улицам, турки без разбора умерщвляли всех. Остаток уманцев
столпился около городских ворот, называемых Рашевскою брамою, и там защищались они до тех пор, пока турки всех их не побили; некоторые заползли в погреб: турки натащили туда соломы, зажгли и всех подушили дымом. Так погибла Умань вся дотла с
церквами и народом христианским, на седьмой день по прибытии
к ней турок. По сторонам от Умани турецкие отряды истребляли
соседние городки и забирали в неволю жителей, которых вообще
в этом крае оставалось тогда уже мало, после бегства на левую
сторону. Так разорены были до основания: Тростянец, Бершад, Манковка, Полонное Малое и другие городки.
Когда на западной стороне Украины так расправлялись турки
за Дорошенка, сам Дорошенко засел в верхнем городке или замке
Чигиринском. У него, по показанию сидевшего в неволе Терпи-
горева, было до четырех тысяч войска, состоявшего из чемерисов
(польских татар), турецких янычар, крымских татар и так
называемых жолдаков (наемное войско), не считая мещан и
согнанных в осаду поселян, всего тысяч до пятнадцати. 23-го июля
боярин и гетман подступили к Чигирину и в этот день прислали
к ним изъявление покорности городки: Медведовка, Суботово и
Жаботын; предводители послали привести их к присяге. Осадное
войско расположилось по сю сторону Тясьмина: боярин стал под
бором подле озерца, а по левую сторону от того озерца, на
перестрел от города, стал гетман. На другую сторону от Чигирина
послан был генеральный бунчужный и слободские полки Сумский
и Острогожский.
Возвели одиннадцать шанцев, поставили на них пушки и
начали палить. Но из Чигирина можно было отвечать тем же: в
обоих городках - нижнем и верхнем - было до ста пушек и
достаточно боевых запасов; только искусством мало могли
похвалиться защитники, и выстрелы царских войск были
действительнее; разбили дом Тукальского, митрополит убежал в верхний
город и от страха заболел, а поселяне, бывшие в осаде, перебегали
в русский стан и говорили, что чигиринцы готовы сдаться, и сам
Дорошенко обещает поддаться, если через неделю не придет к
нему ожидаемый хан с ордою. Боярин и гетман, услыхавши об
этом, хотели завязать сношения с Дорошенком и воспользовались
284
тем, что у них в стане находился пленный брат гетмана Доро-
шенка Григорий; они приказали ему написать письма к матери
и к брату, увещевая сдаться и положиться на царскую милость.
С этими письмами послали стрельца. Гетман Дорошенко отвечал, что если боярин желает с ним толковать о мире, то пусть пришлет
не простого стрельца, а какого-нибудь знатного человека.
Дорошенко хотел этим показать, что помнит о своем достоинстве; но
стрелец, ходивший в Чигирин с письмами, рассказывал, что
Дорошенко, видя свой последний час, хочет насильно себя
развеселить и всем показать, будто ничего не боится: беспрестанно
напивается пьян, ходит по шинкам, а перед ним играют волынки
и скрипки.
28-го июля предводители дали приказание переходить войску
на другую сторону Тясьмина и готовиться к приступу, но
приведенные языки показали, что турецкий султан уже перешел через
Днестр и отправил хана с ордою на выручку Чигирина. Казалось
бы, такой слух должен был побудить предводителей скорее
кончить расправу с Дорошенком, прежде чем придет к нему помощь.
Но предводители простояли до 9-го августа, не предпринявши
ничего решительного, а в этот день получили известие, что турецкий
визирь с войском стоит уже под Лодыжином; хан же идет к Чи-
гирину. Предводители решили, что не безопасно дожидаться хана, 10-го. августа приказали зажечь свой табор и снялись, а 12-го
дошли до Черкасс. Крымский хан через день по отступлении
русского войска был встречен Дорошенком за десять верст от
Чигирина и на первых порах, в виде приветственного дара, получил
от гетмана человек до двухсот невольников из левобережных ко-
заков, а для всех своих татар - дозволение брать сколько угодно
людей в неволю из окрестностей Чигирина за то, что жители с
приходом русских войск отпали от Дорошенка. Вслед затем хан
погнался за отступившими от Чигирина русскими войсками1, догнал под Черкассами 13-го августа, но после незначительной
передовой стычки повернул обратно к Чигирину. Об успехах
турецких войск в западной части Украины русские предводители, правда, еще не знали, хотя у гетмана в руках были жалобные
письма, писанные из Лодыжина и Умани в последние роковые
дни для этих городков; но боярин и гетман не сочли возможным
посылать туда помощь, тем более, что силы их умалялись: не
только у боярина, но и у самого гетмана из полков самовольно
* Вести о причинах такого быстрого ухода, приносимые выходцами, были различны: одни говорили, что татары думают перебраться на левую
сторону Днепра, другие - что татары пойдут подчинять власти
Дорошенка отпавшие от него правобережные городки. По иному известию
(Pam. Jem., 233), татары услыхали, что Серко с запорожцами беспокоит
окрестности Перекопа и ногайцев.
285
разбегались подчиненные, так что козацких сил при гетмане
оставалось не более пятнадцати тысяч. Гетман и боярин рассудили
за благо убраться на левую сторону, и, отходя, приказали сжечь
Черкассы: укрепления этого города находились в дурном
состоянии, все подгнило, обвалилось, не было ни тайников, ни колодцев, ров обмелел и поправлять было некем: много черкасцев жило на
Запорожье. Оставшиеся в Черкассах жители без ропота, по
приказанию боярина и гетмана, последовали на левый берег за
войсками, зная, что иначе их бы забрали татары.
Хан, отступивши от Черкасс, отправился к Умани, а
Дорошенко, пробыв несколько дней в своей столице для распоряжений
об ее обороне, последовал за ханом. Тогда многие из поспольства, находившегося в осаде в Чигирине, убежали на левый берег
Днепра. 26-го августа освободился задержанный Дорошенком Терпи-
горев: разломал окно своей тюрьмы и выполз оттуда в оковах, вместе с сидевшими там узниками. За ним была погоня, но он
счастливо избежал ее, переправился через Днепр и добрался до
Кременчуга, откуда его проводили в полк к Ромодановскому.
Дорошенко, как говорили, приказал повесить тех, которые не догнали
Терпигорева.
Русские войска, так решительно собиравшиеся переходить на
правый берег, стремительно в одну ночь перебрались на левый.
За ними валили толпы правобережных прочан. Пример одних
увлекал других. В половине августа из Лисянки полковник Ми-
галевский писал, что долго удерживал поспольство <от волокиты>, обнадеживая помощью от Самойловича, но когда разнеслась в
народе весть, что боярин и гетман возвратились на левый берег, то уже невозможно было ничем удерживать народа. Опустел
Крылов. Из больших и малых городков, из сел и деревень шли обозы
с возами, нагруженными прочанами, их семьями и пожитками.
Следуя их примеру и жители Лисянки все ушли за Днепр. Город, прежде многолюдный и крепкий, дававший отпор Чарнецкому, Тетере, Суховеенку, теперь совершенно опустел, - говорит
украинский летописец; беспрепятственно вошли в него татары, тогда
как прежде боялись и смотреть на этот город. Движение народа
к переселению, уже много лет сряду возраставшее после
посещения Украины турками, теперь дошло до высшей степени. Паника
овладела жителями Украины. Где только услышат, что близко
появились бусурманы, тотчас обыватели поднимаются с семьями и
с пожитками, какие успеют наскоро захватить. Часто они сами
не знали, где им искать приюта; и шли, как выражались тогда, <на мандривку> или на волокиту. Большая часть их направлялась
на левую сторону; на перевозах против Черкасс и Канева каждый
день с утра до вечера толпилось множество возов с прочанами, ожидая очереди для переправы; едва успевали их перевозить; пе-
286
решедши за Днепр, они тянулись на восток к слободским полкам, искать привольных мест для.нового поселения. Но некоторые с
западной части Украины бежали на Волынь и в Червоную Русь, в польские владения. Множество прочан, не добравшись до
новоселья, погибали от скудости пищи, безводия и крайнего
утомления сил в неприветной пустыне, в которую обращалась тогда
правобережная Украина, недавно еще называемая поляками их
благодатным Египтом. Покидая навеки родину своих предков, нередко прочане сожигали свои дворы. Так, Дорошенко, следуя из
Чигирина за ханом, услыхал, что жители Богуслава собираются
сжечь свои жилища и бежать в волокиту; он издал универсал, в
котором писал: <узнавайте добродетель нашу из того, что мы вас
по чужим углам шататься не посылаем, а радеем о вашем добре
и за вас не жалеем собственного здоровья. Не сомневайтесь же
ни в чем и задерживайте тех, которые идут в волокиту; советуйте
им возвращаться к своим жилищам, к своему достоянию. Те же, которые нас не послушают и не захотят воротиться назад от
Днепра в свои прежние жилища, не уйдут от беды и там, куда
укрыться думают, потому что мы, не покончивши с заднепрянами, не помышляем оставить своего дела, хотя бы война и на несколько
лет потянулась>.
Городки и села, которые соблазнились такими универсалами
и сдались Дорошенку, были жестоко наказаны за свое доверие: Дорошенко отдавал татарам всех тамошних жителей в неволю.
Были такие случаи,, когда поспольство само от крайнего голода
отдавалось татарам; так, из окрестностей Корсуна 3.000 поселян, не видя для себя удобным пробраться на левый берег Днепра, хотели бежать в Орду, но Андрей Дорошенко заворотил их.
Дорошенко мимо разоренной и залитой кровью Умани
направился к султанскому стану, находившемуся где-то недалеко от
Лодыжина. Когда гетман въезжал в турецкий обоз, ему загородила
путь густая толпа украинских невольников, кланявшихся в землю
и моливших о заступлении перед султаном. 5-го сентября гетман
представился падишаху, получил бархатный колпак, отороченный
собольим мехом, золотую булаву, коня с богатым убором и
халат - обычный дар султанского благоволения подручникам.
Дорошенко выпросил у падишаха свободу некоторым невольникам: то были, разумеется, немногие из громады наловленных людей
всякого рода, преимущественно молодых парубков и девиц.
Отпущенный падишахом, Дорошенко с ханом пошел в
Синицу. Города один за другим присылали к гетману изъявлять
покорность. Пристал тогда к Дорошенке и брацлавский полковник
Лисица, который верно служил царю, но, не получивши от Са-
мойловича в пору помощи, теперь поневоле поклонился
Дорошенку. От Бук хан отправил часть орды с многочисленным яссыром, 287
который, однако, успели отбить и освободить на дороге
малороссияне. Сам хан шел вместе с Дорошенком ко Днепру; на пути
Дорошеко приказал захватить и заковать в кандалы начальных
людей городков: Насташки, Рокитны, Вахновки и Богуслава за
то, что они возбуждали народ к отпадению от Дорошенка, а
Степан Бутенко, белоцерковский полковник, убежал с женою в Бе-
лую-Церковь, но белоцерковский комендант польской службы
приказал изрубить его под тем предлогом, что он прежде изменял
Ханенку и переходил к Дорошенку. Дорошенко с ханом
подступили к Днепру у Ржищева и уже собирали паромы, чтобы
перебираться на левый берег, как вдруг хан быстро повернул в
Крым, услыхавши, что царские рати, калмыки и донские казаки
беспокоят крымские улусы. Дорошенко стал в Корсуне; ему
оставлено было татар, как говорят, тысяч до десяти. Тут услыхал
Дорошенко, что тысяч более десяти прочан едут из Побужья и
Поднестрья обозом, направляясь за Днестр. Дорошенко с татарами
перегородил им путь под Смелою; прочане стали было
сопротивляться. Дорошенко приказал их всех рубить, не разбирая ни пола, ни возраста, а тех, которые не сопротивлялись и сразу
покорились, отдал татарам в неволю.
Положение Дорошенка стало теперь поистине трагическим.
Приход на помощь к нему турок и татар не только не поддержал
его дела, но окончательно подорвал. Не в силах были его бусур-
манские союзники насильно заставить народ любить гетмана.
Напротив, южноруссы сильнее рвались покидать землю предков, лишь бы не быть в подчинении у Дорошенка, и уже из его родных, которых было много в Украине, и из самых рьяных его
сторонников стали уходить на левую сторону. Собранное им козацкое
войско в Корсуне подняло против него шум: <он нас голодом
поморил>, - кричали козаки, - <весь край опустошил, поспольство
в прах разорил, христиан в неволю отдал. Даже наиболее верные
Дорошенку серденята стали оставлять гетмана: серденецкий
полковник Федор Мовчан с пятьюстами серденят своих прибыл в
Канев и-присягнул царю. Его примеру последовало еще 200
серденят, и напрасно Дорошенко писал к отшедшим от него, убеждая
воротиться. Вдобавок турецкий султан приказал Дорошенку
послать в Турцию 500 мальчиков и девочек до пятнадцатилетнего
возраста, и это возмутило против Дорошенка самых близких
людей, даже тестя, его Яненка, так что Дорошенко вышел из Чиги-
рина и скрывался три дня в лесу с своими верными серденятами, пока не улеглось волнение в городе.
Память об этой кровавой эпохе народного бедствия, когда сами
туземные власти отдавали в бусурманскую неволю малороссиян
сотнями и тысячами, отразилась в народной поэзии в форме
аллегорических песен; так, например, сокол отлетает в чужую сто-
288
рону, и оставляет наблюдать за своими детьми и за своим
достоянием орла. Когда сокол прилетает назад, орел сообщает ему, что
дети его, соколята, пришедши в возраст, разлетелись по разным
деревам; по дороге ехали паны, изрубили деревья, на которых
сидели соколята, и самих соколят отправили в подарок неверному
царю. Сокол, услыша такую весть, восклицает: <О, чтоб не
довелось более пановать этим панам, за то, что они задали моих
деток в чужой край!>
VII
Посещение польским королем Украины. - Переполох
в народе. - Поход Ромодановского и
Самойловича. - Полемика Самойловича с
Дорошенком. - Смерть митрополита Тукальского. -
Кочубей. - Его известия о Дорошенке. - Дорошенко
и Серко. - Дорошенко дает запорожцам клейноты. -
Неудовольствия Москвы и Самойловича против
Серка. - Привоз в Москву турецких санджаков и
турецких грамот. - Новые увертки Дорошенка. -
Принудительные меры. - Последний поход против
Дорошенка. - Дорошенко сдается царю.
После ухода турок за Днестр польский король Ян Собеский
с войском вступил в Украину и достиг до Паволичи и до Белой-
Церкви. Оставленные турками городки Рашков, Немиров, Бар, Межибож, Кальник покорились полякам, и король поставил там
гарнизоны, но то было на короткое время, и вслед затем жители
этих городков и окрестных сел бежали искать новоселья в царских
областях за Днепром. Поляки, где только могли, старались
препятствовать такому переселению народа. Бунчужный Полуботок
писал гетману Самойловичу из Канева: <ляхи, словно рыболовы
с удками, стерегут наших людей, а те беспрестанно идут на левый
берег Днепра>. В следующую затем зиму на левом берегу Днепра
появилось такое множество прочан, что Самойлович не знал, что
с ними делать: <их набралось, - писал он в Приказ, - семей
тысяч двадцать; все без приюта, лошади у них от бескормицы
пропали и самим людям есть нечего>. Польский король издал к
русским обывателям Украины универсал, в котором называл себя
их законным государем, пытался употребить дружелюбные меры
с Дорошенком, посылал к нему знакомого ему архиерея Шум-
лянского и, ничего не сделавши, ушел в конце января в Польшу, оставивши на время своих гетманов с войском. Это посещение
короля наделало переполох в народе, пошли противоречивые
толки; одни говорили, будто ляхи сходятся с Дорошенком и с бу-
сурманами и хотят воевать царскую державу, другие - будто
польский король сложился с московским царем назло козачеству, разом войдут в Украину русские и польские военные силы и
Ю Заказ 785 289
станут принуждать малороссиян к покорности полякам.
Самойлович,. сам нерасположенный к полякам, по царскому указу
своими универсалами старался успокоить народную тревогу, но после
ухода короля писал к польским гетманам, чтоб они не вступались
в города и села, поступившие в царскую державу из-под турецкой
власти, потому что тамошние жители не хотят быть под властью
поляков и ни за что не отдадутся им.
Поляки,- при всяком случае показывавшие намерение
захватить себе Украину, не предпринимали никаких неприязненных
действий против Москвы; напротив, сами нуждались в помощи
московского правительства тогда; когда весною 1675 г. татары
произвели опустошительный набег на польские области. Московское
правительство не отрекалось оказать Польше помощь, но
приступало к этому делу вяло и неохотно, как будто насмехаясь над
поляками, по их выражению; еще неохотнее относился к ним
Самойлович, и на совещаниях с царскими гонцами и с боярином
Ромодановским твердил все одно и то же, что полякам ни в чем
не следует’ доверять. Сообразно таким внушениям гетмана, московское правительство тем и ограничилось, что приказало войскам
двигаться медленно к Днепру, а за Днепр не переходить, и таким
образом водить поляков, пока не услышат, что татары вышли из
Польши, а тогда написать польским гетманам, что уже воевать
теперь не с кем. Напрасно несколько раз в своих письмах
польские гетманы извещали, что хан взял тот город, осадил другой, что надобно спешить; от них отделывались, писали, что русские
войска пристанут к королевским только тогда, когда коронные
войска соединятся с литовскими. Самойлович и Ромодановский, собравшись с своими обозами раннею весною у Артополота1, не
ранее как в сентябре достигли Яготина2 и там встретили польских
посланцев с известием, что хан уже ушел из польских пределов
к Каменцу. Предводители, сообразно царскому указу, отвечали, что если так, то уже нет повода соединяться с польскими