Но я все равно к нему пойду, потому что знаю, что иногда хорошие люди совершают плохие поступки, ошибаются, что ли; может быть, настоящий папа Генри тоже такой и все дело просто в ошибках. И он меня спас, спас мою жизнь, когда я упал в залив. Но он каждый раз об этом вспоминает. Ага, каждый раз.
Терри высаживает меня, и вот я уже в отделении, смотрю на Генри через стеклянное окно, а он сидит в своей постели. Не знаю, стоит ли мне на этот раз зайти внутрь и заговорить с ним, или лучше просто стоять, прислонившись лицом к стеклу. Так я стоял в тот раз, когда здесь была женщина, которая приехала с Терри. Я замечаю, что от моего дыхания на стекле осталось большое запотевшее пятно, и пытаюсь его слизать. Настоящий папа Генри весь такой старый, но выглядит он, как те голодающие дети, которых показывали по телику, только при этом он все равно старый. А потом он поворачивает свою высохшую старую голову и смотрит прямо на меня.
- Джонти, это ты, что ли?… - говорит он совсем слабым голосом. - Мой дружочек… заходи… заходи…
Тогда я просто подхожу и сажусь рядом с ним на стул.
- Малыш Джонти… - говорит он, - я видел, как ты лизал окно! По-прежнему только и делаешь, что ищешь, что бы засунуть себе в рот, - говорит он так хитро.
Мне не нравятся такие разговоры, поэтому я ничего не отвечаю. Но из-за него я чувствую, как у меня в груди шевелятся эти маленькие паучки. Потом мы какое-то время молчим, и я говорю:
- Я встретил доброго Терри, он ведь типа твой сын и все такое, да? Добрый Терри. Внизу, в такси.
Настоящий папа Генри совсем слаб, но, услышав это имя, он как будто немного оживляется.
- Терри… Джус Терри? Этот чертов бездельник? Это сраное ничтожество? Меня с ним ничего не связывает!
И это выводит меня из себя, потому что Терри хороший, и я думаю обо всем, что натворил Генри.
- Тебя ни с кем ничего не связывает! Даже с твоей собственной семьей! Это неправильно! Бог тебя покарает!
Он просто смеется мне в ответ:
- У тебя по-прежнему не все в порядке с головой, верно, мой маленький друг? Иногда мне кажется, что стоило дать тебе утонуть там в порту, как щенку или котенку, - помнишь, как я тебя вытащил?
Я чувствую, как от стыда я, понурив, опускаю голову, потому что он и вправду спас меня, точняк, он меня спас.
- Ага… я помню, точняк…
- Но ты хороший парень, Джонти, ты не хуже других, не то что Хэнк… - У него загораются глаза. - А как Карен? Как дела у моей маленькой золотиночки? Ни разу не пришла навестить своего старого папу! Моя маленькая золотиночка… да, она любила засовывать себе в рот разные штуки!
Меня начинает подташнивать, я вспоминаю о Джинти, о том, как она, вся в золоте, падала в эту дыру у моста, потому что настоящий папа Генри так называл Карен за ее светлые волосы, но это было до того, как она совсем растолстела.
- То, чем вы занимались, неправильно! Ты ее испортил! Ты всех нас испортил!
- Она проболталась? Что ж, видимо, ей уже ничего другого не остается, кроме как болтать языком, ей и ее жирной мамаше. Да, я всегда знал, что она станет такой же жирной, как ее мать. Вот почему я должен был ее обкатать, прежде чем она разжиреет, сечешь? С разжиревшей бабой хорошего траха не получится. И дело не только в складках жира, хотя одного этого уже достаточно, но и в том, что, когда тёла толстеет, она впадает в депрессию. С тёлой, у которой депрессия, хорошего траха не выйдет, - качает он головой, - только механические движения.
Я снова слышу звуки у себя в голове, я думаю о Карен на диване, о ее плохом зубе, о малышке Джинти, такой синей, а потом золотой, падающей вниз, в дыру, и о мухе, вылетающей у нее изо рта…
- То, что ты… то, что ты сделал… то, что ты сделал, было совершенно неправильно!
Его старое крошечное лицо только сморщивается в улыбку.
- Кто ты такой, чтобы говорить, что правильно, а что нет, Джонти? - Он указывает своим костлявым пальцем на потолок. - Он рассудит, а не ты и не кто-либо другой здесь, внизу, вот это уж наверняка.
- Что ты имеешь в виду?
Он смотрит на маленький телевизор, такой, который выдвигается на металлической ноге. Там показывают программу про животных. Я бы остался, чтобы на них посмотреть, но не могу, потому что иногда, когда мне становится за них стыдно, я начинаю плакать. Но люди не всегда это замечают, потому что можно научиться плакать внутри себя.
- Ты ведь знаешь, что все это загрязнение окружающей среды каждый день стирает с лица земли разные виды животных?
Он опять пытается меня запутать. Я вставляю себе пальцы в уши.
- Мне пора идти!
И я выбегаю из отделения, я все еще держу пальцы в ушах, но я слышу его насмешливый голос и вижу эту улыбку на черепе вместо головы… ага, так и есть, так и есть, точняк, точняк, точняк…
Потому что у меня все в порядке с головой, все в порядке… виновата Джинти… несчастный случай, точняк… но они ни за что мне не поверят, они просто скажут, что у меня не все в порядке с головой и злое сердце.
Я звоню доброму Терри.
- Да, Джонти?
- Я был у него, Терри, и он был злым, как ты и сказал. Он говорил плохие вещи, ага, говорил, точняк, плохие вещи, так нельзя… точняк… - И я начинаю плакать, я думаю о нем, о Карен, о Джинти и о том, какая ужасная неразбериха вокруг.
- Ты все еще там, в больнице?
- Ага…
- Оставайся-ка ты там, приятель, я тебя заберу. Я недалеко, буду минут через пять.
- Ага… ты добрый, Терри, точняк… ага, ты добрый…
- Джонти. Пять минут, дружище, - говорит он и вешает трубку.
Это ужасно мило с его стороны, меня радует, что в мире есть добрые люди, такие, как Терри, такие, как мой новый полубрат Терри, а не только такие, как тот злыдень наверху. Я иду и снова пробую открывать и закрывать двери на входе в госпиталь. Но ко мне подходит мужчина в форме и просит, чтобы я прекратил, иначе они сломаются.
- А сколько раз их можно открыть и закрыть, прежде чем они сломаются?
- Мне почем знать!
- Тогда откуда вы знаете, что я их сломаю?
- Ты что, прикалываешься?
- Нет, я просто хочу знать, сколько раз их можно открыть, прежде чем они сломаются, чтобы не открывать больше, чем нужно!
- Да не знаю я! Просто перестань! Ты устроил тут жуткий сквозняк, - говорит он, и тогда я прекращаю.
Я уже собирался было сказать, что просто хотел здесь немного проветрить, но появляется Терри, поэтому я выхожу на улицу и залезаю в его уютное такси, и счетчик снова оказывается выключен.
- Давай отвезем тебя домой, приятель, - говорит Терри.
Какое-то время мы просто едем по дороге, а потом добрый Терри говорит:
- Скажи, Джонти, ты когда-нибудь слышишь голоса у себя в голове?
- Ага, еще бы! Только это мой собственный голос, и он говорит со мной! Точняк! А ты что, тоже их слышишь, Терри?
- Да. Раньше они говорили только одно: трахни ее. Но теперь они говорят всякую дрянь, и мне это не нравится, приятель. Хуже всего по ночам, когда я пытаюсь уснуть.
- Точняк, по ночам.
- Покемарить бы, - говорит Терри, - я бы все отдал за одну, сука, ночь спокойного сна!
Терри высаживает меня у дома, я захожу в подъезд и вижу в углу тачку, которую я оставил там прошлой ночью, теперь Джинти там, куда уходят трамваи. Я ужасно волнуюсь, что ко мне домой придет полиция. Я не могу усидеть дома и не успеваю и глазом моргнуть, как уже оказываюсь в "Пабе без названия" и укрываю пленкой пол рядом с музыкальным автоматом. Я просто хочу притвориться, что со мной все в порядке, что я делаю свою работу. И вот я снова крашу, я от всего заслоняюсь, я концентрируюсь. Точняк, просто концентрируюсь. Крашу.
- Отличная работа, Джонти, - говорит Джейк.
Ага, только от отличной работы этих здесь не убавится, точняк, не убавится. Ага, потому они-то в порядке, пьют себе. Ага, в порядке. И еще нюхают дьявольский порошок, это видно по тому, как они парами ходят в туалет, точняк, парами. Значит, нюхают порошок, в этом я не сомневаюсь. Точняк.
- Где ты был, Джонти? - спрашивает Тони.
Крейг Баркси кричит:
- Опять передавал малышке Джинти привет, грязный маленький извращенец? Туда-сюда, туда-сюда!
- Да у него на лице написано! Туда-сюда, туда-сюда! - говорит Тони.
- Туда-сюда, туда-сюда!
Не обращай внимания на эти голоса, на эти насмешливые голоса, просто продолжай красить…
- Туда-сюда, туда-сюда!
- Грязный маленький извращенец! Туда-сюда, туда-сюда!
Это неправильно, точняк, это совсем неправильно…
- Грязный маленький везучий извращенец! Тебе самому давно в последний раз вставляли, а, придурок? Туда-сюда, туда-сюда!
Я хочу уйти, мне не нужно здесь находиться… продолжай красить…
- Хитрожопый засранец!
Точняк, точняк, точняк… макаешь валик в ванночку, отжимаешь лишние, некрасивые капли, проходишься валиком по старой краске на стене… раз… два…
- Туда-сюда, туда-сюда!
…как в той песне, один раз, два раза, трижды леди, ее пел темненький парнишка, у которого еще есть ужасно трогательная песня про то, как он гонится за китайской девушкой, точняк, есть у него такая, ужасно трогательная песня…
Я просто все крашу и крашу, я с головой ушел в работу и не слышу их неприятных голосов, но я вижу, как они сидят за своим столом, и мне не нравится их стол, мне не нравится этот паб. Но когда я говорю, что мне не нравится их стол, я не имею в виду сам стол, я имею в виду компанию за столом. Проблема в компании, это компания вынудила меня подраться с малышкой Джинти. Ага, это все они. Поэтому, когда я заканчиваю ту часть стены, где стоит автомат, я говорю Джейку, что на сегодня с меня хватит.
- Ты отлично поработал, приятель, - говорит он.
Я только киваю и выхожу на улицу, я ни на кого не смотрю. Так учила меня мама, еще в Пеникуике, в школе. Просто не обращай на них внимания, говорила она. Ага. Ага. Ага.
- Вы его прогнали!
- Эй, Джонти! Приведи сюда Джинти! У меня есть для нее махонькая дорожечка, - произносит Эван Баркси своим издевательским голосом.
- Она с трамваями! - поворачиваюсь я и кричу им в ответ, и лучше бы я этого не говорил.
- Вот, значит, как их теперь называют!
И я вылетаю вылетаю вылетаю вылетаю вылетаю оттуда, точняк, ага, так и есть, точняк, точняк, точняк.
34. Верный Друг 1
;-);-);-);-);-);-)
;-);-);-);-);-);-);-)
;-);-);-);-);-);-);-);-);
;-);-);-);-);-);-);-);-);-
;-);-);-);-);-);-);-);-);-)
;-);-);-);-);-);-);-);-);-)
;-);-);-);-);-);-);-);-);-)
;-);-);-);-);-);-);-);-);-)
Ну ладно, Терри, чертов ты
ушлепок, я готов к работе, а
вот с тобой-то что, сраный ты
бездельник? Я изголодался по
свежей мохнатке (не то чтобы те,
которых ты мне подсовываешь
обычно, были такими уж, сука,
свежими, мерзкий ты ублюдок, но
я ведь не жалуюсь), и мне нихера
все это не нравится, слышишь?
Разве я хоть раз просил у тебя
чего-нибудь? Я был наготове,
даже когда ты всю ночь вливал
в себя пивчик и нюхал столько
первого, что хватило бы даже
Рону Джереми, чтоб не встал у
него, сука, болт! Я даже вида не
подал, что что-то не так, когда
ты чуть не располовинил меня
во время съемки той порнушки!
Думаешь, было очень весело,
сраный недоумок? Что ж, я могу
пойти по пизде из-за всей этой
херни с больным сердцем; что
твое сраное сердце или сраный
мозг хоть раз для тебя сделали,
чего, сука, не сделал для тебя я?
Да нихуя! Так что пора бы тебе
уже привести себя, сука, в форму,
никчемный ты говнюк, потому что
я задыхаюсь без киски, и если ты
думаешь, что я здесь только затем,
чтобы выводить из твоего надутого
мочевого пузыря застоявшийся пивас,
то тебе, сука, стоит подумать еще раз,
псих ненормальный, потому что мы так,
блядь, не договаривались! Так что я
тебя предупреждаю, Лоусон, будь, сука,
мужиком, ты сам всегда говорил, что без
ебли не стоит и жить, и тот прежний Джус
Терри Лоусон, а не помешанная на смерти
старая перечница, которой ты стал, просто
сказал бы: "Доктора? Да что эти придурки
вообще понимают?", бросился бы в омут с
головой и расхерачил каждую, сука, киску
от Пилтона до Пентланда, нет, от Северного
полюса до Южного, чтобы быть уверенным,
что его Верный Друг трахается, сука, досыта,
сраный ты никчемный придурок с кудряшками
на голове. Запомни, ты не молодеешь, Лоусон,
и, наверное, в любом случае скоро подохнешь
от этого пиваса и кокса, но это не по моей части,
так что мне похуй. Я только хочу сказать, что у нас
с тобой будут серьезные, сука, неприятности, у нас
двоих, если ты не возьмешься за ум и не начнешь
давать мне мохнаток, которых я, сука, заслуживаю!
И меня не волнует, будет ли это тугая молоденькая
штучка или раскисшее старое корыто, я их, сука, всех
накормлю, главное - выполняй, сука, свои обязанности.
А теперь слушай внимательно, Терри, я скажу тебе одну
очень важную вещь, приятель: не стоит портить отношения
со старыми друзьями. Считай, сука, что тебя предупредили!
35. Шотландские курильщики переходят в наступление
Терри просыпается под тонкими, колючими лучами солнца, весь в поту, его грудь лихорадочно вздымается. Прошлой ночью он рухнул на кровать прямо в трениках и футболке. Всю ночь отопление было включено на полную мощность, и теперь квартира похожа на сауну. Протирая глаза, он обдумывает жуткие странные сны, которые изводили его ночью.
Терри встает, идет в душ, одевается, после чего смотрит вниз на очертания своего торчащего вбок под нейлоновыми спортивками члена, бормочет себе под нос проклятия и решает, что пойдет на работу в джинсах. В спортивках он слишком сексуально привлекателен.
Управлять кэбом трудно. Даже с таблетками сексуальные позывы полностью не утихают. Терри старается не смотреть на идущих мимо женщин. И тем не менее, когда он отрывает глаза от дороги, этот бугор в паху тут как тут.
- Ты, сука, убить меня решил, - произносит Терри, обращаясь к выпуклости.
- Что? - раздается голос с заднего сиденья.
- Не ты, чувак, - говорит Терри, оборачиваясь, чтобы ответить Толстолобому. Погрузившись в свои мысли, он и забыл, что подобрал друга и везет его в суд.
Нервы Толстолобого растерзаны на мелкие кусочки. Терри кажется, что он буквально чувствует, как вибрация передается через обшивку кэба.
- Это меня кто-то пытается убить, вот уж точно! Я же потеряю лицензию, Терри! Это же мой хлеб, черт возьми; и все из-за какого-то сраного крапаля!
- Могло быть и хуже, приятель, - провозглашает Терри, снова бросая взгляд на свой пах.
Похоже, медикаментозные старания доктора наконец-то подействовали. Верный Друг кажется вялым, но это открытие приносит лишь тупой ухающий стук в груди.
- Как? Куда уж хуже?! - верещит Толстолобый.
- По крайней мере, дырка тебе по-прежнему обеспечена, везучий ты засранец, - задумчиво произносит Терри. - Хватит ныть.
Толстолобый с маниакальным упрямством буравит затылок Терри.
- Ты толкаешь первый тоннами, а меня ловят на крапале гашиша! Где, блядь, справедливость?!
Терри решает ничего на это не отвечать. Толстолобый разгневан, а после того, как его лишат прав, вполне может состояться какая-нибудь завершающая беседа в диспетчерской. Терри хочет, чтобы старый друг остался с ним заодно, тогда у Толстолобого не будет повода его сдать. Хуже всего то, что теперь Терри не может встречаться с Большой Лиз. А сливать Большую Лиз нельзя; это значит нарываться на неприятности. Придется объяснить ей, в какую передрягу он попал. Терри паркуется на Хантер-Сквер. Они с Толстолобым выходят и в тишине идут в сторону здания суда. Терри решает остаться на заседание, он занимает место среди слушателей и оказывается среди обычного сборища студентов и тунеядцев, которые стекаются сюда в поисках развлечений.
Судья, мужик за шестьдесят, с раскисшим лицом, устало смотрит на Толстолобого. Для Терри очевидно, что судья относится к этому делу лишь как к очередному эпизоду из "Дня сурка".
- Почему при вас была обнаружена марихуана?
Толстолобый смотрит на судью выпучив глаза:
- Я страдаю от приступов тревоги, ваша честь.
- Вы обращались к врачу?
- Да. Но он только посоветовал мне нюхать поменьше первого.
На местах для слушателей кто-то разражается гоготом. Магистрату не так весело: Толстолобому выписывают штраф на тонну и на год лишают прав.
Терри встречает своего друга на улице, где тот инструктирует своего адвоката. Терри слышит, как адвокат отвечает, что думать об апелляции "совершенно бесполезно". Терри считает, что это благоприятный результат.
- По крайней мере, трахаться тебе никто не запретил, приятель. Вся эта история с больным сердцем заставила меня пересмотреть свои приоритеты, - с грустью признается он.
- Что? Ты прикалываешься? А чем я буду на жизнь зарабатывать?
- В моей жизни был этап, когда я просто не выходил из своей старой детской комнаты в доме у мамки, - задумчиво вспоминает Терри, углубившись в собственную печальную историю. - Впал в депрессию, после того как один мой дружбан откинулся, а пташка, с которой я гулял, меня бросила. Разумеется, ко мне по-прежнему приходила парочка потрепанных тёл, чтобы вместе посмотреть порнушку и посидеть у меня на лице.
- И что? И что с того?
- Ты хотя бы остался свободным человеком, ты все еще можешь кому-нибудь присунуть, - с горечью сокрушается Терри, - не то что я. - Он похлопывает себя по ширинке. - Это лучше, чем ходить с бракованным движком. Чуть только, сука, возбудился - и бах: гудбай, Америка, чао-какао и яйца на мостовой. Иногда я думаю: на кой мне все это, давай, сука, одним махом.
Они садятся в кэб и отправляются в "Такси-клаб" в Паудерхолле. Блейдси, Культяпка Джек и Эрик Степлс, бывший заводила из хибби, который стал христианским сектантом, - все здесь, и, пока они выражают соболезнования Толстолобому, на столе появляется первая партия выпивки.
- По крайней мере, тебе больше не придется подлаживаться под диспетчерскую, - говорит опальному таксисту Эрик.
- Вот ты, Терри, постоянно подлаживаешься под диспетчерскую, - ухмыляется Культяпка Джек, - под диспетчерскую в лице Большой Лиз!
Все смеются, кроме Толстолобого и самого Терри.
- А где же твоя новая подружка, Терри? - спрашивает Джек.