Она уселась на пол и продолжала ласкать его.
- Ладно, - сказала она через несколько минут, - мне пора к другим собакам, знаешь ли.
Она встала, пес тоже поднялся. Она не стала оглядываться и ушла.
Свалившись с очередной простудой, Элизабет не навещала собаку около недели. Когда она вернулась на работу и пришла проведать питбуля, в клетке его снова не оказалось. Никто не мог ей сообщить, куда его забрали. Всем казалось обременительным выяснять это ради нее, так что она ждала его возвращения с изрядным беспокойством. Девушка пыталась отвлечься на других собак - те, в отличие от полосатого молчуна, шумно приветствовали ее. Она их гладила, почесывала им загривки, но никак не могла выбросить из головы тихого, необщительного пса, который ни о чем ее не просил. Она часто спрашивала себя, почему она вообще о нем думает. Всего лишь пес, и даже не слишком дружелюбный. Она не понимала, отчего так привязалась к нему.
Через две недели питбуль вернулся. Теперь он лежал в клетке с устрашающей раной на бедре. Нога была целиком выбрита, от швов остались широкие уродливые шрамы. - Господи, что с тобой случилось? - Она, холодея, рассматривала рану. Пес оставался в глубине клетки и загадочно глядел на нее, голова его покоилась на передних лапах. - Где же ты был?
Вопрос повис в воздухе.
- В лаборатории травматологии, - ответил голос у нее за спиной. Элизабет вздрогнула и обернулась. С ней поделилась информацией проходившая мимо лаборантка.
- Что с ним делали? - Элизабет старалась не повышать голоса.
- Кажется, стреляли. У них там крупный правительственный заказ на исследование огнестрельных ранений. - Женщина повернула за угол и исчезла среди клеток.
Элизабет похолодела. Впервые она засомневалась, да что там - пришла в ярость, - оттого, что люди делают с собаками. Все аргументы в защиту опытов над животными бледнели в сравнении с реальными страданиями, которые она видела своими глазами.
- Они в тебя стреляли, а? Хорошенькое дело.
Пес не мог к ней подойти, и в каком-то безумном порыве она собралась войти к нему сама, но засомневалась - выглядел он жутко. Но Элизабет решила, что не стоит обращать внимание на его вид. Набралась храбрости и быстро открыла дверцу. От щелчка пес поднял голову и теперь смотрел, как она входит. Когда она опустилась рядом с ним, он отвернулся и даже попытался отодвинуться. Она поняла, почему он не хочет ее видеть.
- Слушай, - сказала она серьезно, - ты же не думаешь, что я собираюсь сделать тебе больно? Я никогда не обижала тебя, правда? Иди ко мне, я же твой друг.
Она подползла поближе и замерла, разглядывая могучее тело питбуля. Они смотрели друг другу в глаза, и тут пес стукнул хвостом по полу, всего один раз, а уши прижал к голове. Он смотрел прямо перед собой; часть его существа хотела избежать боли, которую причиняют люди, но вместе с тем он был рад приходу Элизабет.
- Да-аа… - Она широко улыбнулась. - Ты знаешь, кто твой друг, не так ли? - Она осторожно погладила его. - Я тебя не обижу. Хороший пес, хороший.
Губы пса раздвинулись в неумелой улыбке, и он потянулся к ней, чтобы обнюхать брюки и рубашку. Затем с усилием сел, осторожно обнюхал ее волосы и лицо. Элизабет тут же отпрянула - она не была готова к такому доверию. Какой-то запах от ее груди очень его заинтересовал, и он потянулся вслед за ней, словно приклеившись носом к рубашке. Впервые пес с любопытством обнюхивал ее, и Элизабет застыла от испуга.
Я заперта в клетке с питбулем, и если он бросится на меня и залает, никто не услышит моих воплей. Прекрасно.
Пес обошел ее сзади, и она быстро встала на ноги. Она хотела, по крайней мере, видеть его.
- Спокойно, мальчик.
В этот момент она заметила, что вторая задняя лапа тоже в шрамах. Они стреляли ему в обе ноги.
- Господи… - выдохнула она. Ей в голову пришла неприятная мысль. Она слишком часто видела забинтованных собак на работе у отца и дедушки. Очень похожих на этого пса. Разве могла она злиться на людей, которые проводят такие опыты? Она начинает рассуждать, как эти психи из общества защиты прав животных. Разумеется, это должны делать, ради науки - это необходимо. Она закусила губу. Нужно во всем разобраться. Элизабет нагнулась, чтобы рассмотреть его шрамы поближе, не отваживаясь к ним прикоснуться.
- Наверняка болело, когда ты проснулся? - пробормотала она, думая, что собаке ввели обезболивающее, прежде чем в нее стрелять. На самом же деле он висел на веревках, в полном сознании. Инструкции Хоффмана в отношении пса были весьма неопределенны: он ограничился лишь просьбой не убивать его.
Дамиан продолжал обнюхивать девушку - он интересовался ею не меньше, чем она им. И тоже не понимал языка ее тела, ее движений и настроения. Она очаровывала его, успокаивала и утешала. В его унылом и мрачном существовании она была единственным лучиком света. Когда Элизабет отпрянула, он решил, что напугал ее, поэтому прижал уши и опустил голову, желая убедить ее в том, что намерения у него мирные.
Спустя две недели его снова забрали на испытания. На этот раз первый же лаборант сказал ей, где он находится.
- Его забрали психологи-бихевиористы - какие-то исследования злых собак, тесты на агрессивность или вроде того. Кажется, химические реакции, связанные с агрессией, я не уверен.
Элизабет не понравились его слова. Пес не был злобным. Выглядел страшновато, но с чего они взяли, что он злой? Судя по внешнему виду? Это несправедливо.
Закончив работу, Элизабет отправилась в отделение психологии выяснять, можно ли найти пса. Она бродила целый час, но никто не понимал, чего она хочет. К тому времени люди разошлись по домам, все двери были заперты.
На следующий день она вернулась, но никуда не попала. Младший персонал вроде нее не допускался в лаборатории психологов. Зачем такая секретность? Элизабет нашла студента, который слышал об исследовании выброса кортизола у собак в состоянии агрессии.
- Изучают разницу в выбросе, сравнивая собак различных пород. Агрессивного и неагрессивного типов, - сказал он.
Три дня она расспрашивала всех, кого могла, и наконец получила прямой ответ. Собак тестируют на содержание гормонов в спокойном состоянии и в состоянии возбуждения. Всех животных держат в изолированных боксах, чтобы исключить нежелательные раздражители. Она не сможет его увидеть. Элизабет пожала плечами и отправилась домой, недоумевая, каким образом ухитряются вызвать у добродушных собак агрессию.
Пес отсутствовал целых двадцать девять дней. Вернулся мрачный и исхудавший, и когда поднял голову на звук шагов Элизабет, глаза его были равнодушны и мрачны.
- Эй! - Элизабет отступила назад в испуге. - Это же я.
На мгновение питбуль застыл, разглядывая ее, втягивая воздух, убеждаясь, что она не из тех, с кем он провел последний месяц. Затем выражение на морде пса смягчилось, он застучал хвостом, показывая, что узнал ее и приносит извинения. Элизабет усмехнулась в ответ:
- Господи, ты напугал меня, парень. Что они с тобой делали на этот раз?
Она открыла клетку, вошла, села с ним рядом, впервые осознав, что думает о нем, как о своей собаке. Разумеется, это глупо - собака принадлежала лаборатории. Одна из сотен в этом огромном помещении. И тем не менее они были друзьями.
- В чем дело, мальчик? Что ты такой печальный? - Элизабет мягко потрепала его. Она понимала, что пес не сможет рассказать ей, о чем думает. Какова его судьба? Был ли у него хозяин? Он ходил гулять в парк, играл с детьми во фрисби? Почему он оказался здесь? Невозможно отыскать сведения обо всем этом. Большинство животных привозили ловцы бродячих собак - собирали их повсюду, и собачьи истории быстро, а часто и умышленно терялись. Возможно, ей никогда ничего не узнать о нем, кроме того, о чем она догадывалась по его виду.
Элизабет глубоко вздохнула. Мысли о прошлом собаки, как обычно, становились малоприятными. Когда люди встречаются, они ведь тоже ничего друг о друге не знают - не больше, чем я знаю о прошлом этой собаки. Людям не ведомо, через что тебе пришлось пройти. Что сделало тебя тем, кто ты есть.
Элизабет уже давно была в том возрасте, когда размышления о себе для человека крайне важны. Мать бросила ее, когда ей было всего шесть. Оставила в детском саду и просто ушла. И никогда больше не давала о себе знать. После этого Элизабет еще целый год панически боялась, что ее опять где-нибудь бросят, что отец тоже навсегда покинет ее. Официально они даже не развелись. Единственное, что Элизабет слышала с тех пор о матери, рассказал ей Билл: в тот день она позвонила мужу и попросила забрать девочку и позаботиться о ней. Как все родители, Дэйв убеждал Элизабет, что проблемы между ним и ее матерью не имеют к ней никакого отношения. И, как любой ребенок, Элизабет сомневалась. Она никогда не знала наверняка. Мать, очевидно, ничего не сможет ей объяснить.
Она думала о том, любила ли мать Дэйва или вышла замуж ради денег. Когда Элизабет была ребенком, ей нравилось воображать, что мама очень любила их обоих и, возможно, просто не хотела, чтобы они видели, как она умирает от какой-нибудь смертельной болезни. Став старше, Элизабет сочинила более утонченный и практичный сценарий: матери пришлось уйти, потому что… (мотив выбирался по настроению). И будто бы она рассчитывала, что Элизабет станет заботиться о мужчинах, пока ее нет.
Она снова тяжело вздохнула. Пес устроил голову на ее вытянутой ноге и заглянул ей в глаза. Она положила руку ему на загривок. Если мать когда-нибудь объявится - придет посмотреть, какой стала ее дочь, надеялась Элизабет, - она останется довольна. Дочь всю жизнь пыталась заменить ее. В детстве играла в хранительницу очага, а теперь на самом деле занимается домом. Элизабет с удовольствием готовила и убиралась, а журналы по домоводству, к неудовольствию отца, привлекали ее куда больше медицинских.
Гладя пса по голове, она размышляла, что в некотором смысле они с ним похожи. Никто из людей, окружавших его, не знал, откуда взялись его страхи, каковы его мотивы и желания. Так же и с ней: встречая ее на улице, люди не догадывались, что она собирается стать хирургом-кардиологом, чтобы не разочаровать отца и дедушку, заставить их гордиться собой, и ничего важнее их любви в ее жизни нет.
Мысли Элизабет вернулись к собаке. Отец всегда утверждал, что собаки не умеют мыслить, как люди. Они живут настоящим, не способны думать о прошлом или будущем. Но в этих рассуждениях было что-то не так. Этот пес помнит ее после стольких недель разлуки. А если он смог ее запомнить, почему не может помнить о других вещах - тех, что потерял в прошлом?
Она почувствовала, как пес напрягся под ее рукой, затем поднял тяжелую голову, и взгляд его напугал ее. В чем дело? Это она виновата? Он собирается на нее напасть?
Лай собак заглушал прочие звуки. Полосатый пес сердился не на нее - он смотрел в сторону, в глазах его появилась ярость. Губы задрожали, он злобно рычал. Встревожившись, Элизабет медленно поднялась на ноги. Пес, наверное, думал, что его опять будут мучить, как в прошедшие несколько недель. Она проследила за его взглядом и увидела возле клетки девушку. Ту самую, что помогла ей найти ведро и швабру, когда пес впервые здесь появился.
- Привет! - Девушка махнула рукой и открыла дверцу, наклонившись, чтобы сказать что-то. Дамиан среагировал мгновенно. С трудом встав на ноги, он рванулся к выходу - глаза злые, хвост опущен. Элизабет непроизвольно придержала его.
- Спокойно, - велела она. Пес остановился.
- Привет! - снова крикнула девушка, казалось, не обращая внимания на реакцию собаки. - Как дела?
- Вы пришли за ним? - холодно спросила Элизабет.
- О нет. - Та улыбнулась. - Профессор Хоффман позвонил и попросил узнать, на месте ли пес. Хочет зайти проведать его.
Элизабет побледнела. Виктор Хоффман придет за своим псом. Значит, она больше никогда его не увидит. Добро бы он забрал собаку в хорошее место, но как он вообще мог оставить ее здесь? Доктор Севилл сказал: "Это песик Хоффмана", - но разве нормальный человек позволит стрелять в свою собаку?
- Он придет его забрать, да?
- Не думаю. Он просто заходит иногда на него взглянуть. Ни разу не уводил его отсюда, насколько мне известно.
- Когда он придет?
- Не знаю. Просто позвонил и попросил проверить клетку. Думаю, сегодня или завтра.
- Виктор Хоффман - вы знаете, чем он занимается?
- Кажется, изучает диких собак, их поведение, что-то в этом роде. Он приятный человек, - добавила девушка, прежде чем закрыть клетку и уйти.
- Диких собак, значит? - Девушка и пес посмотрели друг на друга. Элизабет кивнула, найдя подтверждение собственным мыслям о скрытых мотивах, берущих начало в прошлом. - Значит, ты кое-что от меня скрываешь, дикарь? - И она иронически усмехнулась.
Постояв еще чуть-чуть у дверцы и поглядев на грубые швы у пса на лапах, она повернулась и ушла.
глава 3
…но сражающийся пес, с его исключительной
бессловесной любовью и беспредельной отвагой,
заслуживает нашей любви и уважения.
Капитан Лоуренс Фиц-Барнард
В тот вечер Элизабет не могла ни на чем сосредоточиться. В девять вечера она и двое мужчин устроились в холостяцкой гостиной, обставленной темной мебелью, где они обычно проводили вечера за чтением. Ей захотелось испечь яблочный пирог - это занятие всегда ее успокаивало.
Она смотрела на мерцающий огонь в камине и слушала, как струи дождя стекают по оконному стеклу. Она прикидывала, когда ляжет спать, если начнет печь пирог прямо сейчас. Может, это гроза делает ее такой раздражительной?
Дэйв углубился в журнальную статью, Билл читал вечернюю, газету. Элизабет молча отложила книгу и уставилась на нежные голубые язычки газового пламени. Пирог затевать действительно поздно. Вдруг она представила себе, что перед камином лежит пес, положив голову на лапы, и смотрит на нее своими загадочными карими глазами. Она тряхнула головой, и видение пропало.
Элизабет встала, взяла стакан Дэйва и ушла на кухню. Порылась в холодильнике, ничего не нашла на свой вкус и с ненавистью посмотрела на корзинку с яблоками. Вернувшись в гостиную, она поставила полный стакан рядом с Дэйвом. Тот поблагодарил, даже не взглянув на нее. Подогнув под себя ноги, она уселась на диван, теребя подол рубашки.
- Что-нибудь не так, Эл? - Дедушка, отложив газету, смотрел на нее поверх очков.
- Да нет. Просто тревожно. Какой ливень, а?
Билл сложил газету.
- В такую ночь не стоит бродить по улицам, это уж точно. - Он не сводил с нее взгляда.
- Думаю испечь пирог. Не составишь мне компанию?
- Конечно.
Они встали и ушли на кухню. Элизабет высыпала муку и стала готовить тесто. Билл сел на стул, по-прежнему наблюдая за ней.
- Я знаю тебя не первый год, Элизабет, и я вижу, когда тебя что-то беспокоит. Если хочешь, можем поговорить об этом.
Элизабет с преувеличенным вниманием занималась тестом. Она очень хотела рассказать, что ее мучает, но чувствовала, что с Биллом и Дэйвом обсуждать это стоит в последнюю очередь.
Может, я к ним несправедлива. Может, Билл что-нибудь придумает, так всегда бывало раньше.
Он был ее лучшим другом. Он вырастил ее и был ей ближе, чем отец.
- Ладно. Вообще-то я не хотела говорить - мне кажется, тебе это не понравится. - Ее испачканные мукой руки сновали над столом, словно умоляя его понять. - То есть я не могу отделаться от кое-каких мыслей. Хотя это ерунда, конечно.
- То, что важно для тебя, важно и для меня, Элизабет.
- Ох, спасибо тебе. Помнишь собаку? Я говорила о ней за ужином. Истощенного пса? - Билл помотал головой, но она все равно продолжала: - Ну, его вылечили, он теперь в общем отделении, где все собаки, я его там видела.
Она умолкла, поскольку дальше пришлось бы или снова врать, или подставить себя под удар. Не хотелось обманывать деда, поэтому Элизабет глубоко вздохнула:
- Я не говорила вам - знала, что Дэйву не понравится, - но я работаю хендлером. Занимаюсь с собаками по два часа в день, между занятиями. Ухаживаю за ними, ну, ты знаешь…
Лицо деда не изменилось - казалось, он хотел выслушать все до конца, поэтому она заговорила снова:
- Только не говори об этом папе, он просто взбесится.
- Обещаешь?
Дед кивнул, очень серьезно:
- Обещаю.
- Короче, я увидела его там, в клетке, когда работала. Я… - Она помедлила, пытаясь избежать подводных камней. - Мне кажется, с ним плохо обращаются. Очень жестоко. Нельзя просто так взять и прострелить ему ноги. Я хотела бы… Ну, не знаю, я просто хочу, чтобы его оттуда забрали, вот и все.
Билл кивнул, обдумывая ее слова.
- Ты беспокоишься именно об этой собаке, да?
Элизабет пожала плечами:
- Наверное. Он, похоже, так радуется, когда меня видит.
Билл поджал губы.
- Эл, ты очень скоро станешь студентом-медиком. Специалисты по кардиохирургии, к которым ты собираешься примкнуть, во время обучения используют огромное количество собак. Это необходимо; я делал это, и твой отец продолжает делать это сейчас. Думаю, тебе придется смириться - в противном случае у тебя будут серьезные проблемы.
Элизабет раскатывала тесто, слушая его и зная, что он прав.
- Ты собираешься закатить истерику, как только тебе предложат провести процедуру на собаке? - Тон Билла был строже, чем она рассчитывала. - Я не ожидал, что придется объяснять тебе такие вещи.
- Конечно, нет. Я знаю, что это за работа, она окружает меня всю жизнь. Я просто… Не могу объяснить. Эта собака такая гордая, с чувством собственного достоинства, она сильно отличается от других. Наверное, мне ее жалко, я и думаю… - Элизабет запнулась. Она собиралась сказать кое-что еще, чего говорить не стоило, но это ничего не меняло. Ей было действительно его жалко.
Билл выдохнул и продолжал:
- Вот тебе мой совет, Эл. Перестань ходить и смотреть на эту собаку - ты вмешиваешь эмоции туда, где должен быть только разум. Не создавай себе проблем.
Закончив с коржами, Элизабет достала из холодильника мороженую ежевику: это быстрее, чем возиться с яблоками.
- Пес принадлежит одному профессору. Мне сказали, это его собака. Я не понимаю, почему он его там держит.
- Не твое дело, Элизабет, почему он его там держит. Его собака, не твоя. Никто не калечит его умышленно. Если его подвергают каким-то процедурам, можешь быть уверена - они делают все, чтобы он чувствовал себя комфортно. Насколько это возможно.
Элизабет кивнула:
- Я знаю.
Но дед ее не убедил. Она все равно не могла понять, почему профессор Хоффман оставил свою собаку в исследовательском центре и позволил в нее стрелять. Она положила второй корж на пирог, нарисовала острием ножа пшеничный сноп и поставила пирог в духовку.
- Проклятье! - воскликнула она. - Забыла разогреть духовку.
Она вынула пирог и включила нагрев.
- Всю ночь теперь не спать.