Природный левша, он владел неожиданным финтом внутрь поля и мог, выражаясь футбольным языком, "скрутить троих на "пятачке". За мелкий бисерный бег, очень напоминающий работу ногами велогонщика-спринтера, болельщики любовно звали его "велосипед".
Однако главной добродетелью моего друга, с которым я рядом проиграл десять лет, было полное отсутствие эгоизма. Он никогда не чурался черновой работы на поле, не думал только о своей персоне. Сделав самое сложное, он охотно предоставлял партнеру возможность воспользоваться его трудами. Своих партнеров на поле он всегда старался поддержать и ободрить, хотя характер у него был вспыльчивый и горячий. Мало того, вера в победу не покидала его даже в самых безнадежных положениях.
Были в те годы и другие способные инсайды - Александр Шпаковский в Харькове, Александр Штрауб в Одессе, Николай Троицкий и Владимир Блинков в Москве. Они не позволяли почить на лаврах ни Канунникову, ни Бутусову, несмотря на их талант.
Коренастый, рыжеватый, среднего роста харьковчанин Шпаковский играл по-кошачьи вкрадчиво, мягко, избегал физических столкновений, но умел всегда оказаться в нужном месте и успешно завершить самый сложный маневр.
Быстрая реакция и особая игровая смекалка позволяли ему неожиданно и хитро сбивать с толку чужую защиту. Он был очень приятным и терпеливым партнером, что я знаю по собственному опыту, так как часто вместе со Шпаковским составлял тогда правое крыло нападения советской сборной.
Харьковчанин отлично маневрировал по фронту и одинаково сильно играл на любом месте в центровой тройке, при необходимости он мог успешно заменять каждого в сыгранном трио двадцатых годов: Бутусов - Исаков - Канунников.
Иными достоинствами славился украинец Александр Штрауб из Одессы. Высокий, худощавый блондин, стремительный на поле, в повседневной жизни он был скромным, молчаливым и резко выделялся этим среди весельчаков и балагуров нашей сборной. Однако в игре Штрауб преображался. Он очень напоминал этим Селина. Глаза одессита загорались, он действовал с настоящим упоением, не обращая внимания даже на откровенные грубости защитников, когда те, отчаявшись его удержать, пускали в ход последнее средство.
Играл Штрауб в очень высоком темпе, много забивал голов. Несмотря на высокий рост, бежал мелко, хорошо срывался с места. По манере игры на него был очень похож московский динамовец Василий Карцев.
В своей команде "Канатчики" Александр Штрауб играл инсайда, в сборной он иногда с успехом выступал на правом краю, вытесняя Петра Григорьева или меня.
В начале двадцатых годов началась блестящая карьера правого инсайда сборной столицы новогиреевца Николая Троицкого. Она неожиданно была прервана из-за пожизненной дисквалификации за удар, который он нанес судье в раздевалке после окончания одного матча. Через несколько лет Троицкий был прощен, и это позволило ему сыграть один из последних своих матчей - за сборную Москвы против Украины в финале Первой спартакиады народов СССР 1928 года - и забить тот единственный гол, который принес столице звание чемпиона по футболу.
Владимир Блинков, умница и закоперщик, воспитанник ЗКС, сначала играл на левом краю в "Красной Пресне", потом ушел в команду "Серп и молот", а в 1928 году появился в центровой тройке сборной вместе с Исаковым и Троицким (Канунников и П. Артемьев были тогда серьезно травмированы).
Фанатик, подобно всем нам, Владимир Блинков был интереснейшим игроком. Поврежденная коленка заставляла его осторожничать в игре, а пыл страстного нападающего толкал на самые рискованные стычки. Его игра поэтому шла яркими вспышками.
Что-то львиное чудилось во внешнем облике этого широкоплечего блондина с крупными чертами лица и небольшими серыми глазами. Мгновенная реакция, с которой он бил по воротам или отдавал мяч, ставила его в ряды наиболее опасных противников и самых желательных партнеров.
Подобно своему старшему брату Константину, Володя непревзойденно владел ударом с носка. Заказывал себе специальные бутсы с широким тупым мысом. Многих вратарей заставали врасплох его неожиданные тычки по мячу. Ударить по неподвижному мячу не так просто, но катящийся или прыгающий мяч поймать на мощный удар носком дело совсем трудное. Жаль, что этот прием забыли. В Вене, в игре против сборной рабочей команды Австрии, Блинков принес победу Москве именно таким непостижимым ударом с двадцати пяти метров в верхний угол ворот. Трибуны стадиона "Рапид" долго сотрясались от восторгов зрителей. "Это была визитная карточка советского футбола, - писала на другой день венская газета об ударе Блинкова, - того футбола, который мы увидели впервые, так же, пожалуй, как и впервые увидели удары, удавшиеся в матче Блинкову и в тренировке Рущинскому".
* * *
Все течет, все изменяется. Переменился и футбол. В целом - к лучшему, как и вся наша жизнь. Но кое-что не грех было бы ему занять и у прошлого.
Нет-нет да и спадет энтузиазм у молодых футболистов. Бывает, что и единства нет в команде. А без дружбы нет и успехов.
Жаль, что теперь стали редки братские, в прямом смысле слова, узы в командах.
На первенстве мира в 1966 году родные братья оказались только в сборной Англии - Джон и Роберт Чарльтоны, крепко цементировавшие британский ансамбль.
У нас в группе "А" из всех девятнадцати команд лишь в одной - "Торпедо" Кутаиси - играли в 1966 году два родных брата - Гиви и Леван Нодия. По иронии судьбы они претендуют на одно и то же место в основном составе, то есть заменяют друг друга на левом краю нападения.
Тридцать-сорок лет назад семейных кланов было очень много. В клубе "Красная Пресня", помимо нас, Старостиных, подвизались четыре брата Канунниковых - Александр, Павел, Анатолий и Николай. Правда, старший к футболу был равнодушен, увлекался беговыми коньками и легкой атлетикой. Играли четверо Мошаровых - Иван, Павел, Федор и Александр; четверо Козловых - Борис, Александр, Виктор и Григорий Ивановичи. Младший, Григорий, чемпион страны по велосипеду, добрался и в футболе до первой команды. Этот квартет Козловых дополняли две пары других Козловых, тоже родных братьев: Александр и Алексей Васильевичи играли хавбеков, Алексей и Василий Ивановичи - известные вратари основного состава.
Однако рекордсменом среди футбольных семей были пять братьев Артемьевых - Иван, Петр, Тимофей, Георгий и Сергей, квартира которых у Пресненской заставы была в 1921 году подлинным штабом районного футбола.
Иван Тимофеевич, инициатор и главный организатор нашего клуба, фанатик футбола, выше всего ставил в спорте боевой дух. Он своим упорством и горением спаял всех нас воедино на долгие годы. И сейчас еще появление семидесятилетнего Ивана Тимофеевича Артемьева вызывает неподдельную радость у спартаковцев.
В 1923 году, когда "Красная Пресня" уже стояла на сильных ногах, Иван Тимофеевич принял самое деятельное участие в организации команды "Динамо".
Последним представителем этой славной семьи в большом советском футболе был известный полузащитник Виталий Артемьев ("Локомотив") - сын Сергея, выступавшего в "Спартаке" до самой Отечественной войны.
Играли в наших пресненских командах еще и три брата Виноградовых - Виктор, Александр и Андрей, трое Гудовых - Филипп, Николай и Сергей.
Когда команда стала называться "Спартак", в ее рядах появились четверо братьев Степановых. Молва, привыкшая к семейным кланам в "Спартаке", пыталась превратить в братьев однофамильцев Соколовых - Виктора, Алексея, Василия и Бориса. К нам шли письма с вопросами - кто старше, кто моложе, и почему они не похожи внешне.
Через десять лет и у нас осталось из действующих футболистов только двое братьев-близнецов Борис и Евгений Майоровы. Теперь они известные хоккеисты.
Существовали в прежние годы семейные кланы и в других московских клубах. В рядах команды, именуемой сейчас "Торпедо", выступали защитники братья Андрей, Сергей и Василий Поляковы, а затем Георгий, Виктор и Василий Жарковы. В "Локомотиве" в нападении действовали Михаил, Иван и Серафим Загрядские.
Это я говорил только о больших семейных кланах, а в скольких командах было по два брата: Константин и Владимир Блинковы, Александр и Виктор Пономаревы, два вратаря Михаил и Сергей Леоновы. В замешательство приводили зрителей близнецы, заслуженные мастера спорта, Борис и Виталий Аркадьевы. Распознать их в жизни и на поле могли только самые близкие люди.
В Петрограде еще раньше чем в Москве многие клубы стали строить свое могущество на взаимопонимании и мастерстве братьев. В "Унитасе" все держалось на четырех Бутусовых - Кирилле, Василие, Михаиле и Павле. Старший заправлял клубом, Василий возглавлял нападение сборной России на Олимпиаде 1912 года в Стокгольме, о Михаиле мы уже говорили, а младший Павел впоследствии приобрел репутацию одного из самых азартных футболистов.
"Коломяги" были славны братьями Всеволодом, Петром и Георгием Филипповыми. Трое Шелагиных - Борис, Василий и Евгений - полтора десятка лет играли форвардов в команде "Зенит".
Чуть позднее город Ленина прогремел несравненными Петром и Николаем Дементьевыми. Немногие знают, что их старшие братья Иван и Александр тоже отменные футболисты. Тогда же подвизались там Константин и Владимир Лемешевы. Прославились на всю страну братья-харьковчане Владимир, Константин и Николай Фомины. В Одессе по праву гордились двумя Штраубами - Александром и Рудольфом. Да и в других городах старые болельщики обязательно назовут вам имена братьев, оставивших о себе память в местном футболе.
Но чаще всего это будут экскурсы в прошлое. Сейчас семейные футбольные созвездия редки. В столице после братьев Коршуновых Сергея и Анатолия нет в большом футболе семейных кланов. В Тбилиси последними были братья Александр и Сергей Котрикадзе.
В чем причины? Основная в том, что сейчас в футбол играют молодые люди, родившиеся во время войны, когда число детей в семьях значительно уменьшилось. А у тех, кто родился после войны, слишком обширен круг интересов и выбор увлечений. Теперь один из братьев играет в футбол, другой учится на актера, а третий увлекается литературой.
Не популярна у нас семейственность на службе, но в футболе она всегда была почетной и полезной. Хорошо бы постепенно опять завести советскому футболу семейные кланы!
* * *
Известный тренер и теоретик футбола Борис Андреевич Аркадьев считает самым трудным амплуа крайнего защитника. Я думаю, что фланговый нападающий не в лучшем положении. Во-первых, его действия ограничены боковой линией поля; во-вторых, крайний форвард больше других отрезан от партнеров; и, наконец, его местонахождение наименее опасно для чужих ворот. И все же без крепких флангов не может быть первоклассного ансамбля. Если у команды один из крайних плох или бездействует, она выглядит как птица с поврежденным крылом. Когда нет острых атак на флангах, матч обычно малоинтересен.
Крайние форварды всегда меньше участвовали в погонях за мячом, но компенсировали это резвостью, темпераментом и индивидуальным мастерством. Неудобство позиции заставляло их отрабатывать технику, а частые рейды с мячом вперед обязывали иметь высокую скорость.
Малотехничный, без отличного спринта футболист не может рассчитывать на место крайнего форварда. Такие игроки появляются на флангах только потому, что нет лучших. Их непригодность на эту роль видит почти каждый зритель. Но именно талантами на флангах всегда был славен советский футбол. Русскую тройку украшают лихие пристяжные, линию нападения - отменные крайние нападающие.
Лихими крайними форвардами были в сборной Москвы 1918 - 1922 годов Вячеслав Перницкий и Алексей Шапошников, оба из Орехова-Зуева. Перницкий скоро стал врачом и покинул футбольное поле, а Шапошников выступал до начала тридцатых годов. Игра его носила специфически фланговый характер, он никуда не смещался, но все, что попадало на левый край, использовал фундаментально. Левша, он безупречно владел мячом и всегда вовремя открывался на передачу вперед, знал, когда, куда и как направить мяч. Перницкий играл более стихийно. Но в целом это были превосходные крайние нападающие. Высокие, с размашистым шагом, владевшие тяжелым завершающим ударом, они достойно соперничали с другой парой крайних нападающих из города на Неве.
У петроградцев на правом краю в сборной играл Петр Григорьев, а на левом - Николай Гостев. Небольшие, быстрые, они следовали среднеевропейской манере игры, предпочитали прорываться к самым угловым флагам и оттуда безукоризненно навешивать мяч. Правда, в дальнейшем Григорьев изменил тактику и начал, срезая угол, выходить на ворота. Это позволило ему забить десятки решающих голов в крупнейших футбольных играх того времени.
Заслуженная слава о нем прокатилась по стране. Мало кто с такой стремительностью мог промчаться по краю и так удобно откатить мяч партнеру, а если нужно, то и нанести решающий удар, не теряя времени на подготовку и абсолютно не снижая скорости.
По названию модной тогда прически, которой щеголял Григорьев, этого превосходного парня, любимца трибун звали Капуль. В сборной Ленинграда он выступал до 35 лет, несмотря на поврежденное левое колено.
Григорьев вырос в коллективе большого завода и впитал в себя благородство рабочего человека. Петр не говорил длинных речей, не дипломатничал, не низкопоклонничал перед начальством. Своими поступками и нелицеприятным словом он снискал себе особое уважение сборной команды.
Никогда не забуду случая в игре, лучше всего раскрывающего внутренний мир этого спортсмена. Играли москвичи с ленинградцами. Чего греха таить - и раньше, и теперь среди защитников находятся любители припугнуть противника.
Рвется по краю Григорьев, а наш москвич раз его вдогонку по ногам, второй, а затем, вероятно, и третий. Грубость - оружие слабого, да, видно, и злость брала - уж очень ловок и быстроног оказывался ленинградец. И вот снова мяч у Петра: когда команда видит, что форвард играет удачно, его всегда усиленно нагружают. Опять правый край обыграл защитника и проскочил мимо с мячом. Тот снова в отместку хватил победителя сзади по пяткам. Тогда Капуль вдруг на полном ходу остановился, наступил ногой на мяч и затем к всеобщему изумлению пошел от мяча к центру поля.
- Возьми его, если тебе он так нужен, что ты меня каждый раз по ногам хлещешь, - сказал он нашему защитнику. - Не драться же мне с ним на глазах у зрителей, а судья молчит, - разъяснил он подбежавшим ленинградцам.
Все мы были удивлены, а защитник просто подавлен и к мячу не прикоснулся. Подарок от Петра принять никто не решался. Наконец, судья дал свисток и неизвестно почему назначил спорный удар.
Много блестящих мячей забил Григорьев, погибший во время блокады в Ленинграде, а вспоминается он мне не после трескучего удара в чужие ворота, а когда оставил мяч у ног невежливого защитника москвичей.
Очень скоро у Григорьева вместо Гостева появился другой незаурядный партнер на левом фланге. Владимир Кусков перешел играть на край с места полусреднего и с первых же матчей доказал, что его призвание - фланг, а не центр поля. При среднем росте он обладал очень размашистым бегом, непринужденно владел мячом и бил с той силой, которая всегда гарантирует успех при широком шаге.
Сейчас заслуженный мастер спорта Владимир Кусков тренирует ленинградскую футбольную молодежь и принимает участие в разработке методических вопросов.
На футбольном небосклоне Москвы в двадцатых годах зажглись сразу две звезды. Это были Александр Холин из Спортивного клуба Замоскворечья и Валентин Прокофьев, приглашенный из Одессы (родился он в Николаеве). По-моему, это был первый игрок, пожаловавший в Москву с периферии.
Небольшой, очень крепенький Холин еще юношей вызывал удивление содержательной игрой и отлично поставленным ударом. В дальнейшем мастерство его окрепло, и Москва приобрела на редкость стабильного левого крайнего высокого класса. В течение нескольких лет он не знал конкурентов, бессменно выступал за сборную страны.
Но вот появился девятнадцатилетний Валентин Прокофьев. Представьте себе очень хорошо сложенного блондина с изумительным ударом левой, техничного, азартного и настолько быстрого, что при желании он мог бы в то время стать чемпионом страны в спринте. Однако у нового аса оказался очень неуравновешенный характер. То великолепная игра, если он серьезно к ней готовился, то провал. Наш коллектив несколько лет пытался воспитать из Прокофьева надежного игрока, но в конце концов вынужден был отступить. Не перевоспитали его и в московском "Динамо". Прокофьев уехал в Киев, затем побывал в Минске, Смоленске и закончил свою карьеру значительно раньше, чем положено спортсмену.
Москва долго вздыхала по этому одаренному нападающему. Забыли его только с появлением Сергея Ильина, невысокого крепыша из Коломны.
Ильин быстро овладел футбольным искусством. Он отлично бежал, превосходно бил, его техника не знала изъянов, а тактика крепла и совершенствовалась от сезона к сезону.
Восхищенные его игрой 2 января 1936 года на стадионе Парк де Пренс в Париже, зрители каждый самобытный финт и сальто нашего левого крайнего сопровождали криком: "Буль-буль" - так звали тогда лучшего циркового артиста Франции.
Но Сергей элементами акробатики только обогащал свою непревзойденную игру на левом фланге. Он был беззаветно предан футболу и потому удерживал боевую спортивную форму более пятнадцати лет в амплуа, где резвость и темперамент нужны как воздух.
"Край бежит у самой кромки поля, теснимый противником. Он ведет мяч как бы по горной тропе: справа - круча, трущая плечо, отжимающая к краю, слева - обрыв игры, аут. Ильин в совершенстве владеет искусством ведения, гонки мяча по самому краешку поля. Мяч движется в его мелькающих ногах по сложным орбитам, петляет, как бы ждет Ильина, снова уходит вперед, верткий и неуловимый для противника.
Потом, мастерски выведя мяч из лабиринта путаных его ходов, Ильин подводит, как формулу, как итог, мяч для удара с бега и вот - гол!!"
Так не по-футбольному, но ярко писал о Сергее Сергеевиче Лев Кассиль в 1935 году. А ведь к этому сроку Ильин пропел только первый куплет той футбольной песни, которую он создал.
Как никто из крайних нападающих, он умел забить гол, и вместе с тем его передачи могли служить образцом точности и сметки. Вначале у него были грозные соперники в сборной, но затем он так резко пошел в гору, что долгие годы оставался вне конкуренции на левом краю советской дружины.
Последний раз я видел Сергея Сергеевича на футбольном поле в год его шестидесятилетия в составе команды ветеранов московского "Динамо". Он вышел на левый фланг защищать цвета родного клуба под бурные аплодисменты десятков тысяч зрителей. Его невысокая фигура раздалась и погрузнела. Но когда мяч попал ему в ноги, совершилось чудо. Славный ветеран вдруг подобрался и с прежним пылом рванулся вперед. Это была кратковременная, но поразительная вспышка. Те, кто любовался им раньше, узнали, те, кто только слышал, увидали прежнего Сергея Ильина...
В начале тридцатых годов демонстрировали свои способности талантливые крайние нападающие и в других городах Советского Союза.