
Дорошенку царскую грамоту, в которой похваляли его за то, что
желает отречься от агарян и поступить под высокодержавную
царскую руку; но на предложенные условия дали отрицательный
ответ. Московское правительство уверяло, что не будет отдачи Киева
и Украины полякам, которые уже сами отреклись от Украины
договором с Турцией, но на единое гетманство в Украине, которого
добивался Дорошенко, не соглашалось; предоставляли Дорошенку
быть только гетманом на правой стороне Днепра, а левая
останется под управлением Самойловича. Отец Серапион Палчовский
снова поехал к Дорошенку с таким ответом. Дорошенко, прочитавши ответ, сказал: <Не знаю, что теперь и молвить, - все здесь
противно. Я с моим желательством о подданстве отозвался и
теперь не отменяюсь, обещаю, пока Бог здоровье даст, служить, сколько сил моих станет, великому государю>.
Самойлович был еще более недоволен этиг*1и сношениями с
Дорошенком, чем прежними. Когда царский гонец передал ему
для прочтения ответ, посылаемый к Дорошенку, Самойлович
сказал:
<И прежде я писал к царскому величеству, и теперь то же
скажу: и Дорошенко, и Тукальский только баламутят. Умышляют
они, как бы выманить у великого государя выступления ратных
царских людей из Киева, чтоб Киев потом туркам -отдать!
Дорошенко разом и к великому государю, и к польскому королю по-
‘ сылает - и обоих обманывает, а дружит с одним турком. Кабы
он искренно хотел поддаться, так не выдумывал бы то того, то
другого, а просто просил бы только принять его под
высокодержавную руку - и ничего больше>.
Гетману не нравилось, что царь соглашался оставить Доро-
шенка гетманом даже и на одной правой стороне. <Если
Дорошенко останется там гетманом, - говорил он, - то станет и под
меня подыскиваться>.
По настоянию гетмана’ Самойловича, после неудавшихся
толков отца Серапиона с Дорошенком в конце ноября состоялся
царский указ князю Ромодановскому и гетману Самойловичу идти с
войсками за Днепр на Дорошенка. Если Дорошенко сам заранее
пришлет с желанием поддаться царю, предводители должны были
пригласить его в свой стан и без напрасных проволочек принять
от него присягу на подданство, давши обещание защищать его от
турок. Дозволялось предводителям, если сам Дорошенко станет
упрямиться, принять в подданство правобережные полки и мимо
Дорошенка, и допустить их избрать себе иного гетмана, хотя бы
и самого Самойловича.
Поход соединенных войск - великорусского, под начальством
Ромодановского, и малороссийского, с гетманом Самойловичем во
269
главе - открылся в конце января 1674 года. Дошли до Днепра
против Крылова. Сожгли Вороновку, Боровицу, Бужин. От Бужи-
на отправили подъезд к Чигирину, боярин - своего товарища
Скуратова, гетман - Дмитрашку Райчу. Дорошенко выслал
против них 2.000, на половину конных, на половину пеших. Доро-
шенковцы не выдержали боя и ушли. Скуратов и Дмитрашка
Райча сожгли переднюю часть Чигиринского посада и воротились
к Бужину.
Русское войско двинулось вверх по Днепру, по льду - и
2-го февраля дошло до Черкасс; там находился Дорошенков
обозный Гулак с черкасским полковником Григоровичем. Когда
к ним прислано было в Черкассы приглашение сдаться -. они
отказались. Начался бой, продолжавшийся два дня. Взяты были
два города, из которых второй заключался в середине первого; затем оставался третий город - в середине второго. Как только
приступили к этому третьему, осажденные замахали шапками и
закричали, что сдаются. Выехали обозный Гулак, полковник
Григорович, протопоп Семен Лукьянович и значный товарищ Левко
Потапенко с некоторыми другими: они принесли присягу на
вечное подданство великому государю. В Черкассах, кроме
Черкасского полка, находились тогда временно две сотни, принадлежавшие Корсунскому полку, - и те присягнули вместе с
черкасцами. Жители Черкасс во время взятия города потерпели
немного, потому что сидели запершись в домах. Предводители
велели Гулаку и Григоровичу с черкасскими козаками идти за
собою чинить промысел над другими городками, а в Черкассах
оставили: Самойлович - прилуцкого полковника Лазаря Горлен-
ка, а Ромодановский - острогожского полковника Герасима Ка-
рабута с их полчанами.
Февраля 8-го прибыли войска к Мошнам. Этот городок, вероятно тогда немноголюдный, после перехода оттуда многих